Михаил Мунтян: Цивилизационное пространство и судьбы РоссииНазад
Михаил Мунтян: Цивилизационное пространство и судьбы России
Современный мир являет перемены столь разительной глубины и так спрессованные во времени, что нередко не успевающие адаптироваться к ним люди воспринимают все как виртуальную реальность, существующую и развивающуюся параллельно с постоянно сокращающимся привычным пространством индустриального бытия. Поток преобразований, захвативший все человечество, несет его в будущее, не сметая, однако, все на своем пути, а отступает там, где сталкивается с гранитом фундамента жизнеустройства людей, ищет обходные пути, образуя острова и оазисы традиционной жизни, создает иллюзии попятных движений, но все же всегда устремлен к творению нового социального и исторического бытия.
Поэтому нельзя не согласиться с А. Неклессой в том, что события, меняющие наш мир, входят в него через потрясения ума и души. "Живя на разломе исторических эпох, - пишет он, - мы вряд ли ясно представляем всю его головокружительную глубину. Тем более скрыт от нас за горизонтом времени истинный облик Града будущего. Значительная часть сегодняшних рассуждений на эту тему окажется, скорее всего, досужими домыслами или, в лучшем случае, миражом, кривым зеркалом, искажающим невидимый ландшафт. Слишком уж велик диапазон перемен. Но размышления о данном предмете все же не совсем бесплодны. Да и неизбежны они. Чем более грозные знаки прочитываются в окружающем мире, тем настойчивее наши попытки заглянуть за горизонт, прорвать полупрозрачную пелену времени. И то, что удается узреть сквозь прорехи, еще сильнее подогревает любопытство".
Гуманитарные науки и "третья цивилизационная революция"
Мысленные прорывы человечества за горизонты исторического времени всегда основывались на расшифровке тех явлений, процессов, островков будущего, которые обычно присутствуют в настоящем бытие и смысл которых затуманивается устойчивостью традиций и жизненной рутиной. И лишь те, кому удается проникнуть в логику взаимоположения друг к другу этих элементов "настоящего будущего", "удается узреть сквозь прорехи" грядущее, то есть распознать вектор развития Истории, чаще трактуемого нами как мировое развитие. И хотя "проектов будущего" создано множество, тем не менее, вопрос о приоритетных направлениях мирового развития постоянно оставался едва ли не главным в научных дискуссиях по крайней мере последней четверти XX в. и начала XXI, так как его концептуализация столкнулась с необходимостью уточнения общих представлений о мире, о движущих силах и пределах его развития, о роли технического и социального прогресса, о соотношении национальных и глобально-экологических интересов, содержании принципов и норм международных отношений, теоретических обоснований мировой политики и аргументов в пользу глобального управления и т.д.
Познавательный процесс при этом осложнялся по крайней мере обстоятельствами четверного рода:
- во-первых, неготовностью современного обществоведения к решению подобных задач, так как оно оказалось неадекватным масштабам и сложности встающих перед людьми проблем;
- во-вторых, осмыслением сдвигов в мировом социуме в конце XX столетия как одного из уникальных случаев переходности в истории человечества, своеобразного "марш-броска", прорыва в его качественном состоянии;
- в-третьих, мощным вторжением комплекса глобальных опасностей в жизнь и без того противоречивого и конфликтного мира;
- в-четвертых, как и раньше, оставался столь же дискуссионным вопрос о соотношении стихийных, не зависящих от человека, и субъективных начал в определении или созидании будущего.
В самом общем виде можно утверждать, что научная мысль в этой связи варьировалась в основном в соответствии с двумя моделями возможного будущего мироустройства: а) возникновением унифицированного глобального социума; б) складыванием единой общечеловеческой цивилизации, представляющей собой систему всех жизнеспособных локальных и региональных цивилизаций.
Сторонники первого подхода основывали свои суждения на том, что нынешний и последующие этапы мирового развития уже определяет и будет направлять глобальная революция, которая унифицирует все сегменты отношений в системе человек-общество-природа. Многие исследователи стали акцентировать проблемы возникновения мирового гражданского общества, мирового правительства, приоритетности общечеловеческих ценностей, формирования "глобального человека" (homo globalis). А.Г. Мильбанк, выступавший под псевдонимом Р. Фольк, одним из первых стал утверждать, что глобальное общество может утвердиться, "если будут восприняты как реальность общность судьбы всех людей и их единение во времени и пространстве, выстроенное на основе биологического импульса для всех человеческих групп - выжить и процветать".
Для адептов другого направления возникновение единой планетарной цивилизации означало не слияние ныне существующих локальных человеческих общностей в целостную всепланетную идентичность, а появление нового качества взаимодействия людей в результате складывания мировой системы цивилизаций. И здесь уместно, как представляется, отметить три момента:
1. Мир отнюдь не был изначально обречен на европоцентризм своего прогресса и всеобщей истории. А.Г. Франк, объясняя причины, почему историческое развитие пошло по пути "монополярной" евроцентристской, а не "мультиполярной" трансформации человечества, выделяет среди них:
а) поворот Китая в период династии Мин (ХV век) к тщательной самоизоляции;
б) действия морских держав Западной Европы, завоевавших Америку и "впрыснувших" ее золото в процессы первоначального накопления капиталов для последующего рывка в виде мировой экспансии индустриальной цивилизации;
2. Единый мир в категориях системного подхода - это сокупность взаимодействующих, взаимосвязанных, самоорганизующихся в процессе постоянной эволюции человеческих социумов, где в первом случае подобная общность - это человечество, в другом - государства, общества, культурные пространства и т.д. Мир как система - это человечество в движении, когда его составные части переплетаются все более и более многочисленными и пересекающимися связями, а импульсы системы достигают практически каждого живущего на Земле человека. Это "мир миров", по определению М. Гефтера, который, демонстрируя безусловные тенденции к глобализации многих сторон своего современного бытия, тем не менее постулирует устойчивое сохранение культурного многообразия в человеческом сообществе, так как "именно исторически сложившиеся культуры национальных и социальных общностей представляют собой главный источник, из которого личность черпает жизненные смыслы, образующие основу ее самосознания, выстраивающие иерархию ее ценностей и норм, духовное содержание ее бытия";
3. Нельзя считать достаточно обоснованными и утверждения ряда мыслителей, что на стадии постиндустриального развития мира преодолевается трагическая несовместимость Запада и Востока в киплинговском их понимании, что в этот период происходит некий синтез евроатлантической цивилизации с культурно-цивилизационными восточными образованиями. Подразумевая под Западом принцип личностный, а под Востоком - коллективистский, сторонники подобной точки зрения исходят из того, что в настоящее время начинает "исчезать "геосоциокультурная дуальность" мира, так как происходит "великий западно-восточный синтез", то есть "размывание" пространственной локализации этих двух принципов".
Но синтез в сфере культуры проявляется не просто в плодотворящем и плодотворном межцивилизационном взаимодействии, а в появлении прежде всего носителей новой культуры с качественно иными, чем у вступавших в контакт субъектов, структурами ценностей. С этой точки зрения современная действительность вряд ли дает основания для утверждений о западно-восточном синтезе как реальном феномене или процессе. Представляется, что единая планетарная цивилизация в принципе не может быть каким-либо синтезом, ибо она по природе своей возникает явлением, феноменом полицентричным.
В ней действуют глобального размаха тенденции унификации и дивергенции, ее ценностная система может носить лишь интегративный характер, соединяя через подсистемы начала как западного, так и восточного миров, но не растворяя, не синтезируя их друг в друге или друг с другом, а скорее актуализируя, динамизируя в каждой из них существующие ценности, способные благоприятствовать постиндустриальному развитию. К.С. Гаджиев, пытаясь раскрыть, как он пишет, наиболее существенные черты становящейся всепланетной цивилизации, прибегает к аналогии с головным мозгом человека, состоящим, как известно, из двух симметричных полушарий, но составляющие нераздельное целое.
Цивилизации как "акторы вне суверенитета"
Сейчас уже мало кто сомневается в том, что мировой порядок, построенный на взаимодействии исключительно только суверенных национальных государств и на балансе их сил, серьезно подвергнут сомнению со стороны других субъектов международных отношений. "Акторы вне суверенитета", и не только транснациональные корпорации и банки, но и прежде всего цивилизации активно участвуют в международной жизни, настойчиво заявляют о своих правах и серьезно меняют всю сферу общения между народами и их государствами. Не в последнюю очередь благодаря этому от международных отношений "отпочковалась" новая научная дисциплина - мировая политика.
