В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Игра Назад
Игра
В советском человеке была инерция веры от предыдущих поколений,
которую я встречал в людях, даже считающих себя неверами.
В советские годы нам внушались многие христианские истины...
Поэтому можно говорить и о них, как о носителях образа Бога.
А вот сегодня этого меньше. Сегодня Церкви, при всей свободе,
трудно привить людям - жить по Христу - на уровень подсознания.
Внешний призыв обогащаться мешает... Волчьи отношения...
Иерей Александр Дьяченко

Вот оно - "светлое капиталистическое завтра"...

Берлин, 1945 год. Михаил Макаров, боец-пехотинец.
"Перед рейхстагом". Фото А.Морозова

В мою бытность на железной дороге, в нашей смене маневровым диспетчером работал такой Анатолий Иванович. К тому времени он уже заработал пенсию, но все еще продолжал трудиться.

По природе своей был он человек незлой. Сам много лет отработал простым рабочим, потом окончил техникум и стал диспетчером. Мы, работяги, находились в его прямом подчинении. Конечно, мы были далеко не ангелы. И, как считал Иваныч, действенным способом удержать нас в рамках дисциплины, было недолгое, но регулярное профилактическое запугивание подчиненных перед сменой добрым матерным словом. Особо любимой фразой нашего маневрового была угроза - предупреждение: "Я вам, сукины дети, лапти-то сплету"! "Сплести лапти" означало выгнать со станции с треском.

Но мы прекрасно знали, что никого он не выгонит. Во-первых, потому, что не любил кляузничать, сам был рабочим, и понимал, что труд у нас тяжелый и опасный, а потом, выгони нас, других ещё найти нужно, и не факт, что те будут лучше. Так что старик, в соответствии с должностными инструкциями, беззлобно ругался, а мы на него и не обижались.

В это время уже начались повальные грабежи на железке, и Иваныча пугал тот азарт, с каким стали грабить вагоны его сослуживцы (и не только простые рабочие). Будучи человеком порядочным, он все никак не мог уразуметь, что произошло с людьми, которых он знал уже долгие годы, причем в столь короткое время?

- Вот, ты сам посуди, - говорил он мне, - Мы же все на собрания ходили, и слова какие там высокие говорились: честь, совесть. А теперь и партийные, и беспартийные, - все эту совесть потеряли напрочь.

Мы же совсем не так жили. Дружили, вместе на футбол ездили, отдыхали, детей в пионерлагерь возили. Ты поверишь, у нас на станции когда-то свой духовой оркестр был. Я с ремесленного училища на корнете играю. Тут недавно говорю: может, вновь духовой оркестр соберем? Хохочут, пальцами у виска крутят.

Смотрю, каждый стал сам за себя, никто никому не нужен. Я ведь помню мальчишкой, как мы в войну выживали, голодали. Так ведь все-равно старались друг другу помочь.

- Иваныч, - говорю. - Волчье время пришло. У людей клыки растут, словно у оборотней. Посмотри, вагоны, как кусок мяса, на части рвут, и никто не ропщет. И ты попробуй, - глядишь и втянешься?

Иваныч вздохнул, и отвечает:
- Мне с прошлой ночной смены сетку лука сунули, а я, старый дурак, и польстился. Иду утром по городу в костюме при галстуке, а на плече у меня эта злополучная сетка висит. И кажется мне, что все люди смотрят на меня и догадываются, что я её украл. Думаю, зайду за угол и брошу. А потом мысль такая: а если кто меня увидит, что я сетку лука выбросил. Ведь точно поймут, что я вор. Так я её домой и принес. Как, помнишь, в каком-то старом кино (с Чарли Чаплином), человек нес букет цветов любовнице, а пришлось его домой нести. Все хотел от него избавиться, но ничего не получилось. Так и я этот лук домой принес. Поверишь, красный шел, как рак. Но больше нет, уволь, я на это дело не гожусь.

Как-то, вышли мы на работу в ночную смену. С утра ещё, помню, собирались за зарплатой идти. Вот ребята наши и решили под зарплату в карты перекинуться. Видать у них договоренность была заранее, потому что денег с собой имели полные карманы. Играть сели в самом начале смены. Сперва, для хорошего настроения, выпили винца, закурили по папироске, и для разминки бросили на кон мелочь.

Азарт в игре, как известно, наступает постепенно, и ставки, понятное дело, тоже растут постепенно. Прошло часа полтора и на столе, напротив каждого из игроков, деньги лежали уже солидными горками. А ещё через час другой на кону была годовая зарплата любого из нас.

Мы тогда неплохо зарабатывали, но возможность безпрепятственного воровства сделала моих товарищей настоящими нуворишами. Играли умело, рискованно. Я с замиранием сердца наблюдал, как на кон за один ход на стол выбрасывалась моя месячная зарплата. Оно и понятно, деньги шальные, их, в общем-то, и не жалко.

