Григорий Вайнштейн: Еврейский мир Нью-Йорка Исаака Башевиса ЗингераНазад
Григорий Вайнштейн: Еврейский мир Нью-Йорка Исаака Башевиса Зингера
Творчество выдающегося американского еврейского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе И.Б.Зингера с годами не только не утрачивает, напротив, расширяет круг читателей. Зингера читают теперь не только в Израиле и США, куда он эмигрировал в 30-е годы, спасаясь от нацизма, но и в странах СНГ и Восточной Европы, где его книги до начала 90х годов почти не были известны, во всяком случае, в Советском Союзе книги И.Б.Зингера незаслуженно замалчивались.
Как известно И.Б.Зингер родился и вырос в Польше, в семье хасидского раввина, что определило во многом темы его будущих книг - это мир традиционной религиозной еврейской жизни, быт и нравы маленьких местечек. И в этом отношении, несмотря на то, что он вырос и сформировался в Польше, Зингер прямой наследник традиций Ш.Алейхема и М.М.Сфорима.
В 30-е годы в Польше, почувствовав угрозу еврейству перед нашествием нацизма и спасая своих близких от неминуемой гибели, Б. Зингер переезжает в США. Здесь начинается новый, самый плодотворный период его творчества. Он пишет рассказы, повести на идиш, сотрудничает с еврейскими газетами. Центральной темой его творчества становится жизнь еврейского Нью-Йорка - самого большого центра эмиграции евреев из России, Польши, Чехии, Украины конца 19, первой трети 20 века. Следует заметить, что в первой половине 40-х годов государства Израиль еще не существовало и еврейская эмиграция в Нью-Йорке представляла по сути один из немногих очагов свободной жизни евреев, в том числе, бежавших от Холокоста. В прозе Зингера причудливо сочетается изображение американского индивидуализма и деловитости с традиционными обычаями и религиозной жизнью.
Представители еврейского бизнеса селились в дорогой и респектабельной части Нью-Йорка - Манхеттене, люди с более скромными доходами, беженцы селились в других частях города - Бруклине и Бронксе. В романе "Враги. История Любви" главный герой - беженец из Польши Герман Брудер живет в Бруклине, рядом с океаном; подруга Германа Маша с матерью живут в Бронксе; бизнесмен, у которого работает Брудер на Манхеттене. География расселения героев важна для Б.Зингера, чтобы подчеркнуть их социальный статус . Б.Зингер, поселившись в Нью-Йорке и прожив в нем десятки лет, стал одним из бытописателей города, отразившим его обширность, непостоянство и противоречивость. Вот как описывает Зингер еврейскую жизнь Бруклина: "У этой улицы был привкус Восточной Европы. Прошлогодние объявления о синагогах и раввинах и о ценах на места в синагогах на осенние праздники висели на стенах. В кондитерских продавали бублики и домашнее печение". Проезжая по огромному городу, Брудер видит многочисленные приметы еврейской жизни: "Герман сидел в автобусе, который шел от Тайм Сквер к Ист Бродвею и смотрел в окно. Окрестности изменились со времени его появления в Америке. Теперь здесь жило много пуэрториканцев, тем не менее можно было заметить вывески на идиш, то синагогу, то ешиву или дом для престарелых". Метаморфозы еврейской жизни, ее горести и радости, смех и слезы - вот тематика и сердцевина творчества Зингера. Один из самых известных и знаменитых романов Зингера американского периода, - роман "Враги. История любви", вышедший в 70 годы на идиш и затем переведенный на английский, в 80 годы экранизируется в Голливуде.
