Александр Фоменко: От Тютчева до Путина. Стратегическое партнёрство России и Германии сегодня невозможно, хотя...Назад
Александр Фоменко: От Тютчева до Путина. Стратегическое партнёрство России и Германии сегодня невозможно, хотя...
За последние два десятка лет идея русско-германского сближения не раз переживала и взлёты, и падения.
В 1989-1990 годах, когда за идеологически окрашенными аббревиатурами, созданными в ХХ столетии, ещё едва проглядывали контуры двух культурно-исторических миров - России и Германии, - мало кто в Москве и в мире мог рассуждать о возможности создания ими какой-либо геополитической оси.
Но при этом политические уступки Москвы и экономические намерения Бонна (тогда ещё исполнявшего обязанности Берлина), о которых было объявлено после встречи в верхах в Архызе (Северная Осетия) летом 1990 года федерального канцлера Г. Коля и президента М. С. Горбачёва, были более чем решительными.
Впервые после Второй мировой войны, на долгие годы закрепившей у западных немцев и русских взаимный образ врага, Россия и Германия дружески протягивали друг другу руки.
Не СССР и ФРГ - государственные образования, возникшие в результате исторических катаклизмов, - а именно Россия и Германия - те самые народы, субъекты истории, о которых писал в своё время крупнейший русский политический мыслитель Ф. И. Тютчев[1].
Впрочем, за послевоенные годы самоощущение немцами себягосударствообразующей нацией претерпело существенные изменения. Социологические данные говорили о том, что уже к началу 1980-х годов сформировалась специфическаязападногерманская идентичность: подавляющее большинство граждан ФРГ воспринимали в качестве Германии только свою страну, и воссоединение с ГДР стало для них менее важным, нежели объединение Европы[2]. Напротив, по мере развития телевидения в то же самое время "у населения ГДР стало развиваться чувство сопричастности к событиям в ФРГ"[3].
И желание немецкого единства, и иллюзия лёгкости его достижения возникли вначале именно в массах восточных немцев и лишь затем перекинулись на запад Германии, где до этого "объединительный проект" обсуждался лишь элитами.
Вообще говоря, Восточная Германия, или ГДР, - это особая статья в истории немецкой государственности и в истории немецкого этноса. В 1945 или в 1955 годах никто в мире, видимо, не предполагал, во что выльется многолетнее пребывание на востоке Германии группы советских войск. В итоге всех перипетий конца 1940-х и начала 1950-х годоввпервые в истории в течение сорока лет немцы и русские получили возможность узнать друг друга со всех сторон, проживая бок о бок внутри Германии. Как оказалось, не было лучшего лекарства от взаимных предубеждений, обусловленных плохим знанием (или вовсе незнанием) друг друга.
К тому же в восточной (советской) оккупационной зоне, в отличие от западной (антисоветской), в немцах не воспитывали годами комплекса вины и поражения. На востоке Германии новые поколения немцев росли под лозунгами дружбы с советским народом, без ощущения того, что они кому-то что-то должны в связи с поражением гитлеровского рейха. Ибо немецкие социал-демократы и коммунисты, оказавшиеся у власти в восточном Берлине, встретили окончание Второй мировой войны, уже будучи на стороне победителей.
И если собственно "гэдээровского" патриотизма Восточному Берлину явно не хватало, то вот патриотизма общенемецкого - хватало вполне. Между прочим, прусский строевой шаг Национальной народной армии ГДР, проходившей парадом по Унтер-ден-Линден перед монументом Фридриху Великому, - это культурно-политический феномен, невоз-можный в те же годы для ФРГ.
Неизвестно, понимал ли сам Горбачёв глубинный смысл происходивших тогда перемен. Но ясно, что Коль, даже если и не понимал его вполне, умело воспользовался подарком судьбы[4] и сделал соответствующие времени выводы: вся последующая деятельность федерального канцлера объединённой Германии доказывает это.
Многолетние подчёркнуто близкие отношения друга Гельмута с хозяевами Кремля не являлись в прямом смысле слова личными отношениями, ибо не зависели от кремлёвских персоналий. Есть все основания думать, что в случае гипотетического вступления во власть того же Зюганова, например, друг Гельмут ни на минуту бы не огорчился. А Зюганов, видимо, не преминул бы совершить первый свой официальный визит именно в Берлин.
