В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Николай Баранов: Демократизация как вид политического процесса. Назад
Николай Баранов: Демократизация как вид политического процесса.
Демократизация как вид политического процесса. Демократизация является одним из видов политического процесса, который приобрел особую актуальность в последние десятилетия в связи с падением авторитарных режимов и попыткой утверждения демократических институтов во многих государствах мира. Американский исследователь С.Хантингтон характеризует этот процесс как третью волну демократизации.
Среди политологов нет единства в определении термина "демократизация". Чаще всего в самом общем смысле демократизацию рассматривают как переход от недемократических форм правления к демократическим. Но так как процесс демократизации не всегда приводит к утверждению современной демократии, поэтому некоторые исследователи предлагают использовать другое понятие - "демократический транзит", которое не предполагает обязательный переход к демократии, а указывает на тот факт, что демократизация представляет собой процесс с неопределенными результатами. В связи с этим исследователи выделяют собственно демократизацию как процесс появления демократических институтов и практик и консолидацию демократии как возможный итог демократизации, предполагающий переход к современной демократии на основе укоренения демократических институтов, практик и ценностей.
В конце XX - начале XXI вв. стали очевидными противоречия взятых за образец западных демократий, которые "в менее благоприятных условиях" демократизирующихся стран "приобрели форму конфликта, внутреннего напряжения и "перегрева" политической системы".
Поэтому в статье рассматривается формирующаяся российская модель демократизации, имеющая свою специфику и, как показывает политическая практика, далекая от своего завершения.
В России потребность в демократическом устройстве вызревала иначе, чем в странах Запада, где на основе потребности в свободе происходила либерализация общественных отношений, которые диктовали необходимость формирования демократических институтов, смягчающих последствия либерализации - раскол общества на богатых и бедных. В результате утверждалась политическая свобода для всех членов общества.
Наиболее емко, с точки зрения автора, главное отличие демократизации России от западных стран выразил И.К.Пантин: "нам предстояло, обзаведясь демократическими институтами, начать строить демократическое общество, создавая предпосылки демократии, в т. ч. слой ответственных собственников, без которых ее существование невозможно. Задача заключалась в формировании демократического этоса, что в России с ее историей, традициями, ментальностью населения требует огромного времени и усилий... Нам требовалось соединить в одной исторической точке процессы, разделенные в истории Западной Европы целыми столетиями: формирование ценностей свободы, суверенитета гражданина и гражданского общества, развитие новых представлений о нормах справедливости, личностной автономии, создание нации-государства и т.д.".
Исходя из анализа третьей волны демократизации ряд ученых склонны полагать, что демократия утверждается в обществе только тогда, когда произрастает из его недр, собственных социокультурных предпосылок и традиций, особенностей мировосприятия и менталитета. Такой вывод предполагает формирование разных типов демократий, нередко не совпадающих с западным образцом. Следовательно, делают вывод А.А.Галкин и Ю.А.Красин, унификация мира невозможна, а стремление к ней антидемократично по своей сути. Опыт демократических стран мирового сообщества должен быть использован с учетом социокультурных условий и исторических традиций России, а проблемы становления демократии не могут успешно решаться в рамках представлений XIX века. Они должны осмысливаться с точки зрения современного понимания демократии.
Сегодня уже очевидно, что расширение "демократического ареала", включение в него новых стран и народов отнюдь не равнозначны унификации политической карты мира, выравниванию политического ландшафта по меркам и ориентирам развитой либеральной демократии Запада. Когда в поступательное движение истории втягиваются миллиарды людей, бытие которых связано со всеми известными историческими укладами и общественными формами, феномен демократии оказывается разнообразным и многовариантным, не сводимым к заданному образцу. Россия являет собой именно такой пример.
Можно вести речь о конкретной форме демократии в конкретной стране, которая зависит от социально-экономических условий, от традиционного устройства государства, от политической культуры, от сложившегося в обществе восприятия власти. Так, например, российская демократия в народном представлении - это не участие населения в государственной власти, а прежде всего экономическое освобождение. При этом целесообразность политических свобод ставится в прямую зависимость от решения экономических и социальных задач. Такой точки зрения придерживается ряд отечественных ученых, например, Т.И.Заславская, которая утверждает, что жизненные интересы большинства граждан современной России связаны "с расширением не столько политических, сколько социально-экономических прав и свобод". Другой российский ученый А.И.Ковлер констатирует: "Только в странах, избравших путь сочетания политической и социальной демократии, демократические реформы получили шанс на относительную стабильность и развитие".
Актуальным для России и других демократизирующихся стран является исторический урок "насаждаемой демократии", свидетельствующий о том, что демократию нельзя установить недемократическим путем. Следует отметить, что попытки принудительного внедрения демократии дискредитируют сами демократические идеалы, что негативным образом сказывается на дальнейшей демократизации.
По предположению А.Салмина, поиски структур, способных породить в незападных обществах современную демократию, скорее всего, обречены на неудачу. Вероятность демократизации повышается в случае заимствования опыта и готовых форм при существовании определенных предпосылок, готовности их развивать и соответствующей культурной потребности.
