К 110-летию Иеронима Лабунского и к 80-летию журнала для глухих "В едином строю",первым главным редактором которого он был.
Пусть говорят, что я убогий- Я очарован тишиной!"
И.К.ЛАБУНСКИЙ, глухой поэт Астраханской губернии.
19 мая 1904 (по старому стилю) родился Иероним Константин Лабунский в семье акцизного служащего в г. Красный Яр, как сам писал в своей автобиографии.
То, где он родился, вызывает у меня противоречия, т.к. в "Памятных книжках Астраханской губернии" за 1905 год имеются данные о том, что его отец, Константин Валентинович, старший помощник акцизного надзирателя Уездного попечительства о народной трезвости в г. Чёрный Яр, проживает в г. Чёрный Яр.
Между тем, дед Валентин Константинович Лабунский ещё в 1887 служил товарищем прокурора также по Черноярско-Енотаевскому округу, являлся коллежским советником, кавалером ордена Станислава 3-й степени, римско-католического исповедания. Он же уроженец Могилевской губернии, окончил лицей князя Безбородко, на службе с 1866 года, в Астраханской губернии с 1870 в должности товарища прокурора с 1879, проживал в г. Чёрный Яр, далее уже в 1894 становился товарищем прокурора Астраханской губернии. Что до отца, то он, рождения 7 февраля 1873, православного вероисповедания, окончил Астраханскую 1-ю мужскую гимназию с золотой медалью в 1892, затем - юридический факультет Санкт-Петербургского университета (в другом источнике на с. 768: "...въ Москве на юридическiй факультетъ").
Где-то встретив свою любовь - Марию Ильиничну Тимофееву, он женился на ней. Служил в Чёрном Яру.
Будь Иероним в Чёрном Яру, этот старый городок стоит на правом волжском берегу, чрезвычайно крутому, и черные тучные пласты земли пропастью обрываются у самой реки. Словно на вороном крыле навис родной городок над великой Волгой. Как этому созвучны строки Иеронима:
"Летний день, томительный, как счастье,
Золотую отмель изласкав,
Заблудился в водной синей чаще
И дохнул степной свободой трав.
Кушаком свивая Волги струи
В пены розовеющем снегу,
Пароход по небу расписную
Перекинул дымную дугу".
И ясно представляешь себе, как мимо этих жёлтых пустынных берегов, усеянных точками ласточкиных гнёзд, проплывал эрудированный, наблюдательный, пытливый Иероним, над которым летают птицы плавными кругами в теплом просторе, высыпая безмятежными стаями из прибрежных гнезд. На этой земле не увидишь ни лебяжьих берёз, ни полей колосящейся ржи.
Кругом степь, перемежающаяся полосами песков и полыни, переходящая местами в пустыню. Суровая земля, где прошли детские годы Лабунского. Здесь она летом опалена жарищей солнца, здесь зимой жертвована лютым стыням.
Именно эта родина, родина Лабунских, памятна первыми русскими первопроходцами во главе с московскими воеводами, напоминала о разинской вольнице, здесь на раздольных волжских берегах перебравшейся с Дона. Несомненно, что классицизм в архитектуре городка, в центре которого стоит белый каменный собор постройки 1870-х годов, и спокойные очертания белой кладбищенской церкви Пётра и Павла, завораживали воображение юнца и оставили заметный след в творчестве Иеронима.
Будучи надворным советником, Константин Лабунский с 1 сентября 1912 служит в Астраханской 4-классной торговой школе им. Г.З. и М.С. Косовых, на ул. Сапожниковской, д. 26, преподавателем коммерции (по отделу политической экономики), одновременно выполняя почетную обязанность акцизного надзирателя по VI участку г. Астрахани. При этом детство Иеронима прошло в доме Лопатина N 7 по Татаро-Базарной ул. (в документах ГААО: по ул. Татарского Базара). Ныне это Боевая улица. Надо полагать, какое влияние на смышленого домочадца оставило интеллектуальное богатство деда и отца!
Не нашло архивного подтверждения широко исповедуемое в научном круге московских глухих исследователей утверждение о том, что отец Иеронима служил священником.
Да и сам Иероним Лабунский собственноручно в своей автобиографии подчеркнул: "Родился... в семье акцизного служащего". Вот когда, в каком возрасте он потерял слух и в какой школе учился, - имеются противоречивые материалы. В автобиографии он утверждал: "Пяти лет заболел скарлатиной и полностью оглох. Учился в Астраханской школе глухонемых, где экстерном проходил курс среднего образования". Однако анализ имеющихся материалов показал, что ребёнок Иероним получил хорошее домашнее образование "с помощью отца и матери, до десяти лет, пока не потерял слух", к тому же ему экстерном далось "среднее образование" отнюдь не в школе глухонемых, а в Астраханском Реальном Училище дважды, в 1917 и в 1918 годах, о чем имеются свидетельства, хранящиеся в Государственном архиве Астраханской области (ГААО). Во всех имеющихся списках учащихся Астраханского Училища Глухонемых по 1915 год имя Лабунского не значится. Списки на 1916 и 1917 годы не нашлись. И несмотря на всё это, могу утверждать, что оглохший в 1914 году мальчик Иероним не сторонился Училища глухонемых. Так, однажды в круг "постоянно общающихся друг с другом говорливых школьников" вошел ещё неизвестный глухонемым человек, абсолютно не владевший "пальцевой азбукой", как едва переступил порог "школы, находившейся в красном кирпичном доме на берегу реки Кутум".
Здесь он "учился приходящим" именно в школе глухонемых. Во внешности и поведении новоиспеченного "приходящего" мальчика было всё, что привлекало лишь одного Алешу Городничева "на занятиях в переплетной мастерской, помещавшейся в одноэтажном каменном домике во дворе школы" какой-то особой нотой, звенящей словно от уверенности, что в жизни вообще и в его личности особенно, должно случиться что-то необыкновенное.
Эта уверенность и это ожидание словно поднимали будущего "отца-основателя ВОГ" над земными заботами, придавая его личности одухотворенность. Именно этот Алеша, словно сошедший "отрок с картины М.В. Нестерова" "Видения отрока Варфоломея", как вспомнил позже И. Лабунский, сыграл решающую роль в освоении пальцевой азбуки - дактилологии - "верного спутника глухонемого по дороге освоения словесной речи".. Здесь "старательный" Алеша, находящийся "на казенном коште в интернате", идеализировался юношей Иеронимом как "пастушок в длинной белой рубахе и лаптях", стоящий "на лесной опушке, на фоне задумчивого луга", "истово вытянувшийся перед видением монаха, чье лицо скрыто клобуком, отведенным в воздухе тонким золотом кругом - символом святости". Именно такая первая встреча завораживала Иеронима, притягивала к себе людей, потому что в ней он познал самого себя, постигал таинства жизни, открывал целый мир чувств, страстей, переживаний, как потом признавался в "очень сильном впечатлении" от необыкновенной тишины Алеши Городничева.