Отталкиваясь от наиболее содержательных наработок в области мирополитической теории, А.Д. Богатуров сформулировал наиболее разностороннюю в отечественной науке концепцию мировой политики в виде семи тезисов. В последнем из них он в частности, утверждает, что оптимальным вариантом взаимоотношений наук о международных отношениях и мировой политике видится их равноположенное развитие как сопредельных субдисциплин в будущем и школ анализа сегодня. Вместе они обе предстают как субдисциплины международно-политической науки.
В настоящее время принято считать, что в исследовании международных отношений преимущественное внимание обращается на межгосударственные проблемы, в то время как в мировой политике изучается деятельность более широкого круга акторов. Последняя иногда трактуется как международные отношения эпохи глобализации, когда в них активно вторглись "акторы вне суверенитета". Мировая политика как новая научная дисциплина связана не только с разного рода глобализационными явлениями, но и с возрастанием места и роли цивилизаций в мировом развитии, в судьбах человечества. В настоящее время все большее число аналитиков исходит из того, что именно взаимодействие цивилизаций (через стратегии их представляющих государств или имманентно присущую цивилизациям soft power) будут определять основные тенденции и главные коллизии развития мира в XXI в.
И.В. Следзевский в этой связи справедливо отмечал: "Концепция диалога цивилизаций становится одним из оснований теории мировой политики:
- во-первых, расширяя ее предметное и проблемное поле (культурно-цивилизационные факторы движения мира к многополярности, политика коммуникаций, глобальных связей, глобального взаимодействия и сотрудничества);
- во-вторых, формируя культурно-политический дискурс сравнения западных и незападных политических систем...;
- в-третьих, поднимая острую и сложную проблему роли цивилизаций как универсальных проектов мироустройства и, соответственно, их субъектности в международных и глобальных отношениях".
В зафиксированных мировой историографией характеристиках цивилизаций присутствуют три момента, которые повторяются во всех без исключения трактовках данного феномена:
- цивилизационная действительность есть некий вольный или невольный процесс взаимного соотнесения человеческого контроля над окружающей средой и человеческого самоконтроля;
- противопоставление цивилизаций и их адептов чему-то или кому-то другому;
- присутствие в цивилизационной действительности определенного единства человеческой мысли и практики.
Подобное обстоятельство отнюдь не помешало складыванию двух казалось бы альтернативных, но вместе с тем объективно тяготеющих друг к другу трактовок категории "цивилизация". "Между обеими трактовками термина "цивилизация", - отмечали Е. Рашковский и В. Хорос, - при всех их расхождениях, существовала некая творческая взаимодополняемость, "разделение труда". Если первая трактовка, исходившая из линейно-европоцентристских идейных предпосылок, пыталась осмыслить и утвердить идею единства человечества (у этой идеи было множество исторически обусловленных псевдонимов - прогресс, вестернизация, модернизация, интернационализм, социализм и т.д.), то вторая трактовка особо настаивала на структурном и содержательном своеобразии больших пространственно-временных человеческих массивов, на неразменности их внутреннего опыта".
К исходу ХХ в. наметилось постепенное схождение двух школ цивилизационных трактовок. Процессы социокультурной агрегации и самооформления больших групп людей стали восприниматься как нечто универсальное, общечеловеческое, но по-разному интерпретируемое в различных регионах и странах. По мнению Ш.Н. Эйзенштадта, цивилизационная реальность, связанная со стремлением структурно и символически упорядочить человеческий жизненный мир, коренится в некоторых базисных характеристиках человеческого бытия и даже в определенных биологических аспектах человеческой натуры, в том числе и подспудных, нередко вырывающихся наружу чаяниях перемен.
Цивилизационная теория также стала склоняться к выводу, что поиски отдельными группами людей и государствами собственного социокультурного и политического места в мире имеют смысл и продуктивны лишь тогда, когда направлены не на жесткое противостояние миру, а на развитие процессов многосторонней коммуникации между ними. Поэтому теория цивилизаций стала в настоящее время одним из самых авторитетных научных аргументов среди тех, что используются для обоснования и интерпретации мировой истории и мировой политики.
В большинстве из имеющихся определений цивилизации это понятие, так или иначе, сопрягается с понятием культуры. Е. Рашковский и В. Хорос попытались провести демаркацию "этих двух пересекающихся понятий". "Нам представляется, - констатировали соавторы, - что различие между ними двоякое - в объеме и в содержании: культура - это все поле интеллектуального и духовного поиска, весь комплекс смыслов, ценностей, имеющих хождение в том или ином обществе; цивилизация - это "оплотневшая", кристаллизовавшаяся культура, "осевшая" в некоторых долговременных ценностях, мыслительных парадигмах, прошедших тест на прочность, на длительность, на некоторую усредненность и, стало быть, на широкую транслируемость во времени и пространстве. Кроме того, цивилизация складывается не только из ценностей, но и институтов, что подчеркивает факт укорененности соответствующих элементов культурного наследия в социуме".
В то же время цивилизации, как отмечают многие их исследователи, выполняют несколько взаимосвязанных функций. Прежде всего, они несут в себе начало объединения, универсальности и претендуют на эталон универсальности на фоне других человеческих общностей. Вместе с тем цивилизации обеспечивают преемственность в исторической эволюции, ценностные механизмы, скрепляющие общество. Сейчас принято считать, что цивилизации проявляли и продолжают проявлять себя как некая стратегия выживания, стратегия самоорганизации человеческого времени-пространства и огромных человеческих общностей. Ясно, что подобная, веками разрабатывавшаяся стратегия не могла не накладывать свой отпечаток на весь характер цивилизационного становления и развития мира, в первую очередь на международные отношения и мировую политику. Цивилизациям как их субъектам не остается ничего другого, как искать и внедрять в общественную практику взаимоприемлемые формы и механизмы организации мирной жизни человечества, способные обеспечить бессмертие рода людского.
Справедливости ради следует отметить, что первым главой государства, предложившим организовать диалог между цивилизациями, был президент Ирана С.М. Хатами. Осенью 1998 г. Генассамблея ООН поддержала эту инициативу, объявив 2001 г. годом межцивилизационного диалога. В ноябре 2001 г. 56-я сессия Генассамблеи ООН утвердила "Глобальную повестку дня для диалога между цивилизациями". В этом документе межцивилизационный диалог определялся как "процесс, идущий внутри цивилизаций и на их стыке, основанный на на всеобщем участии и коллективном желании учиться, открывать для себя и изучать концепции, выявлять сферы общего понимания и основные ценности и сводить разные подходы в единое целое". Целью диалога объявлялось "поощрение культуры мира", которая требует, чтобы "люди уважали друг друга при всем разнообразии своих убеждений, культур и языков", при этом культурные различия трактовались как "ценнейшее достояние человечества", которое надо не устранять, а напротив, сохранять. Документ способствовал созданию целого ряда международных организаций, объединений, форумов, фондов, которые разделяли цели диалога цивилизаций. К ним относился и Международный общественный форум (МОФ) "Диалог цивилизаций", основанный в 2002-м году по инициативе России, Индии и Греции. С 2003 г. проводится ежегодный "Родосский форум" МОФ, а также региональные конференции в Европе и Азии, на Ближнем Востоке, в странах Северной и Южной Америки.
Юридически МОФ "Диалог цивилизаций" существует в виде:
- международной неправительственной организации, зарегистрированной в Вене (Австрия) в 2006 г.;
- российского общественного фонда с таким же названием, зарегистрированного в 2007 г. в Москве;
- сетевого сообщества нескольких десятков международных неправительственных организаций, представляющих все континенты мира;
- ряда дружественных форумов;
-нескольких сотен независимых интеллектуалов, общественных и религиозных деятелей.
Модель диалога цивилизаций осуществляется в рамках МОФ как альтернатива глобализации, основывается на культурно-духовных связях и отношениях людей, что делает цивилизации и других культурных акторов ключевыми субъектами политической деятельности на международной арене. Деятельность МОФ принципиально основывается на том, что мировые цивилизации исторически взаимно дополняют друг друга и что настало время не только констатировать потенциал их взаимной дополнительности, но и сделать его решающим фактором мирового развития.
