Ольга Подберезкина: АТР евразийская интеграция и российская идентичностьНазад
Ольга Подберезкина: АТР евразийская интеграция и российская идентичность
Россия и инициированные ею региональные экономические группировки представляют для ЕС интерес главным образом как источник ресурсов, рынки сбыта...[1]
А. Кузнецов
Желтороссия - не слишком известное определение Русской Маньчжурии, а в более широком смысле также Монголии и Туркестана или, как писал Илья Левитов, "пространство, в котором русский элемент смешивался с желтой расой"[2]
А. Неклесса, руководитель группы ИНТЕЛРОС
Современный процесс евразийской интеграции, получивший мощный импульс после статьи В.Путина в "Известиях" 3 октября 2011 года, вызывает множество дискуссий не только среди политиков и экспертов России, Казахстана, Белоруссии и других стран на постсоветском пространстве, но и далеко за рубежом. Вопросы, обсуждаемые в ходе этих дискуссий, самые разные, иногда далеко выходящие за рамки отношений трех государств. Среди них, на мой взгляд, следует остановиться на тех, которые так или иначе связаны с идеологией и стратегией евразийской интеграции, а не собственно торгово-экономических проблемах ТС и ЕврАзЭс. Эти общие вопросы имеют принципиальное значение, без чего трудно ответить на более частные вопросы. На мой взгляд, изначально важно определиться:
Во-первых, с пространственным охватом всего процесса евразийской интеграции. Представляется, что стратегически важно изначально сказать, что круг стран далеко не ограничивается тремя-пятью государствами, если речь идет о всей Евразии - от Лиссабона до Тайваня. Кроме того, значительное число государств АТР либо относятся к Евразии, либо оказывают существенное влияние на ситуацию на континенте. Достаточно сказать, что на организацию Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), в которой участвует 21 экономика Евразии и АТР, приходится около 40% населения и 54% ВВП планеты. Как видно на карте, большинство экономик стран АТЭС принадлежит и к Евразии, и к АТР.
Надо понимать, что тесное сотрудничество в военно-технической области является одни из самых эффективных средств развития НЧК в Евразии. Более того, без развития НЧК невозможно в дальнейшем не только развивать ОПК, но и экономику в целом. Решение проблем многих передовых отраслей зависит прежде всего от способности развивать НЧК. Как справедливо заметил К. Бенедиктов относительно аэрокосмической отрасли, "... в конечном итоге все упирается в того самого пэтэушника, которого не научили, как правильно монтировать датчики. И в мастера, который должен был проконтролировать его работу.
И если мы и вправду хотим, чтобы наши ракеты летали, а не падали, нужно начинать с очень простых вещей. Нужно восстанавливать - практически с нуля - всю систему профессионально-технического обучения в стране. Нужно готовить высококвалифицированных педагогов и мастеров. Нужно вернуть интерес к получению технических специальностей, используемых в космической промышленности. Но даже этого будет мало.
Потому что квалифицированные рабочие и техники способны удержать космическую отрасль на том уровне развития, на котором ее оставило предшествующее поколение ученых и конструкторов. А нового поколения специалистов, влюбленных в космос, Россия, увлекшаяся освоением капиталистической экономики, не вырастила. Так что ждать появления нового Королева или Челомея в ближайшее время не приходится.
По крайней мере до тех пор, пока наука - и не только прикладная, но и фундаментальная - не вернет себе былой авторитет. А это сегодня кажется даже большей фантастикой, чем отправка российского звездолета к Альфе Центавра"[3].
Это означает, что, по меньшей мере, приоритетность отношений с Республикой Корея не должна уступать отношениям, например, с Нидерландами. Тем более, что по важнейшим социально-экономическим показателям, страны Ю-В Азии сравнялись или даже обгоняют своих европейских соседей по континенту.
Во-вторых, в стратегии евразийской интеграции России необходимо сделать окончательный политический выбор в пользу того, чтобы именно наша страна стала таким интеграционным центром. И это должно лечь в основу не только интеграционной стратегии, но и всей внешней и внутренней политики. Важно, чтобы элита перестала шарахаться от "европейского" и "американского" до "китайского" или "исламского" выбора центра силы в Евразии. Иначе повторится та же ситуация, что и с Византией в XV веке, чья элита ориентировалась то на Рим, то на Османскую империю, растеряв в итоге собственную систему ценностей, разрушив государство и потеряв нацию.