Для обществ, не имеющих демократических традиций, с традиционалистским отношением к власти характерно пренебрежение инструментальным аспектом демократии. Как пишет М.Краснов, "мы получили новые кубики, о которых давно мечтали, - ярких цветов, разнообразных форм, но принялись строить из них тот же барак, то есть начали обустраивать политическое пространство формально на основе понятий - демократия, правовое государство, разделение властей, плюрализм, свобода личности и прочее, но сохранив совершенно архаическое - персоналистское, моносубъектное понимание сущности власти".
Россия, находящаяся на этапе перехода к демократии, создает соответствующие политические институты и демократические практики, становление которых сопровождается острыми спорами в их целесообразности и возможности применения в российском политическом процессе. При этом достаточно распространенные суждения об авторитарности современной российской власти имеют под собой реальную основу. В то же время необходимо отметить, что все чаще в академических кругах о схожих тенденциях говорят и в отношении стран либеральной демократии.
Так, итальянский политолог Данило Дзоло еще в 1992 г. предлагал пересмотреть классическую и неоклассическую доктрины демократии. С его точки зрения, политическая система предстает социальной структурой, выполняющей функцию снижения страха посредством регулирования социальных рисков. Таким образом, приоритетными становятся взаимоотношения между обеспечением безопасности, которую гарантируют институты власти, и угрозой из-за растущей дифференциации современных обществ. Этот процесс, полагает Д.Дзоло, "влечет за собой требование личной свободы". В российских условиях непрекращающихся террористических актов безопасность получает приоритет над свободой, что не способствует развитию демократии.
Кроме того, в последние годы на Западе все чаще говорят и пишут о постдемократии, которую Колин Крауч характеризует следующим образом: суверенитет народа и политическое представительство сохраняются, но повседневный демократический процесс переживает упадок в связи с тщательно срежиссированным политическим спектаклем, за которым разворачивается реальная политика, опирающаяся на взаимодействие между избранными правительствами и элитами, представленными преимущественно деловыми кругами. Эдриан Пабст добавляет: в постдемократическом рыночном государстве гражданские институты и гражданская культура подчинены государству и, во все возрастающей степени, рынку.
То политическое устройство, которое английские ученые К.Крауч и Э.Пабст определяют постдемократией, в России уже существует и носит название "управляемая демократия". Даже если предположить ее эволюционирование в постдемократию, то необходимо отметить, что такой переход происходит без достижения того уровня прав, свобод и рыночных отношений, которые стали реальностью на Западе. Поэтому данный феномен по-разному будет работать в России и в западных странах, различным образом влиять на формирование политического режима.
Э.Пабст считает, что Россия представляет собой разновидность "государственно- или партийно-олигархического капитализма, основанного на патримониальном слиянии политической власти и материальных богатств, когда интересы государства и бизнеса намертво переплетены". Причем, для успешного функционирования капитализму необходимы экспроприации и перераспределения, поэтому он процветает в условиях политического авторитаризма. В результате экономическая либерализация не сопровождается либерализацией политической, что подтверждается в России созданием вертикали власти.
Для политической либерализации, с одной стороны, необходимо создание условий со стороны политической власти, чтобы простые люди имели возможность для активного участия в формировании политической повестки дня, с другой стороны, они должны активно использовать такие возможности, т.е. необходим активный демократический гражданин, являющийся основой гражданского общества.
Если власть заинтересована в развитии страны, то задача политического режима состоит не в том, чтобы никого не допускать до политики, а в том, чтобы подключать к ней новых людей из разных слоев общества. Пока же российская бюрократия препятствует всем, кто не соответствует ее корыстным интересам.
Демократии переходного периода. Новый вид современной демократии, который по мнению некоторых исследователей в большей степени соответствует России, описал аргентинский политолог Гильермо О`Доннелл. Он назвал ее делегативной демократией (в другой интерпретации - полномочная демократия), которую можно охарактеризовать как демократию переходного периода, что представляет несомненный интерес для российской политической практики. По мнению исследователя, становление новых типов демократии не связано с характеристиками предшествующего авторитарного правления, а зависит от исторических факторов и степени сложности социально-экономических проблем, наследуемых демократическими правительствами.
Делегативная демократия базируется на непосредственных отношениях политического лидера и народа, что свидетельствует об активном использовании популистских методов в политической борьбе. Игнорирование представительного органа власти и возвышение правительства приводит к низкой проработанности реализуемых социально-экономических программ, к отсутствию поддержки правительства со стороны парламента, не чувствующего ответственности за проводимую политику, и в конечном итоге - к падению престижа политических партий и политиков.
