СООТНОШЕНИЕ ФЕНОМЕНАЛЬНОГО И СУЩНОСТНОГО В ИССЛЕДОВАНИЯХ РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАНИЯНазад
СООТНОШЕНИЕ ФЕНОМЕНАЛЬНОГО И СУЩНОСТНОГО В ИССЛЕДОВАНИЯХ РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАНИЯ
Glagolev V.S. 1
1 Professor, Doctor of Agricultural Science, Moscow State Institute of International Relations (University)
Russia
Abstract
The article discusses a number of mysteries of the reсоотношение феноменальногои сущностного в исследованиях религиозного сознанияligious consciousness due predistoricheskim and the historical development of religion. Provided category of religious art as a special kind of creative activity. We show that the rationalization of religion-knowledge has a complex configuration due to its methodological limitations.
Keywords. Religious studies, tightness of religion, non-scientific rationality, intuition, sociologically monitoring.
Аннотация
В статье рассматривается ряд загадок религиозного сознания, обусловленных предисторическим и историческим развитием религии. Выделяется категория религиозного творчества как особой разновидности творческой деятельности. Показывается, что рационализация религиоведческого знания имеет сложную конфигурацию в силу своей методологической ограниченности.
В настоящее время, по крайней мере, до принятия последних изменений в Уголовном Кодексе о наказании за оскорбление религиозных чувств, реципиенты из религиозных кругов на местах не проявляют особой сдержанности в своих сообщениях исследователям, прибывшим из столиц: сказывается более чем 20-летний срок пропагандистского образа России, ставшей на путь демократии. Однако по наблюдениям автора часть опрашиваемых старается уклоняться от характеристики личности и деятельности местных руководителей. Это касается, в первую очередь, руководителей местных общин так называемых традиционных религий, - т.е. имеющих правовые преференции по сравнению с остальными религиями, течениями и религиозными группами. Среди последних существует сектор (достаточно зыбкий) тех, кто находится на связи с местным руководством, заинтересован по крайней мере в его нейтральной позиции по отношению к соответствующим общинам. Некоторые надеются на разовые акты поддержки или на сохранение сложившегося статус-кво в отношениях с местными государственными органами. Наконец, существуют общины, руководителям которых, как говорится, нечего терять. Например, общины Автономной русской православной церкви России. В этом случае их характеристики доминирующих в России конфессий предельно нелицеприятны.
? Glagolev V.S., 2013
Имея дело с подобного рода оценками, исследователь религии вынужден не только фиксировать место, время и контекст тех ситуаций, которые их питают, -но и пытаться разобраться - насколько они соответствуют действительным фактам и тенденциям. Как правило, это - сложная задача, поскольку каждая из сторон в своих противоположениях хранит и свою "долю" истины.
Российская исследовательница И.И. Иванова насчитала в истории христианства порядка 2 400 направлений, течений и ересей, из которых в своей докторской диссертации смогла коснуться (хотя бы упомянуть) порядка 1200. Полагаю, что аналогичная картина броуновского движения претензий, пророчеств, религиозно-политических проектов и т.д. накопил и мусульманский мир в своем историческом развитии. Аналогично обстоит дело в буддийской , иудаистской и других средах внутриконфессионального общения (не говоря уже о межконфессиональном). До конца остается невыясненным их имплицитное соучастие в современной религиозной жизни. Да и многие явные факты и события часто являются многозначными и многовекторными в своем значении для развертывающихся религиозных процессов. Приходится выделять субъективно окрашенные предпосылки, о которых говорит проф. М.В. Силантьева [3.]. Однако "сухой остаток" этих духовных образований в виде так называемых архетипов продолжает воспроизводиться и в настоящее время. Если, понятно, принять представляющее мне убедительным соответствующее положение социального психоанализа.
В интересных публикациях проф. М.А. Пылаева [2.], посвященных истолкованию категории "святое" в феноменологии религии и религиозной феноменологии, показано, что процесс такого рафинирования достигает состояния Чеширского кота, - когда животное исчезает, а улыбка остается... Может ли наука самоустраниться от допущения их наличия в качестве ели не основного, то хотя бы тоже обязательного, предмета своих забот? Если нет, то изящные построения рафинированнейших феноменологических классификаций религиозных образов и представлений становятся лишь предварительным для науки описательным этапом их нынешнего состояния. Не снимается вопрос - чем же вызваны эти состояния? Ответить на него исчерпывающим образом, детальной реконструкцией всей полноты исторического движения религиозного сознания до настоящего времени не в состоянии ни этнография, ни история религий, ни история религиозных идей, ни социальная психология... Это, по видимому, одна из тех мировых загадок, на которые свое время обратил внимание (в ином, правда, наборе) Т.Г. Гексли в работе "Мировые загадки".
