В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Александр Фоменко: В чем значение России для современной Европы? Назад
Александр Фоменко: В чем значение России для современной Европы?
Сегодня Брюссель гораздо больше подходит на роль наследника революционного СССР, чем Москва. Революционный либерализм брюссельского разлива явно близок советскому революционному коммунизму: это касается как его отношения к политическому и экономическому суверенитету стран и народов, так и к традиционной морали и традиционной семье. Истинно революционный большевизм 1918-1934 гг был не меньше озабочен "гендерной проблематикой", "сексуальной свободой" и "антиклерикализмом", нежели нынешний брюссельский пост-христианский либерализм. В этих условиях Россия становится последней надеждой Европы отечеств. Но состоится ли Консервативный Интернационал?
Отношения России с нынешним Европейским союзом - точнее, с руководством этого достаточно рыхлого политического и экономического блока, нельзя отождествлять с отношениями нашими с собственно Европой, то есть с Западом нашего континента. Хотя именно подобным отождествлением (Евросоюза - с Европой), с завидным упорством, занимаются сегодня масс-медиа - как проправительственные, так и оппозиционные. Для которых, по большому счету, всё, что не СНГ, то ЕС.
Понятно, почему на этой точке зрения стоят наши "внутренние брюссельцы", недовольные все более очевидным дрейфом путинской России в сторону традиционных европейских ценностей - государственного патриотизма, политического суверенитета, традиционно (и даже религиозно) ориентированной общественной морали, культурного почвенничества и т.д.
Нашим революционным либералам требуется более или менее осязаемое подтверждение реалистичности их политических рецептов, выполнимости их утопий. Очередному их поколению, вскормленному первым путинским десятилетием - эпохой послеельцинской стабилизации, очень хочется теперь самим порулить великой страной, доказав всем, что провал керенщины в 1917 году и лихолетье ельцинщины в 1990-х были исторически случайны, а не закономерны.

* * *
В отличие от революционеров, скажем, французских - изначально использовавших ярко-патриотическую риторику и с недоверием относившихся ко всяческим "реакционным иностранцам", наши революционеры и диссиденты - и досоветские, и послесоветские - всегда черпали свое вдохновение либо в Париже, либо в Лондоне, либо в Нью-Йорке.
Собственно, сам термин "патриот" впервые использовали американские революционеры 1776 года, а ввели в широкое употребление французские революционеры 1789 и 1793 годов. Русские же большевики, в отличие от своих учителей-якобинцев, были в пору Первой мировой войны открытыми или "полу-открытыми" пораженцами. Такими же пораженцами в пору так называемой холодной войны были и советские диссиденты - не все, а сахаровского толка.
Нет ничего удивительного в том, что нынешние антипутинские диссиденты "болотно-сахаровского" толка ищут моральную и материальную опору и поддержку именно в среде европейской либеральной бюрократии - за отсутствием сегодня достаточного количества подобной бюрократии в нашем Отечестве. В былые времена царские диссиденты искали моральной поддержки у либеральных бюрократов нашей империи (вроде М.Е. Салтыкова-Щедрина - рязанского, а затем тверского вице- губернатора - и ему подобных), а диссиденты советские - у "либеральных" коммунистических аппаратчиков и руководителей КГБ СССР.