"Цивилизационная парадигма" в современных международных отношениях и мировой политике
Многие зарубежные и отечественные ученые в последние два-три десятилетия предпочитают пользоваться цивилизационным подходом к анализу политических и исторических фактов и процессов, так как он избавляет их от необходимости отдавать дань экономической или иной материальной обусловленности деятельности человека, а выдвигает на первый план его самого, его потребности, знания, умения, культуру, идеологию. Цивилизационный подход обрел как бы "второе дыхание" после публикации известной статьи С. Хантингтона "Столкновение цивилизаций?", которая получила столь значительный общественный резонанс, что через 3 года ее идеи легли в основу новой книги этого ученого. Американский социолог и политолог продемонстрировал высокую эффективность цивилизационного подхода в области исследования и обобщения опыта развития всемирной истории и международных отношений. Теоретически воссоздавая "предположительную картину будущего" ХХI в., он постулировал:
- противоречия между цивилизациями важны и реальны;
- цивилизационное сознание людей и народов нарастает;
- столкновения между цивилизациями придут на смену идеологическим и другим формам конфликтов в качестве преобладающей формы глобального противоборства;
- международные отношения, исторически являвшиеся прежде всего "игрой" в рамках западной цивилизации, будут все больше девестернизироваться и превращаться в сферу, где незападные цивилизации станут выступать активными действующими лицами;
- эффективные международные институты в области политики, экономики и безопасности будут складываться скорее внутри цивилизаций, чем между ними;
- конфликты между группами, относящимися к разным цивилизациям, будут более частыми, затяжными и кровопролитными, чем конфликты внутри одной цивилизации;
- вооруженные конфликты между группами, принадлежащими к разным цивилизациям, станут наиболее вероятным и опасным источником мировых войн;
- главной осью международной политики станут отношения между Западом и остальным миром;
- в ближайшем будущем основным очагом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом исламско-конфуцианских стран.
Ведущий современный исследователь цивилизаций Питер Катценштейн в своем выступлении на VIII ежегодной сессии Мирового общественного форума "Диалог цивилизаций" (2010) назвал "Столкновение цивилизаций" Хантингтона "возможно, самой влиятельной книгой о международных отношениях, изданной после окончания "холодной войны", но подметил, что для автора "цивилизации являются когерентными, согласованными инвариантами, наделенными способностью действовать как государство".Катценштейн в этой связи обнаруживает в указанной работе Хантингтона два противоречия:
- во-первых, "многочисленные анализы неоспоримо свидетельствуют о том, что столкновения происходят в основном в рамках, а не между цивилизациями";
- во-вторых, идея конфликта цивилизаций "является неправдоподобной в свете явной неудачи второй части гипотезы. После окончания "холодной войны" отношения между китайской и американской цивилизациями лучше определять такими терминами, как "встреча" или "участие", а не "столкновение".
Далее Катценштейн утверждает: "Вместо того, чтобы помогать нам построить лучший, более разнообразный мир, в котором все цивилизации могут учиться друг у друга в общем контексте, эти убеждения могут привести к созданию мира страха и стен, где цивилизации ограничены созданием монологов об одном единственнно правильном пути. Отрицая плюрализм и множественность цивилизационной политики, мы помогаем создать условия, которые заставят нас забыть о том, что мы должны оберегать и охранять неоднородность наследия мировых цивилизаций и те встречи и взаимодействия, которые они порождают".
Об этом же писал за полтора десятилетия до Катценштейна Б.С. Ерасов: "Отнюдь не столкновение цивилизаций угрожает мировым отношениям, а именно ослабление цивилизационных принципов, чему способствует Запад, утверждающий приоритет своей системы. А это ведет к разрушению... цивилизационных регуляторов".
Обосновывая свою "цивилизационную парадигму" современных международных отношений, С. Хантингтон исключал из цивилизаций так называемые расколотые страны, которые не имеют однозначной цивилизационной ориентации. Для России подобная расколотость, по мнению автора, проявлялась в том, что элита стремится привязать страну к евро-атлантической цивилизации, а народ упрямится в своем "азиатстве". "Если русские, - выносил вердикт американский ученый, - перестав быть марксистами, не примут либеральную демократию и начнут вести себя как россияне, а не как западные люди, отношения между Россией и Западом могут стать отдаленными и враждебными".
Ясно, что без известного обновления национально-цивилизационной идентичности российское общество не будет достаточно интегрированным и устойчивым, способным отвечать на современные вызовы постиндустриальной революции. Но ведь главное в национальной идентификации - культурные ценности, цивилизационные коды, то есть все те же ценности, которые суть продукт национального развития, а не заимствованы извне. Ценности живут в душах людей, которые добровольно себя с ними отождествляют, что и определяет, в конечном счете, национальную идентичность. Поэтому претензии Хантингтона по отношению к россиянам оказывались не только чрезмерными, но и объективно неисполнимыми.
Абсурдность силовой цивилизаторской активности под флагами демократии и либеральной экономики точно отметил российский исследователь цивилизаций Б. Ерасов, который писал: "Насколько же проще выглядят построения, утверждающие возможность "сменить цивилизацию" и "стать нормальным обществом". Многие ли общества - в истории или современном мире - выдержат проверку по этому психиатрическому критерию? И что необходимо для того, чтобы "в кратчайшие сроки" "сменить цивилизацию"...?".
Неизбежность "столкновения цивилизаций" обосновывалась С. Хантингтоном "цивилизационными шоками", которые могут проявляться на двух уровнях - нижнем, между группами смежных культур, соприкасающихся друг с другом по линиям так называемых "цивилизационных разломов", и верхнем, между государствами-хартлендами, центрами разных цивилизаций. Мир XXI в., как полагал этот автор, будет состоять из различных цивилизаций, которые должны будут научиться сосуществовать друг с другом, иначе их столкновения будут вести к мировым войнам. Для этого человечество должно, по всей видимости, овладеть новым типом мирового развития, в основе которого будут лежать принципы комплементарности, компромисса, консенсуса, кооперации и комплексности, то есть преодолеть проблему, которая для своего разрешения потребует весьма длительного времени. Но ориентация на подобный исход должна быть избрана человечеством уже сегодня, если оно желает обзавестись более или менее оптимальной стратегией созидания будущего.
Третья цивилизационная или, иначе, постиндустриальная революция демонстрирует свои явные универсалистские интенции и потенции. И если бы наш мир, будь-то его цивилизационное, этносоциальное и культурное измерение или сложившаяся исторически державно-государственническая система, характеризовались хотя бы относительной гомогенностью и "равновесностью" своих составных частей, то реализация их неконфронтационного соразвития и сожительства, взаимовыгодного сотрудничества хотя бы по вопросам выживания человечества зависела бы, прежде всего и в основном, от организационных технологий и принципов взаимоотношений, которыми располагает мировой социум.
Но суть драматической коллизии нашего меняющегося мира заключается в том, что народы разных цивилизационных общностей и регионов, каждая государственно организованная нация стартуют в свое постиндустриальное будущее с различных социально-экономических и культурно-духовных позиций, зачастую из разного "исторического" времени, обладая несовпадающими возможностями и способностями к освоению основополагающих ценностей постиндустриализма. Именно поэтому глобальный процесс постиндустриальных преобразований, демонстрируя очевидные объединительные, интеграционные устремления, не в меньшей степени проявляется в регионализации мира, в возникновении постиндустриально-трансформирующихся цивилизационных пространств. Они "выстраиваются" в своеобразный тренд, где каждое движется к общей цели по собственной, индивидуально избранной культурно-цивилизационной траектории.
На первый взгляд, процесс регионализации современного мира, если исходить из теории перехода человечества на постиндустриальные основы развития, противоречит общепризнанной закономерности интернационализации экономики, политики, информационных коммуникаций, в известной степени - и общественной жизни субъектов мирового социума. Но при более внимательном анализе обнаруживается, что ускорение всестороннего взаимодействия стран и народов на уровне регионов, в конечном счете, углубляет процесс общемировой интеграции, хотя и на несколько иной, "фрагментарной" основе. В процессе регионализации продолжают действовать три группы факторов, и раньше участвовавшие в формировании отдельных международных регионов:
- во-первых, это факторы предпосылочного характера - историко-территориальные, социально-психологические, культурологические и т.п.;
- во-вторых, это факторы, составляющие основу, сердцевину складывающихся регионов - экономические;
- в-третьих, это факторы политические, носящие при любой конфигурации региональных структур субъективно-волевой характер, но в наиболее развитых региональных системах знаменующие качественно новую модель регионально-интеграционного поведения государств.