При этом огромное значение имеет система православных ценностей, на основе которой создавались русская культура, искусство, литература, более того, государственные (в т.ч. судебные) институты. Сегодня РПЦ выходит далеко за рамки России, а ее влияние на постсоветском и даже евразийском пространстве является во многом залогом успешности интеграционных процессов. Не случайно В. Путин на юбилее крещения Руси в июле 2013 года сказал: "Церкви выходит за границы сегодняшней Российской Федерации, - говорит в конце фильма глава российского государства. - Она помогает нам наладить хорошие отношения с народами других стран, прежде всего, конечно, речь идет о постсоветском пространстве". "В основе и русской нации, и российского централизованного государства лежат единые духовные ценности, которые объединяли всю эту большую европейскую территорию, на которой сегодня располагаются и Россия, и Украина, и Беларусь, - добавил он. - Это единое наше духовное, ценностное пространство, и это очень серьезный фактор объединения народа"[4].
По сути ту же идею повторил и А. Лукашенко на праздновании 1025-илетия Православия в Минске в июле 2013 года, заявив, что православие должно стать основой интеграционного процесса.
По сути дела о том же гораздо ранее не раз говорил "гуру" политологии А. Дж. Тойнби, "Основным вызовом, определившим развитие русской православной цивилизации, Тойнби считает непрерывное внешнее давление. Впервые оно началось со стороны кочевых народов в 1237 г. походом хана Батыя. Ответ заключался в изменении образа жизни и обновлении социальной организации. Это позволило впервые за всю историю цивилизаций оседлому обществу не только победить евразийских кочевников, но и завоевать их земли, изменить лицо ландшафта и в конечном итоге изменить ландшафт, преобразовав кочевые пастбища в крестьянские поля, а стойбища - в оседлые деревни.
В следующий раз страшное давление на Россию последовало в XVII веке со стороны западного мира. Польская армия в течение двух лет оккупировала Москву. Ответом на этот раз было основание Петербурга Петром Первым и создание русского флота на Балтийском море.
Коммунизм Тойнби рассматривал как "контрудар", отбивающий назад то, что Запад навязал в XVIII в. в России. Экспансия коммунистических идей лишь один из неизбежных ответов на противоречие "между западной цивилизацией как агрессором и другими цивилизациями как жертвами".
Который утверждал, что "на вершине своего могущества Запад сталкивается с незападными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик". Тойнби предсказывал, что в 21 веке определяющим историю вызовом станут выдвинувшая собственные идеалы Россия (которую Запад не жаждет принять в свои объятия), исламский мир и Китай[5].
У России, на самом деле, надо понимать, нет иного выбора: она может либо раствориться в западноевропейской цивилизации, либо подвергнуться насильственной исламизации или американизации. Из этого тезиса неизбежно вытекает третий принципиальный вывод.
Необходимо помнить, что у других стран есть свои планы на Евразию. С точки зрения США, например, создание Транс-Тихоокеанского партнерства (ТТП), с одной стороны, Трансатлантического партнерства (ТАП), с другой, выстраивание особых отношений со странами Южной и Центральной Азии, усиление активности в Арктике можно рассматривать как плотный охват Евразии.
В том числе и в военно-политической области. Особенно если речь идет о размещении высокоточного оружия и систем ПРО по периметру евразийского континента. Опыт использования такого оружия против Югославии, Ирака, Ливии показывает, что суверенитет той или иной страны прямо зависит от её способности обеспечить эффективную противоракетную и противовоздушную оборону. Собственно решение ОДКБ о создании объединенной Воздушно-космической обороны можно рассматривать как самый первый шаг, к которому могут присоединиться другие евразийские государства. И не только члены ОДКБ или СНГ[6].
Политика США в Евразии не может не настораживать. Некоторые политики даже говорят о "челюстях", которыми пытаются охватить Евразию США. Как признает Сросс-Кан, "... США уже заключили Договор о Тихоокеанском регионе со всеми странами АТР, кроме Китая. Теперь Вашингтон пытается сделать нижнюю "челюсть", подписав договор с Европой"[7].