Вторая загадка религии, определяющая герметичные стороны ее как объекта исследования, связана с непосредственным характером ее как объекта сознания. Строго говоря, это та же самая недифференцированность - синкретичность, которая отличала его в момент зарождения. Есть, разумеется, отличия по содержанию: кругозор знания и впечатления пещерного человека не сопоставимы с проявлениями сознания нашего религиозного современника в 21 столетии. Оставляя в стороне эти особенности, можно говорить о коктейле, где "все во всем"; где необязательно соблюдение теоретической последовательности, а желания не подчинены возможностям их реализации. Собственно, к тому же сводится и ожидание чуда: "Господи, сделай так, чтобы дважды два не было четыре". На бытовом уровне эту хаотичность сознания с верующими разделяют люди иных мировоззрений. Но для верующего, если он не богослов, непосредственное переживание чудесного является свидетельством его пребывания в родном для него доме религии. Оказываясь вне него, он испытывает ощущение чуждого ему мира, часто зловещего в своих содержательных и феноменальных проявлениях. Утрата непосредственности, то есть состояние гипертрофии теоретичности, для него - признак излишнего умствования, т.е. потеря собственно религиозной почвы. Для каждой личности, конечно, имеются собственные границы непосредственного отношения к миру и теоретически опосредованного постижения его. Но для верующего отсутствие непосредственности означает профанацию самого главного в религиозном мироощущении. Именно об этом и говорил Христос "Будьте как дети!". При всей умудренности жизненным опытом и антропологическими знаниями, сознание ребенка в его импульсивных проявлениях всегда представляет загадку для взрослого. Даже для его родителей. Они знают о возможностях импульсивных, неожиданных проявлениях сознания и реализации их в действиях ребенка. Но это знание далеко не всегда соответствует конкретным условиям появления образов сознания и поступков маленького человека.
Секрет проявлений непосредственности христианской веры с разной степенью проработанности относится и к "делам веры" другими религиями: религиозный поступок реализуется всей полнотой личности человека, а не следованием им слепому желанию, навязчивому образу, либо умозрительной схеме.
В данном отношении уместно напомнить о значении образно-художественных сторон религиозного сознания. Они не только определяют начальные этапы приобщения к той или иной конфессии массы верующих, но и стимулируют утонченные, подчас взаимно исключающие тенденции мира религиозного сознания выдающимися религиозными мыслителями. Последние питались насыщенностью, масштабностью и глубиной образов религиозного искусства. Это относится не только к художникам, бывшим философами религии и к философам религии, отличавшимися художественными способностями, но и к богословам рационалистического направления. Когда последние выходили из плоскости чисто логических умозаключений, их обступал образный мир религиозного сознания, транслировавшийся художественным творчеством от поколения к поколению и выражавший в целостной - образно-интеллектуальной - форме непосредственное присутствие божественной реальности. Систематическое уклонение от целостности "контакта" с этой реальностью создает у верующих ощущение обеднения, оскудевания полноты их переживаний. то есть подмены "подлинной" веры логическими схемами различной направленности или "искусством" (т.е. конструкциями человеческого сознания, не являющимися сакральными символами, а лишь намечающими - в лучшем случае - на их существование). Отвергая их нигилистические и атеистические варианты, от примитивно богоборческих до интеллектуально изощренных в силу ощущения такой подмены, верующий сопротивляется логико-классификационным интерпретациям целостности своей духовной жизни [1].
Поскольку речь идет о непосредственности сознания, возникает вопрос о его соотношении с творчеством. Облечение религии в поступок, а тем более, в последовательный самостоятельный выбор, - безусловно является творческим актом. Как и основное русло художественной деятельности, основное русло деятельности религиозной содержит творческие моменты. Загадка творчества была и остается в том, что оно происходит в "черном ящике". Исследователи могут предполагать, кто более, а кто менее способен к творческим актам. В абстрактном виде к ним способны все, за исключением альтернативно одаренных. Но быть уверенным до того, как этот акт состоится, в качестве его конечных проявлений и даже в его основном содержании, нельзя (если исследователь не слишком самоуверен, не чересчур много полагается на безошибочность собственной интуиции).