Это был праздник души, разума, чувств, ибо "в классах школы пальцевую азбуку не применяли, а мимика находилась под строжайшим запретом, как "отпадшая, враждебная сила", ведущая к безнадежному онемению только что пробужденного к словесной речи языка".
Однако, как заметил пытливый юноша Иероним, "ученики, оставаясь одни, конечно, нарушали этот запрет, потому что иначе говорить друг с другом не умели", что "устная словесная речь была парадным, показным способом объяснения при дневном свете в классах", что отсюда "в быту своевластно распоряжалась проникшая "с черного хода" мимика". А сам Иероним изрядно успел до этого освоить аж 3 языка: французский, немецкий и украинский. Отсюда у него великолепные знания и навыки, благодаря чему все жанры и предметы поэзии построены по гармонии и совершенству, отсюда искусство слова - это особое для Лабунского искусство, имя которому - книга. К героям книги любознательный ребёнок относился с благоговением и душевным трепетом, а мимическому языку был совершенно чужд и посему с глухонемыми не общался долгое время. Лишь один глухонемой Алеша властно вторгался в мысль будущего поэта, выраженную в слове, а будущий певец тишины, проникая в духовный мир глухонемых, становился психологом. Так, о глухонемых он впоследствии писал: "Глухонемые, в силу экономии природы, одарены большей цепкостью за существование, большей волей к жизни, чем нормальные люди". И это прозвучало еще до образования ВОГа! Между тем приходящий Иероним обучался у мастера переплетной мастерской Кронида Ивановича, прозвав его "черным, как жук, с постриженными ежиком волосами и густейшими усами". Начитавшись "Илиады" Гомера, он представил Кронида "греческого происхождения" как грозного тезку Зевеса - Кронида - главного бога древних греков и был воспитан в его духе: "Книгу нельзя брать, как дохлую кошку".
Через слово Лабунского я постигаю всю глубину проникновения автора в образы и Кронида, и Алеши и содержание его воспоминаний об этих людях: "Сам Кронид Иванович работал артистически, и лучше всех перенял его искусство Алеша, ставший потом замечательным мастером-переплетчиком...>>
Сам Кронид с учеником Иеронимом объяснялся письменно, увлекал его "Происхождением видов" Дарвина, отсюда подопечный выносил из классов необыкновенно богатый словесный багаж.
Многие "глухонемые товарищи" старательно добивались соблазнить Иеронима употреблением "запретного плода" - мимики, но тот "презрительно отворачивался от них".
Первым учителем Лабунского "в устном произношении и чтении с губ" был латыш, который увлекал Иеронима "мечтой достигнуть в этом деле совершенства, научиться читать устную речь с лица при любой позе говорящего: прямо, с фаса и в профиль, сбоку и... даже с затылка, как он шутил". Кто был латыш - фамилию его Лабунский через 40 лет вспомнить, по-видимому, не смог. Я предполагаю, что это был старший учитель Бендруп Павел Ансович либо второй учитель Земтаут Виллюм Виллюмович или Вязис Яков Антонович. Впоследствии, 11 февраля 1919 первым эмигрировал Земтаут в Латвию, затем, позже - остальные латыши.
Итак, Иероним, "будучи подвергнут испытаниям в мае месяце 1918 г. в Астраханском реальном училище в знании четвертого класса, оказал успехи:
В Законе Божьем - отличные (5),
- русском языке - отличные (5),
- немецком - хорошие (4),
- французском - отличные (5),
- арифметике - отличные (5),
- алгебре - хорошие (4),
- геометрии - удовлетв. (3),
- географии - хорошие (4),
- истории - хорошие (4),
- естествознании - хорошие (4),
- физике -
- рисовании - отличные (5),
- черчении -.
По отбыванию воинской повинности он, Лабунский, пользуется льготами по образованию, предоставленными учебным заведениям второго разряда...>> Такое свидетельство хранится в Государственном архиве Астраханской области.
Как эти испытания вылились в благополучие и благоденствие, но на долю молодого Лабунского выпало еще одно трагичное испытание: в 1918 четырнадцатилетний юноша лишился отца - главной опоры в его судьбе. И такая беда, как безвестное исчезновение отца, лежала на поверхности. Выявить ее причину - задача будущего исследования. С Иеронимом остались мать и 2 брата Валентин и Федор.
Уже 20 марта 1919 последовало заявление И. Лабунского в Астраханский школьный комитет глухонемых, где сказано: "Прошу школьный комитет выдать мне удостоверение в том, что я действительно глухонемой, Иероним Лабунский". По какому поводу? Вероятно, с целью освобождения от воинской повинности.
Если в марте 1917 на массовом митинге глухонемых в Петрограде прозвучал призыв члена Петроградского комитета глухонемых Е.Е. Журомского: "Граждане глухонемые, объединимся в единый союз!", если в июле 1917 в Москве проходил Первый Всероссийский съезд глухонемых и организован Всероссийский союз глухонемых (ВСГ) во главе с С.И. Соколовым, то эхо этих событий докатилось, несомненно, и до группировки глухонемых астраханцев во главе с А.Д. Малиенко и разворачивалось в образованном ещё в начале ХХ в. переулке Глухонемых, где практически все глухонемые знакомились, обменивались новостями и мнениями о происходящих событиях.
По временам этот центр для общества глухонемых посещал и сам Лабунский, но не был его завсегдатаем, так как был "занят другими стремлениями". Он назвал этот Переулок "завалинками на задворках". Только однажды к Иерониму на школьном дворе подошёл Ванька Жидков, "сорванец и щеголь, ходивший в сапогах "бутылками" и с вечным синяком под глазом, подбитым за удальство, молодцевато" и, "щеголяя "просвещенностью", прочитал ручной азбукой собственное имя и фамилию, так сказать, торжественно представился", а Иероним, хотя и знает его в лицо, но ничего не разобрал и посему "сделал вопросительное лицо". Тогда Жидков "как владелец некоего прекрасного секрета", ублаготворенный "произведенным эффектом, важно удалился" от Лабунского. Именно с этого момента началось первое знакомство Иеронима с дактилологией. Однако дактилологией он активно занимался только при знакомстве с лидером Астраханского Союза глухонемых Малиенко.
Если всю осень 1858 г. пребывал подлинный классик Александр Дюма в Астрахани, то он снискал признание и любовь Лабунского лишь при освоении французской литературы и очаровал его любовно-приключенческими романами, то Иероним увидел наяву героев "романа, происшедшего в действительности" - это глухонемой Малиенко, словно вписанный "величайшим рассказчиком" А. Дюма в свой "роман".
Именно Малиенко, "коренастый и нескладный", "пластически поднимая брови внутренними углами вверх, разглагольствовал порывистой мимикой", именно он "выглядел сущим кардиналом Ришелье и покорял глухонемых". Так Лабунский был очарован его красноречием и освоил все "мимические приемы" лишь с помощью Алеши Городничева, поистине "образцового молодого человека", как потом признался в своем воспоминании.
