Мы предлагаем модель мощного наднационального объединения,
способного стать одним из полюсов современного мира...[1]
В. Путин, президент России
... нужно сконцентрировать свое внимание на собственной "азиатскости".
Россия, стремясь к сближению с Европой, по сути отбрасывает свою
азиатскую составляющую...[2]
Т. Хидиятов, профессор
Идея В. Путина о превращении "мощного наднационального объединения в один из мировых центров", - безусловно не просто правильная, но и единственно возможная с точки зрения сохранения не только государства, но и нации. Проблема, однако, заключается в том, что далеко не все (а, может быть, большинство) в российской и зарубежных элитах ее разделяет. Отсюда и крайне медленное и непоследовательная ее реализации, включающая в ряде случаев даже "откаты" назад.
Превращение азиатского вектора внешней политики России в приоритет можно отнести по второму десятилетию XXI века. Причем достаточно условно, скорее в области деклараций о намерениях и ряде визитов на высшем уровне. Китай стал крупнейшим внешнеторговым партнером России, но их торговый оборот значительно уступает объему торговли Китая с США, Японией, Республикой Корея и даже Гонконгом. О торговле России с другими странами Ю.-В. Азии и АТР можно говорить только как о потенциале, требующем развития. Основная причина - структура высший торговли и фактическое отсутствие самостоятельной связи восточных регионов с государствами АТР.
О небольшой (мягко говоря) роли России во внешней торговле главными товарами - машиностроительной продукции - говорят следующие факты[3].
Более того, когда приводят пример роста товарооборота с КНР, "забывают", что в 1990 году в его структуре 90% составляла продукция обрабатывающих отраслей промышленности, а в 2012 - только 10%.
Иными словами доля России в экспорте и импорте продукции глубокой переработки была крайне незначительной. Особенно на фоне быстро растущей торговли в мире. И во многом это было вызвано не только главными причинами, связанными с провалами в экономике, но и отсутствием у элиты политической установки на евразийскую интеграцию.
Примерно такая же ситуация "неиспользованного потенциала" существует и в политической, и в военной области, где влияние России на фоне растущего влияния КНР и США ослабевало. Особенно если говорить о странах АТР, где ее роль упала практически до нуля.
Думается, что основная причина этому находится в ментальности и политической ангажированности на Европу российской элиты, которая игнорировала многие годы сотрудничество в Азии и даже собственные потребности восточных регионов. К сожалению, эта главная причина сохраняется и сегодня. Во всяком случае и финансовой части элиты. Это отражалось и в важнейших политических документах. Так, необходимо отметить, что в нормативном документе, определяющем внешнюю политику России того времени, - Концепции внешней политики Российской Федерации (в редакции 2008 года), приоритет евразийской политики выглядел слабо, только в контексте многовекторной внешней политики и в соответствующем (IV разделе Концепции) разделе "Региональные приоритеты", что, конечно же, не соответствует масштабу и актуальности проблемы. В прежней Концепции, в частности, говорится: "В контексте многовекторной внешней политики Российской Федерации важное и всевозрастающее значение имеет Азиатско-Тихоокеанский регион, что обусловлено принадлежностью России к этому динамично развивающемуся району мира, заинтересованностью в использовании его возможностей при реализации программ экономического подъема Сибири и Дальнего Востока, необходимостью укрепления регионального сотрудничества в сфере противодействия терроризму, обеспечения безопасности и налаживания диалога между цивилизациями. Продолжится активное участие России в основных интеграционных структурах Азиатско-Тихоокеанского региона - форуме "Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество",
механизмах партнерства с Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), включая региональный форум АСЕАН"[4].
Изменения стали происходить позже. Примечательно, что в своей статье "Россия и меняющийся мир" В. Путин уже выделил специальную рубрику - "Повышение роли России в Азиатско-Тихоокеанском регионе", которую он впервые по порядку и приоритетности поставил перед соответствующими рубриками, посвященными соответственно отношениям с Европой и США. Кроме этого в этой рубрике обращает на себя внимание перечень стран и регионов, которые В. Путин включает в АТР, а именно - Китай, Индия, страны БРИКС, "страны Азии, Латинской Америки и Африки", а также "Большой двадцатки"[5].