Российским воплощением концепции делегативной демократии стала модель "управляемой демократии", имевшая целью обосновать объективный характер авторитарных тенденций российской власти в начале 2000-х гг. Термин "управляемая демократия" был предложен первым президентом Индонезии Сукарно в 1959 г. для характеристики своего политического режима. В российский политический дискурс этот термин ввел бывший главный редактор "Независимой газеты" Виталий Третьяков. Управляемую демократию он характеризовал как "авторитарно-протодемократический тип власти, существующий в форме президентской республики и в виде номенклатурно-бюрократического, слабофедерального, местами квазидемократического и сильно коррумпированного государства". По его мнению, с момента назначения председателем правительства В.Путина сформировался новый тип власти - сильноуправляемая, или управляемая демократия, которая является переходным этапом от жесткой управляемости (диктатуры) к собственно демократии. "Итак, - заключает В.Третьяков, - управляемая демократия - это демократия (выборы, альтернативность, свобода слова и печати, сменяемость лидеров режима), но корректируемая правящим классом (точнее, обладающей властью частью этого класса)".
Развернувшаяся дискуссия по поводу нового термина показала, что большинство исследователей признает авторитарный характер складывающегося политического режима. Озабоченность вызывает вектор дальнейшего развития политической практики, который имеет двойственный характер: он может быть как предпосылкой демократического строительства, так и основой отказа от него. "Если демократический порядок не может возникнуть из анархического, - констатирует Валентина Федотова, - то нужно нечто, из чего он может произрасти. Поскольку предпосылкой демократии не может быть также тоталитарный порядок, то остается иметь дело с тем, что мы получили".
А.И.Соловьев склонен полагать, что этот вектор приобрел ярко выраженный антидемократический характер, так как демократическая форма организации политической власти не может быть совмещена с предлагаемой системой управления дифференцированным российским обществом. Известный российский политолог обращает внимание на то, что "на наших глазах режим "управляемой демократии" трансформируется в "административный режим", где демократия переходит в стадию полураспада и постепенного вытеснения из политической жизни российского общества".
Суть механизма "управляемой демократии" Г.Х.Попов видит в господствующей роли исполнительной власти вообще и центральной, федеральной власти в частности. Известный российский экономист и политик полагает, что усиливается одна ветвь власти - исполнительная, которая подчиняет себе и законодательные органы, и судебные органы, и средства информации. Внутри самой исполнительной власти возрастает роль центра, создающего вертикаль власти - систему своих органов на местах. "Концентрация власти в одних руках повышает ее возможности, позволяет лучше использовать ресурсы, - констатирует Г.Попов. - Но одновременно возрастает бесконтрольность этого центра и опасность серьезных ошибок, накапливающихся год за годом".
Обоснование выбранного курса сводилось к следующим тезисам:
- в 1990-е гг. демократия была истолкована не привыкшим к ней российским населением как анархия, отрицание государственности, поэтому в интересах всего общества встала задача восстановления порядка, укрепления государства, контроля за деструктивными процессами, угрожающими национальному единству;
- в связи с разочарованием значительной части населения демократическими и рыночными реформами в предыдущем десятилетии, а также неукорененностью демократии в российской традиции, российский народ нуждается в реформировании "сверху";
- безопасность важнее демократии и свобод, поэтому угроза терроризма требует ограничения стесняющих исполнительную власть демократических процедур;
- необходимо в большей мере учитывать, с одной стороны, национальные традиции, с другой стороны - выдвигаемые современной российской и мировой ситуацией требования эффективности и оперативности в управлении государством.
Однако, как показала практика 2000-х гг. управляемая демократия не только не способствует усвоению населением демократических ценностей и консолидации демократического устройства общества, но и ведет к дискредитации демократии в глазах населения, что стало причиной смены парадигмы общественного развития. Тем, кто утверждает, что на переходном этапе, в период глубоких преобразований экономики и общества, необходима "твердая рука", авторитарная власть, способная осуществить реформы, первый гражданский президент Португалии Мариу Соареш приводит в пример свою страну, заявляя, что опыт Португалии свидетельствует об обратном. "Я верю, - пишет португальский политик, - в универсальные ценности демократии как во внутренней, так и во внешней политике. Не думаю, что диктатуры, какие бы формы они ни принимали, могут оказаться лучше и эффективнее демократического строя".
Исходя из опыта государств, демократизировавшихся в 1990-х гг., демократические политические институты создали те страны, которые прежде имели демократическую практику. Данный факт свидетельствует о том, что эффективные институты и соответствующую практику невозможно создать за короткий период, так как для упрочения и легитимации таких политических институтов необходимо время, в течение которого приобретаются демократические навыки и нормы поведения. Это сложный процесс, который зависит от способности политиков, граждан адаптироваться к новым политическим реалиям зачастую при отсутствии демократических традиций в условиях негативных последствий авторитарного прошлого и решения сложных социально-экономических проблем.
Характеризуя демократические процессы конца ХХ века бразильский профессор политологии Франсиско С. Веффорт полагает, что так называемые "новые демократии" - это демократии, находящиеся в процессе становления. Их особенностью является формирование в политическом контексте переходного периода, связанного с авторитарным наследием прошлого. Кроме того, они возникли на фоне социально-экономического кризиса, что значительно осложняет институционализацию демократий, поэтому в данных условиях преобладает делегирование, а не представительство.
Российская демократизация носит в значительной степени имитационный характер, что явилось следствием отсутствия в стране достаточных внутренних предпосылок для возникновения новых политических институтов и наполнения их соответствующим нормативно-ценностным содержанием. Это приводило к возникновению формальных учреждений, имитирующих и копирующих западные образцы.
