После трёх месяцев отсутствия я снова дома. Волнения и переживания позади. Какое это счастье - оказаться опять в кругу семьи, в уютной домашней обстановке, сидеть за письменным столом в своём кабинете, работать. Даже выйти во двор, присесть на старую изрезанную перочинными ножиками скамейку, полистать газету - тоже радость, которой раньше просто не замечал и не ценил. Вот на балконе второго этажа появился маленький толстый Ашот, в майке и шароварах. Он увидел меня и приветливо помахал рукой. Я улыбнулся и ответил ему тем же. И это тоже необыкновенно приятно. А ведь раньше, завидев его, старался быстро поздороваться и юркнуть в подъезд. Если же ему удавалось остановить меня и втянуть в разговор, сразу начинал лихорадочно искать повод отделаться от назойливого соседа, но так, чтобы не обидеть его.
У Ашота была одна главная тема - кто из соседей что купил, продал, поменял. Все эти житейские события в нашем доме воспринимал он очень лично. Если кто-то привозил новую мебель, Ашот наносил ему визит в тот же день. Он придирчиво осматривал покупку, трогал, оценивал, качал головой, задавал множество вопросов: где купил, за сколько, почему такой цвет, а не другой? Заканчивался визит неизменной фразой: "А у меня этого ещё нет. Надо подумать, может стоит приобрести". Касалось это не только мебели, но и любых других вещей в доме - ковров, телевизора, холодильника. Особые переживания вызывали у Ашота машины. Сам он ездил на стареньком "запорожце". Поэтому, если кто-нибудь покупал "москвич", "жигули" или "волгу", то вопросы и обсуждения продолжались часами. Но последние слова были почти такие же: "Пора и мне поменять машину. Только не знаю, какую модель брать. Надо будет подумать". Грустный тон, каким они произносились, показывал, что дело здесь не в выборе модели, а в отсутствии денег. За всем этим угадывалась тщательно скрываемая патологическая завистливость. Соседи называли его между собой "У тебя есть, у меня нет". Другое прозвище Ашота было "Дёрганый" - если он был чем-то особенно взволнован или что-то не понимал, голова его начинала подёргиваться. Доставал он жильцов дома, что называется, до печёнки. Но портить с ним отношений никто не хотел. Если Ашот обижался, то начинал делать пакости. И в этом он был неистощим и изобретателен.
Но сейчас я обо всём этом не думал. Ашот, стоящий на балконе, был для меня ещё одной неотъемлемой частью родного дома, о котором я мечтал долгих три месяца и который не надеялся больше увидеть. "А ведь он, в сущности, неплохой человек, - подумал я благодушно. - Без него наш дом был бы неполным, чего-то в нём бы не хватало...>> При этой мысли я снова машинально помахал рукой. Ашот воспринял это по-своему. Он понимающе кивнул и скрылся в квартире. Через минуту он уже выходил из подъезда. Вид радостно улыбающегося соседа вывел меня из благодушного состояния и вернул к действительности. "Идиот, что ты наделал, - сказал я себе. - Можешь ли ты вспомнить, чтобы кто-то из жильцов сам напросился на разговор с Ашотом?" Не помнил такого и сам Ашот. Поэтому он шёл быстро, опасаясь, видимо, что я передумаю, сошлюсь на какое-нибудь срочное дело и скроюсь в доме. Но отступать было поздно.
- Сосед, дорогой, безумно рад тебя видеть, - начал Ашот ещё издалека. - Так долго тебя не было. Даже не помню, сколько месяцев прошло, четыре - пять?
- Три, - уточнил я.
- Целых три. Так долго. За это время у нас столько событий было. Ты не поверишь. Соболевы из девятой квартиры всю мебель поменяли. Югославский гарнитур взяли, Отделка ничего, но цвет мне не нравится. Очень светлый, Я бы взял темнее. Что поделать - у людей такой вкус. Но это ещё не всё. Главное, Мамедов "жигулёнка" продал, "волгу" новую купил. Доплатил - будь здоров сколько. Даже не говорит. Правда, цвет неудачный - морская волна называется. За такие деньги я бы чёрную взял. Вообще скажу, между нами, Мамедов как человек - ничего, но как сосед - неприятная личность. Я его не очень люблю. Слушай, а ты где был три месяца? В экспедиции? Нефть искал?
- Болел, - нехотя ответил я. - В больнице лежал.
- Болел? - Ашот удивился, будто никогда не слышал, что люди могут болеть. - Почему я ничего не знал? Твоя жена ничего не говорила. Здоровается, проходит мимо и ничего не говорит. Какие люди бывают скрытные. Но хорошо, что выздоровел. А что было у тебя?