Выпадение или отсутствие любой из этих групп либо полностью подрывает всю систему мотиваций особых региональных отношений (это касается, прежде всего, двух последних групп), либо, если речь идет о первой из них, серьезно ослабляет перспективы успеха. В эпоху перехода к постиндустриализму эти и другие группы факторов, в отличие от недалекого прошлого, формируют не иерархическую структуру международных регионов (центральных, периферийных и локальных), а скорее горизонтально взаимозависимую систему трансформирующихся пространств.
С точки зрения исторической постиндустриально трансформирующиеся пространства могут рассматриваться:
- как последствия зафиксированного наукой движения мировых "центров развития" с Востока на Запад и формирования многочисленных историко-географических регионов, не обязательно однородных в этнокультурном отношении;
- с точки зрения геополитической - как представляющие собой пространства, осваиваемые, как правило, несколькими крупными государствами;
- с точки зрения цивилизационной - как "большие пространства", контроль над которыми не обязательно отождествляется с одним этносом, даже если это суперэтнос.
В каждом из трансформирующихся пространств и во всем их историческом тренде в целом по разному сталкиваются прошлое и будущее, новое и старое, консервативное и прогрессивное. Возникающие при этом причудливые соотношения сил и движений, государств и международных институтов, транснациональных и субнациональных социальных отношений и связей, в разных ситуациях выступают то носителями нового, то играют старые роли, движимые началами будущего или цепко удерживаемые в объятиях прошлого. В связи с этим определить их баланс и тем более общий вектор развития можно лишь в самых общих чертах, да и то при условии, если мыслить в категориях исторического оптимизма.
Цивилизации и региональные интеграционные образования
Если все же попытаться зафиксировать социально-политическую картину современного мира, то прорисовка его в образах различных цивилизаций так же полезна, как и выделение континентов на карте земного шара. Но, желая ощутить мир как живой организм, развивающуюся суперсистему, мы начинаем оперировать реалиями определенных регионов, населяющих их конкретных народов, образованных ими государств, категориями их соперничества и сотрудничества в реализации жизненных интересов их граждан и т.д.
В качестве трансформирующихся пространств, наиболее продвинутых в постиндустриальном отношении, выступают три региона: североамериканский (НАФТА), западноевропейский (ЕС) и тихоокеанский (АТЭС). Все в большей степени освобождается от статуса экономической периферии США и приобретает черты самостоятельно функционирующего пространства латиноамериканский регион, где проявляются несколько центров развития. Потенциалом оригинального развития обладает арабский мир, также демонстрирующий полицентричность. "Большой Китай" (КНР, Тайвань, Гонконг и Сингапур) обладает гигантскими возможностями и прекрасными перспективами продвижения по пути постиндустриального развития. То же самое можно сказать и о странах Индийского субконтинента. Отдельным модернизирующимся регионом становится Африка к югу от Сахары, где ЮАР берет на себя роль центра преобразования огромной части африканского пространства на современных основах.
С этой точки зрения отдельным постиндустриально ориентированным в своем развитии регионом является, вне всякого сомнения, все постсоветское пространство, перекроенное после ликвидации СССР границами 15 суверенных государств, ядром которого выступает Российская Федерация, и где возможно появление и других центров - Украины, Казахстана. Специфика самой России и стран СНГ заключается в том, что территория бывшего Советского Союза представляла собой мини-модель мира, где:
- островки постиндустриализма соседствовали с огромными территориями, в той иной мере обойденными всеми тремя цивилизационными революциями;
- индустриально развитые регионы соседствовали с зонами малорентабельного сельскохозяйственного производства;
- сталкивались интересы и ценности "Севера" и "Юга", "Запада" и "Востока";
- на огромном пространстве осуществлялось взаимодействие православно-христианской, католической, иудаистской, исламской и буддистской мировых религий.
Многое, если не все, здесь зависело от темпов и решительности превращения России в самостоятельный центр постмодернизации на равной основе с другими участвующими в международном разделении труда и пользующихся всеми его преимуществами. Для этого существуют серьезные благоприятные предпосылки:
- наличие достаточных для полнокровного развития природных и людских ресурсов;
- крупного интеллектуального потенциала;
- периферийной зоны, которая пока еще не вошла в сферы влияния иных постиндустриально трансформирующихся пространств;
- отсутствие необходимости концентрировать внимание на проблемах "внешней угрозы";
- в целoм благоприятное отношение других центров мировой политики к мерам, гарантирующим экономическое реформирование и демократическую перспективу в развитии страны.
И настоящее, и будущее постиндустриальной трансформации России самым тесным образом связано с судьбой стран СНГ. Независимо от того, видят ли в СНГ практически все обращающиеся к этой проблематике ученые и политические деятели а) "ликвидком", инструмент дезинтеграции бывшего СССР; б) институт "цивилизованного развода" бывших советских республик; в) символ "бестелесного", аморфного образования суверенных государств; г) считают ли СНГ отправной точкой движения к новому единству, теперь на независимой основе народов постсоветского пространства, все или почти все они признавали и признают: вместе с развалом СССР произошло расчленение уникального социально-экономического организма, воплощенного в едином народнохозяйственном комплексе, органичном оборонительном пространстве, однородной политической культуре, интегральной духовной сфере.
Эти многочисленные объективные связи, а не мудрость или воля лидеров стран СНГ, удерживали и продолжают держать "на плаву" Содружество. Объективные экономические интересы и потребности, традиции межнационального общения "переломили" после лета 1992 г. тенденцию ускорявшегося "разбегания" бывших советских республик и проявились сперва в инициативе президента Казахстана Н. Назарбаева, а затем и других руководителей иных государств, осознанным стремлением к восстановлению хозяйственных и иных связей, в целом сотрудничества на уровне всего Содружества. СНГ постепенно начинает обретать перспективу, обрастать "плотью" совместных координационных органов и организаций, формировать собственное ядро из государств, уже на данном этапе готовых к налаживанию продвинутых интеграционных связей и сотрудничества.
Вместе с тем при анализе перспектив развития СНГ не покидает ощущение, что будь Россия хотя бы чуточку удачливей в собственном реформировании, стань ее экономическое преобразование успешнее, динамика межгосударственного сближения в СНГ ради решения во многом однородных проблем стала бы превалирующей. Нынешний ход событий формирует "содружество разных дистанций", сохраняющее все же единое трансформирующееся пространство почти на всей постсоветской территории. Из всех интеграционных структур, образованных на постсоветском пространстве, обеспечить реализацию поставленных задач сумела лишь многосторонняя организация ЕврАзЭС в составе Беларуссии, Казахстена, Киргизии, России, Таджикистана. Отметившая свое десятилетие в 2010 г., она сумела сформировать базу для реализации инициатив в различных сферах сотрудничества, определить вектор интеграционного развития стран бывшего СССР на долгосрочную перспективу, четырехкратно увеличить товарооборот между своими членами. На них в сумме приходится первое-третье места по ряду важных полезных ископаемых, 15% обитаемой суши, 3,5% мирового ВВП, 3% мирового экспорта.
Этот оптимальный в складывающихся условиях сценарий развития событий позволяет России гармонизировать стратегию собственного реформирования с преобразованиями в других странах СНГ, связывая их общей логикой и направленностью, обеспечивая минимально необходимый уровень сотрудничества. Такой путь следует признать единственно реальным, но одновременно и наиболее трудноосуществимым, так как он требует от России и более быстрой стабилизации внутренней жизни, и выдвижения масштабных, привлекательных и выгодных в первую очередь странам СНГ инициатив.
Императивным для успеха диалога России со странами СНГ выступает восприятие последних в качестве полноправных и равноправных субъектов международного общения. Безусловно, уровень экономической взаимозависимости государств Содружества очень велик. Суверенитет каждого из членов Содружества взаимоограничен, причем Российская Федерация объективно является первым из них. Провозглашенная Москвой приоритетность отношений со странами СНГ не всегда и не во всем подкрепляется ответственными действиями с ее стороны, особенно в тех случаях, когда она сталкивается:
- с проявлениями последствий националистических "вывихов" во внутренней и внешней политике партнеров по Содружеству, связанных с эйфорией по поводу обретения государственности и суверенитета;
- с отсутствием опыта государственного строительства и существования;
- с несложившимися ответственными, современно мыслящими политическими элитами и т.д.
