|
|
Проверка реальностью
Назад
Есть распространённое мнение, что каждый текст необходимо судить по его собственным законам; что важна не столько жизненность и правдивость художественного произведения, сколько его эстетическая красота. Что ж, можно принять, что для кого-то это так. Однако иногда даже небольшая деталь, связанная с реальностью, случайно попавшая в рассказ бывает настолько значительнее эстетической красоты рассказа, что полностью разрушает её. Не всё в художественном произведении следует из его собственной отвлечённой эстетики, есть вещи, вытекающие из самой объективности устройства реальности, которые никак не хотят превращаться всего лишь в пазлы даже самой яркой эстетической картинки.
Приведу пример. Одна моя сокурсница по Литинституту предложила на обсуждение свой рассказ о молодой женщине, вернувшейся в Россию из заграницы. В рассказе описываются отношения этой женщины с бывшим женихом, его родителями, приводятся воспоминания о юности героини и т.д. Но где-то в середине рассказа неожиданно выясняется, что здесь, в России, у героини есть ребёнок, которого она оставила в детдоме, так как он мешал ей строить карьеру в другой стране. Этот добровольный отказ от ребёнка (не от бедности или безысходности, а ради каких-то неясных карьерных перспектив!) эдаким огромным булыжником падает в тело рассказа, сразу же нарушая все мыслимые психологические и эстетические связи. Мы уже не можем воспринимать героиню так, как воспринимали раньше. Однако автор совершенно не замечает этого и не понимает, что после появления такого булыжника невозможно заниматься постройкой домиков из мелких камушков - рассматривать тонкости в отношениях с бывшим женихом, заниматься отвлечённой описательностью и т.д. Одна только деталь, связанная с реальной жизнью, сразу же разрушила эстетическую целостность рассказа, задала ему серьёзную бытийную задачу, которую он, разумеется, не разрешил, потому что автор изначально не ставил перед собой такой цели, и потому что она была ему просто не под силу.
Проза А.К.Антонова всегда отдалена от реальности, пропитана литературой, её героями, её образами, переливающая их из одного в другой, всё это мастерски по форме и пусто по внутреннему содержанию: "И взял я тогда, позаимствовал тогда заглавие у уважаемого мною писателя М.А.Булгакова", "Утром, подобно владельцу трёхсот душ Тентетникову, что из 2-го тома "Мёртвых душ", вставал не раньше, чем проснусь и высплюсь" ("Не вполне театральная повесть"), "А она вечно была молчалива, потому что, по слухам, была потомственная княгиня Марья Алексеевна, а вот по-французски как раз не умела", "А потом поехали в двух с трудом и боем взятых такси, называя их, впрочем, экипажами. "Летя в пыли на почтовых" ("Чёрная речка") и т.д. Вместе с ироничностью, стремлением к словесной игре, беспрерывной пошлостью ("Эротическое бельё") это позволяет нам говорить об А.К.Антонове как о типичном представителе постмодернизма. Само по себе это ещё ничего не значит, и, наверно, неуместным было бы с нашей стороны нападать на постмодернистскую прозу как на явление. Каждый пишет, как чувствует - это его дело. Однако у А.К.Антонова есть произведение, на котором хотелось бы остановиться подробнее, как раз в связи вопросом, поднятым в начале заметки.
Рассказ "Потусторонний" написан в той же манере, и, наверно, так же воспринимался бы в рамках литературной игры, если бы не одна подробность. Рассказ начинается так: "Дочь умерла во вторник. Похороны пришлись на пятницу, и пришлось отпроситься с работы. В четверг я одолжил у Сергеева чёрный костюм, а рубашка, тоже чёрная, была на мне своя. Я стоял в головах могилы, почти на краю, и смотрел, как комья падают на крышку гроба" . А дальше: "В субботу я купил четыре жёлтых цветка и отправился на кладбище. Так делают все" . Эта смерть дочери сразу задаёт тон всему повествованию, а холодность, с которой рассказчик её встречает, мгновенно открывает нам бездну бесчувствия в нём самом. Мы ожидаем проникновения в эту бездну, нам кажется, что сейчас вся внутренняя логика текста подчинится этому глубокому повреждению в человеке (как, например, в романе А.Камю "Посторонний", к которому как раз и отсылает нас автор своим заглавием). Но вместо этого автор принимается плести свои обычные кружева - появляется какая-то женщина, следует любовное приключение с откровенными подробностями, наконец, герой совершает непонятное убийство и т.д. В общем, обычный набор постмодернистских атрибутов.