- А-а, не хочется вспоминать. Редкая болезнь прицепилась. В нашей больнице даже не могли диагноз поставить. Я ведь в Москве лежал. Но сейчас, слава Богу, всё позади, Не будем об этом.
- Как не будем? - Ашот оживился. - Редкая болезнь говоришь? Ты расскажи, обязательно расскажи. Может она у меня есть, а я не знаю. Если наши врачи в ней не разбираются, то как они определят - есть она у меня или нет?
"Идиот, - снова подумал я, - зачем надо было распространяться? Теперь не отвяжется. Ему неважно что - машина, мебель, болезнь - у тебя есть, у меня нет... Долбану-ка я его латынью. Может отстанет".
- Болезнь называется гистоплазмоз.
- Гисто... - Ашот запнулся. - А по другому?
- Другого названия нет.
- Слушай, дорогой, у тебя бумага и карандаш есть?
- С собой нет
- Тогда подожди три минуты. Только не уходи. Я мигом.
Ашот сорвался с места и исчез в доме. Через несколько минут он вернулся с тетрадкой и карандашом.
- Давай сначала. Только медленно. Какое название?
- Гистоплазмоз.
Ашот записал.
- Это болезнь чего?
- Это такой микоз, поражающий ретикулоэндотелиальную систему.
Круглая лысая голова Ашота дёрнулась.
- Мне система не нужна, я в этом не очень разбираюсь, - сказал он. - Ты органы назови.
- Ах, органы. Ну, это просто. Пиши - лёгкие, селезёнка, печень, лимфатические узлы.
- Так, записал. А как её распознать, какие у неё признаки?
- В этом-то вся проблема. Начинается заболевание как обычный грипп или бронхит. Поэтому врачи и не могут поставить правильный диагноз. А когда спохватываются уже бывает поздно. Нужно сразу делать рентген грудной клетки, на котором видно усиление бронхососудистого рисунка лёгких, появление рассеянных мелких инфильтратов и их известкование.
Ашот усердно записывал.
- А от чего этот плазмоз появляется?
- Возбудитель болезни - грибок, который проникает в организм из воздуха или при дыхании больного человека на здорового. Заразиться можно и от того, кто лечился, но выздоровел не окончательно. Поэтому рекомендуется пользоваться респираторной маской. Кроме того, продукты надо хранить в стерильных условиях, а посуду дезинфицировать.
- Записал. Что ещё?
- Это основные сведения. Остальное только врачи знают.
- Это они в Москве знают. А у нас здесь недоучки, им человека угробить - раз плюнуть.
- А тебе, Ашот, зачем всё это? Я же сказал - болезнь очень редкая.
- Что значит редкая? К тебе же она прицепилась. Почему ко мне не может? Ты что, особенный? - в голосе Ашота появилась знакомая завистливая нотка.
Всю следующую неделю Ашот где-то пропадал. Не появлялся он на балконе, наблюдая за событиями во дворе. Не сидел на скамейке, пытаясь вовлечь в разговор проходивших мимо жильцов. Вечером пришла его жена Сильвия и передала просьбу - срочно зайти.
- А почему сам не пришёл?
- Плохое самочувствие. Очень просит.
Ашот лежал в кровати, укрытый до подбородка. На лице у него была респираторная маска. На тумбочке в пластиковом мешочке - тарелка, чашка, ложка, вилка. В другом таком же мешочке - фрукты, сыр, хлеб.
- Что с тобой, Ашот?
- Ты близко не подходи, - предупредил он, - не дыши на меня. Сегодня два раза врача вызывал. Говорит, грипп. Но, конечно, ошибается. Что они здесь понимают? Все признаки гистоплазмоза. Всё, как ты говорил. Вот видишь - редкая болезнь, а прицепилась. Сейчас главное - не упустить время. Пока здешние лекари будут от гриппа лечить, лёгкие совсем известковыми сделаются. Поэтому большая просьба - дай адрес больницы в Москве. Надо срочно ехать.
- Но в московскую больницу тебя не примут. Нужно направление от нашего горздрава. А с диагнозом "грипп" направление не дадут.
- Это не твоя забота, дорогой. Ты дай адрес и фамилию доктора, который тебя лечил. Есть такая бумажка, которая сильнее любого направления. Купюр называется. Слышал?
- Ну, дело твоё, - я продиктовал адрес больницы и имя врача.
- Спасибо, дорогой. Ты настоящий друг. И о редкой болезни вовремя предупредил, и с больницей помог. Что бы там не говорили, а вы, евреи, - хорошие люди. Сильвия, - позвал он жену, - укладывай вещи. Завтра в Москву полетим.
Вернулся Ашот через две недели и сразу же пришёл ко мне. Выглядел он спокойным и уверенным.