Однако не следует придавать имитации некий негативный оценочный смысл. Российские исследователи отмечают, что "любая модернизация, и не только в истории России, в той или иной мере включает заимствование и имитацию определенных институтов; вопрос лишь в том, происходит ли по мере углубления модернизации переход от имитации к полноценному функционированию новых институтов на собственной основе, или же имитация приводит в итоге к отторжению или перерождению этих институтов".
В целом модели российской демократизации по-разному прогнозируют дальнейшее развитие событий. Так, Ю.А.Красин в качестве одного из вариантов дальнейшего развития демократизации, ссылаясь на исследования специалистов из Горбачев-Фонда, считает возможным принятие "мягкого авторитаризма", который в наибольшей степени отвечает не только отечественным традициям и историческому опыту, но и нынешней политической обстановке. Суть "мягкого авторитаризма" заключается в независимости и свободе граждан в неполитической сфере и в авторитарном формировании внутренней и внешней политики. Однако путь к демократии от "мягкого авторитаризма" не гарантирован и может привести к жесткому авторитаризму.
Для того чтобы определить перспективу упрочения демократии в той или иной стране, необходимо оценить прошлое, в частности, переходный период. В большинстве поставторитарных стран демократические институты перемешиваются с авторитарными, оставшимися в наследство от прежнего режима, а прежняя политическая элита, проявляя высокую жизнеспособность, пытается адаптироваться к новым политическим условиям. В то же время нельзя не признать, что такие гибридные режимы явились продвижением демократии по сравнению с той авторитарно-тоталитарной системой, которая существовала в России.
Современные исследователи единодушны в том, что демократия жизненно необходима России, потому что она в большей мере, чем какой-либо иной политический режим, обеспечивает, в том числе, развитие человеческой личности. Это преимущество делает ее наиболее конкурентоспособной формой государственного устройства в постиндустриальном мире, где главным фактором развития становится человек. Только демократия обеспечивает максимально возможную свободу обмена идеями и распространения информации, без которых невозможно осуществить переход к информационному обществу XXI века; содействует развитию гражданского общества и самостоятельных политических партий, способных контролировать власть, удерживая ее от изоляции и застоя; может реализовать принцип разделения и взаимного контроля властей, который является наиболее эффективным средством против бюрократической деградации государства.
Из выделяемых С.Хантингтоном препятствий для демократизации - политических, культурных, экономических - все они имеют место в России. Так, демократизации в стране препятствовал экономический кризис, резко ухудшивший жизнь людей, систематические задержки денежных выплат населению, растущая коррупция государственного аппарата, рост преступности, неприятие демократических ценностей, которые на первый план выдвигали проблемы индивидуальной адаптации к сложившимся условиям, а не политическое участие. В качестве одной из важнейших проблем российской демократизации Г.Дилигенский называет дефицит демократического политического лидерства, связанный с отсутствием у российских политиков умения, навыков и воли к устойчивой политической самоорганизации, что привело к решающей роли не оправдавшего себя харизматического лидера, несостоятельность харизмы которого стала одной из причин дискредитации демократии в общественном сознании.
Другой исследователь современных социально-политических процессов в России Т.И. Заславская полагает, что демократизация российского общества зависит не столько от действий политической элиты, сколько от трансформации политической культуры и политического поведения граждан. По ее мнению, "подлинная демократизация общества предполагает изменение не только писаных правил, но и базовых политических и экономических практик, в которых принимают участие представители всех слоев общества".
В современной России только формируется постсоветская политическая культура, которая в существенной степени определяется влиянием исторических и политических традиций, господствующих норм морали и политической ментальности, привычек политического поведения граждан, стереотипов сознания. Демократический вектор развития чередуется с авторитарными тенденциями в политической жизни, что решающим образом влияет на противоборство субъектов политики, совместимость их политических интересов, целей и ценностей.
Особенностью России является приоритет государства над частными институтами, сформировавшимися в обществе. В результате большая часть населения все еще ожидает от государства готовых решений их проблем вместо того, чтобы взять на себя инициативу и попытаться помочь самим себе, что уменьшило бы их зависимость от государственного аппарата, невосприимчивого к изменениям, которые необходимо провести в социально-экономической сфере.
По убеждению И.К.Пантина, "в России сложилась та модель демократии, которая только и могла сложиться". Однако, развитие страны в последние годы свидетельствует о том, что страна не потеряла шанс перейти от дефектной демократии к реальной. Правящая элита предпринимает усилия для дальнейшей модернизации страны, которая не может состояться без демократизации. Оценивая демократические возможности общества, Е.Г.Ясин выделяет три основные позиции, сложившиеся среди граждан России - либеральную, консервативную и эволюционную.
Придерживающиеся либеральной позиции полагают, что успехи в экономике вызовут, скорее всего, эффект маятника: усиление авторитаризма при сохранении и развитии свободой открытой экономики рано или поздно вызовет обратную реакцию. Некоторые высказывают опасения, что управляемая демократия, переходящая в авторитаризм, таит в себе угрозу надолго закрепиться в политической практике в силу ее близости к российской исторической традиции. Проблему для дальнейшей демократизации создает широко распространившаяся имитация институциональных изменений, что свидетельствует о преждевременном введении формальных институтов и социальных практик, не воспринятых обществом. Тем не менее, основное содержание этой позиции состоит в том, что формирование в России институтов рыночной экономики и политической демократии возможно.
