... азиатский поворот администрации Обамы
лишь повысил напряжение и сделал регион
более подверженным конфликтам[1]

Р. Росс, профессор Бостонского колледжа


Военные возможности США в Евразии необходимо адекватно оценивать. Их недооценка также опасна, как и недооценка. Во многом эти возможности являются производными от экономических, технологических и иных возможностей. Также, впрочем, как возможности военной силы предопределены мощью государства и соотношением сил.

Изменения в соотношении сил в мире и в Евразии неизбежно ведут и к изменениям в соотношении военных сил, хотя последние "запаздывают" на одно-два десятилетия. Эта поправка очень важна потому, что нельзя прямо экстраполировать изменения в соотношении мощи государства на соотношение их военных потенциалов. Тем не менее эти процессы тесно взаимосвязаны и не могут быть оторваны один от другого. Так, по оценке китайских ученых, соотношение сил в мире в 2010 и в 2030 годах будет выглядеть следующим образом[2]:



Приходится признать, что "азиатский поворот" Б. Обамы сознательно поддерживается в США и некоторых странах Евросоюза формированием "образа врага" в лице не только КНДР, Китая, но и России. И это не случайно. В эпоху, когда идет борьба за продвижение своей системы ценностей (в данном случае либеральной), позиции того или иного государства или группы государств определяются привлекательностью своей ценностной системой и непривлекательностью чужой. Это же во многом предопределяет и эффективность использования тем или иным государством "мягкой силы" (soft power). Это имеет огромное политическое значение в информационную эпоху развития человечества. Так, российские эксперты отмечают, например, что "... вся современная германская система образования от школы до университета в большей степени способствует созданию враждебного, нежели дружественного образа России. За подобной линией стоит вековая традиция. Ещё до первого объединения Германии в 1871 г., но особо массированно после этой даты немцев стали приучать к тому, что восточный сосед рейха является его потенциальным противником, хотя для всей предыдущей истории были типичны партнёрские и союзнические отношения между обоими государствами"[3].

При этом необходимо отметить два взаимосвязанных обстоятельства. Во-первых, эффективность "мягкой силы" зависит от других факторов силы - экономических, финансовых, но, прежде всего, военных. Поэтому рассуждения о том, что "военная сила потеряла свое значение", популярные в среде отечественных либералов с конца 80-х годов ХХ века, имеют мало общего с реальностью. Это хорошо видно на примере политики США в отношении КНДР, которую провоцировали (в том числе имитируя ядерную бомбардировку в ходе корейско-американских учений) на непопулярные ответные меры.

Во-вторых, новые военные возможности, созданные США в области ВКО и ВТО, позволяют им жестче шантажировать другие страны, находящиеся в числе приоритетов их внешней политики. Так, ведущий научный сотрудник центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН К. Асмолов обратил внимание на то, что новому обострению на Корейском полуострове предшествовало заявление "южан" и американцев об ужесточении политики по отношению к Пхеньяну. "Они пообещали наносить удары не только по непосредственным виновникам провокаций, но и при необходимости по командной верхушке КНДР,- напомнил "Ъ" эксперт.- То есть теперь, если где-нибудь на спорной территории произойдет перестрелка, южнокорейцы при поддержке беспилотников ВВС США смогут начать охоту на Ким Чон Ына[4].

Понятно, что военные возможности КНДР несопоставимы с возможностями США и их союзников особенно в области ВТО и ПРО, что хорошо видно, например, на следующей карте[5].



Иными словами, продвижение системы ценностей и интересов США в Евразии основывается в основном на их военной силе. Что характерно не только по отношению к КНДР, но и другим странам Евразии, включая КНР и Россию.

С 90-х годов ХХ века в силу развала ОВД и СССР ситуация стала стремительно меняться в пользу военно-силовой политики США и их союзников. В итоге к концу ХХ века в Евразии осталась одна военно-политическая доминанта - США и их союзники. Военный потенциал КНР даже во втором десятилетии нового века был несопоставим, а российский - уступал по всем параметрам, исключая СЯС. Что немедленно отразилось на резко возросшей численности и интенсивности региональных и локальных конфликтов. Тем не менее, стратегический паритет оставался сдерживающим фактором по отношению к России. Добавлю, что ко второму десятилетию XXI века, - фактически единственным фактором. В. Путин был вынужден это признать публично, заявив в одной из своих статей в 2012 году: "... мы ни при каких условиях не откажемся от потенциала стратегического сдерживания и будем его укреплять. Именно он помог нам сохранить государственный суверенитет в сложнейший период 90-х годов, когда других весомых материальных аргументов у нас, будем откровенны, не существовало"[6].