Трудовую деятельность Лабунский начал в июле 1920 переписчиком на машинке в Уездном земельном отделе города Красный Яр Астраханской губернии, затем с октября того же года помощником бухгалтера Красноярского уездного отдела здравоохранения.
Одновременно стал печататься в газете "Красноярец" - органе Уездного комитета РКП(б).Вскоре Лабунский был принят в её редакцию на штатную работу секретарём с февраля 1921. Как ни грустно, но в каталоге печатных изданий того периода Госархива Астраханской области подобная газета не значится. Вероятно, не сохранена.
С октября 1921 И. Лабунский переехал в г. Астрахань, где работал заведующим телеграфным отделом Астраханского отделения РОСТА, оформлял телеграфную информацию в Москву, одновременно не покладая рук трудился корреспондентом этого крайотдела.
Активное участие принимал в Астраханской организации пролетарских поэтов и писателей, в сборнике их произведений "Земное". Так, в 1922 в этом же сборнике были напечатаны стихотворения глухого поэта И. Лабунского: "Он и она", "Желал тебя телом мятежно...>>, "Машинистка". В своё творчество поэт Иероним включил и лирику, и гражданские мотивы, и юмор.Он влюбился в художницу Веру Хлебникову,сестру поэта Велимира Хлебникова, дружил с ней многие годы.Он тогда жил в доме бывшего купца Тетюшинова,как сам писал:"Место жительства:3 р.[третий район],Коммунистическая ,4,д. Коринфской".
Лабунский как поэт сформировался через собственное видение, насквозь пронизанное чертами русской и французской классической поэзии, а его творение - зарифмовывать свои впечатления - оказалось лирикой, изливающей колорит воображения:
"Желал тебя телом мятежно,
Стремясь опьянелой душой
К тебе - такой близкой и нежной,
Такой бесконечно родной.
Но с ужасом я убедился,
Взглянув в твою душу с тоской,
Что я там другой отразился -
Тебе бесконечно чужой".
Похоже, обращался он к Вере Хлебниковой как к "чудному мгновению" или к Инне Домонтович,
ставшей впоследствии его прекрасной соратницей в воговских начинаниях.
Надо сказать, что, обнаружив в недавно выпущенной книге В.З. Базоева и В.А. Паленного "Человек из мира тишины" (2002) отсутствие имени И. Лабунского, считаю необходимым устранить явный диссонанс, допущенный авторами в разделе "Литература" по отношению к одаренному поэту Лабунскому.
Не сомневаюсь, что лишь отдельно взятая Франция, славившая плохослышащих поэтов "Плеяды" Пьера Ронсара и Жоашен дю Белле, ну ещё, пожалуй, Украина во главе с глухим поэтом Олекса Влизько здесь могут состязаться с Россией во главе с поэтом Лабунским. Не скрою, глухой поэт Пётр Овцын в 1914 прославился на всю Россию, но Лабунский всё-таки был первым советским глухим поэтом, напечатав в 1922 свои стихи 17-летнего уровня.
Глухонемой - единственный из людей, познавший чувство глухонемоты, а Лабунский - первый из советских поэтов, изведавший чувство вечной глухоты. Творчество Лабунского как бы навеки застыло на грани бессмертия, стараясь проникнуть взором в безмерно открывшуюся перед ним тишину, стараясь воспеть её красоту. За певцом тишины Лабунским последовали Н. Мициевич, М. Шорин, В. Дмитриев, Н. Буслаев...
Притом очень скоро И. Лабунский входит в Астраханский круг с необычайно богатыми литературными традициями .
Связанные с волжским понизовьем имена В. Тредиаковского и И. Хемницера, Т. Шевченко и Н. Чернышевского, В. Хлебникова и М. Горького, к тому же знание трех языков предполагает утверждать, что Иероним стал уже автором с собственной и вполне сложившейся философией и эстетикой, с самостоятельно разработанной поэтикой, певцом глухонемых в нашем поразительном по пригожести и романически обжитом провинциальном городе, так вдохновляющем его некими силами. Например, в газете "Рупор комсомола" им были опубликованы стихи цикла "Дельта", где прозвучали строки:
"Тихо льется тяжкая, как память,
Волжская великая печаль,
На реке ли бились и боролись,
На реке ли вековая брань, -
Слышишь, друг, далекий колоколец,
Перешедший призрачную грань".
На страницах этой молодежной газеты нередко мелькала "Литературная беседа", проникнутая духом Лабунского, разъясняющего ошибки молодых, начинающих поэтов. И это глухой поэт, представьте себе, учил слышащих писателей! Учил творческому искусству! Вряд ли найдется подобное, прямо-таки уникальное явление ещё на заре Советской власти!.
После ликвидации Аст-РОСТА он продолжал работать в КОМТА-РОСТА корреспондентом, одновременно с мая 1922 корректором редакции газеты "Коммунист" (орган Астраханского губкома РКП(б).
В газете напечатаны его политические стихи: "Красный ромбик", "С ленинским девизом", "Звезда Парижа", а также немало статей, например, "Культурный очаг глухонемых", "Никакой волокиты и не было", "Благодетель" из Госпароходства", "Режим экономии и рабоче-крестьянская инспекция", "Могут ли партийцы иметь сбережения в сберкассах"...
Если в 1919 в Петрограде глухонемым выделялось помещение под "Дом Труда и Просвещения глухонемых" и если группе глухонемых во главе с А.Д. Малиенко в январе 1920, имея постановление Селенского райкома партии большевиков "О принятии мер и всевозможном оказании содействия в деле просвещения глухонемых", не удалось добиться помещения для глухонемых, то лишь Лабунскому, тогда работавшему статистиком в Губсовнархозе с ноября 1922, изредка отпрашивавшемуся оттуда для оказания помощи бесплатному руководителю А. Малиенко, словно в резонанс на переименование "Переулка Глухонемых" (который он благоговейно назвал "завалинками на задворках") в улицу Лутовинова, пришлось совместно с двойником кардинала Ришелье и переводчиком Б. Елизаровым вертеться волчком в течение двух лет вокруг Соцобеса и ГИКО и в итоге увенчалось успехом: в середине декабря 1925 выделялось помещение в здании бывшего училища Казанской церкви. Потом он писал: ""..нам удалось перейти в обширную комнату при доме инвалидов. Там мы соорудили сцену, поставили грубо отесанные лавки и начали собираться по вечерам".
> Итак, работая в совнархозе и позднее производных из него Астрпромторге и Астрпромкомбинате, он вел большую творческую работу редактором стенной газеты и автором стихотворных текстов для самодеятельного кружка "Синяя блуза", продолжал печататься, как активный рабкор в газете "Коммунист".