В первое время после распада СССР возможность стратегического союза между Россией и Германией считалась маловероятной, прежде всего в силу очевидного проамериканизма внешней политики послесоветской Москвы, сегодня называемого козыревщиной.
Но с тех пор Соединённые Штаты многажды продемонстрировали стойкое нежелание выполнять даже прямые обещания, данные ими своему новому "стратегическому партнёру", и в кремлёвских коридорах власти эйфория "победы над прошлым" сменилась тягостным ощущением обманутых надежд.
Неудивительно, что вскоре даже и вполне прогрессивные иполитически корректные (идеологически выдержанные, как говаривали в советские времена) политологи ельцинского призыва принялись рассуждать о возможных конфигурациях новых хозяйственных, политических, а то и военных союзов с участием РФ.
Вслед за окончательным выводом остатков нашей группы войск из восточной Германии идея московско-берлинской осимногим у нас стала казаться достаточно близкой реальностью.
Ведь заметно было, что после официального окончания холодной войны Германия не только продолжила укреплять своиособые отношения с Францией (к чему уже привыкли в Европе и мире), но и начала сознательное выстраивание подобных же отношений и с Россией, очевидно, стремясь к созданию новой системы баланса сил и интересов на нашем континенте.
После бомбардировок Югославии в 1999 году всем стало ясно, что Вашингтон не собирается оставлять Европу на произвол её собственной судьбы. Понятно было и то, что после самороспуска Восточного блока у немцев не было, собственно, никаких оснований так уж близко к сердцу принимать заботы и нужды создателей блока западного. Как и душевное стремление стран бывшего соцлагеря непременно попасть под американский "ядерный зонтик". Правящий класс Германии хорошо помнил и понимал, что НАТО создавалась в конце 1940-х годов не только с целью сдерживания геополитической активности Москвы, но и с целью удержания Германии в зоне влияния Лондона и Нью-Йорка.
В начавшемся в 1990-е годы расширении НАТО на восток у Берлина мог быть только один интерес, хотя и чисто теоретический - всё большая европеизация блока и, благодаря этому, постепенное уменьшение влияния американских глобалистов на европейскую политику.
Об этом некоторые немцы, причём не последние, грезили уже в конце 1940-х и в начале 1950-х годов. Ибо весьма глубокие, не только политические, но и культурно-психологические противоречия возникли в ХХ столетии между старой Европой и новой, интервенционистской Америкой. О том, что "дороги Америки и Европы окончательно разошлись", проницательный немецкий автор[5] (живший в эмиграции в США - sic!) написал, например, уже в год окончания Второй мировой войны, к удивлению простодушных американцев[6].
Не успели просохнуть чернила на Атлантической хартии, положившей начало созданию НАТО, а в декабре 1951 года редакционная статья в консервативном немецком еженедельнике Christ und Welt[7], официальном издании евангелической церкви, уже обсуждала условия, при которых "континентальная Европа могла бы покинуть Атлантический пакт"[8].
Мнения официальной боннской прессы относительно этой "западно-восточной" геополитической альтернативы не сильно, кстати, противоречили тогдашним неофициальным взглядам. В немецкоязычной американской газете в конце 1949 года можно было прочитать: "Мы, пруссаки, всегда были тесно связаны с русскими; теперь мы, немцы, рады вернуться к традиции Бисмарка Наш альянс с Москвой, действительно, предопределён Социалистическая Германия и коммунистическая Россия вместе - непобедимы, и поэтому наш альянс обеспечивает мир для всего мира".[9]
Отсутствие у Берлина возможности проведения действительно самостоятельной внешней политики, независимой от Вашингтона, чьи оккупационные (sic!) войска до сих пор пребывают на территории ФРГ, парадоксальным образом лишь усиливало немецко-русские хозяйственные связи, что существенно восполнило морально-политические потери России вследствие демонстративной активности НАТО на востоке Европы.
В том что касается долгосрочных вложений в русскую промышленность (даже в добывающую только), Нью-Йорк просто не может быть альтернативой Франкфурту[10] уже в силу существенной разницы в структуре и природе их капиталов. Ибо многочисленные, более или менее мелкие пайщики обычных для Америки акционерных компаний с сильной долей капиталов собственно спекулятивных требуют от инвестиционных проектов постоянного и быстрого получения доходов и не желают ввязываться в долгосрочные проекты.