Главный герой романа - начинающий писатель и историк Брудер, чудом спасшийся из оккупированной фашистами Польши и оказавшийся в конце 40-х годов в еврейском Нью-Йорке. Брудеру сохраняет жизнь полька Ядвига, прятавшая его от фашистов. Приехав с ней в Нью-Йорк, Брудер оказывается в центре еврейской жизни. С любовью описывает Б.Зингер еврейскую жизнь, чередование традиционных праздников и будней. Брудер живет в еврейском районе Бруклина, переводит и комментирует религиозные тексты. Еврейская идентичность - вот что занимает Б.Зингера. Беженцы из Европы и американские евреи - две составные части еврейского Нью-Йорка, не всегда понимающие друг друга. Трещина проходит и в душе главного героя. В Нью-Йорке Брудер знакомится с Машей и ее матерью, как и он бежавшими от Холокоста, но пережившими гетто и концлагерь. Прошлое психологически довлеет над героями, становится между ними. В Польше Брудер потерял семью: жену и двоих детей. Но оказалось, что жена его выжила в страшном лагере уничтожения, а дети погибли. Она приезжает в Нью-Йорк и встречается с Брудером, который оказывается перед выбором, который не в силах сделать. Брудер живет, погруженный в свои мысли и заботы, но и он как писатель всюду замечает своеобразие еврейской жизни Нью-Йорка. Он проходит вдоль "...еврейских ресторанов, еврейских кинотеатров, залов, в которых устраивались торжества... На Ист Бродвее, где Герман вышел из автобуса, он заметил через полуподвальное окно группу седобородых мужчин, изучающих Талмуд. Их глаза горели школярской жаждой познания". Жизнь американских религиозных евреев размерена праздниками и буднями. Но не столь беззаботна жизнь еврейских беженцев из Польши, Чехии, Венгрии. Уцелевшие физически, они изранены душевно, подавлены психологически. Отсюда истерическое поведение, экстравагантные выходки Маши. Метания Германа Брудера между Машей, полькой Ядвигой и бывшей женой вызваны не "донжуановскими похождениями", а чувством вины и невозможностью определиться. Их всех не оставляют призраки войны и душевная смута. Герман и Маша приезжают на летний отдых в поселок в Катскильских горах. И там отчетливее становится заметна разница между размеренной жизнью американских евреев и беженцев из Европы: "После Варшавы, пока он прятался на сеновале у Ядвиги, был в лагере для перемещенных лиц в Германии и потом, когда он боролся за выживание в Америке, Герман потерял связь с такого рода евреями..." Они поднялись на холм. Герман оглянулся. Мог ли бы он здесь спрятаться от нацистов? Нашелся ли бы здесь человек, который спрятал бы его и Машу на сеновале? Он только что встал из-за стола, но уже беспокоился, как встретиться с теми людьми за ужином. Герман был не в состоянии сидеть среди них, смотреть на детей, которых заставляют есть... он не был приспособлен к подобной беззаботности." Словно в безумном хороводе закружились и разметались судьбы беженцев - Германа, его бывшей жены, Маши, ее матери, Ядвиги. Беды, лишения и скитания прошлых лет продолжают их преследовать. Германа Брудера они заставляют усомниться в божественности мира и разумности жизни и неспособности примириться с потерями.
Башевиса Зингера, порой называют еврейским Набоковым, имея в виду эмиграцию и последующую известность и славу в Америке. С этим трудно согласиться. В главном они противоположны. В.Набоков - мастер безукоризненно точных деталей, психологического анализа состояний героев, диалог у него менее значим. То, что чувствует герой Набокова, гораздо важнее, того что он говорит. Б. Зингер насквозь диалогичен, герои его постоянно спорят, выясняют отношения между собой, цитируют еврейские религиозные книги - Талмуд,Тору. И если Набоков стремится избегать идейной проблематики в своих романах, то герои Зингера - литераторы, мистики и безумцы часто выясняют свои отношения с людьми и Богом. И в этом они близки к героям Достоевского с их спорами о добре, зле и они как Иван Карамазов неспособны примириться с миром, если в нем торжествуют силы зла.
В рассказе "Один день на Кони-Айленде" Зингер с сочувствием изображает еврейского журналиста в Нью-Йорке, беженца, перебивающегося случайными заработками и опасающегося высылки в Польшу, где свирепствуют нацизм и лагеря смерти. Лучшие рассказы Зингера исполнены грусти и сочувствия. Его герои - визионеры, чудаки, писатели и художники. Писатель отправляется читать лекцию из Нью-Йорка в Монреаль, но встреча с еврейской девушкой из гетто, ее матерью, ощущение их глубокой социальной и психический травмированности прошлым разрушает все его планы. В рассказе "Гостиница" бизнесмен, вышедший на покой и живущий во Флориде, не в силах вынести однообразие и рутину, пренебрегает рекомендациями врачей и снова начинает заниматься коммерцией. Нередко героями Зингера становятся фантазеры, мечтатели, для которых их причуды важнее, чем практические резоны. Странная миссис Капицкая из рассказа "Спиритический сеанс", вызывающая духов в гостинице у Центрального парка. Интеллектуал д-р Каллишер относится к ней с иронией. Но оказывается, ему больше всего необходимо участие и сочувствие этой женщины. Персонажи книг Зингера увлечены идеями, редко полагаются на рассудок, поведение их спонтанно. В рассказе "Потерянная" писатель продолжает развитие тем произведений польского периода "Тойбле и демоны" и др. Поступки невесты рассказчика необъяснимы - она приехала в Нью-Йорк, где ее должен был ждать жених, но его не оказывается в Америке. Потом она внезапно исчезает с нью-йоркской улицы. Объяснение рассказчика мистическое - козни демонов. Как ни странно, рассказчик и журналист газеты верят в возможность появления демонов на улицах Нью-Йорка. Ощущение действительности в рассказах и романах Зингера порой зыбко и нереально, так что появление потусторонних сил вполне уместно, и в этом Зингер отчасти близок к Кафке. Только одного рода заблуждения и одержимость вызывают у писателя неприязнь и презрение - интриги политических радикалов. Действие рассказа "Бегущие в неизвестность" происходит в Нью-Йорке. Встречаются два журналиста, один из них, Маркус, в предвоенной Польше состоял в писательской организации, которая разделилась на сталинистов и троцкистов: "Эти горе-писаки предсказывали неизбежную революцию и диктатуру пролетариата. Трокцисты ненавидели сталинистов, сталинисты трокцистов. "В короткий срок 39-40 годов они организовывали травлю еврейских писателей и издателей. Потом эти зарвавшиеся политиканы оказались в руках нацистов или советских чекистов.