Затем вожак глухонемых А. Малиенко, "по-своему знающий, думающий и умный человек", разглядел в Лабунском преемника Астраханского Общества глухонемых. Однажды, "взойдя на свое ораторское место, он, как кошевой в Запорожской Сечи, сложил с себя полномочия вожака и указал" на Лабунского как на продолжателя дела. И так с той поры Лабунскому, как потом сам вспомнил, "пришлось и ораторствовать за него (за Малиенко)", овладея мимикой, но ошибочной, двусмысленной. Но это были первые шаги в жестовом ораторстве. Однако Лабунский до конца дней своих был твердо убежден против мимики, ибо она "часто скрадывает смысл". Он еще раз подчеркнул: "Пальцевая азбука - точна. И не надо бояться не угодить тем, кто упорно чуждается словесной речи, кто рабски не хочет выйти из состояния мимического онемения. Не опускаться до их уровня, а тащить их наверх - к знанию, к пониманию, к осмысленному раскованному слову!"
В 1926 г. у председателя Астраханского Объединения Глухонемых (АстрОГ) И. Лабунского и секретаря ОРГБЮРО АстрОГ И. Домонтович возникла первая идея об устройстве детского сада для глухонемых в городе Астрахани. Вскоре при составлении "Плана работ АстраОГ" 7 октября 1926 г. руководящие лица воздержались от устройства детсада, т.к. финансовый вопрос совместно с Соцвосом и Губпрофобором РОНО ещё не согласован.18 октября 1927 г. И. Лабунский и И. Домонтович совместно разработали план АстрОГа об организации детсада для глухонемых.В сентябре 1931 года И. Домонтович удалось организовать первый в России провинциальный детский сад-интернат для глухонемых дошкольников от 3 до 7 лет. В журнале "Жизнь глухонемых" N 5 (1932 г.) при содействии Лабунского была опубликована коллективная фотография под названием "Детдом глухонемых дошкольников в Астрахани". Это стало днём рождения детдома именно в преддверии юбилея ВОГа.
В воскресный день 7 марта 1926 Лабунский был выдвинут в качестве докладчика по Селенскому райкому АПО Губкома и Отдела работниц в клубе им. Рыкова, что на ул. К. Маркса. Воистину человек он всеобщего признания дара Божьего оратора!
Открытие клуба глухонемых в день 21 марта 1926, - по этому поводу Лабунский выступил перед представителями всех властных структур с зажигательной речью, сделав упор на "реальные последствия по установлению прочной связи со всеми представленными на заседании административными и профессиональными организациями", - положило начало Астраханскому обществу глухонемых (АстрОГ).
А тогда Астраханский Союз глухонемых, возглавляемый А. Малиенко, был исхлестан хвостищем ГубСО, ГИКО и других властных структур. Теперь АстрОГ организован. Председателем АстрОГа стал И. Лабунский, а его секретарем - И. Домонтович. Первым заведующим клубом делался Б. Елизаров. В состав оргбюро вошли все перечисленные лица, а также А. Малиенко, Фалин, основательница Астраханского училища глухонемых А. Тимофеева-Стыпулковская, учитель школы глухонемых Федотов. Это были прогрессивно мыслящие люди, стоящие у истоков доброты.
Лабунский был стратегом, который сумел провести социальные и политические работы, создавшие условия для развития Общества, где глухонемой был социально защищен. Он жил в жестокое время.
Был свидетелем, как в недрах ГИКО и ГубСО развивались бюрократические препоны в отношениях к глухонемым. С ними бороться было бессмысленно, т.к. был властен политический момент: под строгим табу находились такие темы, как "общество и бюрократизм", "бюрократические извращения в партии", "советская бюрократия" и т.д. Не дай Бог, если Лабунский где-нибудь вдруг пытался развить одну из них. Он сразу же попадал бы в разряд антисоветчиков, "врагов народа" или уклонистов. Я не идеализирую ту эпоху, в которой Лабунскому выпала честь жить и работать. Она была жестокой и жесткой, но Лабунский, не ограничиваясь прагматикой, заглядывал в будущее Общества и работал на него.
Основной заботой АстрОГа было трудоустройство. В середине 1926 г. была организована хлебопекарная артель "Красный глухонемой". Вскоре она слилась с инвалидной артелью "Красный факел".
АстрОГом на I Всероссийское Совещание глухонемых в Москву был делегирован И.К. Лабунский. На первой сессии Совета ВОГ 25 сентября 1926 Иероним Лабунский был избран кандидатом в члены Ревизионной комиссии ВОГа. После этого работа среди астраханских глухонемых ожила и двинулась вперед быстрыми темпами. Усилиями Лабунского и Домонтович была открыта швейная мастерская глухонемых 22 июня 1927 г., где набралось 10 глухонемых женщин.
20 мая 1927 Лабунский был выдвинут на должность уполномоченного по работе среди глухонемых при ГубСО.
До 1930 г. всю организационную работу с глухонемыми Астрахани вел И.К. Лабунский, а вместе с ним знаменитый земляк Н.А. Буслаев, организатор ячейки глухих комсомольцев, где насчитывалось 23 человека. В 1927 г. Лабунский был принят в члены РКСМ глухих - рабочей молодежи и в дальнейшем избран секретарем бюро ячейки РКСМ, в качестве которого проработал до 1930 г. непрерывно.
Как комсомолец он работал нештатным литсотрудником Астраханской молодежной газеты "Рупор комсомола", помещавшей его статьи и очерки комсомольской жизни.
Так, в одной из первых статей А. Лабунского "За местный колорит" автор критиковал молодежь за ее скучный литературный материал, присылаемый в редакцию, и посоветовал начинающим корреспондентам писать о том, что им хорошо известно, что они могут "верно и искренне передать без резинового штампа". Подобной злободневностью и реалистичностью взглядов отличались его статьи: "Пробег по рабочим окраинам", "Штрихи быта", "Где и как кормят?", "К творческой учебе и самокритике", "Узенький переулок рабкора" и др.
Духовно-творческая деятельность Лабунского, культура, письменность неизменно облекались в устойчивые жанровые формы. Все, что он писал: школьное сочинение, стихотворение, письмо, заметка в стенгазету, протокол собрания глухонемых, - а протоколов заседания АстрОГа пруд пруди в фондах Госархива Астраханской области, - все это его жанр со своими требованиями.
Написать какой-нибудь текст вне жанра он попросту бы не смог, да и у него любая запись, исследуемая мной в архивных материалах, становилась уже литературным шедевром, благодаря ораторскому таланту, выразившемуся в том, что у Иеронима свобода и глубина суждения блестяще сочетались с виртуозной отточенностью выражения, при этом сам Лабунский постоянно во власти жанровых традиций, давших ему выбрать подходящий угол зрения и в то же время предъявлявших к нему строгий счет, напоминавших ему о высоких образцах, о примере предшественников.
Надо сказать, что секретарь АстрОГа И. Домонтович - тоже талантливый журналист, великолепный протоколист - удачная находка для председателя И. Лабунского!