Немецкий же частный (часто семейный) промышленный капитал (да и капитал банковский) имеет вкус к подобного рода проектам и вообще к производительной деятельности.
Как писал американский исследователь традиционного экономического поведения немцев, в Германии даже сегодня, в пору полного господства финансового капитализма, существует "убеждение, что есть что-то определённо нездоровое в обогащении посредством хитрости и изворотливости. Согласно германской психее, богатство достигается производственной деятельностью, а не спекуляцией. Выгодное вложение средств в финансовые инструменты может порой быть необходимым, но ловкач никогда не должен получать больше денег, нежели тот, кто действительно производит что-то"[11].
Подобное же, немецкое отношение к финансовому капиталу и к производственной деятельности свойственно и традиционному русскому сознанию. (Согласно, например, воспоминаниям В. П. Рябушинского, в дореволюционном московском купечестве "более всего уважалось занятие промышленностью: фабриканты и заводчики стояли на первом месте; за ними шли купцы, а к лицам, занимавшимся коммерческим учётом, даже без всякого оттенка ростовщичества и из самых дешёвых процентов, отношение было неискреннее: в глаза уважали, а за глаза пренебрежительно говорили "процентщики""[12].)
Потому для Москвы естественно было не только наблюдать с удовлетворением за сознательной (геополитически обусловленной) инвестиционной активностью Берлина, но и стремиться к построению действительно системных отношений - отношений прямого взаимодополнения финансово-технологических ресурсов Германии природными и человеческими (интеллектуальными) ресурсами России.
Но приходится признать, что сегодня, по прошествии двух десятилетий после падения Берлинской стены, наполненных инвестиционной активностью немецкого капитала, надежд на стратегическое партнёрство Москвы и Берлина больше не осталось. Несмотря на прекрасные цифры нашего торгового оборота.
И главное препятствие здесь - недостаточная гибкость немецкой внешней политики, с одной стороны, очевидный недостаток flexibility & mobility[13] (вполне, как оказалось, свойственных немецкому бизнесу), а с другой стороны - её излишняя подчинённость принципу евросолидарности.
Сразу после Второй мировой войны, в пору составления плана Шумана и интеграционной активности Жана Моннэ, вступление в "единую Европу" на равных правах с другими странами, с той же Францией, означало для Германии, чей суверенитет был явно ограничен ещё Потсдамскими соглашениями, некоторое уравнение в статусе с недавними победителями (тоже ведь расстававшимися с частью своего суверенитета в пользу наднациональных структур).
Но после присоединения к ФРГ восточногерманских земель, восстановления её формального единства и переноса столицы в Берлин - у правящего класса Германии не осталось поводов для самопожертвования в пользу расширившейся за рамки возможного и разумного "единой Европы".
Что касается внешнеполитической гибкости, то, как это ни покажется кому-то удивительным, но Москва даже в суровые советские времена демонстрировала куда более инициативные и творческие подходы к внешней политике вообще и к русско-немецким отношениям в частности, нежели Берлин.
Чтобы убедиться в этом, стоит лишь вспомнить ноту советского МИДа от 10 марта 1952 года по "германскому вопросу"[14]: в ней Сталин предложил Западу - ни много ни мало - разворот на 180° (!) от Потсдамских соглашений[15]. Изложенный в ноте проект мирного договора с Германией предусматривал, в частности, следующие меры:
1. Восстановление Германии как единого государства, независимого, демократического и миролюбивого.
2. Вывод всех оккупационных войск из страны в течение одного года после заключения мирного договора.
3. Гарантирование всем гражданам Германии демократических прав и свобод, включая свободу слова, печати, собраний, религиозных убеждений, политических взглядов.
4. Обеспечение свободной деятельности демократических партий и организаций, включая свободу партийной печати, собраний и митингов.
5. Запрещение деятельности организаций, враждебных демократии и сохранению мира.
6. Предоставление гражданских и политических прав, необходимых для участия в построении миролюбивой и демократической Германии, всем бывшим военнослужащим немецкой армии, в том числе офицерам и генералам, и всем бывшим членам нацисткой партии за исключением отбывающих сроки за совершение преступлений.
7. Обязательство Германии не вступать в коалиции или военные альянсы, направленные против тех стран, чьи вооружённые силы принимали участие в войне с нею.