Возражением против утверждения творческих состояний как основного тренда религиозного сознания является отсылка к традиционному характеру религиозных представлений, религиозных обрядов и достаточно устойчивому ходу развертыванию под их влиянием религиозных переживаний. Конечно, традиционализм - основное свойство, предопределяющее устойчивое воспроизводство религиозной жизни. Но, во-первых, оно сохраняется на фоне бесчисленных испытаний нетрадиционными рецептами "истинной" религии (соблазнами, как считает традиционное религиозное сознание). И борьба с этими "соблазнами" является основным содержанием религиозной жизни до тех пор, пока они, эти соблазны, не обогатят и не видоизменят эволюционный ход (а то и не обеспечат прямой разрыв) с исторически сложившейся традицией. "Поле борьбы бога с дьяволом - сердце человеческое", - учат богословы. А чем является сердце, как не самым отзывчивым органом поиска и выбора жизненных смыслов?
Верующий традиционно, если он не растет как трава, а рефлексирует по поводу смысложизнанных ценностей, принимает религиозную систему ценностей в результате пережитых им (на практике или в воображении - другое дело) испытаний возможностями, либо уже пройденными им уже пройденными путями. Можно ли отрицать творческое содержание в отказе от ложного пути и в уверенности обретения пути истинного? Философская, религиозно-автобиографическая литература от "Исповеди" Августина, "Истории моих бедствий" Абеляра, "Мыслей" Паскаля, "Исповедей" Ж.-Ж. Руссо и Л.Н. Толстого, - до самопознания Н.А. Бердяева и экзистенциалистской книги "Слова" Ж.-П. Сартра в концентрированном виде представили творческие состояния людей, усилиями внутренней духовной работы выбирающих свою линию жизни.
Религия сопровождает историю человечества, постоянно привлекая внимание и духовные силы сменяющих друг друга поколений к необходимости самоопределения в смысложизненной проблематике и к соблюдению определенной гигиены в самостоятельном выборе смысложизненных ценностей. В ее традициях в особой форме закреплен огромный опыт человечества в данной сфере, обойтись без учета которого (и необходимой корректировки!) оно просто не может. Корректировка же не тождественна нигилизму.
В предельно широком смысле место религии в общественной жизни определяется всеобщим характером соотношения инноваций и традиций, которое стоит перед человечеством и транслируется от поколения к поколению как необходимое условие выживания человечества, его состоятельности и движения к лучшему. О последнем мечтают все религии, за исключением пророков безысходного катастрофизма. Страх Божий, который в той или другой форме внушают своим последователям все религии означает, с одной с стороны, необходимость деятельности. Лень - мать всех пороков в дохристианской традиции и один из опаснейших пороков в христианстве, - поскольку она неумолимо разлагает творческий потенциал личности. Лень зарывает таланты. В отличие, добавим, от разумной релаксации, способствующей сбалансированной оценке внешних обстоятельств и соотношения ними собственных духовных координат. Устремленность личности к творчеству предполагает одновременно опасение негативных последствий духовного движения ("погубить душу") и внешних изменений в худшую сторону в материальной практике.
В религии существует жизнь в миру и жизнь вне мира - отшельничество, общежитийные монастыри. Вне мира все равно приходится принимать хозяйственные и организационные решения. История братии Соловецкого монастыря показывает, что монахи в состоянии успешно противостоять суровым условиям природы и добиваться незаурядных хозяйственных успехов. Они могут писать книги, создавать иконы и росписи, церковные песнопения, выразительные архитектурные образы и произведения прикладного искусства. Главное их занятие, разумеется, на в этом. Они молятся за мир. И у тех, кто остался в миру сохраняется надежда, что эти молитвы помогут им в трудные минуты и могут сыграть решающую роль в спасении их душ. В том числе, и на последнем Страшном Суде. В этой православной системе, во многом сходной с католической, существенен акцент на том, что жизнь человека не заканчивается со смертью его. Он несет вечную ответственность за свои помыслы и поступки, и, уходя из этого мира, от этой ответственности не освобождается. Как известно, нравственное значение принципа ответственности как основополагающего источника нравственного поведения людей признавалось незаурядными мыслителями. Ряд их практически бесконечен. И выдвинутый И. Кантом категорический императив, не упоминая о Боге прямо, взывает к нравственному мужеству людей, способных следовать общим правилам, достигшим статуса всеобщего законодательства. Эти правила - необходимые законы, которыми поверяется каждый существенный - по своему содержанию и последствиям - поступок человека. Нравственный человек внутренне обязан следовать общему правилу мотивировать свои поступки мерой справедливого законодательства, приемлемого для всего человечества.