Есть свои долгосрочные планы и у Китая, и у стран Евросоюза, и у исламских государств. Даже Украина претендует на то, чтобы стать интеграционным центром на постсоветском пространстве, рассчитывая на помощь Запада. И такая помощь уже обещана. Новый посол США в Киеве Джефри Пайятт уже представил свой план действий по "превращению Украины в современное европейское демократическое государство", прямо противопоставляя его сближению с евразийскими структурами[8].
Суть евразийского выбора нашей страны одна: у России есть выбор, мобилизуя ресурсы и возможности (о которых речь пойдет ниже) в этом цивилизационном столкновении сделать ставку на свою систему ценностей и свои национальные интересы, либо в очередной раз, как это бывало в истории, послужить интересам третьих стран.
В-третьих, Россия должна сделать сознательную ставку в своей евразийской стратегии на опережающее развитие восточных регионов, прежде всего национального человеческого капитала (НЧК) и особенно транспортной инфраструктуры. Причем это должно быть не простое госфинансирование крупнейших проектов по развитию Дальнего Востока, как сегодня, пусть даже и достигающее объема в 10 трлн. рублей, а именно национальная политика - экономическая, демографическая, финансовая, внешняя и военная, - результатом которой стало бы опережающее развитие всех восточных (от Урала) регионов страны. Темпы развития этих регионов должны и могут опережать среднероссийские существенно, может быть, в разы. Только в этом случае на востоке появится реальный политико-экономический и военный центр и партнер для быстрорастущих экономик Ю-В Азии и стран АТР. Более того, только в этом случае России удастся удержать контроль над этими регионами.
Особое значение в такой политике отводится развитию коммуникаций и транспортной сети, которая, как и в Риме, объединяла бы все регионы и реально обеспечивала бы связь западной и восточных частей Евразии. Напомню, что продвижение русских на восток и юг в пятнадцатом-девятнадцатом веках сопровождалось строительством дорог. Также, впрочем, как и возникновение Киевской и Северо-Восточной Руси, а затем (при Петре Великом) государство было обязано своим водным артериям.
Нельзя сказать, что здесь ничего не делается. Приняты многочисленные концепции (транспортная, железнодорожная и т.д.), но требуется совершенно иное, а именно: эта транспортно-инфраструктурная проблема должна перестать быть отраслевой и стать общенациональной, приоритетной и комплексной. Так, решение о строительстве высокоскоростной железнодорожной магистрали Москва-Казань к 2018 году, которая в будущем может дойти до Красноярска, на мой взгляд, страдает серьезными недостатками. Прежде всего - сроки 5 лет. Напомню, что Транссиб при царе-батюшке строился всего десять лет, причем строился он как с запада, так и востока. Без бульдозеров, скреперов и самосвалов. Крестьянами и подводами.
Другой аспект. Почему эти магистрали, как и госинвестирование в БАМ и Транссиб, развиваются как "проходные дворы" (транспортные коридоры), без создания соответствующей инфраструктуры, возрождения крупных советских индустриальных предприятий и создания новых? Нужна модернизация портов, создание аэропортов, а главное наукоемких производств, ориентированных на эту инфраструктуру. Например, зачем было создавать "Сколково" в Москве? "Силикованная Долина" появилась в калифорнийской пустыне, а не в Нью-Йорке, Вашингтоне или Бостоне. Почему нельзя проводить новую индустриализацию и создавать новые центры роста в восточных регионах, привязанные к новой инфраструктуре? Сегодня в космической отрасли по всей стране работает около 240 тысяч человек, авиапроме - 400 000. Причем средняя загрузка составляет не более 35%[9]. Что мешает в первую очередь загрузить полностью предприятия восточных регионов? Ответ один - отсутствие национальной стратегии. Именно национальной, а не отраслевой или региональной. Наверное, потому, что в своё время государь-император и наследник лично патронировали Транссиб, а сегодня этот масштаб снижен до новообразованного министерства.
Наконец, в-четвертых, необходимо определится с основными направлениями, приоритетами и средствами евразийской интеграции. Сегодня, по-существу, рассматривается в основном экономическая и торговая составляющие, хотя за последние два года появились и попытки интеграционного сотрудничества на общественном, гуманитарном, парламентском и военно-техническом уровне (даже на встрече с Э. Рахмоновым В. Путина 1 августа 2013 года, посвященной военному сотрудничеству, поднимались гуманитарные вопросы). И здесь очень важно определиться с приоритетами.