Автор, кажется, даже не задумывается о том, что одно только касание серьёзной темы сразу же выбросило его рассказ в иную смысловую плоскость, придало тексту дополнительное измерение, которое, разумеется, не смогло наполниться содержанием, так как автор изначально был настроен на постмодернистскую игру. Он не чувствует границы, до которой игра оправдана, а за которой - просто невозможна не то чтобы по идейным, но даже по эстетическим соображениям!
Впрочем, может, не стоило бы и писать об этом, если бы не приоткрывалась нам в таких примерах тайная связь эстетики и реальности. Почему-то условность литературы не бесконечна, почему-то эстетическая красота не может совсем оторваться от реальной жизни. Возможно, это косвенное свидетельство разумности устройства мира, где всё взаимосвязано между собой и где из пренебрежения одним сразу же следует повреждение в другом.
Алексей Антонов
"ПОТУСТОРОННИЙ"
1.
Дочь умерла во вторник. Похороны пришлись на пятницу, и пришлось отпроситься с работы. В четверг я одолжил у Сергеева чёрный костюм, а рубашка, тоже чёрная, была на мне своя. Я стоял в головах могилы, почти на краю, и смотрел, как комья падают на крышку гроба. Потом были поминки, и я посадил Сергееву пятно на рукав. Я ушел рано. Надо было возвращать Сергееву костюм. Он ему нужен вечером на свадебном банкете, где он поет, как крылья эту свадьбу в даль несли. Сергеев пятна не заметил. Потом я ужинал в "Граблях" с Ольгой, которой ничего не сказал, чтобы не портить вечер. Потом повёл ее в гостиницу "Подушка". Потом вернулся домой и лёг спать.
В субботу я купил 4 жёлтых цветка и отправился на кладбище. Так делают все. Над могилой дочери уже рыдала моя бывшая супруга, а чуть поодаль стоял ее нынешний Тигран. Я решил переждать, свернул в боковую аллею и присел за массивным памятником. Я не заметил, как она появилась. Траурная дама. Нога в узкой лодочке и чёрном капроне. Чёрный плащ. Чёрные очки. Чёрная шляпка с вуалеткой. "Я, кажется, занял вашу могилу", - ляпнул я. "Моя - рядом", - без улыбки ответила она и указала на ухоженный газон у моих ног. Тогда я встал, сломал стебель одного цветка, а 3 оставшихся преподнёс ей. Она сняла очки и приняла букет, глядя мне прямо в глаза. Я взял ее за руку. Потом под руку. "Пойдём", - сказала она. "Я живу по ту сторону МКАД", - предупредил я. Мы ушли с кладбища. Белье на ней, конечно же, тоже оказалось чёрным.
Она оказалась жгучей брюнеткой, но ложной, искусственной блондинкой. Она - богатая бездетная вдова с безукоризненной фигурой и с квартирой на Пречистенке. Наверное, есть и дача, и дом где-нибудь в Адлере. Но мне это неинтересно. Мы встречаемся в основном днем, как правило, неподалеку от тренажерных залов, фитнесс-клубов и плавательных бассейнов. Она появляется всегда в спортивном и чёрном, и всегда неожиданно. Как из-под земли. Первые минут 10 она оживлённо произносит малопонятные слова "стрейтчинг", "стриппластика", "фитбол", "аэробика", "аквааэробика" - потом замолкает, замыкается, берет под руку, тянет в гостиницу.
После этих гостиниц я чувствую себя пустым и бессильным. Она как бы высасывает меня. Она неистова и неутомима. И ещё она любит боль. После нее я сплю как убитый, а проснувшись, жду ее звонка. Однажды она исчезла на неделю, и я впал в уныние. Я похудел на четыре килограмма. Такого со мной никогда не было. Даже приблизительно. И я хочу от этого избавиться, но не могу.
Я так и не узнал её имени. В первые встречи было не до того, а потом уже и страшно, и не надо. Но фиксируя ее номер в телефонной книжке, я назвал её Лилит - именем демона, наделенного испепеляющей неутолимой страстью.
2.
С 18.00 до 24.00 я работаю живой музыкой в маленьком кафе на Грачевке. Ещё меня там называют человек-оркестр. Играю на синтезаторе, бью ногой в барабан, дужу на губной гармошке, пою. Там приличные чаевые и плотный ужин от хозяина. Когда просят задержаться, всегда отказываюсь. Говорю: "Я живу по ту сторону МКАД". И тогда они смотрят косо. Но мне безразлично.