Главным для них тогда была игра. Я увидел, что такое азарт. Адреналин вбрасывался в кровь наверно в таких же объемах, что и вино.

Понятно дело, при такой игре на работу уже не оставалось ни времени, ни внимания. И, естественно, наши вагоны покатились не туда, куда должны были катиться, и не тем числом, и ни теми номерами. Горка, что говорится, начала безобразничать. По громкой связи понеслись сперва отдельные реплики Иваныча, но вскоре это уже был сплошной вой совершенно непередаваемых ругательств. Его коронное обещание "сплести нам лапти", было из них самым невинным.

К этому времени на кон уже пришли доллары, и маневровый мог с таким же успехом орать себе хоть до утра. Для моих коллег он уже не существовал. Иваныч, думая, что работяги перепились, решил придти к нам непосредственно на рабочее место и устроить разнос, как он и прежде это делал.

Когда я увидел приближающегося диспетчера и предупредил игроков, никто из них и ухом не повел в мою сторону. Какой может быть диспетчер, когда игра уже приняла такой серьёзный оборот?

Пылая гневом, Иваныч подбежал к нашей будке, и распахнул дверь. Он, было, открыл и рот, чтобы предложить "сплести нам к утру по паре лаптей", но, увидев на столе такую кучу денег, остолбенел, не зная, что и сказать.

Один из игроков, тот, что сидел спиной к выходу, не сбрасывая карт, взял пальцами свободной руки из кучи несколько крупных банкнот. Спокойно, не вставая со стула, повернулся в сторону Иваныча, и бросил деньги ему в лицо со словами:
- Твое. Пошел вон.
Потом он отвернулся от диспетчера, и игра продолжилась. Иваныч для них умер. Никто в его сторону даже не смотрел.

Я сидел в углу и наблюдал за всей этой картиной. Мне было искренне жаль старика, что он мог сделать? Лишить моих друзей премии, так это смешно. На столе лежало, по меньшей мере, несколько годовых премий на всю нашу бригаду вместе взятую. Уволить нас, а кто будет работать? Молодежь уже тогда к нам особенно не шла, - зачем, деньги можно было делать уже по-другому.

Иваныч оторопело смотрел на игроков, затем перевел взгляд на деньги, что бросили ему в лицо, потом медленно повернулся и пошел обратно. Я видел, как он закрыл лицо руками, и его уже старческие плечи часто-часто затряслись. Старик шел и плакал.

Его обидели те, кого он знал уже много лет, кого он по-своему любил, с кем вместе ходил на демонстрации, праздновал день железнодорожника и просто дружил семьями. Ещё вчера никто бы не посмел так оскорбить старого заслуженного человека. И не только из-за того, что он был пусть небольшой, но все-таки начальник, но ещё и потому, что вчера ещё между нами были человеческие отношения, мы были способны слышать друг друга. Мы на самом деле могли поинтересоваться, как твое здоровье, друг? А теперь нас интересовали только деньги.

Утром Иваныч подал заявление на расчет и ушел. Спустя несколько месяцев я, неожиданно для себя, встретил его в наших местах. Оказывается, у него недалеко был домик, ещё от родителей остался. Мы обрадовались друг другу и разговорились. Я помня давнее музыкальное увлечение Иваныча, спросил его:
- Ну, ты как, корнет - то ещё не забросил?

Тот немного помолчал, словно сомневаясь, стоит ли мне об этом говорить, все-таки сказал:
- Ты знаешь, в городе в наших клетушках, трубить невозможно, сразу в стенку стучать начинают. Вот, живу летом в деревне. Раньше здесь было вольготно, а теперь москвичи вокруг все дома скупили. Я тут было по привычке начал играть, так мне молодежь соседская и говорит: "Ты завязывай с трубой, дед, а то мы на тебя собаку спустим". Вроде, улыбаются, а шут их знает. У них пес, что твой телок.

Но я приспособился: беру корзинку и иду в лес, словно за грибами,
а инструмент - в рюкзак.
На берегу Клязьмы такое место нашел замечательное,
и главное людей там нет. Никому не мешаю.
Приблизительно через год случайно узнал, что Иваныч умер.
Так и не вписался старик в наше "светлое капиталистическое завтра"...

Иерей Александр Дьяченко
http://af0n.ru/Aleksandr-Dyachenko-SHalnye-dengi-Volche-vremya-prishlo-U-lyudej-klyki-rastut-slovno-u-oborotnej-Rasskaz-Igra-otca-Aleksandra
viperson.ru

Док. 659754
Перв. публик.: 21.03.11
Последн. ред.: 21.03.13
Число обращений: 0

  • Дьяченко Александр

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``