Мировой опыт, в частности опыт Евросоюза, показывает, что в основе успешной интеграции лежат вопросы безопасности и формирования общей системы ценностей. Сегодня некоторые политики и эксперты в Европе даже говорят о том, что такая система ценностей вытесняет национальные интересы из политических приоритетов европейских государств (А. Рар, например). В этой связи выскажу несколько неоригинальных соображений.
Прежде всего о приоритетах. Ясно, что бюрократическая (псевдоэкономическая) стратегия евразийской интеграции, ориентированная на договоренности с национальными элитами, бесперспективна. Эти элиты легко сломали единое государство и никогда (разве что под угрозой внешней агрессии) не пойдут на реальную интеграцию. Поэтому ориентироваться нужно не на элиты, а на общество, его институты. А для этого развивать собственные и создавать новые институты гражданского общества, поддерживающие интеграционные идеи, формировать общественное мнение, искать союзников. У нас еще сохраняется советская традиция и отчасти советская система ценностей, которые быстро уходят со сменой поколений. Поэтому необходимо резко усилить все направления образовательного, культурного, научного сотрудничества, восстанавливать горизонтальные связи, рассматривая это в качестве важнейшего политического приоритета.
Понятно, что это потребует не тех микроскопических ресурсов, которые выделяются сегодня, а гораздо больших вложений, которые нужно рассматривать не как затраты, а как инвестиции в национальный человеческий капитал России и её союзников. Сегодня, например, более 100 000 китайских студентов учатся в США и около 10 000 американцев в Китае. Численность же зарубежных студентов в России в сотни раз ниже, то есть даже не сопоставима.
Другой приоритет - военно-технический. В этой области еще сохранились связи и опыт сотрудничества, но относиться необходимо к такому сотрудничеству не с экономической точки зрения, а с политической. Торговля вооружениями и военной техникой (ВВТ) никогда не была исключительно экономическим приоритетом. Ни в одной стране. Это не только долгосрочные контракты, имеющие под собой обязательную политическую основу, это и обслуживание, подготовка специалистов, и неизбежное военно-политическое сотрудничество, и научно-техническая кооперация и многое другое.
В современных условиях сотрудничество в области ВВТ становится критически важно потому, что эффективность вооружений, особенно в области ракетной техники и ВКО, зависит от способности той или иной страны обеспечить себе лидерство по целому ряду направлений НТП. И таких стран в мире всего несколько. По большому счету, пока что только США и Россия. Поэтому государства-импортеры вынуждены в конечном счете ориентироваться на политику этих стран и во многом зависеть от них. Так или иначе, но все евразийские государства - от Белоруссии до Мьянмы, Вьетнама и Республики Корея будут делать свой выбор не только исходя из экономических, но и политических соображений.
Третий приоритет в евразийской интеграции это опережающее развитие Россией своего национального человеческого капитала (НЧК) и его институтов реализации, и сотрудничество на этой основе с другими странами. Известно, что более 80% прироста ВВП развитых стран обеспечивается посредством роста НЧК, т.е. это не только качественный, но и самый быстрый прирост национальной экономики. Для восточных регионов России и её стратегии интеграции это имеет особенное значение по целому ряду причин.
Причина первая. Только привлекательный образ России, который складывается из составляющих НЧК - уровня душевых доходов, уровня образования, продолжительности жизни, уровня культуры, науки и управления - позволит ей претендовать на лидерство в интеграционном процессе в Евразии, где каждая цивилизация конкурирует с другими именно по привлекательности своей системы ценностей, качеств, НЧК и модели развития.
Причина вторая. Восточные регионы, которые являются центром интеграции, обладают крайне низким демографическим потенциалом, который в краткосрочной перспективе, очевидно, компенсировать не удастся. Остается только качество, выражаемое, прежде всего в качестве НЧК и его институтов. По сути, у России и выбора-то нет, кроме как сделать НЧК восточных регионов не менее качественным, чем НЧК Сингапура или Республики Корея.
Третья причина. Россия в целом и её восточные регионы крайне слабо представлены в восточной Евразии и АТР в экономическом и военно-политическом плане. В лучшем случае о ней говорят как о региональной стране, чей удельный вес постоянно сокращается. Единственное её преимущество - наличие природных ресурсов - во многом преувеличено: большинство месторождений разведаны и разрабатываются.