Суть консервативной позиции состоит в том, что Россия не может быть настоящей демократической страной с рыночной экономикой из-за исторически сложившихся практик и институтов, в корне отличающихся от западных. Поэтому реформирование должно быть направлено не на внедрение западных институтов и ценностей, а на совершенствование исконно русских. Консерваторы отстаивают особый путь страны, отвергают либеральные реформы и полагают, что демократия в России не приживется никогда.
С эволюционных позиций рыночные реформы и демократия признаются необходимыми, но они могут быть успешными только при таком развитии, которое учитывает особенности национальной культуры, менталитета народа, традиционных институтов. Преобразования 1990-х гг. считаются ошибочными, привели к деградации и не принесли существенных изменений, что и стало причиной возрождения авторитаризма в стране, а судьба демократии поставлена под угрозу. Эволюционная позиция, близкая к либеральной, на деле солидаризируется с консервативной, полагая, что шанс для демократии утрачен надолго.
Анализ данных позиций свидетельствует о том, что перспективы российской демократизации зависят от особенностей национального характера русских, от их культуры, основанной на традиционных институтах и ценностях. Различия состоят лишь в том, что сторонники либеральной позиции считают данные проблемы разрешимыми с учетом изменений во времени и в политике, остальные склоняются к мысли о невозможности их преодоления.
Суверенная демократия. Появление термина "суверенная демократия" связывают с именем итальянского политика Романо Проди, который в 2004 г. ввел его в политический оборот. К этому термину обратились российские политики для обозначения курса, выбранного в качестве обоснования национального характера российской демократии с акцентом на ее независимость в современном мире. Толчком для избрания такого курса послужила украинская "оранжевая революция" в ноябре 2004 - январе 2005 гг.
Обоснованием суверенной демократии считают идеи, высказанные Владимиром Путиным в ежегодном послании Президента Российской Федерации Федеральному Собранию в 2005 г.: "Россия - это страна, которая выбрала для себя демократию волей собственного народа. Она сама встала на этот путь и, соблюдая все общепринятые демократические нормы, сама будет решать, каким образом - с учетом своей исторической, геополитической и иной специфики - можно обеспечить реализацию принципов свободы и демократии. Как суверенная страна Россия способна и будет самостоятельно определять для себя и сроки, и условия движения по этому пути". В продолжении темы, заявленной президентом, В.Третьяков пишет: "Суверенная (и справедливая) демократия России - вот лингвистическая и сущностная формула политической философии Путина, прямо не выведенная в послании, но фактически все его пронизывающая".
Попытка обоснования нового концепта была предпринята Владиславом Сурковым, который в выступлении перед активом "Единой России" в феврале 2006 г. заявил: Россия "станет суверенной демократией", что означает устойчивое развитие государства, экономическое процветание, политическую стабильность, высокую культуру, доступ к рычагам влияния на мировую политику, возможность формирования совместно с другими свободными нациями справедливый миропорядок.
Однако не все политики приняли данный термин в качестве аксиомы. Так Д.Медведев сначала заявил, что термину "суверенная демократия" он предпочитает подлинную демократию или просто демократию, так как сразу появляются мысли о какой-то иной, нетрадиционной демократии. Демократия и государственный суверенитет, по его мнению, не должны подавлять друг друга.
В дальнейшем Д.Медведев проявлял приверженность классическим определениям, в то же время не находя расхождений относительно суверенной демократии. Демократия, по его мнению, "может быть эффективной только в условиях полноценного государственного суверенитета, а суверенитет как независимость государственной власти внутри страны и вне ее может давать свои результаты только в условиях демократического политического режима".
Для политического руководства страны были актуальны в большей степени проблемы, связанные с глобальной конкурентоспособностью, о чем В.Путин, будучи президентом, неоднократно подчеркивал в своих выступлениях и на пресс-конференциях, не поддерживая однозначно данный термин и признавая дискуссию о суверенной демократии не вредной.
Результатом активных дебатов, проводившихся в течение всего 2006 г., стала статья В.Суркова "Национализация будущего. Параграфы pro суверенную демократию", в которой он суммировал свои размышления о "суверенной демократии", а также высказал ключевые аргументы "за" и "против" этого концепта. Ключевой тезис кремлевского идеолога заключается в том, что "суверенная демократия" является универсальной формой политического устройства нации в условиях глобализации: "Достоинство свободного человека требует, чтобы нация, к которой он относит себя, была также свободна в справедливо устроенном мире". Россия не изобретает эту форму в виде особого пути, а лишь адаптирует ее к собственной специфике. И тогда, утверждает Сурков, "допустимо определить суверенную демократию как прообраз политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всем ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами, социальными группами и народами, ее образующими".