Другими словами, В. Путин расширяет понятие АТР до широкого толкования, одновременно говоря о том, что в этом регионе у России существуют значительные национальные интересы. Это представление существенно отличается от неолиберального взгляда на мир, сменившегося в российской элите в начале 90-х годов, и, отчасти, сохранившегося до настоящего времени как о "региональной державе". Некоторые из влиятельных политиков и политологов говорили в то время, что "Россия - сухопутная держава, которой не нужен ВМФ" и т.д.
Таким образом с геополитической точки зрения в России произошел коренной пересмотр акцентов ее внешней политики, когда она вновь заявила о себе как о глобальной державе, имеющей глобальные интересы. Прежде всего в Евразии и АТР.
В конечном счете эти изменения нашли свое отражение в Концепции внешней политики России, утвержденной в декабре 2012 года. Таким образом мы видим, что правящая элита очевидно недооценивала до начала второго десятилетия роль Евразии и АТР.
Все это говорит о растущей роли стран АТР в мировой политике и во внешней политике России, а также о расширенном толковании политической географии и роли этих стран в судьбе России. Подчеркну, - которая пока что не нашла адекватного отношения в основополагающих политических и нормативных документах.
Между тем примером такого стратегического прогноза и планирования мог бы послужить Китай, политическая и экспертная элита следующим образом оценивает перспективы Евразии и ряда других стран: "На основе проведенного статистического анализа, авторы китайского прогноза пришли к выводу, что в рамках экономического цикла с 1820 по 2030 гг. не только Китай и Индия к 2030 году займут лидирующие позиции в экономике как в начале XIX века, но и другие развивающиеся страны Юга, график роста ВВП которых за 210 лет можно обозначить латинской буквой "и" с верхними точками в 1820 и 2030 гг. и нижней точкой в 1950 г. При этом рост экономик стран Юга к 2030 году будет обеспечиваться за счет стран БРИК (или "четырех золотых кирпичей") - Бразилии, России, Индии и Китая"[6].
В России не существует на уровне истэблишмента таких оценок и прогнозов, хотя именно представления о будущем лежат в основе формирования политики настоящего. Те оценки и прогнозы, в т.ч. институтов РАН, представляют собой не более чем экономическую экстраполяцию, рассчитанную по обычным моделям. В них нет главного - политического приоритета, установки, амбиции для нации и представленный об обеспечении ее национальной безопасности.
В них нет и стратегического планирования в широком понимании этого слова, а не макроэкономического прогноза. В отличие от китайских экспертов, которые пишут: "Резко увеличилась доля экспорта в объеме мирового ВВП - с 1,0% в 1820 г. до 10,5% в 1973 г. и 30,9% в 2010 г. Таким образом, за 80 лет Китай совершит переход от экономики сельского хозяйства - 1949 г. к экономике промышленности - 1978 г. и затем к экономике промышленности мощного государства - 2010 г., к экономике третьей сферы - 2030 г.
Произойдут значительные изменения в структуре занятости. Если в 2009 г. большая часть экономически активного населения Китая была занята в сельском хозяйстве - 38,1 : 27,8 : 34,1, то уже в 2020 г. большая часть населения будет сосредоточена в третьей сфере - 43,1%, а в 2030 г. в ней будет занято больше половины экономически
активного населения - 51,5%, при значительном уменьшении доли занятых в сельском хозяйстве - до 16,6% и некотором росте доли занятых в промышленности и капитальном строительстве - 31,6% по сравнению с 2009 г.
При этом следует отметить, что вплоть до 2020 года доля произведенной высокотехнологичной продукции в ВВП КНР - 25% будет отставать от аналогичного показателя США - 39%, ЕС - 30% и Японии - 29%, к 2030 г. этот разрыв сократится, и КНР по этому показателю по прогнозу даже должна обогнать Японию: КНР - 35%, Япония - 34%, но останется по-прежнему ниже США - 42% и ЕС - 36%"[7].