Между тем, по преданиям народным, дошедшим до наших дней, между Лабунским и Домонтович сложились любовно-романтические отношения, велась активная переписка после того, как Лабунский выехал в Москву навсегда. Ныне личные письма переписки хранятся у вдовы Лабунского Марии Бурцевой в Москве.
Жанр Лабунского - непрестанно эволюционирующая теория, демонстрирующая молочные реки, кисельные берега в лирике тишины, мира глухих в творческом пересоздании его специфических явлений. Для Иеронима осталось, по-видимому, навсегда знаменитое изречение Вольтера: "Все роды поэзии хороши, кроме скучного", ибо он не смог возвышать мир звуков над миром тишины и только использовал черты разных жанров в своих произведениях, сделав их подвижными между миром глухих и миром слышащих, отсюда необычный сюжет, образная система, неповторимый смысл литературного создания.
В 1929 состоял депутатом Горсовета.
На Пленуме Центрального Совета ВОГ в 1929 был выдвинут на работу в ЦП ВОГ в качестве старшего инструктора орготдела и ответственного редактора газеты "Жизнь глухонемых", печатавшей его стихи и прозу.
Эта газета была к тому моменту без редактора, и ее верстка лежала без движения в типографии "Глухпечать". Она была чисто ведомственным листком с тиражом 1000 экз., выходила раз в месяц. С помощью общественного актива ВОГ Лабунскому удалось наладить выпуск 12 тыс. экз. и ежедекадным выпуском в свет ее номеров. Благодаря И. Лабунскому вокруг газеты сплотился большой круг постоянных рабселькоров.
В 1930 г. ему удалось организовать и выпустить восьмистраничную однодневную газету "Береги слух" тиражом 100 тыс. экз. и изобиловать его конкретной информацией о борьбе против глухонемоты, за речь и слух.
С той поры вся его жизнь стала целиком связана с печатью на ее участке среди глухих.
В 1930 Лабунский был принят в кандидаты компартии, а с октября 1932 стал членом партии. Начиная с первых шагов на общественном поприще, он как убежденный коммунист вел агитационно-пропагандистскую деятельность среди рабочих предприятий и остался всю жизнь неутомимым "лектором, беседчиком, членом общества "Знание".
Редактор Лабунский начинал работу над материалами от своего имени, просто и сдержанно, вводя читателя в сложнейший мир воговской жизни.
Он вовлекал глухих и глухонемых в стремительный, полный радости и огня водоворот первых дней оживления редакционной деятельности, приглашал их к совместному раздумью над теми трудными задачами, которые молодой орган печати должен был решить в сжатые сроки.
Эта работа Лабунского, неожиданная и непривычная для тех, кто видел и знал его раньше еще на совместной работе Совета ВОГ и его Ревизионной Комиссии, заставила многих пересмотреть свое отношение к возможностям этого новоиспеченного редактора. Иероним Константинович сумел здесь как бы подытожить достижения астраханской службы и вступить в новый этап московского пути, период гражданской зрелости.
Для меня несомненно, что это прекрасное редакционное достижение Иеронима Лабунского не могло бы состояться без всего того интересного и значительного, что сделал Лабунский в газетах "Красноярец", "Рупор комсомола" и "Коммунист", в писательской организации. Работа для прессы закалила его как писателя, как журналиста, открыла путь к стремительному росту профессионального мастерства, дала возможность соприкоснуться с изобилием творческих почерков и направлений.
Даже блестящий мастер пера в то время был немыслим в тесных рамках одного творческого коллектива, тем более редакционного.
Он должен был наблюдать и познавать жизнь во всем ее многообразии. Истинному редактору, подлинному журналисту важно как можно скорее оказаться в питательной творческой среде, которая раздвинет границы его профессионального мышления, заставит напряженно размышлять над тем, что в данный момент является в жизни главным и определяющим, а что второстепенным и старомодным; о чем глухонемые хотят мечтать, думать, спорить, кому сопереживать, что отрицать и за что бороться. Это было кредо И. Лабунского.
Иерониму Лабунскому повезло - он работал рядом со многими талантливыми, самоотверженными людьми. Природа наградила его настороженным внутренним слухом, врожденным чувством ритма, да и память детства запечатлела навсегда прибаутки родителей, колыбельные песни, дивные мелодии патефонной пластинки, плес волжской тиши, журчание весенних ручейков, трели соловья, шелест ковылей, свист суховея, треск мороза, мычание коровы, звон церковного колокола, ржание верблюда... Но главное, одарен он слухом человека, который стремится познать сложность, неоднозначность людских судеб.
Конечно, человек он личность негромкая, но озаренная внутренним светом любви и надежды, открытая и чистая в своих помыслах и устремлениях, но вместе с тем и внутренней болью, глубоко спрятанной от посторонних глаз, напряжением мучительных раздумий, беспокойством за человека, ввергнутого в сложные поиски нравственного идеала.
Жил он интересами своего времени, убеждениями господствовавшей в тот период государственной идеологии, служил людям, реагировал на призывы дня. Но это был немеркнущий свет благого дела, дыхание живых строк Лабунского, на пути к исходу которых многое будет напоминать нам о событиях тех далеких лет советской истории, о той атмосфере, в которой он творил.
Секрет доброй натуры у Лабунского всегда непрост, всегда трудно определим. Быть может, так произошло потому, что натура эта зачастую независима от конкретных людей, от значимости работ - она лежит в самом Лабунском, в его характере, внешности, внутренней теме, в той степени естественности и достоверности, которая неотделима от живой человеческой личности. И появившееся однажды ощущение этой натуры живет уже вне зависимости от частоты встречи с редактором, и даже если встречи редки, они не казались редкими, ибо ощущение доброго общения живет постоянно.
Сердцевиной творчества глухих поэтов двадцатых-тридцатых годов являлся изданный по инициативе Лабунского сборник "На баррикадах тишины" (Профиздат, 1931).
Он состоит из 25 стихотворений 11 авторов, в том числе наших земляков: Лабунский, Буслаев, Домонтович. Надо сказать, что Иероним Лабунский "хорошо знал и любил поэзию, не только русскую классическую, но и западную, постоянно цитировал французских поэтов", что "сам писал стихи и целые поэмы...>> "Для себя он писал, - как сказал глухой поэт И. Исаев, - пронзительные лирические стихи (см. "Сподвижнице"), а для читателей журнала "Жизнь глухонемых", который фактически возглавлял, - декларации в соответствии с установками Пролеткульта:
"Мы в шеренге стального отряда
И с бойцами отвагой равны
Только мы на своей баррикаде,
Баррикаде немой тишины".
Так из этих строк родилось название сборника.
То, что И. Лабунский вел работу Союза воинствующих безбожников в Москве, было лозунгом того периода, когда идейных революционеров под влиянием текущей политики, политики большевиков, сделали главными героями русской истории - борцами за народное счастье, борцами за свободу. И все это усугублялось воинствующим безбожием.