Этот нравственный закон в душе предполагает, согласно Канту, убеждение в его несубъективном, неслучайном, неситуативном источнике. Такое убеждение традиционно предлагает религия - даже когда она (как протестантизм) освободилась от детализированных церемоний, календарно расписанных обрядов, организационной иерархии (в которой каждый из уровней считается наделенным своей мерой, - а следовательно, и своими возможностями благодати). Кантовское обоснование нравственности предполагает требовательного человека. Требовательного к себе, к своему внутреннему духовному укладу. И последовательного в реализации этих требований. Человек располагает возможностью быть свободным, но реализует эту возможность лишь тогда, когда его поступки оказываются соответствующими требованиям нравственного абсолюта. Соответственно, самые "правильные" нормы и установки являются конкретно-историческими, т.е. частичными, а часто и ситуационными проявлениями существующего для человека абсолюта свободы.
В теоретической установке Канта имплицитно представлен сложный путь мучеников из числа лучших людей человечества. Это путь Сократа и Христа, Б. Спинозы и А. Швейцера, Л. Толстого и А. Сахарова. Как дошли эти личности до жизни такой - остается для социологии таинственным "черным ящиком". Религиозная мотивация в поведении этих людей несомненна, даже если вспомнить, каким рационалистом был в своей профессиональной деятельности создатель советской водородной бомбы. И социологическая мысль вынуждена считаться с загадочностью появления в обществе людей этого типа. Отдавая, вместе с тем, себе отчет, что они внесли существенный по крайней мере вклад в изменение состояния общества и в пути его движения. Такой подход остается вненаучной по существу (хотя и поддающейся рационализации) предпосылкой очередной модели социологического исследования религии.
Было бы ошибочным утверждать, что социология религии и другие исследовательские религиоведческие дисциплины бесполезны. Они, безусловно, всесторонне характеризуют массовые состояния религиозного сознания, - после того, как они оформились в конфессии, течения, движения, религиозные партии или их фракции. Нет сомнения в пользе социологических исследований экономических тенденций, развертывающихся в религиозной среде. Для России здесь интересны компаративные исследования православных, протестантских, католических, мусульманских, буддийских и иудаистских общин. Показатели культурно-образовательных процессов в среде верующих и их корреляция с традиционалистскими установками, экономическим положением и общественно-политическими претензиями составляет, на наш взгляд, первоочередную задачу в раскрытии особенностей современного состояния религиозных проявлений культуры в России. При этом речь идет, понятно, о массовых тенденциях общественной жизни.
Предыдущие рассуждения о герметичности религии не преследуют своей целью, таким образом, посеять сомнения в полезности ее научного изучения. Их цель - в другом: обозначить некоторые точки человеческого знания, обязательные для социолога религии, приступающего к ее исследованию. Они позволяют выявить более ярко, на мой взгляд, как возможности этого направления научной работы, так и лимиты, которые свойственны в принципе любому направлению научных исследований.
Литература
[1.] Глаголев В.С. / Герметичность религии как проблема социологического исследования // Социология религии в обществе позднего модерна. Памяти Ю.Ю. Синелиной. Материалы Третьей Международной научной конференции. 13 сентября 2013. "НИУ БелГУ", 13 сентября 2013 г. / отв. ред. С.Д. Лебедев. - Белгород: ИД "Белгород", 2013. - 460 с. - С.77-87.
[2.] Пылаев М.М. Категория "священное" в феноменологии религии, теологии и философии XX века. М.: Изд-во РГГУ, 2011. - 216 с.
[3.] Силантьева М.В. / Метод "включенного наблюдения" как инструмент исследования религиозных процессов в современной России / Силантьева М.В. // Социология религии в обществе позднего модерна. Памяти Ю.Ю. Синелиной. Материалы Третьей Международной научной конференции. 13 сентября 2013. "НИУ БелГУ", 13 сентября 2013 г. / отв. ред. С.Д. Лебедев. - Белгород: ИД "Белгород", 2013. - 460 с. - С.184-196.