Иными словами в Китае, в отличие от России, в основе стратегических документов лежит долгосрочный прогноз и стратегическое планирование, основанные не только на экономических оценках, но и, прежде всего, воле политической элиты.
Это объясняет во многом слабое присутствие политических приоритетов в евразийской стратегии России, которые ограничиваются аргументацией ТС и "взаимной выгоды". Как видно из китайских оценок, их стратегия и прогноз ориентированы на национальное опережающее развитие в отличие от российских макроэкономических оценок. Разница - принципиальная.
Закономерно, кстати, что активизированный В. Путиным процесс евразийской интеграции становится вопреки этой тенденции политическим вектором России в АТР. Как известно, тема евразийской интеграции, существовавшая несколько десятилетий фактически в забвении, была актуализирована В. Путиным в его статье в "Известиях" 3 октября 2011 года, которая сопровождалась целым рядом энергичных действий правительства, Государственной Думы России, отдельных партий и общественных организаций в последующие месяцы, прежде всего, в области экономической интеграции[8]. Но не только. Инициативы стали проявляться и в образовательной, культурной и информационной областях. Было активизировано и военно-техническое сотрудничество. Но эти важнейшие процессы, имеющие более важное значение, чем экономическая интеграция, получали слабую поддержку со стороны руководства страны. По сути активность в дозволенных рамках проявляли только Председатель Госдумы ФС РФ С. Нарышкин и руководитель Россотрудничества К. Косаче, у которых было явно недостаточно ресурсов и поддержки со стороны других органов власти.
Проблемы внешнеполитической стратегии и безопасности как-то были отодвинуты на второй план, хотя их обсуждение имеет принципиальное значение. Можно напомнить, что в основе европейской интеграции лежали прежде всего вопросы безопасности и общей попытки, а не экономики. Этим и объясняется прежде всего ее успешность. Более того, уже Лиссабонские соглашения и поведение ведущих европейских держав показывают, что именно политические процессы лежат в основе интеграционной политики стран Евросоюза.
В России произошло и происходи все наоборот. На первый план были выдвинуты вопросы экономической интеграции - деятельности Таможенного союза, и Единого экономического пространства - хотя уже тогда говорили о возможности расширения политической интеграции, создании единой валюты и т.д.
Интеграционные проекты на постсоветском пространстве охватывают большую часть территории и населения бывшего СССР. Однако по многим показателям их результативность существенно уступает ведущим региональным объединениям в современном мире. В частности, общая доля стран-участников в мировом ВВП составляет в случае ЕврАзЭс менее 3%, ЕС и НАФТА - 26%, АТЭС (без членов НАФТА) 29%. Аналогичный многократный разрыв сохраняется в сфере глобальных инвестиций и государственных расходов. Поэтому, хотя интеграционные проекты ТС, ЕврАзЭс и ЕЭП активно содействуют развитию постсоветских государств, их реальный потенциал требует интенсивного наращивания, особенно с учетом возможного расширения состава ТС и ЕЭП и в интересах повышения конкурентоспособности на международной арене. И ответ здесь находится в политической области.
Начало текущего десятилетия отмечено многими крупными событиями, подтвердившими российское лидерство в экономическом взаимодействии с большинством стран
постсоветского пространства. Однако условия осуществления этого лидерства остаются в значительной степени затратными и не всегда создают долгосрочные гарантии продвижения российских интересов[9], что не должно быть препятствием. Опыт Германии в Евросоюзе показывает, что она вынуждена платить за свое лидерство. Не говоря уже об "экономических издержках" объединения Германии.
Это, безусловно, очевидный, но только самый первый шаг. Выгода Таможенного союза и экономического сотрудничества очевидна. Как на экономическом, так и на бытовом уровне[10].