Конечно,всё,что творил Лабунский,как и все большевики,было абсолютно несовместимо с Богом,с Божьими установлениями, с Божьими заповедиями, с человеческой совестью,которая опиралась на эти заповеди.
Отсюда - работа Лабунского по обезбоживанию глухонемых, за которым логически последовало падение моральных устоев и нравственности очень многих глухих. Анализ имеющихся архивных материалов и печатных страниц "Жизни глухонемых" того периода показал два основные проявления нравственного падения у глухонемых - вседозволенность и иждивенчество, к тому же, безбожная система породила бездельников, лентяев и просто захребетников. Как следствие - плохая работа, недостаток продукции, низкое ее качество... Подобный тон задавали, как правило, маргиналы, которые существуют в любом обществе. Именно господствующие материалистические воззрения разделял и Лабунский, герой своего времени.
В материалах Третьего Московского симпозиума по истории глухих (2001) сообщалось, что И. Лабунский под псевдонимом И. Забурунного в 1930 писал:
"Гнезда не совьет для себя паразит на теле здоровом у нас: едва наблудит, он уже будет разбит, он будет раздавлен сейчас. Мы волей к победе сильны и горды, а суд пролетариев - скор. И наши ряды, наши ряды дадут негодяям отпор". И так утверждалось, что Лабунского, якобы бывшего сыном священника, к счастью, миновал скорый "суд пролетариев", и одновременно ставился резонный вопрос: как быть с заповедью "чти отца своего"? На другой странице тех же "Материалов" читаю: "Когда было дело о Лабунском (а Лабунский был сын священника, что "каралось" и что он скрывал) нас пригласили в ВЦСПС, и мы помогли его разоблачить, а он по-прежнему работает!.."
Надо сказать, что отец Константин Лабунский, с 1906 возглавляя правление Черноярского Благотворительного Общества, имея чин коллежского асессора, выполняя функции старшего помощника акцизного надзирателя Уездного попечительства о народной трезвости (под ведомством "Министерства финансов"), состоял членом Черноярского Уездного Отделения Епархиального Училищного Совета с 1910 года.
Быть членом подобного Епархиального Совета - еще не значит быть священником, равно как и любой врач или предводитель дворянства, разделяющий Устав Епархиального Совета, автоматически не становится священником! Мне думается, только из-за одного слова "Епархиальный" весь сыр-бор загорелся. Повторю: никаким священником не был и не мог быть отец Константин Лабунский! Интересно отметить, что в том же, 1910, году некий Яков Алексеевич Буслаев (возможно, какой-то родственник глухого Буслаева, если не однофамилец) в чине титулярного советника служил помощником предводителя Черноярско-Енотаевско-Царевского уездного дворянства. Попутно заметить, что Алексей Буслаев, отец глухого сына, служил священником в одной из церквей Астраханской губернии, являясь известной личностью в Астраханской епархии. Исходя из изложенных документальных фактов, замечу, что уже в 1935-х годах на страницах "Жизни глухонемых" веяло духом "охоты на ведьм", выплеснуло "буслаевщиной".
И, несмотря на жилищно-бытовую неустроенность (впервые получил комнату в 1934), хроническую болезнь - туберкулёз легких, Лабунский в течение 1930-1932 годов непрерывно учился в заочном коммунистическом институте журналистики.
Самой первой и единственной довоенной наградой Лабунскому была Грамота II областного слета глухонемых ударников Центрально-Черноземной области с вручением почетного звания ударника 4-го года пятилетки. Это был пафос политической идеологии того периода.
Газета "Жизнь глухонемых" с 1931 стала органом ВЦСПС и ЦП ВОГ, издаваться начала в Профиздате. С июня 1933 журнал "Жизнь глухонемых" - орган ВЦСПС. Он выходил 2 раза в месяц с тиражом 10-12 тыс. экз., который лимитировался недостатком бумаги. Лабунский проработал в редакции этого журнала ответственным редактором до 1935 (при этом в сентябрьском номере журнала 1935 была напечатана статья "Памяти Циолковского"; биография ученого Константина Эдуардовича похожа на биографию Иеронима Константиновича: обе личности в 10-летнем возрасте оглохли от скарлатины и оказались в трагедии глухоты и стояли перед глухими примером творческой жизнедеятельности. Под статьей стоит аббревиатура "И.Л." Кто ее автор? Несомненно, это Иероним Лабунский), а далее - ответственным секретарем вплоть до начала Великой Отечественной войны в 1941, когда журнал "ЖГ" вместе с рядом других изданий Профиздата был закрыт временно.
На долю Иеронима выпало трагическое событие: его брат Федор Лабунский, журналист газеты "Коммунист", репрессирован в тридцать седьмом...
Впрочем, архивные материалы о Федоре Лабунском часто попадали в поле моего зрения, да и его статьи отвечали на "злобу дня", отличались обличительным тоном. Жизненный путь Иеронима теперь стал вдвойне тяжелым.
Лабунского перевели в производственный отдел Профиздата на работу полиграфическим калькулятором, очень сложную, с которой ему удалось успешно справиться. В тот трудный период начала войны, когда в Москве часты были воздушные тревоги, ему привелось выполнить одно сложное задание ВЦСПС по оказанию материальной помощи группе глухонемых школьников, эвакуированных из разных школ в с. Фоминки Горьковской области. Это задание он, несмотря на все сложности той поры, выполнил благополучно.
В октябре 1941 ему пришлось вместе с аппаратом ВЦСПС и Профиздата эвакуироваться на Урал в г. Челябинск, вместе со своей матерью. Там его направили на работу на Челябинский тракторный завод, где тогда был размещен Ленинградский Кировский завод. Работая в Жилищно-коммунальном отделе ЧТЗ счетоводом, одновременно продолжал вести напряженную активную работу агитатора-пропагандиста, выступая с беседами и докладами перед рабочими, выпуская стенные газеты, участвуя в выпуске больших однодневных печатных газет "Тыл - фронту!, "Бойцы тыла", "На разгром врага", где популяризировался подвиг стахановцев военного времени, так называемых "тысячников", выполнявших тысячи процентов задания.
Здесь И. Лабунский воспевал
"...с восхищением все
О богатствах Уральского края,
О его самоцветной красе,
Про его первозданные горы,
Что истерты дыханьем веков,
Весть гремит далеко, до Босфора,
До лазурных морских берегов...>>
Далее прославлял Урал за обновку "былинной мощи":
"Богатырский гранитный твой пояс
Легендарною былью обвит.
Весь железный твой кряж - бронепоезд,
Гнев уральцев твоих - динамит.
Эта мощь не останется втуне,
Ты отдашь ее Родине в дар,
И узнают фашистские гунны
Твой разящий громовой удар.
Черный ворог под знаком паучьим,
Ты добраться к Уралу мечтал?