Россия как самое мощное и влиятельное государство СНГ своим развитием может повлиять на то, как будут соотноситься эти тенденции в дальнейшем. Превращение Российской Федерации в динамично развивающийся центр постиндустриальной трансформации создаст поле притяжения, способное консолидировать СНГ, придать Содружеству более четкие контуры интегрирующегося пространства, усилить влияние за пределами СНГ, в странах Восточной Европы, исламском мире, раздвинув тем самым глобальные параметры ее воздействия в целом на мировое развитие.
Пространство русской цивилизации и евразийская интеграция
Рассуждения о судьбе России и СНГ с научной точки зрения вряд ли правомерно обосновывать, исходя из "лучшего" или "худшего" сценариев, оптимистической или пессимистической убежденности, идеологизированных и мифологизированных "распадов" или "разломов". Здесь необходимы обращения к объективным основаниям, научно верифицируемым фактам и аргументам. В данном случае обращает на себя внимание, что СНГ часто обозначают как "постсоветское", "постимперское", "неосоветское" пространство, то есть в подобных квалификациях исходят в первую очередь и исключительно из формы его политико-государственной агрегации.
Согласно элементарной логике, подобный подход имеет право на существование лишь в том случае, если постсоветское пространство связывать с советским, которое было постимперским, ибо оно наложилось на большую часть территории Российской империи. Тот факт, что советское пространство определялось и нередко продолжает квалифицироваться как имперское ("советская империя"), а СНГ представляется как "неоимперское" образование (А. Каганский), свидетельствует о том, что вряд ли здесь можно вести речь о простом логическом прегрешении или просчете. Проблема подобных дефиниций решаема, если исходить из того, что они представляют собой названия сменявших друг друга политических пространств на одном и том же социоестественном фундаменте - российском цивилизационном пространстве.
Тематика цивилизационно-культурной идентичности исторической России до сих пор остается дискуссионной, несмотря на то, что утвердительный ответ на этот вопрос сформулировали и великие русские мыслители ХIX в., и классик теории цивилизаций А. Тойнби, выделивший русскую цивилизацию в отдельную "восточно-христианскую цивилизацию", и современные российские обществоведы. Другое дело, что попытки расшифровки понятий "русская цивилизация" (вторая половина XIX - начало ХХ вв.), "евразийская цивилизация" (с 20-х гг. ХХ в.), "российская" или "евразийская" цивилизация (последние 20 лет) и преимущественно "евразийская" (последние несколько лет) всегда предпринимались с позиций определения, чего в ней больше - западного или восточного, европейского или азиатского. Исходя из этого, "трассировался" ее исторический путь и определялось предназначение, разрабатывались различного рода теории синтеза или догоняющего развития, российского мессианизма или предопределенного экуменизма, "исхода" к Востоку, "растворения" в западной культуре или автаркии в своей самобытности.
Причем на каждом переломном этапе развития России эти концепции в той или иной степени и форме реанимировались, вступая в антагонистическую схватку то ли славянофилов с западниками, то ли "почвенников" с либералами, то ли национал-патриотов с демократами. Во всем этом всегда сказывалась и не до конца познанная феноменальность самой русской цивилизации, и инерционность научной мысли, и постоянное соперничество (но и сотрудничество) на этом цивилизационном пространстве ценностей по крайней мере трех мировых религий, и неорганичность исторического развития страны, да и сама мощь российской пассионарности, не боящейся самого радикального социального экспериментирования и самопроявления во всемирном масштабе.
Ключ к подлинной расшифровке сущности русской цивилизации заключается, если воспользоваться термином А. Тойнби, в ее футуризме, когда только будущее способно расставить все акценты и знаки препинания в подобном историческом вердикте. Но ясно одно: простая логика позволяет в данном случае пользоваться термином "русская цивилизация", в противном случае мы вступаем в противоречие с исторической реальностью, допустив возможность существования вместе с русской цивилизацией еще и особых "российской" и/или "евразийской".
Подход к пространству СНГ как единому с цивилизационной точки зрения (название его - дело второстепенное, ибо зависит, прежде всего, от мировоззренческих умонастроений) облегчается, если стоять на позиции социоестественной истории. Она изучает ту части истории биосферы, в которой цивилизация предстает в качестве процесса развития, жизненного пути того или иного суперэтноса или группы тесно связанных между собой этносов, протекающего в одном и том же канале эволюции. Границами такого канала являются представления людей о мире и о себе, а главными действующими субъектами эволюции выступают "человек хозяйствующий" и "вмещающий ландшафт".
С этой точки зрения "вмещающий ландшафт" СНГ действительно един, и не только потому, что обладает естественными границами, но и в связи с тем, что только в целом обеспечивает более или менее благоприятное для развития соотношение территорий, не приспособленных для постоянного проживания человека, но являющихся "кладовыми природных ресурсов", и эффективных территорий, обеспечивающих "человеческий потенциал" для их освоения и opгaнизации на нем интенсивного производства, соединяя и те, и другие в жизненное пространство для всех проживающих в этой ойкумене народов.
Что же касается вопроса о воссоздании на российском цивилизационном пространстве единого государства (чаще всего возникающего в связи с политическими лозунгами "восстановления СССР"), то он существен с точки зрения ушедшей в прошлое так называемой классической геополитики и фактически отсутствует в послевоенной ревизионистской геополитике ("геополитике мира"). Последняя исходит из того, что единая физическая и природная среда обитания человечества требует перевода и политического его бытия в единую систему геополитических координат, а взаимозависимость различных национальных компартиментов мирового социума обусловливает необходимость пересмотра ряда основополагающих постулатов этой научной дисциплины, в первую очередь предназначения и роли государства во всемирном развитии.
С наступающим постиндустриализмом, по всей видимости, завершается большой исторический цикл, когда государственность и цивилизация шли "рука об руку", а возвышение государства служило и показателем подъема цивилизации. Государство-нация в новых условиях уже не способно творить историю самостоятельно. История же если и нуждается в нем, то только лишь как в одном из своих инструментов, пусть и ведущем. Но это отнюдь не означает, что уже сегодня или в ближайшем сколько-нибудь обозримом будущем система международных отношений потеряет свою "державную" структуру, а национальное государство уйдет с социально-политической арены человечества. Изменятся его роль и функции, место в жизни планетарного социума, но вряд ли государство исчерпает свой исторический смысл до тех пор, пока будут живы различные этносы и нации, пока вектором мирового развития не станет, по мысли В.С. Соловьева, "всенародность" вместо однородности.
Государственные границы в Западной Европе отнюдь не помешали ее превращению в единое интеграционное пространство, постепенно продвигающееся к конфедеративным отношениям нового, еще никогда не существовавшего в истории человечества типа (Европейский союз). Нахождение разумных и эффективных принципов и механизмов соразвития народов государств СНГ или части из них также является главным условием сохранения единства русского цивилизационного пространства в условиях его постиндустриальной трансформации. Самым насущным в этой связи является вопрос, какую цену придется заплатить народам за переход на новую парадигму развития. Выдвинутый В.В. Путиным проект создания Евразийского экономического союза как интеграционного объединения государств постсоветского пространства, соединяющего в единое кольцо все высокоразвитые страны Северного полушария современного мира, все же позволяет пока надеяться, что она окажется приемлемой.
Наступивший в 2008-2009 гг. экономический кризис и связанные с ним общие проблемы подтолкнули ряд стран СНГ к более тесному интеграционному взаимодействию, наиболее убедительным тому примером стало формирование в рамках ЕврАзЭС Таможенного союза (ТС) в составе Белоруссии, Казахстана и России. Вслед за этим последовало принятие Декларации о формировании Единого экономического пространства (ЕЭП), предусматривавшего создание в будущем нового Евразийского экономического союза (ЕЭС), а также возможность состыковки ЕЭП с Евросоюзом.
Таможенный союз начал функционировать с начала 2010 г. Тогда же вступил в действие единый таможенный кодекс, а общая таможенная граница переместилась на внешний контур ТС. Создались реальные предпосылки для свободного беспошлинного перемещения товаров, услуг и трудовых ресурсов, поэтапного формирования ЕЭП, что создало большие потенциальные преимущества как для производителей, так и для потребителей из стран-членов ТС.