Политологическое сообщество неоднозначно отнеслось к новому концепту, исходящему из недр власти. Многочисленные научные дискуссии скорее породили множество вопросов относительно правомерности данного термина, чем раскрыли его содержание (например, круглый стол "Петербургской политологической экспертизы" 11.09.2007 г.). Часть исследователей увидела в нем способность актуализировать имеющиеся проблемы и противоречия в современном мире. Например, Вячеслав Никонов полагает, что "суверенная демократия" имеет право на существование так же, как и консоциативная, плебисцитарная, полиархическая и другие, и что речь идет о создании в России "демократического государства, сохраняющего независимость во внешних и главенство во внутренних делах".
С точки зрения Леонида Полякова, во-первых, идентификация России как "суверенной демократии" раз и навсегда закрывает вопрос о "множественности" суверенитетов в федеративном государстве; во-вторых, понятие "суверенная демократия" выполняет важнейшую реабилитационную функцию, возвращая в контекст общественных дискуссий очевидно дискредитированное, но абсолютно базовое для России слово "демократия"; в-третьих, выделяется проблема инструментальности - ведущая партия страны провозглашает стратегию качественного обновления страны как "суверенной демократии", что становится для нее едва ли не решающим аргументом в борьбе за электорат. Тест на выживаемость "суверенная демократия", по мнению российского политолога, должна была пройти в электоральном цикле 2007-2008 гг.
Рассуждая о причинах активного продвижения концепции "суверенной демократии", Андраник Мигранян полагает, что власти не удовлетворены определениями сложившегося в 2000-е гг. режима - "управляемая демократия" - как неадекватно отражающим его характер. Не отказываясь от классических ценностей, характерных для либеральных демократий, с точки зрения российского политолога, при "суверенной демократии" сами страны, народы, политические классы без искусственного подталкивания определяют время, темпы и последовательность развития политических институтов и ценностей. "В отличие от "цветных революций", - резюмирует А.Мигранян - концепцию "суверенной демократии" могут применить лишь те страны, которые сами хотят развить демократические институты".
Однако, значительная часть исследователей, как в стране, так и за рубежом, отнеслась критически к новой идеологической конструкции, полагая, что таким образом, власть легитимизирует усиление силовой составляющей в своей политике, и обосновывает отход от принципов демократии национальными особенностями. Интеллектуальным фундаментом модели суверенной демократии, с их точки зрения, является концепция "решимости" (политической воли) Карла Шмитта. Краеугольным камнем в этой концепции является недоверие идее представительства как выражению плюралистического характера современного общества и идее народного суверенитета, определяющей демократию как правление народной воли. К.Шмитт пишет: "Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении", понимая под чрезвычайным положением общее понятие учения о государстве. Такое определение правителя, полагают критики данной теории, идеально описывает почти метафизическую роль президента в современной политической системе России. Если под режимом чрезвычайного положения усматривается мобилизационное государство, то определение демократии как тождества правителей и управляемых не позволяет провести четкую грань между демократией и диктатурой.
Концепция реального суверенитета для внешней политики и суверенной демократия - для внутренней является зеркальным отражением американского неоконсерватизма, особенно в сфере внешней политики, считает Леонид Сморгунов. В современном мире суверенным государством признают, как правило, государство демократическое - такое, которое выполняет волю своего народа. Недемократические государства не могут обладать полным суверенитетом по причине постоянного влияния на них со стороны мирового сообщества по различным основаниям - защита прав человека, демократических свобод и т.д. Совершенно справедливо Л.Сморгунов полагает, что "суверенная демократия" в российском политическом дискурсе воспринимается часто как попытка легитимации сужения пространства публичности в российском обществе. "Значение термина "суверенная демократия" выражает политическую потребность, которая включает в себя самостоятельность в сочетании с взаимозависимостью", - считает известный российский политолог.
Вопросы, которые ставит Л.Сморгунов в связи с принятием "суверенной демократии" в качестве политической идеологии ведущей российской политической партии, сводятся к следующему:
- проблематичность формирования политического класса, которое невозможно без политического пространства, базирующегося на принципах демократического равенства, свободы и справедливости;
- опасность ее сведения к ненационалистической идее, которая не решает проблему гражданственности и преодоления национализма. Так И.Крастев считает, что архитекторы суверенной демократии рассматривают ее как российскую разновидность европейского гражданского национализма;
- противостояние принципу толерантности, так как все не согласные с принципами "суверенной демократии", записываются не просто в разряд политических противников, а в категорию людей, не понимающих истину;
- к тому, что демократия не является суверенной, так как она подчинена другим целям - конкурентоспособности, сбережению народа, борьбе с бедностью, умению защищаться и т.д., и в данном контексте она является не единственной эффективной политикой.
Андрей Казанцев относит суверенную демократию к разновидностям коллективной модели демократии, при которой власти оказываются свободны от контроля общественности. Более того, власти получают возможность вмешиваться в повседневную жизнь людей под флагом соблюдения воли народа, которую они же и формируют при помощи различных манипуляций. Так как очень сложно определить, кто действительно выражает коллективную волю народа России, то на практике сторонник любой органической модели народа-нации имеет полное право заявить, что именно он и является выразителем глубинных интересов общества, которые сам народ может недостаточно осознавать. В рамках концепции "суверенной демократии" единым центром, выражающим мнение народа как организма, оказывается верховная власть.