Ликвидация фактора уязвимости США и их союзников лежит в основе современной военно-политической стратегии США в Евразии, которой способствует системный кризис в России, в том числе развал ОПК страны. Военная сила отнюдь не потеряла своего значения, как пытались "доказать" многие в СССР и России. Она стала частью общей стратегии, в которой сочетались разные формы силы и методы внешней политики. Более того она прошла серьезную эволюцию за последние 20 лет, связанную не только с появлением новых сил и средств вооруженной борьбы, но и концепций их использования. Опыт военных действий США и их союзников последних десятилетий показывает, что в военных доктринах и стратегиях государств произошли качественные изменения, что, безусловно, полностью относится к Евразии. Речь идет прежде всего об использовании ВТО в Ливии и "повстанческих" сил в Сирии, чье сочетание формирует новый возможный облик войны в Евразии. Так, учения РГВ России и Белоруссии показывают, что "в ходе отработки учебно-боевых задач будет учтен недавний опыт боевых действия сил НАТО в Ливии и Афганистане, а также действия оппозиции в гражданской войне в Сирии. "Как известно, в 2009 году за учениями "Запад-2009" наблюдал Саиф Каддафи, сын бывшего лидера ливийской революции Муаммара Каддафи"[7], - считает генерал Ю. Неткачев. - "Действия наших войск на маневрах, к сожалению, Каддафи ничему не научили. В 2011 году его режим пал. Это стало возможным благодаря поддержке ливийской оппозиции со стороны сил НАТО, которые блокировали воздушное пространство страны", - считает эксперт. По его мнению, силы РГВ Союзного государства в связи с этим должны совершенствовать навыки по уничтожению средств воздушного нападения вероятного противника, а также уметь вести эффективную вооруженную борьбу против незаконных вооруженных формирований.

"Здесь уже не потребуются крупные танковые и мотострелковые соединения, которые применялись на ОСУ "Запад-2009". Видимо, настала пора осваивать применение в новом качестве мобильных сил и ССО", - считает Неткачев. По его мнению, необходимо обучать подразделения, которые могут действовать в тылу вероятного противника, "в том числе по уничтожению позиций стратегических средств ПВО, противоракетной обороны, ударных беспилотных летательных аппаратов, а также ударных авиационных средств различного предназначения""[8].

Появление новых военных возможностей доказывает, безусловно, гибкость и в разработке средств внешнеполитического воздействия. Так, Б. Обама обещал, например, "полностью сосредоточиться" на Афганистане и Пакистане, для чего была позднее разработана соответствующая стратегия, названная "АфПаковской"[9], полагая, что созданный новый военный потенциал позволит США контролировать Евразию по мере необходимости в режиме "on-line". Кроме того, он обещал отказаться от преимущественно военных средств борьбы с терроризмом, активнее использовать экономическую помощь и "мягкую силу" Америки с целью противостояния международному экстремизму. Для этого была разработана концепция "умной силы" (smart power), т.е. эффективного сочетания "жесткой силы" (новой военной) и "мягкой силы" (пропаганды, привлекательности)[10].

Сегодня можно уверенно говорить о том, что центральноазиатское направление стало приоритетным не только во внешней, но и в военной политике США. Не удивительно, что в 2000-2010 годы стремительно росли военные расходы США как в абсолютном выражении, так и относительно ВВП страны (увеличившись с 3% до 4,9%.

Даже некоторое сокращение военных расходов в 2013 году можно объяснить "накопленным потенциалом финансирования" в предыдущие десятилетия. В отличие от России, где с конца 80-х годов потребности обороны игнорировались и стали компенсировать недофинансирование только в последние годы, у США подобного провала нет. Наоборот рост на 100% за 10 лет заложил мощный фундамент под военный потенциал страны.