С точки зрения обрабатывающих отраслей и новейших технологий она не является интересным партнером для развитых стран Евразии и АТР. О чем свидетельствует изменение структуры экспорта России в Китай. Если в конце 80-х годов на долю природных ресурсов приходилось порядка 10%, а продукции машиностроения - 90%, то в начале второго десятилетия нового столетия - прямо наоборот. И во многом это результат федеральной политики. Так, в России только 20% ВВП производится на малых предприятиях (с численностью до 100 человек), а в США - 60%. Именно они являются основой современной экономики, а не госмонополии, как в России. Вместе с тем налоговая нагрузка на них в России более, чем в 4 раза выше, чем в США. Причем эта практика больнее всего для инновационных предприятий, где высока доля расходов на труд (т.е. НЧП)[10].
Очевидно, что для развития малого бизнеса с высоким удельным весом НЧП необходимо пересмотреть налогообложение. Как минимум в восточных регионах страны. Более того, по примеру Китая, необходимо объявить для таких предприятий налоговые каникулы.
Пока же в России рассчитывают на крупные госинвестиции. Например, только строительство суперверфей "Звезда" оценивается в 100 млрд рублей. На ней предполагается строительство судов в интересах Газпрома и "Роснефти", т.е. опять же перевозки сырья[11].
Иными словами, разговоры о развитии сотрудничества и интеграции с развитыми странами Евразии и АТР останутся разговорами до тех пор пока Россия, и прежде всего её восточные регионы, не смогут предложить этим странам наукоемкую продукцию, в основе которой лежит развитой НЧК.
Особенное значение в этой связи приобретает проблема сохранения национальной идентичности в процессе евразийской интеграции. В конечном счете речь идет о том, какая цивилизация и система ценностей обеспечат сохранение нации и государственного суверенитета, ибо каждая из конкурирующих цивилизаций - американская, китайская, исламская - не просто предлагает и продвигает, но внедряет свою ценностную систему. Поражение в такой цивилизационной схватке в Евразии гораздо опаснее поражения в войне.
У России в этой области есть как огромные исторические достижения, связанные с ненасильственной колонизацией восточных регионов, так и серьёзные ошибки, которых надо избежать в интеграционной стратегии. Но прежде всего российскому обществу и элите необходимо выработать единое представление о национальной идентичности. При таком определении евразийской идентичности очень важно определиться с ролью именно русских в восточных регионах и в "Желтороссии" в целом, понимая под термином "русский", конечно, не этническую, а культурно-историческую характеристику. Крайне опасно придерживаться двух крайностей - попытаться устранить из процесса евразийской самоидентификации русскую культурно-историческую и духовную составляющую, с одной стороны, и абсолютизировать ее - с другой.
Похоже, что ко второму десятилетию XXI века значительная часть российской элиты стала осознавать особое место России в мире и в Евразии. Как пишет один из руководителей Россотрудничества Г. Мурадов, "Наконец-то, после 20-летних поисков мы пришли к пониманию того, что конкретно нам можно противопоставить доминирующим западным идеологам об "американской мечте" или т.н. "европейской идее", стали внятно отвечать, почему перспективно и выгодно другим, исторически близким нам народам, быть вместе с Россией. И этот ответ оказался предельно прост.
Во-первых, сложившаяся вокруг России цивилизация уникальна не только своим многонациональным и поликонфессиональным форматом, но и беспрецедентной устойчивостью, выражающейся в историческом сохранении всех находящихся на данной цивилизационной территории народов, их языков и культур, национальной идентичности и, автономного управления. Во-вторых, устойчивость этой системы неоднократно подтверждалась ее способностью к коллективному отражению внешней агрессии, несущей российским народам угрозу утраты их гарантированного выживания в самобытном, аутентичном виде. И в этих трех "составных частях" - главная жизненная сила евразийского сообщества.
И, наконец, в-третьих, евразийская интеграция открывает перспективу совместного экономического развития и процветания через использование колоссального ресурсного потенциала, сосредоточенного на наших евразийских просторах"[12].