Международная жизнь в концепции "суверенной демократии", с точки зрения автора, строится на принципе: государства должны максимально оберегать себя от чужих влияний, изолировать себя от других государств. Однако это представление о национальном суверенитете не является доминирующим в современном мире. Суверенитет обычно понимают как взаимозависимость государств. С этой точки зрения суверенность - это право и возможность государства вступать во взаимодействие с другими государствами и, по мере этого взаимодействия, оказываться в состоянии взаимозависимости. Государства суверенны в той степени, в какой они зависимы друг от друга.
На практике сторонники модели суверенной демократии постоянно смешивают два понимания суверенитета. С одной стороны, в политической жизни они считают необходимым оберегать решения российской нации от влияния других наций. С другой стороны, в экономической жизни они выступают сторонниками глобализации. Однако изолировать экономическую и политическую жизнь друг от друга нельзя. Если российский народ в ходе глобализации вступает с другими народами в отношения взаимозависимости в экономике, то это неизбежно скажется и в политике.
Характеризуя международные аспекты российской политики бывший посол Великобритании в России (2000-2004) сэр Родерик Лайн акцентирует внимание на том, что для продвижения идеи "суверенного государства" российское руководство использует все рычаги, которые имеются в его распоряжении, чтобы возродить былое влияние страны на международной арене. С этой целью часто повторяемое утверждение, будто "Запад пытается ниспровергнуть и ослабить Россию, используется для определенных целей, чтобы оправдать усиливающийся контроль над гражданским обществом, ограничение гражданских и политических прав и возрождение былой мощи органов внутренней безопасности".
По мнению болгарского публициста Ивана Крастева, концепция "суверенной демократии" позволяет Кремлю успешно противостоять двум идейным противникам: либеральной демократии Запада и популистской демократии, которой восхищаются другие страны, и претендует на то, чтобы примирить безотлагательную потребность России в модернизации по западному образцу с ее твердым намерением отстаивать независимость от Запада. По его мнению, в основе путинского режима лежит огосударствление всей страны. Власть мыслит категориями не прав граждан, а потребностей населения. Концепция населения противопоставляется как понятию "личность", обладающей правами, которое является глубинной сутью либерального демократического устройства, так и понятию "народ", лежащему в основе националистических проектов. Права гражданина и избирателя, которые служат фундаментом либеральной демократии, подменяются правами потребителя, туриста и обладателя "загадочной русской души". Таким образом, российскому обществу предложены потребительские права, но не права человека; обеспечивается государственный суверенитет, но неличная независимость.
Концепция "суверенной демократии" встретила серьезную критику со стороны различных политических сил, которые видят в этой модели, прежде всего, попытку установления политического монополизма со стороны одной из властных групп. В качестве угрозы отмечается также усиление противостояния с Западом, ведущее к увеличению военных расходов и затрат на различные "престижные" внешнеполитические проекты при сохранении в России сырьевой экономики и усиление связки между коррумпированной бюрократией и олигархическим капитализмом. Опасность данных угроз усиливается тем, что коррумпированная политико-экономическая элита заинтересована в отсутствии реальной оппозиции. В то же время она может использовать для подавления этой оппозиции различные идеи восстановления национального величия, поддержанные населением.
Обобщая дискуссию вокруг термина "суверенная демократия", Я.А.Пляйс предположил, что идет поиск государственной идеологии, без которой ни одна страна нормально существовать и целенаправленно развиваться не может.
Концепция "суверенной демократии" явилась переходной на данном этапе осмысления властью российской политической действительности, и в силу своей противоречивости не могла претендовать на длительное функционирование. Российский политтехнолог Г.Павловский заявил, что доктриной суверенной демократии В.Сурков классифицировал режим Владимира Путина, который при новом президенте стал претерпевать изменения.
На мировом политическом форуме "Современное государство: стандарты демократии и критерии эффективности", состоявшемся в сентябре 2010 года в Ярославле, уже по-иному была интерпретирована российская демократия. Так в докладе по итогам работы форума было заявлено о необходимости перехода от модели лидерской к модели институциональной демократии: "Важнейшим вопросом укрепления всей системы демократических институтов становится "разделение" между ними системного доверия лидеру большинства. Россия получила демократию и рыночную экономику, однако дефицитом демократического строительства стала слабость всех правовых, экономических и политических институтов. Институты в сегодняшней России слишком неустойчивы для того, чтобы эффективно противостоять олигархическим интересам и противодействовать бюрократическому произволу. Укрепление институциональной основы государства наиболее актуальная задача российской демократии". Таким образом, происходит дальнейший поиск наиболее оптимальной модели российской демократии, на формирование которой оказывают современные тренды. Так, политическая модернизация, необходимость которой практически ни у кого не вызывает сомнения, невозможна при авторитарном политическом режиме. В то же время демократические институты без соответствующего правового и социального обеспечения не способны создать необходимые условия для полноценного развития общества. Лишь последовательная демократизация политического режима сможет обеспечить реализацию интересов различных социальных групп, а также достойный уровень жизни и "общее благо".