В декабре 2010 г. на заседании Межгосударственного совета ЕврАзЭС президенты России, Белоруссии и Казахстана подписали соглашение об ЕЭП и пакет документов о его создании. Имелось в виду, что оно заработает с 2012 г.. По расчетам Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, формирование ЕЭП позволяло рассчитывать на суммарные выгоды порядка 400 млрд долл. за пятилетнее существование ЕЭП . Дополнительный импульс интеграционный процесс стран СНГ получил с публикацией В. Путиным в октябре 2011 г. статьи в "Известиях", в которой обосновывалась идея Евразийского экономического союза и излагались социально-экономические и политические аргументы в пользу его формирования. Главы правительств России, Белоруссии и Казахстана на совещании в Санкт-Петербурге 19 октября 2011 г. одобрили и документально закрепили намерение создать ЕЭС, подписав соответствующую декларацию. В. Путин заявил, что ЕЭС может быть запущен уже в 2015 г. при условии, что работа по его созданию пойдет так же интенсивно, как и в случае с Таможенным союзом. Там же было принято решение о приеме в ТС Киргизии, а впоследствии - и Таджикистана.
Договор о создании Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) как главного органа ЕЭС, возглавляемого заместителями премьеров стран-членов, предусматривал, что он будет наднациональным органом, заменив действовавшую комиссию ТС со значительно расширенными полномочиями и увеличенной численностью сотрудников и затратами на ее обеспечение. Как сообщал "Коммерсантъ", большая часть расходов ложилась на бюджет РФ при равенстве участников в принятии решений наднациональным органом.
Выдвинутая В.В. Путиным идея создания Евразийского экономического союза, уже поддержанная с определенными оговорками руководителями государств ЕврАзЭС и оформленная соответствующей декларацией, стала предметом широкого обсуждения как в нашей стране, так и за ее пределами. При этом о ней высказываются разные мнения, от поддержки и лишь сомнений в ее реализации до признания ее нереальности по существу, от восприятия идеи как яркого красивого лозунга в поддержку предвыборной рокировки в правившем российском тандеме до попытки воссоздания нового СССР, чем был обеспокоен прежде всего Запад и определенные круги на постсоветском пространстве, представлявшие его новую элиту.
Суть такого рода протагонистических подходов была сконцентрирована в самих названиях опубликованных в "Известиях" двух статей: "Евразийское единение - ответ на народные чаяния" и "Минусы интеграционных плюсов". В первой из них идея российского лидера характеризовалась как веление времени и высказывались пожелания удачи на этом благородном пути. Во второй же известный публицист В. Иноземцев полемизировал с В. Путиным по основным аргументам его высказываний относительно главных задач и выгод нового союза.
По убеждению этого автора, сложение потенциалов участников союза не обеспечивает качественных перемен, поскольку ВВП его превысит российский ВВП всего лишь на 14,8%, при этом все потенциальные союзники - беднее России, потребности которых в инновационной продукции на 90-100% покрываются за счет поставок из-за рубежа. И так как геоэкономическими центрами сегодняшнего мира являются США, ЕС и Китай, каждый из которых превосходит потенциальный союз по большинству показателей, то Евразийский союз с годовым ВВП в 2,7 трлн долл. окажется, по мнению Иноземцева, зажатым между Евросоюзом с ВВП в 15,6 трлн долл. и Китаем с 11,2 трлн долл. ВВП. И в этих условиях союз вряд ли сможет "развернуться" как новый глобальный "центр", о возникновении которого как одном из главных аргументов говорил В.В. Путин. Публицист утверждал, что создаваемый союз скорее законсервирует отставание всех его членов от тех же ЕС и Китая, чем поможет его преодолеть.
К приведенным В. Иноземцевым данным можно добавить, что, по признанию специалистов, современное интеграционное межгосударственное пространство для своей эффективности должно иметь рынок с населением не менее 300 - 600 млн человек, а создаваемый Евразийский экономический союз для начала будет располагать немногим более половины минимума такого количества. Кроме того, в отличие от Евросоюза, ЕЭС как в первоначальном, так и в эвентуально расширенном составе включит в свой состав огромную Россию и ряд небольших менее развитых стран, что составит, в свете их недавних интеграционных опытов, немало сложнейших для разрешения проблем:
-согласования общих интересов и достижения взаимных компромиссов;
- обеспечения готовности России брать на себя больше ответственности за достижение поставленных задач, за связанные с этим затраты и риски, разработку и выполнимость межгосударственных целевых программ и проектов;
- проведения согласованной экономической, научно-технической, валютно-финансовой и социально-культурной политики, общей стратегии включения союза в систему мирохозяйственных связей и защиты на мировой арене союзных и национальных интересов стран-членов;
- преодоления увеличившихся после развала СССР различий в национальных институтах при общем их несовершенстве, хозяйственных и финансовых систем отдельных стран, степени их вовлеченности в мировые экономические процессы и географии их внешнеэкономических связей.
Можно было бы и дальше продолжать перечисление больших и малых проблем, которые вместе с вышеперечисленными ставят по крайней мере большой вопросительный знак во всем, что касается реализации путинского проекта евразийской интеграции. Вместе с тем есть две темы, раскрытие которых позволяет более оптимистично смотреть на его будущее. Во-первых, в идейно-политическом обосновании проекта Евразийского союза его адепты нередко исходят из постулатов евразийства - историко-философского учения 1920-х гг., обосновывавшего цивилизационную уникальность России-Евразии - "не соединения начал Европы и Азии, а особого континента между Европой и Азией". Идеи "исхода к Востоку" и отрицание положительного влияния Европы на Россию существенно снижали эвристичность положений евразийцев о русском государстве как мощной цивилизационной силе, о России как поликонфессиональной и полиэтничной цивилизации. Не случайно Г. Флоренский писал об евразийстве как о "правде вопросов, а не правде ответов, правде проблем, а не решений".
И если искать в истории политической мысли России истоки постановки Путиным задачи создания Евразийского союза как части проекта "Большой Европы", то идейно более близкими оказываются не евразийцы, а академик В.И. Ламанский (1833-1914), в своем труде "Три мира Азийско-Европейского материка" выделивший европейский, азиатский и срединный миры. Сущность срединного мира автор поясняет следующим образом: "Вступая в пределы этого "срединного мира" из Азии, мы должны сказать, что тут Азия кончается, но Европа еще не начинается, точно также, вступая в него из Европы, мы вправе сказать: здесь кончается Европа и еще не начинается Азия". Это сугубо геополитическое суждение автор дополняет утверждением цивилизационного порядка, которое отражает его славянофильские убеждения: "Если есть Азия русская, если она, в отличие от собственно нерусской Азии, должна быть отнесена к особому историко-культурному типу, то это единственно потому, что при "русской Азии" или "азиатской России" есть еще "русская Европа" или "Россия европейская".
И это уже гораздо ближе к определению Путиным России как европейской страны, пронесшей по суше символы европеизма до берегов Тихого океана. И сегодня проектом Евразийского союза Россия во второй раз за последние 20 лет предлагает европейским странам создавать "Европу от Бреста до Владивостока" не только с Запада, но и с Востока. После 1991 г., то есть в первый раз Евросоюз отказался внять сигналам из Москвы о согласии на создание Объединенной Европы, убоявшись, что после геополитической катастрофы Россия может осложнить его жизнь своими проблемами. Европейцы предпочли искать выгоду в расширении вплоть до границ России сферы ответственности блока НАТО. Они вдохновлялись и позицией США в этом вопросе.
Говоря о развале СССР, сделавшем на время США единственной сверхдержавой, способной в глобальном мире действовать по своему усмотрению, не считаясь ни с кем, Зб. Бжезинский писал в своей книге "Великая шахматная доска": "Это было похоже на то, как если бы центральную и важную в геополитическом смысле часть суши стерли с лица земли". Объявив посткоммунистическую Россию искусственным и неустойчивым образованием и посулив ей неизбежный распад, он называл Евразию "главным геополитическим призом для Америки" и подчеркивал, что "глобальное первенство Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет сохраняться ее превосходство на Евразийском континенте".