* * *
Между прочим, "евробюрократия", как особый политический класс европейской либеральной наднациональной элиты, хоть и не может быть непосредственным наследником советского правящего класса, наднациональной коммунистической элиты, однако выработала весьма схожие идеологические и управленческие принципы, весьма далекие от традиции собственно европейской - традиции Рима и Вены, Лондона и Берлина, Парижа и Мадрида.
Революционный либерализм брюссельского разлива очевидно сродни советскому революционному коммунизму: это касается как его отношения к феномену политического и экономического суверенитета стран и народов Европы, так и к традиционной морали и к традиционной семье.
Как известно, истинно революционный (то есть до-сталинский) советский коммунизм был не меньше озабочен "гендерной проблематикой", "сексуальной свободой" и "антиклерикализмом", нежели современный ему западноевропейский социализм 1920-х годов или нынешний брюссельский, истинно революционный (то есть пост-христианский) либерализм, правящий бал в коридорах власти Европейского союза.
Не случайно видная социальная и сексуальная революционерка и феминистка Александра Коллонтай - член первого Советского правительства и автор множества текстов на социально-сексуальные темы - стала одним из признанных авторитетов для протагонистов той второй "сексуальной революции", что началась на либеральном Западе через сорок с лишним лет после начала первой таковой "революции" в большевицкой России.
Известно, что в числе своих первых шагов ленинское Советское правительство узаконило как гражданский брак, так и крайне легкую процедуру его расторжения, а также отменила уголовное преследование за мужеложество. Эпатажные публичные выступления особенно раскрепощенных участников движения "Долой стыд!" производили на тогдашнее общество даже более сильное впечатление, нежели нынешние акции членов движения "Femen" или "Pussy Riot".
Советская власть впервые в мире легализовала в 1920 году аборты: они стали свободными и бесплатными. Вследствие этого, в 1934 году в Москве, например, прерывалось уже 73% всех беременностей.
Правда, именно тогда начался и закат советской "сексуальной революции": в 1934 году было вновь криминализовано мужеложество, в 1936-м были запрещены аборты, а с 1943 года - резко затруднены разводы. В итоге, даже после всех потерь Второй мировой, к 1959 году численность населения СССР достигла довоенного уровня (1).
(1)Эту тенденцию переломила лишь повторная легализация абортов в 1955 г. С тех пор официальные демографические потери СССР, вследствие производившихся абортов, составляли по 5 млн человек в год.
Вообще говоря, нынешняя Москва гораздо меньше подходит на роль наследника СССР, нежели нынешний Брюссель. А ведь именно в Брюсселе в 1930-е годы русскими изгнанниками (при благосклонной поддержке бельгийских королевских властей) был выстроен известный храм во имя Иова многострадального, ставший памятником всем жертвам нашей Гражданской войны, от безбожной власти убиенным.
Однако сегодня в брюссельской штаб-квартире ЕС гораздо четче действуют нормы приснопамятного "демократического централизма", нежели на нашей Старой площади или в Кремле, различные башни которого, как известно, не отличаются единством воззрений (притом, что над башнями этими до сих пор высятся советские рубиновые звезды, а не двуглавые орлы.)
Что касается отношения правящих в Европе политических режимов к общественному мнению, то оно было продемонстрировано всем с подкупающей ясностью в ходе принятия абсурдного (даже в чисто лингвистическом отношении абсурдного!) закона о возможности дарования французским государством родительских прав лицам, не желающим практиковать деторождение как таковое. Миллионные демонстрации французских граждан против принятия этого закона никак не повлияли на решимость парламентского большинства и Президента республики протащить этот закон во что бы то ни стало.
Странно, что наши либеральные оппозиционеры, с одной стороны, целиком поддерживая подобное пренебрежение властей Франции к требованиям многочисленных недовольных толп тамошних избирателей, с другой сторон требуют от властей России повышенного внимания к требованиям гораздо менее многочисленных недовольных толп избирателей наших.

* * *
Нельзя не заметить, что твердость и решимость европейское начальство проявляет обычно лишь по отношению к законопослушной части населения. Зато на глазах у всего мира власти тех или иных стран Евросоюза постоянно демонстрируют очевидную неспособность справиться с бунтами радикально настроенной молодежи, крушащей все на своем пути, сжигающей личные автомобили добропорядочных граждан. Естественно, что недовольство этих добропорядочных европейцев растет. И все громче слышатся требования о наведении надлежащего порядка на улицах европейских городов - растет популярность политических движений, выдвигающих эти требования.
Старые, давно устоявшиеся партии, являющиеся системообразующей частью право-левого послевоенного политического истэблишмента Западной Европы, с каждым днем все менее соответствуют общественным запросам. И поэтому об отсутствии настоящих политических альтернатив, то есть об отсутствии возможности выбора у современного западного избирателя, не говорил в последние годы только ленивый.
Однако стоило появиться на политическом небосклоне той или иной страны хоть какой-либо альтернативе - в право-левой прессе немедленно начиналась форменная истерика: так обстояло дело во Франции после каждой электоральной победы французского Национального фронта. Так было и со швейцарской Народной партии - после ее успеха на выборах в 1999 году, а через год - с австрийской партией Свободы. Тогда, в 2000 году, особенно горячие либеральные брюссельские головы дошли даже до сожалений вслух о том, что австрийцы (как "жертвы гитлеровского anschluss`а") избежали денацификации после 1945 года.
Но похоже, что все большее число западноевропейцев просто перестают доверять масс-медиа, преимущественно либеральным. И потому все больше избирателей обращает сегодня свои взоры в сторону популистских, национально ориентированных партий, настроенных скептически по отношению к догматике Евросоюза. Происходит это не только в Италии или в Греции, но и в Австрии, в Венгрии, в Словакии. И даже в Нидерландах, Дании и в Швеции - странах, еще недавно бывших образцами проевропейских настроений и витринами так называемой "толерантности". (Этим словом западные масс-медиа обозначают самые разнородные явления - от терпимости по отношению к чудачествам соседа до примирения с моральной распущенностью и откровенным хулиганством.)

* * *
Вполне объяснимым в этих условиях является улучшение отношения к Москве со стороны тех самых правых европейских почвенников, которые еще двадцать лет назад воспринимали ее все еще как столицу мирового коммунизма, но не как столицу исторической России.
Им, разумеется, могут не нравиться те или иные черты нашей современной политической культуры - от сформировавшейся еще в первые ельцинские годы системной коррупции, продолжающей отравлять жизнь всего государственного организма, и до разнообразных избирательных художеств, вершиной которых были подтасовки на президентских выборах 1996 года, о которых публично заявил в конце февраля 2012 года Президент Д.А. Медведев. Причем эти подтасовки не вызвали тогда никакого осуждения со стороны Брюсселя и Вашингтона, ибо полностью их устраивали: Ельцин потерял расположение официальных лиц Запада лишь после его отказа поддержать войну НАТО против Белграда и, последовавшего вскоре, известного марша на Приштину из Боснии наших парашютистов.
Но западные евроскептики и патриоты своих Отечеств вполне ясно понимают, что ценность России для современной Европы не исчерпывается поставками энергоресурсов и наличием постоянного повода критиковать те или иные несоответствия наших политических практик тем, что сложились на Западе.