Так смотри: наступает могучий
На тебя громоносный Урал!"
В 1942 как раз в разгаре Великой Отечественной войны родилась дочь Лабунского Лилия. Ныне она редактор издательства "Знак - СП" (г. Москва).
Трудности и лишения военного времени вынудили Лабунского ради матери перебраться из Челябинска в Саратов - в семью его старшего брата, находившегося на линии огня на фронте, как полевой хирург и начальник медсанбата в течение всего периода Великой Отечественной войны. В Саратове он работал культработником клуба глухонемых, продолжая вести самую горячую агитационно-пропагандистскую работу в трудовых коллективах глухих на предприятиях города. Его стихи помещались в "Окнах ТАСС", выпускавшихся агитпропом Саратовского обкома партии.
В сентябре 1943 по вызову ВЦСПС Лабунский вернулся в Москву и стал работать старшим инструктором орготдела ЦК профсоюза рабочих местной промышленности. Выезжая в командировки на места, выпускал печатные однодневные газеты, как например, в Ростове-на-Дону в 1944 газеты "Тыл - фронту!" и др.
Проводил общегородские совещания стахановцев в Москве и на периферии. Сумел сплотить и мобилизовать глухих на самоотверженный труд. В унисон этому событию созвучны пламенные строки Лабунского:
"Одной мечтой -
Пленительной, прекрасной
Глухонемой всегда был озарен:
Услышать вновь отчетливо и ясно
Весь мировой, весь многострунный звон".
* * *
"И самому, расправив гордо плечи,
Преодолеть безмолвия судьбу,
Вновь обрести волшебство звучной речи
И песни петь и говорить с трибун".
* * *
"И нам доступно творческое слово!
В цехах, в огнях мартеновских печей
Мы говорили голосом громовым
Орудий, выкованных против палачей".
Война окончена, а трибуна Лабунского, "преодолев безмолвия судьбу, вновь обретает дар звучащей речи":
"Как дни Победы Родины прекрасны!
Мы сердцем слышим многострунный звон,
Мечта сбылась! Мы больше не безгласны -
И речь, и слух дал сталинский закон".
Впоследствии, 28 марта 1946 был удостоен медали "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг."
Особую заботу он старался проявить об оздоровлении глухих тружеников, направлении их на отдых и лечение в санатории.
В сентябре 1945 Лабунский с группой воговских и профсоюзных "шишек" совершили круиз по Волге до родной Астрахани с чаем за столиком, а вернулись с арбузами и, несомненно, воблами, помидорами и осетровой икрой. На родном месте Иероним живо интересовался жизнью правления ВОГ во главе с А. Грековой и переводчицей М. Башкиной, посещал клуб глухонемых им. Лаговского, школу глухих на Набережной 1 Мая...
Его осчастливило рождение сына в 1945.
19 апреля 1948 в ознаменование юбилея столицы Лабунский был представлен к награде Президиума Верховного Совета СССР медалью "В память 800-летия Москвы".
Новый удар судьбы настиг Иеронима: это кончина его матери, где-то в конце 1950-х годов.
При этом начиная с 1948 по 1956 учился с группой товарищей в Заочной Высшей партийной школе при ЦК КПСС. Успешно окончил её с дипломом А N 8276.
В ноябре 1950 был переведен из ЦК профсоюза рабочих местной промышленности в сектор по работе среди глухонемых орготдела ВЦСПС.
С ликвидацией сектора по работе среди глухих ВЦСПС, в связи с проводившимся сокращением штатов в 1954, перешел на работу старшим инструктором орготдела в ЦП ВОГ.
В этот период ему довелось осуществлять самые разнообразные задания, преимущественно по культурно-политической работе, организовать и проводить спартакиады ВОГ и т.д. Одновременно он продолжал свою деятельность лектора-пропагандиста и стенгазетчика.
В 1956 из печати КОИЗ вышла брошюра И. Лабунского "Из опыта работы ВОГ на селе".
С весны 1957 стал старшим редактором отдела культуры журнала "Жизнь глухих" (орган ЦП ВОГ). В редакции был 2 года парторгом.
При Лабунском велась большая массовая работа с корреспондентами журнала, которых на учете было свыше двух тысяч, и с которыми велась систематическая инструктивная переписка, организовавшая необходимые материалы по целому ряду насущных вопросов работы среди глухих, как, например, "Мимика - подспорье или помеха в учебе", "Вопросы пантомимы", "Каким должен быть клуб" и другие.
Ему привелось вести целый ряд разделов журнала: по школам, по вопросам науки и техники, по физкультуре и спорту, поэзии и др.
Одновременно со всем этим делом он участвовал во всех съездах ВОГ вплоть до пятого и шестого съезда; на последнем, как работник редакции журнала "Жизнь глухих". Был членом Совета ЦП ВОГ, включая избранный на V съезде Совет ЦП ВОГ.
В конце 1964 вышёл на пенсию с ослабленным зрением.
Надежной опорой в жизни Лабунского с 20 марта 1965 стала вторая жена Мария Александровна (по другому источнику,Алексеевна) Бурцева, уроженка г. Москвы, бывшая ученица династии Рау в 16 лет, обучавшаяся делу типографии.Поэт с супругой А.А.Бурцевой жили на Мещанской,которая недалеко расположена от Сретенского тупика,где в те годы находилась редакция журнала "Жизнь глухих".У второй жены было двое детей от первого брака,а у самого Иеронима не было ребёнка от неё.Однако это не мешало супругам прожить благополучно,с Богом до конца дней своих.
Последующие годы Лабунский боролся за своё зрение, пять раз подвергался операциям в Московской городской клинической глазной больнице. Удалось снять "ядерную катаракту на обоих глазах, но на левом произошла отслойка сетчатки, вылечить которую не удалось".
И несмотря на всё это, Лабунский продолжал активную общественную работу, участвуя в Совете ветеранов труда при Мосгорправлении ВОГ, выпуская стенные газеты в Доме культуры "За культуру" и "Ветеран", выполняя партийные поручения партбюро парторганизации ЦП ВОГ и другую общественную работу. В 1971-72 годах вел семинар партийного просвещения в Республиканском Дворце культуры ВОГ.
1 июня 1972 Московское городское правление ВОГ в лице В. Хобот поздравляло И. Лабунского с 70-летием. В частности, было сказано: "Мы знаем вас как человека, который всю свою сознательную жизнь связывает с Всероссийским Обществом глухих с самого дня его основания и развития... И сейчас, находясь на заслуженном отдыхе, Вы продолжаете принимать активное участие в общественной жизни Московской городской организации ВОГ - в лекционной пропаганде, в распространении опыта работы по стенной печати, в выпуске номеров устно-мимического журнала, в организации культурных мероприятий...". Одновременно И. Лабунский был занесён в Книгу почёта "за многолетнюю общественную работу в Московской городской организации ВОГ". Заметьте, через 70 лет целых! Немного грусти, не правда ли?