Предполагалось также разрешить Германии не только иметь свои собственные вооружённые силы, необходимые для обороны, но и самостоятельно производить вооружение и военные материалы для этих вооружённых сил.
Надо сказать, что ожидания подобных шагов со стороны СССР высказывались некоторыми немецкими политиками заранее. Так, депутат Фрайхерр фон Рехенберг заявил 17 октября 1951 года в бундестаге буквально следующее: "Если Европа станет сильной и Сталину не нужно будет больше беспокоиться о том, как бы она не стала плацдармом для атаки против Востока, то тогда наступит момент, когда Сталин перестанет считать необходимым продолжение оккупации Восточной зоны".[16]
Неудивительно, что как западные державы-победительницы, так и канцлер ФРГ Аденауэр отказались тогда публично обсуждать предложения Москвы, хотя эти предложения и произвели огромное впечатление на общественное мнение страны[17] и западногерманская пресса обсуждала тогда эту проблематику довольно живо.
Западные союзники, ознакомившись с переводом советских предложений[18], оказались в состоянии, близком к шоку: они не могли поверить своим глазам и ушам. Сталин, по существу, предлагал прекратить социалистическое строительство в Германии - в обмен на превращение зон западной и советской оккупации из очага международной напряжённости в суверенное и нейтральное германское государство[19](каким впоследствии, согласно похожим договорённостям между оккупационными державами, стала Австрия).
Советский лидер исходил в своих действиях из того, что никакая американская экономическая помощь Западной Германии и Японии не может заменить им суверенитета. (В том же 1952 году, накануне XIX съезда коммунистической партии, Сталин писал о бывших великих державах: "Думать, что эти страны не попытаются вновь подняться на ноги, сломить "режим" США и вырваться на путь самостоятельного развития, - значит верить в чудеса"[20].)
Но он явно недооценил степени послевоенной несамостоятельности бывших мировых держав. Очевидно, что политический класс западной Германии не был в то время хоть сколько-нибудь свободен в своих действиях и мнениях. И потому в тогдашнем Бонне глубоко задумались не о сути предложения Москвы и его перспективах, а о том, как отнесутся к нему их дорогие (во всех смыслах) англосаксонские союзники и оккупанты.
Впрочем, и американский, и британский политические классы оказались не готовы к нестандартным шагам сталинского СССР.
Послесталинский СССР в 1953 году продолжил было ту же линию, но столь же безуспешно. (В ноте правительству США 31 марта 1954 года советское руководство заявило даже о своей "готовности рассмотреть совместно с заинтересованными правительствами вопрос об участии СССР в Североатлантическом договоре", но западный ответ был отрицательным[21].)
Не стоит забывать и горбачёвский разворот на 180° от "доктрины Брежнева": согласие Кремля на воссоединение Германии и все решения 1988-1991 годов[22]. (В отличие от Михаила Горбачёва и его группы, руководители других стран бывшей антигитлеровской коалиции не были тогда морально готовы к восстановлению германского территориального единства[23].)
Ещё в середине 1980-х годов, когда канцлер Гельмут Коль заговорил о новом мирном урегулировании для Германии - под европейской крышей - и о неприемлемости для него "разграничительной линии" между Востоком и Западом, он не мог даже мечтать о том, что самоликвидация ГДР произойдёт столь быстро.
С другой стороны, можно вспомнить и неожиданные для многих решительность и инициативность Владимира Путина, после нескольких месяцев довольно резкого охлаждения русско-американских отношений в начале его президентства первым предложившего американцам помощь после 11 сентября 2001 года и, по существу, обеспечившего успешное наступление сил Северного альянса против талибов в Афганистане[24]!
Имея всё это в виду, можно оценить по достоинству и сделанное президентом Путиным несколько лет назад предложение Германии - равноправного партнёрства в панъевропейском газовом бизнесе.
К сожалению, нынешний немецкий политический класс встретил это предложение так же, как канцлер Аденауэр - мартовскую ноту 1952 года. О степени политической зависимости Западной Германии от США тогда мало кто из непосвящённых догадывался, но сегодня, похоже, в объединённой Германии наступает время открытия либерально-демократических "спецхранов".