Приходится констатировать, что многовекторное экономическое сотрудничество стран-участников ТС, ЕврАзЭс и ЕЭП обусловлено расширением их участия в международном разделении труда в целях мобилизации ресурсов для решения хозяйственных задач. Наиболее наглядным проявлением многовекторности стало изменение архитектуры внешнеторгового взаимодействия на постсоветском пространстве, отход от моноцентричной системы партнерства в сфере экспорта и импорта. На современном этапе величина товарооборота со странами мира за пределами постсоветского пространства у трех участников ТС, ЕврАзЭС и ЕЭП - Казахстана, России и Таджикистана превышает величину товарооборота с партнерами по интеграционному процессу (приблизительно 74%, 86% и 53% соответственно) и только у Белоруссии и Киргизии этот товарооборот составляет относительно меньшую долю во внешнеторговом взаимодействии (примерно 45% и 48% соответственно). Значимость многовекторности международного экономического сотрудничества стран-участников ТС, ЕврАзЭс и ЕЭП еще более наглядно проявляется в контексте сравнения величины экспортно-импортных потоков, которые сложились между ними, другими странами СНГ и широкой международной средой[11].
Тем не менее, несмотря на расширение географии внешнеторгового сотрудничества и существенную значимость внешнего по отношению к интеграционному объединению вектора развития, именно современная политическая ситуация не создает условий для радикальной переориентации взаимных связей между странами-партнерами по ТС, ЕврАзЭС и ЕЭП. Если для России очень большую роль играют вопросы транспортных коридоров, то объективная заинтересованность в поддержании интеграционных тенденций Белоруссии, Казахстана, Киргизии и Таджикистана обусловлена стабильно высокими объемами экспортных (Белоруссия, Киргизия) и импортных (Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан) потоков, связывающих их с другими участниками интеграционного процесса[12]. Характерно, что в период мирового кризиса, параметры стоимостных объемов экспортно-импортных потоков стран-участников ТС/ЕЭП и ЕврАзЭС внутри интеграционного формата и за его пределами лишь в отдельных случаях претерпели значимые изменения. Важнейшими из них является заметный рост казахстанского экспорта и импорта в страны ЕС, значительный рост киргизского импорта из стран СНГ, ЕС и Китая, существенный рост таджикского экспорта в Китай и импорта из стран ЕврАзЭС и СНГ, падение экспорта Таджикистана в другие страны мира и особенно в ЕС. Но по своему товарному составу экспортно-импортные потоки практически не изменились и общие характеристик: системы товарообмена на интеграционном пространстве сохранились.
В целом, несмотря на влияние многовекторности экономического сотрудничества, развитие основных интеграционных форматов опирается не только на масштабы взаимных торговых обменов между странами-членами но и на их взаимодополняемость. Это качество позволяет решать многие вопросы интеграционного развития, в том числе, смягчать последствия до национальных хозяйственных систем - Белоруссии, Киргизии и Таджикистана, "хронически" отрицательного сальдо во внешней торговле за пределами постсоветского пространства. Тем самым повышается привлекательность участия в интеграционном взаимодействии для небольших государств, расположенных на флангах интеграционных объединений.
/>
В этой связи, главной особенностью многовекторной системы внешнеторгового сотрудничества стран-участников ТС, ЕврАзЭС и ЕЭП является общая сбалансированность центростремительных и центробежных характеристик и системная устойчивость в пределах среднесрочной перспективы[13].
Этот взвешенный, но излишне осторожный подход обуславливается объективно низкой ролью в интеграции политических факторов, которые могут иметь решающее значение. Представляется, что для изменения ситуации необходимо на национальном российском - государственном и общественном - уровне существенно повысить роль приоритетов евразийской интеграции в российской внешней политике.
Начатые интеграционные процессы - только самый первый шаг, за которым должны последовать и другие. В том числе в политической и военно-политической области. Так, необходимо резкое расширение масштабов военно-технического сотрудничества. И не только с точки зрения льготных цен (что уже существует сегодня по информации Генерального секретаря ОДКБ Н. Бордюжи[14]), но и с точки зрения усиления военно-научной и промышленной кооперации на стадии разработки В и ВТ, а также разработки способов ее применения, базирования, обслуживания и обеспечения. Здесь есть огромные возможности, но к их использованию необходимо подходить не с утилитарных "экономических", а политических требований, сформулированных в основополагающих правовых документах, а, главное, политической ориентации правящей элиты.