Вторая попытка создавать "Большую Европу" с Востока и Запада предложена Москвой в значительно изменившейся международной ситуации. Финансово-экономический кризис 2008-2009 гг. не только выявил неспособность справиться с новыми проблемами ранее процветавших стран "золотого миллиарда", но и продемонстрировал системный кризис самого капитализма в условиях постиндустриальной революции. "Финансовый и экономический кризис 2008 г., самый глубокий за последние 75 лет, означает крупный геополитический провал для США и Европы. В среднесрочной перспективе США и Европа не будут располагать ни ресурсами, ни экономическими возможностями для проведения той политики, которую они иначе могли бы проводить. Через некоторое время эти слабости будут компенсированы. Однако пока этого не произошло, они ускорят тенденции, в результате которых Соединенные Штаты перестанут быть главным центром притяжения современного мира" - писал в начале 2009 г. Роджер Альтман, бывший заместитель министра финансов США в первой администрации Б. Клинтона.
В середине первого десятилетия XXI в. 21 страна АСЕАН произвела более половины мирового ВВП, то есть центр мировой экономики переместился в акваторию Тихого океана, а человечество объективно начинает жить в мире, который от "вестернизации" в определенном смысле переходит к "истернизации" и становится "азиатским миром". В нем появились новые центры силы и влияния, среди которых выделились Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка (БРИКС), все более утверждающиеся в качестве важных факторов в мировой экономике и геополитике. Все слышнее на глобальном уровне голос Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), в которую входят Китай. Россия, Казахстан, Киргизия и Узбекистан. Видение мира этими субъектами международных отношений и мировой политики расходится - и чем дальше, тем больше - с картиной мира, которая навязывается человечеству США и их союзники. Они выступают против вестернизации мира, американского гегемонизма, дегуманизации межчеловеческих отношений, деинтеллектуализации искусства и т.д.
Но Запад, лидеры евро-атлантической цивилизации продолжают жить и действовать в соответствии с формулой, в свое время выдвинутой С. Хантингтоном: "The West and the Rest". Протипоставляя себя остальному миру, архитекторы современной неолиберальной глобализации под прикрытием вводящих в заблуждение идей, лозунгов и программ продолжают пытаться уводить мир от выстраданных человечеством в ходе исторического развития принципов и норм жизни локальных цивилизаций. Ибо последние до сих пор сохраняют нематериальную, духовную сторону своего бытия как важнейшую, удерживающую мир от деградации и самоуничтожения основу жизнеустройства. На деле подобная цивилизационная стратегия Запада представляет собой определенного рода проект всемирной антицивилизации, то есть набор политических технологий, социальных практик, движений и порядков, направленных на деструкцию локальных незападных цивилизаций.
Одна из ключевых задач антицивилизации - свести на нет или максимально сузить духовный мир людей, убрать "предрассудки и устаревшие запреты и знания прошлого" и привести мир к положению, когда "оптимизированное", то есть заметно сократившееся население будет вести строго запрограммированное стандартно-комфортное существование. Такое жизнеустройство, по всей видимости, уже нельзя будет назвать человеческой цивилизацией. Тезис известного американского ученого С. Хантингтона о "столкновении цивилизаций" в таком случае можно трактовать как противоборство между агрессивной антицивилизацией и общественно-политическими силами разных стран, стремящимися сохранить и все существующие цивилизации, и традиционные для них принципы и нормы жизнеустройства. Такие силы есть в США, в странах Европы, Азии, Латинской Америки и Африки.
Столкновения цивилизации и антицивилизации в разных странах проявляются во внутренней политике, общественной жизни, культуре и характеризуются растущей жесткостью. Во внешней политике большая или меньшая степень конфликтности присуща отношениям США и государств ЕС с государствами, строго придерживающихся принципа сохранения своего суверенитета, стремящихся найти собственную модель развития и развивать комплекс духовности в качестве баланса сферы материальных ценностей. Показательно, что госсекретарь США Х. Клинтон, не утруждая себя какими-либо дипломатическими изысками, открыто заявила, что США предпримут всевозможные меры, чтобы не дать реализоваться проекту евразийской интеграции В.В. Путина. Не будет преувеличением утверждение, что от исхода такого рода противоборств и столкновений, как и от цивилизационного полилога во многом будет зависеть не только дальнейшая история человечества, но само бессмертие всего рода людского.
Альянс цивилизаций и межцивилизационный полилог
Многоликий социум современного глобализирующегося мира, отдельные части которого разительно отличаются друг от друга своими культурными, религиозными, мировоззренческими характеристиками, выводит на передний план ранее не известные вызовы и угрозы, которым мировое сообщество еще только учится противостоять. Среди них - противоречия между различными цивилизационными общностями, порой достигающие критической остроты в своих самых опасных проявлениях:
- международном терроризме, нередко выступающем под национальными или религиозными знаменами;
- всплесках фундаментализма и ксенофобии;
- культурной нетерпимости, иноцивилизационной экспансии и т.д.
История дает массу примеров того, что межцивилизационное взаимодействие всегда имело две стороны: серьезные, часто разрушительные издержки иноцивилизационных вторжений и эффективную продуктивность контактов между цивилизациями. Особенно это актуально в наш век глобализации, когда:
- эффект "плавильного котла" уже не срабатывает, так как масштабная трансграничная миграция создает "критическую массу", обеспечивающую самовоспроизводство культурной идентичности мигрантов;
- понятия мультикультурализма, поликультурализма перестают быть академической абстракцией и становятся определяющей характеристикой общественного бытия в обширных ареалах современного мира;
- происходит регенерация ранее подавленных и маргинализированных автохтонных этносов;
- во многих случаях локально цивилизационные социумы проявляют инстинкт самосохранения, приводя в действие механизмы самовоспроизводства, до сих пор еще не познанные наукой;
- не вызывает сомнения и огромная инерционная сила цивилизационной детерминации мирового развития;
- качество пограничности начинает характеризовать ранее однородные моноцивилизационные социумы.
Из этого вытекает задача исторического масштаба: "направить происходящие перемены в конструктивное русло, положить конец опасному нагнетанию напряжения, предотвратить "столкновение цивилизаций", обеспечив их сотрудничество и взаимодействие во всех областях человеческой деятельности". На решение этой судьбоносной задачи направлены усилия отдельных государств и международных организаций, общественных объединений и частных граждан, обладающих моральным и политическим авторитетом. Примером может служить инициатива правительства Испании, солидарно поддержанная Турцией, принятая в ООН в качестве одного из важнейших направлений деятельности. Речь идет о проекте "Альянс цивилизаций", который, располагая гуманистической идеологической основой, оказался способным привлечь к сотрудничеству протагонистов различных локальных цивилизаций. В поле особого внимания "Альянса" оказались ключевые направления целенаправленного формирования нового общественного сознания в духе толерантности и сотрудничества: образовательно-воспитательная сфера; молодежная политика; миграция; средства массовой информации.
Чудовищный акт терроризма 11 марта 2004 г. исламистов против испанского народа, унесший жизнь 191 человека и нанесший ранения почти 1900 испанцам заставил правящие круги Испании переосмыслить характер отношения с исламским миром. Выступая в сентябре 2004 г. на 59-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, председатель испанского правительства Х.Л. Р. Сапатеро заявил: "Как представитель страны, созданной и обогащенной различными культурами, хочу на этой ассамблее предложить Альянс цивилизаций между западным миром и миром арабов и мусульман". В феврале 2005 г. Сарпатеро и турецкий лидер Р. Эрдоган выступили с общим призывом завязать диалог между преимущественно христианской Европой и исламским миром и общими усилиями строить "Альянск цивилизаций". Испано-турецкий демарш был поддержан генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном, Лигой арабских государств, Саммитом глав государств и правительств 191 страны мира, собравшихся по случаю 60-летия ООН. Позитивную оценку этой инициативы российским руководством сначала озвучил министр иностранных дел России С.В. Лавров в октябре 2005 г., а в июне 2006 г. на встрече с турецким коллегой в поддержку "Альянса" высказался и президент Российской Федерации В.В. Путин.
Продвижению испано-турецкой инициативы способствовала финансовая помощь 30 государств, но главным образом включение секретариатом ООН "Альянса" в общий контекст политических усилий международного сообщества по преодолению межцивилизационных проблем. Основная организационная деятельность осуществлялась назначенным в апреле 2007 г. ООН Высоким представителем "Альянса" и его секретариатом, разместившемся в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. Проведенные в 2008, 2009, 2010 гг. саммитов "Альянса цивилизаций" демонстрировали расширение и углубление влияния объединения на решение межцивилизационных проблем и вопросов.