Вместе с тем современная ситуация в России не может заставить нас забыть о том, что в истории СССР был период, который иногда даже называют периодом геноцида по отношению к русским, который безусловно отразился и на судьбе восточных регионов страны. Разрабатывая стратегию евразийской интеграции, нелишне еще раз об этом напомнить. Как писала еще в середине 80-х годов д.ю.н. Г. Литвинова, "По итогам переписи населения 1979 г. среди наций, отличающихся низкими (ниже общесоюзных) показателями обеспеченности занятого населения специалистами высшей квалификации оказались русские, белорусы и народы Прибалтики, имевшие до революции самые высокие показатели грамотности. А среди народов, имеющих наивысшие показатели, - народы Закавказья и Средней Азии, отличавшиеся до революции крайне низкими показателями грамотности. Самыми низкими эти показатели оказались в экономических районах, расположенных на территории РСФСР: Западно-Сибирском, Восточно-Сибирском, Уральском, Волго-Вятском, Центрально-Черноземном, Поволжском.
Эти районы высоко-промышленной и топливно-энергетической значимости ныне обеспечены специалистами высшей квалификации в 3-5 раз ниже, чем Грузинской ССР. Вызывает сомнение национальная направленность подготовки научных кадров. В 1973 г. среди научных работников СССР самую низкую квалификацию имели русские и белорусы. У них был самый низкий процент лиц, имеющих ученую степень. Тем не менее, на 100 научных работников было аспирантов: среди русских - 9,7 человека; белорусов - 13,4; туркмен - 26,2; киргизов - 23,8. Эта тенденция сохраняется, усиливая новое фактическое неравенств наций.
Вымиравшие до революции казахи, киргизы, туркмены и другие народы азиатской части страны, ныне отличаются самыми высокими в мире естественным приростом населения, тогда как русские и украинцы, имевшие до революции самый высокий естественный прирост населения, сейчас оказались перед угрозой депопуляции (вымирания). Так в 50-е годы доходы колхозников Узбекской ССР были в 9 раз выше, чем в РСФСР, а стоимость валового сбора продуктов растениеводства за 1 трудодень по закупочным ценам в Нечерноземной зоне оценивалась в 10 раз ниже, чем в Узбекской ССР и в 15 раз ниже, чем в Грузинской ССР.
В 1960 г. самый низкий естественный прирост населения (в Эстонии) отличался от самого высокого (в Таджикистане) в 6 раз; в 1975 г. этот разрыв увеличился до 15, а в 1981 г. до 22 раз : естественный прирост населения Латвии в 22 раза меньше, чем в Таджикистане[13].
В этой связи важно подчеркнуть: Россия должна сохранить свою уникальную идентичность как гарантию выживания этноса в цивилизационной борьбе в период глобализации. Эта уникальность - культурная, религиозная, историческая, геополитическая - важна еще и в качестве весомого аргумента в пользу её претензий на роль одного из лидеров интеграции в Евразии. Современная Россия, кроме того, должна самоидентифицироваться как евразийская держава, ориентированная политически и экономически не только на запад Евразии, но и на ее восток, более того, на страны АТР, которым в качестве партнера нужен не европейский федеральный центр, а прежде всего развитые азиатские регионы России.
Это объясняется и экономическими причинами. Пока на Дальнем Востоке страны проживает менее 8 млн человек, ориентированных на продажу сырья и покупку импортных изделий, этот рынок не выглядит экономически привлекательным. Такая политика предполагает серьезные усилия, которые потребуются от власти по сути для укрепления нового этноса, а, значит, корректировки национальной политики. Опасность национализма, как и либерализма, в такой политике очевидна для современной России, но если опасность либерализма и "западничества" нам уже знакома, то национализма - еще нет. Как заметил точно писатель И. Волгин, "Самое страшное - судить о национальности по крови. Если человек воспитан в русской культуре и если его родной язык русский, если он укоренен в русской истории и русском мире, то кто же он? Пушкин, Багратион, Айвазовский, Гоголь, Левитан - кто они? Смешно даже задавать этот вопрос. Самоидентификация по крови ведет только к крови"[14].