______________
[1] Путин В.В. Новый интеграционный проект для Евразии - будущее, которое рождается сегодня // Известия. 2011. 4 октября.
[2] Мизь Н.Г. Япония - российское Приморье: путь к взаимопониманию: монография. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун.-та, 2010. С. 4-5.
[3] Евразийская интеграция в XXI веке / ред. группа: А.Н. Климов, В.Н. Лексин, А.Н. Шевцов. М.: ЛЕНАРД, 2012. С. 91.
[4] Концепция внешней политики Российской Федерации. Утверждена 12 мая 2008 года (Пр-1440) // http://archive.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108/shtm
[5] Путин В.В. Россия и меняющийся мир // Коммерсант. 2012. 27 февраля. С. 2.
[6] Перспективы развития КНР к 2030 году. Научные прогнозы китайских ученых / Экспресс-информация. 2012. N 2. ИДВ РАН, 2012. С. 5-6.
[7] Перспективы развития КНР к 2030 году. Научные прогнозы китайских ученых / Экспресс-информация. 2012. N 2. ИДВ РАН, 2012. С. 5-6.
[8] Путин В.В. Новый интеграционный проект для Евразии - будущее, которое рождается сегодня // Известия. 2011. 3 октября. С. 1.
[9] Оценка перспектив и экономического эффекта от интеграционного сотрудничества в рамках Таможенного союза (ТС) ЕврАзЭс и единого экономического пространства (ЕЭП) России, Белоруссии и Казахстана, в том числе с учетом зарубежного опыта в этой сфере и возможного присоединения новых государств-участников к ТС и ЕЭП / Отчет НИР / ответ. рук. работы проф. К.П. Боришполец. М.: МГИМО(У), 2011, С. 5.
[10] Внешняя торговля товарами государств - членов Таможенного союза за I квартал 2011 года. Статистический бюллетень / Евразийское экономическое сообщество. Комиссия Таможенного союза. М. 2011. С. 154.
[11] Оценка перспектив и экономического эффекта от интеграционного сотрудничества в рамках Таможенного союза (ТС) ЕврАзЭс и единого экономического пространства (ЕЭП) России, Белоруссии и Казахстана, в том числе с учетом зарубежного опыта в этой сфере и возможного присоединения новых государств-участников к ТС и ЕЭП / Отчет НИР / ответ. рук. работы проф. К.П. Боришполец. М.: МГИМО(У), 2011, С. 110.
[12] Оценка перспектив и экономического эффекта от интеграционного сотрудничества в рамках Таможенного союза (ТС) ЕврАзЭс и единого экономического пространства (ЕЭП) России, Белоруссии и Казахстана, в том числе с учетом зарубежного опыта в этой сфере и возможного присоединения новых государств-участников к ТС и ЕЭП / Отчет НИР / ответ. рук. работы проф. К.П. Боришполец. М.: МГИМО(У), 2011, С. 111.
[13] Оценка перспектив и экономического эффекта
от интеграционного сотрудничества в рамках Таможенного союза (ТС) ЕврАзЭс и единого экономического пространства (ЕЭП) России, Белоруссии и Казахстана, в том числе с учетом зарубежного опыта в этой сфере и возможного присоединения новых государств-участников к ТС и ЕЭП / Отчет НИР / ответ. рук. работы проф. К.П. Боришполец. М.: МГИМО(У), 2011, С. 112.
[14] Бордюжа Н. Россия упростит продажу оружия союзникам // Известия. 2012. 21 июня. С. 1, 3.
Реклама Яндекс
По-настоящему комфортный сервис - это заказ междугороднее такси онлайн. Довольно легко организовать ьеждугородние поездки. Всего несколько минут посвятите предварительному заказу такси онлайн - и вы сможете не переживать об отсутствии встречающих в пункте прибытия.
Заказ такси онлайн
Док. 665114
Перв. публик.: 07.09.13
Последн. ред.: 08.09.13
Число обращений: 0
Подберезкина Ольга Алексеевна
|