В рассказе "Каббалист с Восточного Бродвея" эмигрировавший из Варшавы писатель, как и в рассказе "Потерянная", встречается с известным еврейским писателем талмудистом Яблонером и снова возникает у Зингера тема Нью-Йорка, постоянной изменчивости его облика: "Нью Йорк постоянно менялся. Изменился и этот район. На месте синагог появились церкви; где раньше находились иешивы, построили рестораны и гаражи; но кое-что все-таки осталось: например, еврейский дом для престарелых, магазин, торгующий книгами на иврите". Вместе с тем сужается и читательская аудитория. На языке идиш читают все меньше и Яблонер переезжает в Израиль, где его книги пользуются известностью. Но по неизвестной причине, как нередко у Зингера, он снова возвращается в Нью- Йорк. Рефреном в рассказе звучит фраза: "В своих поступках человек редко руководствуется доводами разума". Этот мотив постоянно проходит через рассказы и романы Зингера.
Короткий рассказ "Контрабандист", в котором отсутствует движение сюжета - только диалоги, несущие острый идейный спор. Герой рассказа символизирует страдания и отчаяние европейского еврейства, пережившего Катастрофу. Он не имеет ни имени собственного, ни дома и все его имущество - тележка с книгами. "Оба моих младших брата вступили в партию и оказались в сталинских лагерях на Крайнем Севере. Моих родителей и сестру убили нацисты. Да, можно сказать, что я стал контрабандистом. И моей контрабандой стал я сам, мое тело". В этот спор вплетаются размышления о Боге и Истине: "Вы верите в Бога, - спросил я. - Да. У них (ученых) сейчас новый идол - эволюция. Этому идолу они приписывают больше чудес, чем все верующие всем святым вместе взятым. Удобная теория для оправдания своего хищничества. Раз нет ни Бога, ни божественного замысла, нет цели, можно с чистой совестью убивать налево и направо."
Кем бы ни был герой Зингера - мужчина или женщина, писатель или бизнесмен, журналист или торговец, ему свойственна спонтанность мыслей и действий, вера в чудеса, непредсказуемость судьбы. Это в полной мере относится и к героям одного из самых известных романов Б.Зингера "Мешуга" (Безумец), продолжение книги "Шоша", но в то же время самостоятельное произведение. Если действие в "Шоше" относится к довоенной Польше, то "Мешуга" - к Америке конца 40-х, начала 50-х годов. И снова судьбы еврейских беженцев и эмигрантов из Восточной Европы в Америке. Роман "Мешуга" (1983г.) начинается неожиданной встречей двух беженцев из Польши, журналиста и писателя Арона Грейденгера и Макса Абердама, предприимчивого и склонного к авантюрам бизнесмена в послевоенном Нью-Йорке. Их связывает общее прошлое и отношения с молодой интеллектуалкой с сомнительным прошлым. Название романа характеризует многих героев романа, но в большей степени, Макса, спекулирующего на бирже на деньги беженцев из Европы, то и дело участвующего в безумных авантюрах. Писатель Арон Грейденгер, "alter ago" Зингера, понимает, что беженцы из Европы, фашистcких лагерей навсегда психологически травмированы и относится к их странноcтям с пониманием. Как и в предыдущем романе из жизни евреев-эмигрантов, в романе "Мешуга", герои сдвинуты с оси нормальной жизни. Шок Катастрофы европейского еврейства в 30-е годы ставит их перед неизбежным вопросом о разумности жизнеустройства, вине, Боге, ведет к "достоевским вопросам". И это для них не плоды интеллектуальных размышлений, а тяжелый жизненный опыт: "...можно верить в мудрость Бога и всеже отрицать, что он творит только добро. Господь и милосердие это не синонимы", полагает Арон Грейденгер. Макс возражает ему: "Если ты спрашиваешь меня, то нет ничего кроме хаоса. Даже если план есть, он также мало интерисует меня, как прошлогодний снег.