В вышедшей в 2007 году в Австрии книге бывшего начальника западногерманской военной контрразведки генерала Г.-Г. Комоссы "Немецкая карта. Закрытая игра секретных служб"[25] сверхсекретная дотоле информация о жёстких ограничениях государственного суверенитета Германии предана огласке.
Генерал утверждает, что согласно сверхсекретному договору от 21 мая 1949 года вплоть до 2099 года (!) западные союзники СССР по "коалиции демократических наций" (так мы себя тогда называли!) имеют возможность контролировать немецкие средства массовой информации и коммуникации, систему образования, деятельность немецких политических партий и т. д. Каждый федеральный канцлер Германии не случайно наносит свой первый государственный визит именно в США.
Но не случайно и то, что Вашингтону не удалось заставить Берлин ни участвовать в войне НАТО против Сербии, ни даже просто одобрить войну англосаксов против Ирака. В скрытом от посторонних глаз противостоянии немецкого истэблишмента с американцами важно всё, в том числе и сам факт того, что ветеран немецких спецслужб посчитал сегодня возможным заговорить вслух о том, что ещё десяток лет назад было тайной за семью печатями. Собственно, и продвижение на место федерального канцлера уроженки Восточной Германии, с юности говорившей по-русски и делавшей в своё время в ГДР вполне успешную карьеру[26], говорит о многом. Как и переход к завершающей стадии строительства балтийского газопровода "Северный поток", от которого немцам так настоятельно советовали отказаться!
Германия начинает меняться, но сама ещё не уверена в том, что сможет обрести достаточную степень независимости от Большого брата.
Это вполне трагическое раздвоение немецкого политического духа - в совершенно фарсовой форме - нашло своё отражение и в недавней шизофренической истории с храбрым присуждением и трусливым невручением местной немецкой премии "Квадрига" нашему первому министру.
Для немецкого правящего класса естественнее, похоже, испытывать привычку, род недуга к старым, проверенным и заученным наизусть планам и схемам. Как считал опытнейший русский дипломат-германист, "немецкий успех, как правило, базируется не на поиске и нахождении каких-то принципиально новых путей и схем, а на повторении и использовании уже наработанного, однако всякий раз с усовершенствованиями и дополнениями" [27].
Вспоминается при этом известный толстовский образ (из первого тома "Войны и мiра"): союзный нам австрийский генерал, накануне сражения под Аустерлицем нежно читающий в русской ставке текст подготовленной им диспозиции этого сражения: Die erste Kolonne marschiert... die zweite Kolonne marschiert...- и т. д. Это был прекрасный план - не имевший, правда, отношения к происшедшей на следующий день битве.
Но история для русско-немецких отношений знавала и примеры противоположного рода. С точки зрения поиска в этой сфере "принципиально новых путей и схем" трудно переоценить значение знаменитого частного визита Франца-Йозефа Штрауса в Москву, когда в декабре 1987 года, сразу после западного Рождества, он неожиданно прилетел в СССР, лично пилотируя свой частный самолёт.
Образование и профессиональная подготовка лидера баварского ХСС подразумевали глубокие познания в европейской истории и философии. Обсуждая с Горбачёвым пути выхода из тупика внутриевропейской конфронтации, Штраус сослался на известное древнегреческое философское понятие ??????, означающее "надлежащее время, благоприятный момент, возможность, которой нужно воспользоваться, потому что другой может не представиться"[28].
Горбачёву это слово не было знакомо, он посчитал синонимом к ?????? слово "шанс"[29]. Но, тем не менее, в тот раз благоприятный момент для Европы он не упустил, решившись открыть новую страницу в истории континента и в истории русско-немецких отношений. (Хотя свою главную возможность действовать, свой главный ?????? он в итоге упустил.)
Штраус, определённо, помог открыть эту новую страницу в нашей общей истории, потому что думал не только оповторении и использовании уже наработанного, но и о принципиально новых путях и схемах.
________________________________________
[1] Россия и Германия. Письмо доктору Густаву Кольбу, редактору всеобщей газеты: Пер. с франц.// Тютчев Ф. И. Россия и Запад. М., 2007. (1844)
[2] Давыдов Ю. Н.: отв. ред. ФРГ глазами западногерманских социологов. Техника - интеллектуалы - культура. М., 1989, С. 268-277.
[3] Данн О. Нации и национализм в Германии. 1770-1990: Пер с нем. СПб., 2003 (1996)э С. 350.