            Расходы США на министерство обороны и национальную оборону
                           в целом в 2001, 2003, 2006-2010 фин. гг.[11]


Еще более впечатляющий рост расходов на прямые и косвенные военные расходы показывают сравнении с 1992 годом, когда, казалось бы, военная угроза со стороны ОВД и СССР уже исчезла. Как видно из данных авторитетного лондонского Международного института стратегических исследований, расходы на национальную оборону за 1992-2011 годы выросли с 298,3 млрд до 749,7 млрд, т.е. почти в 2,5 раза. Кроме того за эти же годы в еще большей степени выросли расходы по линии министерства энергетики США, департамента внутренней безопасности и ветеранских организаций. Примечательно, что эти расходы росли опережающими темпами даже при стремительном росте дефицита всего федерального бюджета США[12].

       Расходы федерального бюджета США на военные
   и некоторые смежные программы 1992, 2001-2011 гг.[13]


Важно отметить, что стремительно растущая боевая эффективность высокоточных систем оружия изменила саму идеологию воздушных и наземных операций США, а, в конечном счете возможности использования военной силы. Если в 1991 году на поражение одного объекта выделялось несколько истребителей-бомбордировщиков США, то в 2003 году (операция "Свобода Ираку") - один самолет для уничтожения нескольких целей[14]. Поэтому сравнение количества имеющихся самолетов мало о чем говорит. Их качественные характеристики приобретают решающее значение.

Поражает как системно, планово и настойчиво продолжают реализовываться намеченные еще в начале 80-х годов планы США по созданию и развертыванию глобальной системы ПРО. Этот приоритет особенно заметен, когда рассматриваешь программы военных НИОКР и масштабы их финансирования. Так, по данным "Military Balance", финансирование НИОКР по ПРО занимает абсолютную долю расходов всех военных НИОКР США[15].



Примечательно и то, что другие крупнейшие НИОКР относятся к средствам воздушного нападения - оружию и системам боевого управления.

На фоне этой тенденции ситуация в России выглядит, мягко говоря, критично.


____________

[1] Росс Р. Проблема с разворотом // Россия в глобальной политике. 2012. Ноябрь-декабрь. Т. 10. N 6. С. 142.

[2] Перспективы развития КНР к 2030 году. Научные прогнозы китайских ученых / Экспресс-информация. 2012. N 2. ИДВ РАН, 2012. С. 29.

[3] Белов В.Б., Максимычев И.Ф. Образ современной России в Германии. М.: Институт Европы РАН: Русский сувенир, 2010. С. 47.

[4] Тарасенко П. КНДР объявила бой учениям // Коммерсант. 2013. 27 марта. С. 7.

[5] Тарасенко П. КНДР объявила бой учениям // Коммерсант. 2013. 27 марта. С. 7.

[6] Путин В. Быть сильными: гарантии национальной безопасности для России // Российская газета. 2012. 20 февраля. С. 1.

[7] Мухин В. Сетецентрические ориентиры союзной обороны // Независимая газета. 2013. 27 марта. С. 2.

[8] Мухин В. Сетецентрические ориентиры союзной обороны // Независимая газета. 2013. 27 марта. С. 2.

[9] President Obama`s Afghanistan-Pakistan (AFPAK) Strategy, FPC Briefing, General James Jones, National Security Advisor, Foreign Press Center, Washington, DC, March 27, 2009, http://fpc.state.gov/120965.htm

[10] Казанцев А.А., Воронин Е.Р., Пашковская И.Г. Гусев Л.Ю. Политика США и государств ЕС в области борьбы с терроризмом и массовыми нарушениями общественного порядка. Аналитическая записка. ИМИ МГИМО(У). 2011. Март. С. 10.

[11] Ежегодник СИПРИ. 2010. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М.: ИМЭМО РАН, 2011. С. 224.

[12] The Military Balance 2011. The International Institute for Strategic Studies. - London. 2011. P. 49.

[13] Эти расходы не включают расходы на международную военную помощь, пограничную службу, НАСА и другие программы.

[14] Куликов А. Когда сравнение не в пользу Москвы // Воздушно-космическая оборона. 2011. N 6. С. 13.

[15] The Military Balance 2011. The International Institute for Strategic Studies / London. 2011. P. 48.

Док. 665123
Перв. публик.: 08.09.13
Последн. ред.: 09.09.13
Число обращений: 0