В 1975 успешно окончил факультет внешней политики СССР и международных отношений Московского университета марксизма-ленинизма Московского Городского комитета КПСС.
20 октября 1976 об участии Лабунского в годы Великой Отечественной войны не забыли, жаловали ему медаль "Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.""На счеёу Лабунского 30 Почётных Грамот, Благодарностей и других поощрений с 1932 по 1976.
Последней наградой, как ни печально, оказался нагрудный значок "Отличник ВОГ". Печально, потому что вспомнили о Лабунском лишь в ознаменование 50-летия ВОГ. Целые полвека спустя! Не чувствовалась ли скрытая обида внутри "отца-основателя" ВОГ Лабунского?!
Являясь членом Союза журналистов РСФСР, он продолжал работать в печати. В первом номере журнала "В едином строю" помещены воспоминания заслуженного ветерана ВОГ товарища С.И. Лычкиной, подготовленные к печати им в 1977.
В последнее время своей жизни И.Лабунский пожаловался врачу,что побаливает сердце.Врач порекомендовал лечь на стационарное обследование и лечение,но Иероним отказался и просился в санаторий.Но врачи санатория не помогли.Поэт вернулся домой и вскоре умер от инфаркта сердца.Его похоронили на армянском кладбище,которое находится через дорогу от Ваганьковского.Он оказался рядом с могилой тети,заслуженной артистки СССР.
Так 21 сентября 1977 из жизни ушёл Иероним Лабунский. Но память о нём жива, ибо сам Иероним Лабунский есть сама история творческой жизни Всероссийского общества глухих. Квинтэссенцией всей творческой деятельности Лабунского была и останётся навсегда воговская печать, в том числе семь лет до выхода на пенсию он беззаветно служил печатному слову в редакции журнала "Жизнь глухих" (теперь "В едином строю"). И поэтическое слово его не покидало, постоянно жило в нем, в "отважном бойце", "излучавшем сердечный свет до последнего своего часа". Именно "отважного бойца" не старили годы! Мне 16 ноября 2001 года довелось встретиться с вдовой Лабунского Марией Бурцевой и её дочерью Исаковой Лилией Моисеевной,редактором издательства "Знак-СП" (Москва).Она глубоко знает творчество Велимира Хлебникова,с увлечением рассказывала о его дружбе с Лабунским, показала мне фотоальбом с фотографиями Климашевского,где запечатлены ровесники хлебниковской поры,юные годы Лабунского.Интересно отметить,что в одном комплексе с домом Хлебникова (ныне бывшая поликлиника им. Пирогова) 22 июня 1927 года на углу проезда 25-летия Октября и ул.Бабушкина И.К.Домонтович совместно с И.К.Лабунским была основана швейная мастерская глухонемых ,первая в истории Нижнего Поволжья.Кроме того,Мария Бурцева представляла мне большую кипу писем переписки Лабунского,от которых веяло духом хлебниковских времён.Астраханский музей Велимира Хлебникова должен был бы пополниться щедеврами подобной находки.Что может дать глухому человеку знакомство с Велимиром Хлебниковым и его современниками,жившими и творившими в обстановке,безмерно далёкой от той,которая окружает его сегодня?И не является ли наследие Хлебникова неким мостиком между "миром тишины" и "миром звуков",быть может,и любопытным не только для глухого,но и для слышащего?Творчество глухого поэта Лабунского доказывает,что "глубина наполненности миром измеряется мерой тишины".
По заслугам да воздается каждому из нас! Лабунский не был по достоинству оценен современниками. Его наследие изучено недостаточно.
Глухой поэт И. Исаев, часто встречавшийся с Лабунским, впоследствии вспомнил: "Имел Лабунский внушительную осанку, очки с толстыми стеклами на крупном носу, львиную гриву седых волос и выразительные жесты, перенятые многими из общавшихся с ним начинающих авторов журнала. Последние годы работы в журнале сидел он в отделе писем, как раз рядом с кабинетом главного редактора, и первым встречал посетителей. Словоохотливость его была феноменальной, он мог говорить с собеседником целыми часами на любую тему, но главным его коньком оставалась литература, поэзия. Когда ни зайдешь в домик на Сретенке - непременно застанешь сценку: сидит в "предбаннике" редакции на стуле молодой человек, а напротив него ораторствующий Иероним Константинович... Особенно возмущали старого ветерана нотки уныния в стихах начинающих, оплакивавших утрату слуха. Видимо, в воспитательных целях Лабунский сочинил длиннейшую поэму, лейтмотив которой заключался в строках:
"Пусть говорят,что я убогий -
Я очарован тишиной!"
Их он читал чуть ли не каждому собеседнику. Человек добрый по натуре, несколько не от мира сего, Лабунский на склоне лет в каждом собеседнике видел продолжателя его дела, будущее светило журналистики или поэзии, опекал. И тяжело переживал разочарование, тем более, если "ученик" подводил его: "Не называйте его имя, он для меня больше не существует!" Творческое наследие Иеронима Лабунского ещё ждет своего исследователя. Будучи человеком своего времени, он разделял лозунги и иллюзии тех лет. И как бы мы сегодня к ним ни относились, всё это - наша история, историю переиграть ещё никому не удалось. Её и людей в ней нужно принимать такими, какими они были".
Астраханцы по праву гордятся тем, что первым глухим поэтом во всей советской поэзии стал наш земляк Иероним Константинович Лабунский, талант которого общепризнан, его стихотворения, такие, как "Сподвижнице!", "На баррикаде тишины", "Марш глухонемых стахановцев", неоднократно печатались и ныне на страницах печатных воговских изданий.
В этом смысле советский период сполна осчастливил астраханцев. Ох, как "..ныне в Астрахани "распоясались" поэты", как заметил один волгоградский поэт. Но как сокрушенно представить всю астраханскую поэзию без талантливых глухих поэтов Лабунского, Буслаева, Домонтовича, Григорьева, мотивов которых не сыщешь днём с огнём в "Антологии астраханской поэзии" (2003). Почему бы не включить сокровище глухих поэтов в золотой фонд астраханской литературы? Юбиляра Лабунского тем более сейчас в 50 лет Астраханского Союза писателей? В ноябре 2013 года в Москве отмечается 80-летие Всероссийского журнала глухих "В едином строю",первым главным редактором которого был наш земляк И.К.Лабунский.
Для подготовки статьи использованы материалы Государственного архива Астраханской области, Государственного архива современной документации Астраханской области, Астраханской областной научной библиотеки им. Крупской, Центрального музея истории ВОГ, Московского клуба истории глухих и воспоминания частных лиц.
Особую благодарность за подбор материалов выражаю М. Халяпину (умершему), В. Паленному, И. Исаеву (умершему), Н. Шевченко, Н. Науменко, З. Малометовой, Д. Реброву.
В. М.ГУСЕВ,
член Союза журналистов России,
член Российского общества историков-архивистов.