[4] Квицинский Ю. А. Цит. соч. С. 158-163.
[5] Отклик на книгу Х. Хаузера в "Тайме" назывался "Возвращение в Спарту", настолько поразила рецензента эта апология прусско-немецкого антигедонизма: Time, September 24, 1945.
[6] Hauser, Heinrich. The German Talks Back. N.-Y., 1945.
[7] Христианин и мир (нем.) - это название сохранялось вплоть до 1980 года, когда еженедельник влился в газетуRheinischer Merkur. Есть нечто символическое в том, что старый бренд, открыто христианский, уступил место бренду, так сказать, общекультурно-языческому - "Рейнский Меркурий". Имя бога торговли Меркурия, очевидно, более привычно и близко современной Германии и Европе.
[8] Цит. по: Tetens T. H. Germany Plots with the Kremlin. N.-Y., 1953. P. 245-246.
[9] "Открытое письмо Сталину" Бруно Фрике, соратника братьев Штрассеров, было опубликовано 17 ноября 1949 года в чикагской B?rger Zeitung. См. также меморандум так называемого "геополитического центра" немецких эмигрантов в Мадриде под названием "Война в Корее и геополитические возможности для Германии и Европы", подготовленный в сентябре 1950 года. Английский перевод опубликован в: Tetens T. H. Op. cit. P. 209-232.
[10] Недостаточно дальновидные американцы ещё совсем недавно считали экономической опасностью для себя вовсе не Китай, а... Германию. См.: Glouchevitch Ph. Juggernaut. The German Way of Business: Why It Is Transforming Europe - and the World. N.-Y., London, Toronto, Sydney, Tokyo, Singapore, 1992.
[11] Glouchevitch Ph. Op. cit. P. 98.
[12] Рябушинский, Владимир. Старообрядчество и русское религиозное чувство. Русский хозяин. Статьи об иконе.Москва-Иерусалим, 1994. С. 126.
[13] Гибкость и подвижность (англ.).
[14] Известия, 11 марта 1952 года.
[15] Tetens T. H. Op. cit. P. 5.
[16] Цит. по: Tetens T. H. Op. cit. P. 16.
[17] Tetens T. H. Op. cit. P. 6.
[18] Note from the Soviet Foreign Ministry to the American Embassy, Enclosing a Draft for a German Peace Treaty, March 10, 1952; reprinted in Documents on Germany, 1944-1959: Background Documents on Germany, 1944-1959, and a Chronology of Political Developments affecting Berlin, 1945-1956. Washington, DC, 1959. Р. 8-587.
[19] Иванова Н. И., Чубарьян А. О. Холодная война 1945-1963 гг., М., 2003. С. 205-209.
[20] Сталин И. В. Экономические проблемы социализма в СССР. М., 1952.
[21] Кочкин Н. В. История двух нот, или почему СССР не стал членом НАТО. // Международная жизнь, N2 3, 2009.
[22] Галкин А., Черняев А. (сост.). Михаил Горбачёв и германский вопрос. Сборник документов 1986-1991. М., 2006.
[23] Квицинский Ю. А. Россия-Германия. Воспоминания о будущем. М., 2008. С. 162.
[24] Можно сколько угодно иронизировать над тем, что увидел тогда Джордж Буш в глазах Владимира Путина при их личной встрече, но резкий рост цен на энергоносители случился, надо признать, очень вовремя. А мог ведь случиться и попозже.
[25] Komossa G.-H. Die Deutsche Karte. Das verdeckte Spiel der geheimen Dienste. Graz, 2007.
[26] Отец Ангелы, лютеранский пастор, переехал с семьёй в середине 1950-х из ФРГ в ГДР, между прочим, а не наоборот. Учитывая все эти обстоятельства, легче понять, почему, поднимаясь по карьерной лестнице уже в ФРГ, А Меркель предпочитала демонстрировать куда большую верность американским союзникам, нежели тот же Г. Шредер.
[27] Квицинский Ю. А. Цит. соч. С. 106.
[28] ? ??? ?????? ???? ???????? ????? ?????? ???? (Pyth., IV, 286) читаем в IV Пифийской оде Пиндара, что означает: "Ведь среди людей у удобного времени короткая мера", - или, иными словами, "время никого не ждёт".
[29] Михаил Горбачёв и германский вопрос... С. 65.