- Тем не менее, ты постоянно говоришь о Боге, Макс, - сказала Мириям. - Ты даже постился на Йом Кипур.
- Не из-за набожности, а в память о моих родителях и о моем наследии. Можно быть евреем и без веры в Бога."
Этот диалог во многом перекликается с философским диалогом Ивана и Алексея из романа Ф.М.Достоевского "Братья Карамазовы", хотя в книге Б.Зингера не упоминается Достоевский. Перекликается по остроте и глубине вопросов бытия, встающих перед героями Зингера. Таким образом, Б.Зингер не только бытописатель польского и американского еврейства 20 века, в его творчестве ощутимо влияние опыта русской и мировой литературы 19 века.
Герои Зингера находятся за пределами размеренного существования, жизненной нормы, как и персонажи Достоевского, они находятся под воздействием странных, маниакальных идей. Вот что говорит Мириам, и эта тирада соответствует всей атмосфере романа: "Мы довольно своеобразное семейство. Мой отец маньяк. Моя мать полубезумная, да и мой брат был не совсем в своем уме. Я самая сумасшедшая из всех. Наш общий недостаток в том, что каждый из нас со странностями. Я люблю Макса, потому что он совершенно ненормальный. И я люблю Вас, потому, что Вы пишете о сумасшедших. Вы действительно встречали людей, о которых пишете, или просто выдумываете их. - Для меня весь мир сумасшедший дом."
В романе "Мешуга" органично сочетаются философские споры и картины жизни еврейского Нью-Йорка, и вместе с тем он несет в себе очертания любовно-авантюрного романа. Бизнесмен Макс, приятель журналиста Арона, занимается финансовыми операциями на бирже. Он посредник. Свои деньги, надеясь поправить финансовое состояние, доверили ему еврейские беженцы. Скрываясь от кредиторов, Макс отправляется в Израиль. Мириам следует за ним.
Б.Зингер не идеализирует своих героев, отмечая их непостоянство, авантюризм и необязательность.
Как и в предыдущих произведениях, в этом романе центральное место занимает еврейский мир послевоенного Нью-Йорка: "Мы договорились встретиться в два часа дня, накануне Рош Шашана (Еврейский Новый год). Несмотря на то, что улицы на семидесятых, восьмидесятых, девяностых были безлюдны, Бродвей и Центральный Парк - полны евреями, не было никаких признаков Осенних Праздников. Бродвей выглядел точно так же, как и в другие времена года. Звуки шофара не были слышны в синагогах месяца Элут. Постоянные гудки автомобилей и грохот могли приглушить даже звуки шофара, возвещающего приход Мессии." "Мешуга" - интеллектуальный роман о еврейском самосознании, не только потому, что его главный герой - Арон, писатель и журналист, пишущий на языке идиш статьи, повести для газеты "Форвертс" (Вперед), существующей, кстати, и в наши дни, в Израиле продолжает писать на идише и не переходит на английский или на иврит. Почему? Ответ с упрямым постоянством был дан самим Зингером, ощущавшим язык как многовековую историю европейского еврейства, от которого он не может и не желает отказываться! "На языке идиш говорила моя мама. На идиш говорили мои бабки и деды, все предки. Если язык идиш был достаточно хорош для Бал Шем Това, для миллионов евреев, которые погибли от рук нацистов, то он достаточно хорош и для меня".
Творчество Башевиса Зингера охватывает первую и вторую половину двадцатого века европейского и американского периодов. В тот же период классик еврейской литературы Шолом Алейхем покинул Россию, где в связи с антисемитизмом его творчество замалчивалось.Творчество же Б. Зингера в Америке было отмечено наряду с самыми значительными мастерами американской-еврейской литературы - Артуром Миллером, Бернардом Меламедом, Солом Белоу, Джозефом Хеллером. В американский период он много писал о вере и неверии, отчаянии и надеждах людей, переживших Катастрофу, отстаивая при этом право писателя и читателя, подобно Э.По и Э.Т.Гофману, верить в чудеса и волшебный мир.