Я действительно живу по ту сторону МКАД, в дачной местности сразу за Мытищами, в 8-ми минутах ходьбы от платформы "Строитель". Снимаю мансарду у выживающей из ума старухи. Ко мне никогда никто не приходит. Деньги я всегда вношу день в день. Я чистоплотен и молчалив. Как всякого более-менее чуткого музыканта, звуки меня травмируют. Кроме разве звуков железной дороги. Под них лучше спится. Осенью я снимаю её урожай, зимой чищу на участке снег, и она вот уже который год не поднимает мне плату. Старуха не лезет с разговорами, но кажется, подглядывает за мной. Ну и пусть. Мне все равно.
Как-то мы завтракали в кафе "Пушкин". Там очень дорого и готовят какой-то особенный неповторимый кофе, но по-моему - так ничего особенного. Платила, естественно, она. На рукаве у официанта я заметил своё пятно. Сергеев - молодец.
На днях я ездил к тётке. Кроме нее у меня нет никакой родни. Тётка - уже совсем зрелый овощ, но клянется, что завещает мне буквально всё. И я езжу. Я рассказал ей о дочери. Лейкемия. Мануальная терапия. Тётку возбуждают медицинские термины. Но тётку ещё надо и мыть. Я вымыл.
На 40 дней мне снова пришлось одалживать у Сергеева костюм. Пятно было на месте. Когда я хотел вернуть - на двери висела официальная печать. Я набрал его номер. "Сергеев умер", - сказал усталый казенный голос. Я вернулся домой и повесил костюм в шкаф. Я не знаю, отчего умер Сергеев. Я даже не знаю, кто такой этот Сергеев. Лет 20 назад мы жили в одной комнате в общежитии Гнесинки, на 1905-го года. А потом он по мелочам задолжал мне около штуки баксов. Так что костюм точно вечно мой.
Я потом нашел тот памятник. Там был изображен во весь рост бесцветный пожилой человек с крепко сжатым правым кулаком. Который ничего не упустит. И даты жизни. Я заглянул в его мёртвые глаза без зрачков... Но это неважно.
3.
Он подсел ко мне, когда я допел битловскую "Норвежскую мебель," и дал 300 евро как бы на чай. Он был худой очкарик с грустным висячим носом. Он был похож на пожилого учителя чистописания. "Это много, - сказал я. - Вы обсчитались". "Это только начало, - сказал он. - Есть разговор". Я хотел возразить, что никакого разговора нет, но понял, что он будет. Я кивнул. "Но я живу по ту сторону МКАД", - сказал я. "Ничего, отвезем в лучшем виде", - сказал он.
"Ты должен её убить, - сказал он уже в другом, круглосуточном, соседнем кафе с неживой оптимистической музыкой кантри. "Кого?" - спросил я. "Лилит"", - ответил он. "Так вы и про это знаете?" - "Мы знаем всё", - сказал он. И я ему поверил. "А состояние объяснил он, - уйдет по боковой ветке. По серой. Тимирязевская - Отрадное - Алтуфьевская, далее везде. Уйдёт к кому надо. А тебе - законные 10%. А 10% - это ой мама, ой люли. Ой мама, не горюй!". "То есть как это - убить?" - спросил я. "Да проинструктируем в деталях, не боись", - ответил он. И дал мне шприц. И ампулы. И ещё - плотно набитый конверт. А там, сказал, - Канары и Мальдивы. И я взял.
4.
Я всё просчитал. В той гостинице не было видеокамер. И вдобавок я как бы забыл паспорт. Так что регистрироваться пришлось ей. Мы приехали туда в полночь. А она всегда напивалась где-то в районе месячных, где-то в районе полнолуния. Неинтеллигентно напивалась. То есть теряла над собой контроль. Превращалась в животное. Тут я ей и вколол. И это было несложно. Это быстро. А потом я вылез в окно, спрыгнул со 2-го этажа и ушел. Три раза поменял, как учили, такси, доехал к себе на "Строитель", по ту сторону МКАД. И лег спать.
И вот лежу сплю и думаю, а когда же я заступил и переступил на ту окончательную сторону? Или когда одалживал костюм? Или когда сажал пятно? Или - ломая стебель? Скорее - стебель. А потом и ещё думаю: "Так они же теперь меня тоже убьют. Зачем я им нужен свидетелем там проходить? Да и не такой уж я и свидетель. Чистый однозначный наёмный убийца. И понял я, что надо бежать. Но и они тоже поняли. Они ведь знали всё. И свернули мне во тьме кромешной шею, и подложили меня неотпетого под ревущую электричку.
А похоронили меня все ж в Сергеевском костюме в Сергиевом Посаде. С пятном. Но мне это уже неинтересно.
первоисточник:http://www.rospisatel.ru
Док. 659440
Перв. публик.: 12.03.13
Последн. ред.: 21.03.13
Число обращений: 0
Тимофеев Андрей Николаевич
|
|
|