Выступая на форуме "Альянса" в Стамбуле в 2009 г., глава российской делегации, зам. министра иностранных дел А.В. Яковенко подчеркнул: "Мы видим в организации значительный потенциал мобилизации коллективных усилий государств и гражданского общества в интересах преодоления межкультурных, межрелигиозных и межэтнических противоречий... Россия намерена самым активным образом взаимодействовать с Альянсом. Мы заинтересованы в том, чтобы "Альянс" был работоспособной, эффективной структурой по практическому воплощению многочисленных инициатив межцивилизационной направленности". У России есть "План развития отношений с Альянсом цивилизаций". В него включены, в дополнение к связанным с четырьмя главными направлениями деятельности "Альянса" - образование, молодежная политика, СМИ и миграция, - еще и мероприятия по культурной и религиозной тематике.
Разумеется, Россия, обладающая многовековым опытом мирного общежития многочисленных народов и этносов, культурных и религиозных традиций, не ограничивается участием в "Альянсе цивилизаций", а активно работает на различных диалоговых площадках, стремясь обратить внимание мирового сообщества на необходимости межцивилизационного сотрудничества. Примерами могут служить:
- сотрудничество России в подготовке "Белой книги" Совета Европы по межкультурному диалогу;
- участие в обсуждении межцивилизационной тематики в рамках ОБСЕ, результатом чего стала резолюция "О вкладе ОБСЕ в становление "Альянса цивилизаций";
- создание по инициативе России Группы стратегического видения "Россия - исламский мир" и т.д.
Символичным представляется и тот факт, что проходившему в Бразилии III форуму "Альянса" предшествовал здесь же проводившийся II саммит БРИК - четырех восходящих центров мировой экономики и международной политики, каждый из которых представлял мощную цивилизацию, способную оказывать влияние на судьбы мира. Совокупный авторитет БРИК и пример межцивилизационного взаимодействия в этом формате призваны внести весомый вклад в нейтрализацию рисков, исходящих от неолиберальной глобализации. БРИК - одна из тех новых международных структур, которая на деле вырабатывает механизмы будущего глобального регулирования, которые смогут гарантировать устойчивость развития мирового сообщества.
Вместе с тем создается впечатление, что Россия далеко не полностью использует свой цивилизационный потенциал для четкой артикуляции и международного продвижения своего видения проблем взаимодействия и противоборства различных цивилизаций в современном мире. Она в принципе слабо использует возможности, связанные с повышением роли и значимости участия цивилизаций в международных отношениях и мировой политике. Однако в проект новой концепции внешней политики России, судя по сообщениям прессы, России отводится "уникальная, сформировавшаяся за века роль уравновешивающего фактора в международных делах и развитии мировой цивилизации", то есть речь идет о сверхмиссии, в соответствии с которой будет строиться вся российская внешнеполитическая стратегия.
Как и реализация путинского проекта евразийской интеграции, решение указанной сверхзадачи в области внешней политики кажутся невероятными. В сложившейся же для России внутренней и внешней ситуациях такая высокая постановка проблем своего будущего - единственно правильная. Ибо в истории человечества невероятное всегда становилось сущим, если мыслилось в соответствии с правильно понятыми историческим вызовами и находило своего творца.
М.А. Мунтян
Примечания
Неклесса А. Конец цивилизации, или конфликт истории // МЭиМО. 1999, N5. С.74.
Ягодин Г.А. Предисловие к русскому изданию книги Д. Медоуз и Дж. Рандер "За пределами роста". М., 1997. С. 7.
Falk R. Exploration at the Eagle of Time. The Prospects for Word Order. Philadelphia, 1992. P. 198.
Франк А.Г. Смещение мировых центров с Востока на Запад // Латинская Америка. 1993. N2. С. 8.
См. выступление Г. Дилигенского на круглом столе "Актуальные вопросы глобализации // МЭиМО. 1999. N 5. С. 56.
Кантор К.М. Россия и Запад: взаимодействие культур // Вопросы философии. 1992, N6. С. 44-45.
Гаджиев К.С. Конец евроцентристского мира и новая конфигурация геополитических сил. М., 1993. С. 35.
Лебедева М.М. Структура проблематики мирополитических исследований // Мировая политика: теория, методология, прикладные исследования. М., 2005. С. 219.
Богатуров А.Д. Понятие мировой политики в теоретическом дискурсе // Мировая политика: теория, методология, прикладные исследования, с. 197-206.
Следзевский И.В. Диалог цивилизаций как смысловое поле мировой политики // Диалог в полицентричном мире: философско-культурные, исторические, политические и коммуникационные проблемы. М., 2010. С. 138.
См. подр: Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. С. 38.
Рашковский Е., Хорос В. Мировые цивилизации и современность // МЭиМО. 2002. N1. С. 37.
Эйзенштадт Ш. Основы и структура цивилизационного устроения общества // Сравнительное изучение цивилизаций. Хрестоматия. М., 1998. С. 102.
С. Хантингтон в этой связи определял цивилизации как наиболее высокую форму культурной общности людей, как "самые крупные человеческие племена", которые все активнее начинают влиять на международные отношения Huntington S. If not Civilization, What? // Foreign Affairs. Vol. 72. 1995, N 5. Р.189-190); cогласно Ф. Броделю, цивилизации представляют собой "культурный ареал", "собрание культурных характеристик и феноменов" определенной социальной общности людей (Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм ХУ-ХУШ вв. Т.1. М., 1986. С. 541-546); И. Валлерстайн определял цивилизации как "особую взаимосвязь мировоззрения, обычаев, структур и культуры", которая образует своего рода историческое целое и сосуществует с другими разновидностями этого феномена (Wallerstein I. The Modern World System/ N.Y., 1974-1980. Vol. 1, 2.).
15 Рашковский Е., Хорос В. Мировые цивилизации и современность // МЭиМО. 2002. N1. С. 37.
См. подр.: Куликов В.И. К десятилетию Мирового общественного форума "Диалог цивилизаций" // Полис. 2012. N5. С. 41-43.
Huntington S. If not Civilization, What? // Foreign Affairs. Vol. 72. 1995, N 5. Р.189-190.
Катценштейн П. Почему теория столкновения цивилизаций ошибочна: опыт Востока и Запада // Полис. 2012. N5. С. 9,10.
Ерасов Б. Духовные основы и динамика российской цивилизации. Выступление на независимом теоретическом семинаре "Социокультурная методология анализа российского общества". М., 11.12.1996.
Huntington S. If not Civilization, What? // Foreign Affairs. Vol. 72. 1995, N 5. Р.189-190.
Ерасов Б.С. Россия в Евразийском пространстве // Общественные науки и современность. 1994. N2. С. 58.
Huntington S. If not Civilization, What? // Foreign Affairs. Vol. 72. 1995, N 5. Р.146.
Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 426.
См.: Кузык Б.Н., Яковец Ю.В. Цивилизации: теория, история, диалог, будущее. Т.1. М., 2006.
Кульпин Э. Феномен России в системе координат социоестественной истории // Иное. Хрестоматия нового российского самосознания. Т.!. М., 1995. С. 214, 240.
Там же, с. 249-250.
Известия
Союз за 2 млрд долл. Ведомости. 2010. Декабрь.
Там же.
Евразийский экономический союз могут создать к 2015 году. Известия. 2011. 20 окт.
Комиссары Евразии. Коммерсантъ. 2011. 31 окт.; Евразийские комиссары станут федеральными министрами. Известия. 2011. 18 нояб.
Известия от 19 октября и 2 ноября 2011.
См. подр.: Мунтян М.А. Геополитика: история и современность. В 2-х т. Т.1. С. 150 -156.
Там же, с. 141-145.
Бжезинский Зб. Великая шахматная доска. М., 2001. С. 108-109.
Altman R.C. The Great Crash, 2008. A Geopolitical Setback for the West // Foreign Affairs. January-February. 2009.
См. подр.: Рюриков Д.Б. Кризис миропорядка и угрозы России и миру // Вестник МГИМО-Университета. 2013. N1. С. 73, 74.
См.: Шемякин Я.Г. Европа и Латинская Америка. Взаимодействие цивилизаций в контексте всемирной истории. М., 2001; Давыдов В.М. Цивилиография и цивилизационная идентификация Латино-Карибской Америки. М., 2006.
Альянс цивилизаций (трудный диалог в условиях глобализации). М., 2010. С. 8.