- Вот что значит своевременно меры принять. Положил меня твой Борис Самуилович в своё отделение. Исследовал по полной программе. Гистоплазмоз не подтвердился. Но зато нашёл другую редкую болезнь, о которой я даже не слышал. Название не помню, оно в справке написано. Потом покажу. Это болезнь тем ценная, что она редкая, но при этом не опасная. У одного человека на сто тысяч встречается. Но для жизни не опасна. В этом её особенность.
Ашот вынул из папки медицинское заключение и протянул мне. В анамнезе, кроме его личных данных, даты поступления и выписки, стояло только одно слово: "Hypochondriasis". Оно было подчёркнуто дважды.
- Ипохондрия, - перевёл я с латыни.
- Вот-вот, ипохондрия, - радостно подтвердил Ашот. - Борис Самуилович мне что-то объяснял, но я не всё понял. Что ты об этом знаешь?
- Ну, это когда у тебя чего-то нет, а кажется, что есть, - начал я издалека и как можно более популярно...
- В каком смысле нет, а в каком смысле есть? - нетерпеливо перебил Ашот. - Если у меня, допустим, нет "волги", а кажется, что есть, - что я от этого имею?
- Вообще-то это больше касается какой-нибудь болезни. Но твой пример тоже годится. Тут всё дело во внушении. Если что-то сильно внушить себе, то начинаешь верить, что это так. Вот, к примеру, тебе нравится какая-то женщина. И ты внушаешь себе, что она твоя, хотя на самом деле это не так. Ну, допустим, Ольга, жена Мамедова. Ты ведь её знаешь - красивая пышная блондинка. На неё многие заглядываются.
Голова Ашота начала дёргаться. Я почувствовал, что случайно попал в точку.
- Кто конкретно? - вырвалось у него.
Этим вопросом он себя сразу выдал. "Вот оно что, - подумал я, - тут дело не столько в "волге", сколько в Ольге".
- Кто конкретно? Ну, хотя бы этот баскетболист из пятой квартиры, Гарик Акопян.
- Акопян? Этот щенок? Вот как... Ну ты, дорогой, продолжай, пожалуйста. Допустим, как ты говоришь, мне Ольга нравится. Чисто абстрактно. Это ведь ты говоришь, не я (он сделал ударение на этих словах). И что дальше?
- А дальше так. Ночью ты лежишь в кровати с Сильвией, но внушаешь себе, что это не Сильвия, а Ольга. При твоём редком заболевании самовнушение имеет большую силу и может дать поразительный эффект. Надо только, чтобы Мамедов не узнал.
- Ты что, думаешь, я совсем дурак, скажу ему?
- Я так не думаю. Но имей в виду, у азербайджанцев на такие вещи интуиция очень развита. А с другой стороны, у ипохондриков на лице написано всё, что они себе внушают. Надеюсь, Борис Самуилович тебя предупредил.
- Нет, он про это ничего не говорил.
- Ну, значит, забыл. Он ведь уже немолодой, за седьмой десяток перевалил. Считай, что я тебя предупредил вместо него.
Наша беседа, сопровождаемая многочисленными примерами, продолжалась ещё около получаса. Ашот, наконец, понял суть своей редкой болезни. Но было заметно, что из всех абстрактных, как он выражался, примеров больше всего его интересовал тот, который касался Ольги. Как только я произносил её имя, голова Ашота начинала дёргаться, и он вытирал лысину серым носовым платком.
Этот медицинский ликбез, в котором мне пришлось допустить неизбежные вольности, вызванные как отсутствием твёрдых познаний, так и особенностями характера, имел неожиданные последствия. Ашот заметно переменился, перестал интересоваться мебелью и другими приобретениями соседей. А Сильвия однажды, в минуту откровения, поведала моей жене, что их интимная жизнь теперь стала почти такой же, как в молодости. "У Ашотика после Москвы второе дыхание появилось. Этот Борис Самуилович настоящий волшебник. Правда, - добавила она смущённо, - он почему-то рекомендовал, чтобы в спальне была полная темнота и чтобы я не произносила ни слова. А так всё очень хорошо, даже замечательно".
Что касается Мамедова, которого раньше Ашот буквально караулил во дворе, то теперь он стал его откровенно избегать. Причину Мамедов не понимал, но радости по этому поводу не скрывал. Вскоре произошло ещё одно загадочное событие. Кто-то ночью проколол все четыре покрышки акопянского "москвича", хотя врагов у Гарика не было. Наоборот, в доме его все любили. И, кажется, только один я догадывался о причине всех этих странных происшествий и перемен в жизни нашего двора...
Док. 660226
Перв. публик.: 15.04.13
Последн. ред.: 16.04.13
Число обращений: 0
Соколин Хаим Герцович
|