Политика России на евразийском континенте, становится в XXI веке объективно наиболее приоритетным направлением внешней политики страны. Как правило, из-за стремительного экономического роста Китая, стран Юго-Восточной Азии, а также связанного с этим изменением роли АТР и всей расстановки сил в мире. Но не столько. Проблемы Центральной и Средней Азии для России в этом контексте становятся также ключевыми. Особенно, если учитывать то, что США объявили эти регионы приоритетными в своей внешней политике в последние годы, Так, например, назревающий конфликт между Узбекистаном, Казахстаном и Туркменией, с одной стороны, и Киргизией и Таджикистаном, с другой, может привести, по мнению И. Каримова к войне. Не случайно и то, что США уже выделили Узбекистану (после его выхода из ОДКБ) 3,8 млрд долл., а Ю.Корея еще 5 млрд долл., что позволяет сделать вывод о ставке США на эту страну[15]. Поэтому игнорировать проблемы ЦА, либо их недооценивать, как случалось прежде, невозможно.
На карте, размещенной выше, наглядно видна роль АТР и "выпадание" из таких представлений европейского "фланга" Евразии и стран ЦА. Думается, что это не случайно: Транс-Тихоокеанское партнерство (ТТП) уже сформировано США на двусторонней основе, Трансатлантическое (ТАП) - давно существует, но остается еще Центральная Азия, которая пока что не вписывается полностью в представления США о будущей Евразии. Думается, что это не случайно: "зажатые" западной и восточными дугами, страны ЦА просто будут вынуждены следовать в фарватере американской внешней политики. И это вносит новый геополитический элемент в представления о евразийской стратегии России, где ключевая роль принадлежит Казахстану.
Действительно, если посмотреть на карту России, то легко обнаружить, что североказахстанские области фактически делят Россию на западную и восточную части. Они не только вплотную примыкают к Уралу, Поволжью и Западной Сибири, но и являются транзитными для транспортировки с запада на восток и наоборот. Эти же области фактически изолируют Россию от стран ЦА. Этот и другие геополитические аспекты должны в обязательном порядке учитываться при разработке стратегии евразийской интеграции, которая должна наконец-то превратиться из частного торгово-экономического сотрудничества трех стран в стратегию национального развития.
__________________
[1] Кузнецов А.В. Возможно ли и каким путем достичь компатабильности или комплементарности региональных и субрегиональных экономических институтов Евроатлантического региона (ЕС, ЕврАзЭС, ТС)? В кн. Евроатлантическое пространства безопасности / под ред. А.А. Дынкина и И.С. Иванова. М.: ИМЭМО. 2012. С. 219.
[2] Неклесса А. Трансъевразийский трамплин // Независимая газета. 2013. 10 апреля. С. 5.
[3] Бенедиктов К. Закон кувалды // Известия. 2013. 6 августа. С. 3.
[4] Мальцев В., Хливный А. Сторожа братьев своих // Независимая газета, ("НГ-религии"). 2013 7 августа. С. 1.
[5] Мышление и творчество - Святая Русь /Эл. ресурс: http://holy-rus.org.ua/
[6] См. подробнее: Подберезкин А.И. Евразийская воздушно-космическая оборона. М.: МГИМО(У), 2013.
[7] Стросс-Кан: "Если сейчас в Старом Свете не произойдёт подъёма, то через двадцать лет Европа не будет иметь веса на мировой арене".//Эл. ресурс: "Наследие". 2013. 4 августа// http://nasledie.ru
[8] США сменили посла в Киеве.//Независимая газета. 2013. 6 августа. С.6.
[9] Сафронов И., Горяшко С. и др. Дмитрий Рогозин выведет авиацию в космос // Коммерсант. 2013. 6 августа. С. 1.
[10] Башкатова А. Российские налоги в четыре раза выше американских // Независимая газета. 2013. 8 августа. С. 4.
[11] Попов Е. ОСК рискует выронить "Звезду" // Коммерсант. 2013. 8 августа. С. 7.
[12] Мурадов Г.Л. Кризис цивилизации и пути выхода из него: взгляд из России / Цит. по: эл. ресурс "ЦВПИ". 2013. 18 апреля / http://eurasian-defence.ru
[13] К вопросу о национальной политике. Неопубликованное исследование середины 80-х / Эл. ресурс "Военное обозрение". 2013. 8 апреля / http://topwar.ru
[14] Новоселова Е. Братья до крови // Российская газета. 2012. 29 октября. С. 9.
[15] Панфилова В. Водяное противостояние // Независимая газета. 2012. 3 октября. С. 3.