* * *
Не понимает смысла событий лишь наш "креативный класс", явно не обладающий соответствующим кругозором и необходимой для такого понимания штабной культурой. В своем увлечении мифологией "европейских ценностей" Евросоюза, эта революционная пехота не замечает очевидного: отношение к условному нашему Кремлю "брюссельской бюрократии", то есть руководства Европейской комиссии, а также большинства членов так называемого Европейского парламента, нельзя смешивать с отношением к нему европейских консервативных традиционалистов - как правого, так и левого толка.
Зато у многих европейских политиков отнюдь не маргинального рода вызывает понимание как раз тот дрейф нашего официально правящего класса в сторону традиционных европейских ценностей, который так не нравится евробюрократам.
Рассуждения о необходимости достижения русско-европейского единства политических действий, то есть состояния "стратегического партнерства" по всему спектру мировых проблем, слышны сегодня от многих так называемых "правых" европейцев - не только от членов и сторонников, например, итальянской партии "Народ Свободы" Сильвио Берлускони, венгерской партии "Фидес" Виктора Орбана, Швейцарской народной партии, французского Национального фронта, но и от представителей австрийской партии Свободы, партии Шведских демократов, Датской народной партии, партии Настоящих финнов и так далее.
Некоторое время назад, например, призыв члена риксдага от партии Шведских демократов Маргареты Сандстедт иметь "насколько возможно хорошие" отношения с Россией - и не обращать особого внимания на существующие конфликты ее с соседями, в том числе в Закавказье, вызвал целый скандал в политическом истэблишменте Швеции, до этого бывшим исключительно антикремлевским (2).
(2) Nyheter24, 20-05-2011. См.: http://nyheter24.se/nyheter/inrikes/568806-sd-kvinnans-nya-chock-uttalande
Незадолго до того похожий шум вызвало выступление представителя Датской народной партии в Европарламенте Мортена Мессершмидта в старейшей копенгагенской газете "Берлингске", заявившего, что путь к преодолению раскола Европы проходит не через ЕС, а через Россию, и предложившего, в связи с этим, пригласить Россию к членству в НАТО. Датский политик не был при этом излишне благостен, он призывал всерьез критиковать наличествующие в постсоветской России коррупцию и нарушения человеческих прав. Но, даже считая, что российский политический "режим не является демократическим в западном смысле слова", он подчеркивал: "Нравится нам это или нет, но Путин пользуется огромной поддержкой". И продолжал: "Я не пытаюсь затушевать то неприемлемое, что случилось в России после падения Советского Союза. Перечень долог. Но должен ли он удерживать нас от сближения, когда перечень улучшений неизмеримо длиннее?"(3)
(3) См.: http://www.b.dk/kommentarer/tilbyd-rusland-nato-medlemskab
Внешнеполитический фактор в улучшении отношения к нам разного рода европейских традиционалистов не стоит недооценивать. Демонстративная независимость нынешней Москвы от мнений брюссельской "княгини Марьи Алексевны" (в первую очередь, на сирийском направлении) сегодня привлекает к нам благожелательное внешнее внимание в гораздо большей степени, нежели это могло быть в годы идеологической и внешнеполитической несамостоятельности, известной под именем козыревщины.
Более того, на фоне все большего удаления морального кодекса строителя единой Европы - то есть Европы Брюсселя - от традиционной морали Европы Рима и Царьграда, нарастает отчуждение от этого проекта все более широких слоев населения стран-членов нынешнего Евросоюза. А нынешняя Россия становится в европейском общественном мнении оплотом и надеждой тех сил, которые берут на себя смелость противостоять нравственной и культурной деградации нашего континента.
Не будет преувеличением сказать, что Россия сегодня - это последняя надежда Европы отечеств. Той Европы, которая наследует те же традиционные европейские ценности - жизненные и культурные, - которые исповедует и Россия. И которые, очевидно, не исповедуют разнообразные "евробрюссельцы", упорно продолжающие строительство той башни ЕС, фундамент которой уже давно размыт. Для них Россия постепенно становится главным политико-культурным раздражителем.
В этих условиях старый лозунг Жана-Мари Ле Пена: "Патриоты всех стран - объединяйтесь!" приобретает все более злободневное звучание.
Потому что только объединившись мы сможем противопоставить стихии хаоса - волю к гармонии и порядку.

Док. 664943
Опублик.: 03.09.13
Число обращений: 0

  • Фоменко Александр Владимирович

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``