По образному выражению Д.Фурмана, "демократия - не счастье, а современная норма". И к этой норме, судя по всему, России предстоит еще долгий и нелегкий путь, через формирование с учетом исторических и социокультурных особенностей российской модели демократии.
Список литературы
1. Актовые лекции, читанные в Международном университете в Москве: 2004/2005. - М.: Издательский дом Международного университета в Москве, 2006.
2. Веффорт Ф.С. Что такое "новая демократия"? // Международный журнал социальных наук. 1993. N3. Сравнительная политология. С.125-139.
3. Галкин А.А., Красин Ю.А. Россия: Quo vadis? - М.: Издательство института социологии РАН, 2003.
4. Глобализация и Россия: Проблемы демократического развития. 2-е изд. - М.: ООО "ТИД Русское слово-РС", 2005.
5. Демократия в современном мире: сб. ст.; [сост., предисл. Я.А.Пляйс, А.Б.Шатилов]. - М.: Российская политическая энцклопедия (РОССПЭН), 2009.
6. Демократия и модернизация: к дискуссии о вызовах XXI века / Под ред. В.Л.Иноземцева. - М.: Издательство "Евролпа", 2010.
7. Дзоло Д. Демократия и сложность: реалистический подход / пер. с англ. - М.: Изд. дом Гос. ун-та - Высшей школы экономики, 2010.
8. Дилигенский Г.Г. Демократия на рубеже тысячелетий // Политические институты на рубеже тысячелетий. - Дубна: ООО "Феникс", 2001.
9. Заславская Т.И. Современное российское общество: Социальный механизм трансформации. - М.: Дело, 2004.
10. Заславская Т.И. Современное российское общество: проблемы и перспективы // Общественные науки и современность. 2004. N6.
11. Казанцев А. Суверенная демократия: противоречия концепции // Политический журнал. 2007. N7-8.
12. Ковлер А.И. Кризис демократии? Демократия на рубеже XXI века. - М.: Институт государства и права РАН, 1997.
13. Красин Ю.А. Российская демократия: коридор возможностей // Полис. 2004. N6.
14. Краснов М.А. Онтология разнообразия (К осмыслению статьи 13 Конституции РФ) // Общественные науки и современность. 2006. N3.
15. Крастев И. Россия как "другая Европа" // Россия в глобальной политике. 2007. Том 5. N4.
16. Крауч К. Постдемократия / Пер. с англ.Н.В.Эдельмана. - М.: Изд. дом Гос. ун-та - Высшей школы экономики, 2010.
17. Лайн Р. Россия и Запад: конфронтация неизбежна? // Россия в глобальной политике. 2007. Т.5 N6. Ноябрь-декабрь.
18. Медведев Д. Для процветания всех надо учитывать интересы каждого // Эксперт. 2006. N28.
19. О дискуссии вокруг понятия "суверенная демократия" // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2007. Том 3. N3. С.268-302.
20. О`Доннелл Г. Делегативная демократия // Век ХХ и мир. 1994.
21. Пантин И.К. Судьбы демократии в России. - М.: ИФ РАН, 2004.
22. Поляков Л. "Суверенная демократия": политический факт как теоретическая предметность // Общественные науки и современность. 2007. N2.
23. Политические системы современной России и послевоенной Германии: сб. материалов российско-германского "круглого стола" / Финансовая академия при Правительстве РФ, Представительство Фонда им. Ф.Эберта в РФ; отв. ред.: Я.А.Пляйс, В.М.Долгов, А.В.Кулинченко. - Волгоград: Принт, 2005.
24. Pro суверенную демократию. Сборник / сост. Л.В. Поляков. - М.: Издательство "Европа", 2007.
25. Российская демократия: от устойчивости к обновлению. - Ярославль: б/и, 2010.
26. Салмин А.М. Современная демократия: очерки становления. - М.: Ad Marginem, 1997.
27. Сморгунов Л.В. Философия и политика. Очерки современной политической философии российская ситуация. - М.: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 2007.
28. Соариш М. Переходный возраст демократии // Россия в глобальной политике. 2004. Том 2. N3.
29. Третьяков В. Диагноз: управляемая демократия // Независимая газета. 2000. N4. 13 января.
30. Федотова В. Свобода и порядок // Независимая газета. 2000. 28 января.
31. Фурман Д.Е. Движение по спирали. Политическая система России в ряду других систем. - М.: Издательство "Весь мир", 2010.
32. Шмитт К. Политическая теология. Сборник. - М.: Канон-пресс-Ц, 2000.
33. Ясин Е.Г. Приживется ли демократия в России? - М.: Новое издательство, 2006.

Баранов Н.А. Формирование российской модели демократизации // Социально-гуманитарный вестник Юга России. Научный журнал. Краснодар, 2011. N4 (12). С.18-35.

Док. 679682
Перв. публик.: 16.03.15
Последн. ред.: 17.03.15
Число обращений: 0

  • Баранов Николай Алексеевич

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``