Опубликовано: Нью-Йорк, "Новое русское слово"
ДТ: 8 ноября 1996 г.
Все эти годы мы не раз встречаемся с оборотнями.
В писательской же среде - с птицами ловчими,
которые выдают себя за птиц певчих
Анатолий Медников, бывший в погромные для русской культуры времена "рабочим секретарем" Московского отделения СП СССР, рассказал в газете НРСлово ВСЮ ПРАВДУ (слова редакции) о том, как тогда искоренялась крамола.
Ошельмованных им Александра Галича и Лидии Чуковской в живых уже нет. Однако не все жертвы "рабочих секретарей" еще умерли. Двумя годами ранее та же самая команда во главе с генералом КГБ Ильиным "перекрыла кислород" и мне. И эти художества властей, и почти все его участники описаны мною в документальном романе "Заложники", изданном на Западе, а теперь и в Москве. Вот только Анатолия Медникова в книге я не упомянул. Исправляю досадное упущение.
Чтобы не быть субъективным (ибо у поротой спины своя память), я в основном буду строго придерживаться текста А. Медникова об экзекуции над Лидией Чуковской.
Первым секретарем у московских писателей был тогда поэт Сергей Наровчатов. "Разбор дела" он ОДОБРИЛ, после чего отправился в Малеевку "отдохнуть, - не без иронии вспоминает Медников, - после отдыха в Австралии, Новой Зеландии и Сингапуре, откуда недавно вернулся".
Получив тридцать сребреников, Наровчатов решил свою причастность к погрому сохранить в тайне. Но тайна эта была тайной полишинеля. Писатели его ненавидели откровенно. Самой распространенной "байкой" тех лет был рассказ о докладе Наровчатова в клубе грузинских писателей. Наровчатов ратовал за идейность и оптимизм и заметил для примера, что Байрон был пессимистом, певцом упадка. В ответ вдруг прогремело с места:
- Товарищ Наровчатов, Байрон был талантливым? Байрон был богатым?.. И Байрон был красивым?
- Да-да! - вскипел Наровчатов. - Байрон был и талантлив, и красив, но в чем дело?!
- Как же так получается? - снова прогрохотали с места не без ехидства. - Байрон - талантливый, богатый, писаный красавец, был пессимистом. Певцом упадка. А ты, Наровчатов, бездарный, уродливый, нищий, и - оптимист. Певец расцвета...
В этой были (а может, полулегенде, охотно принятой за быль) и сфокусировалось подлинное отношение к посредственному поэту, вошедшему во власть и готовому на все...
А вот как представляет его Анатолий Медников: "Сергей Сергеевич, умный, одаренный человек...", выступающий "с яркими юбилейными докладами о классиках русской и советской литературы..." Рутинная работа в канцелярии его, одаренного, не увлекала, и он передал "рутину", то есть судьбу всех московских писателей, генералу КГБ Ильину: "Я буду царствовать, а ты управлять", - заявил он жизнерадостно.
"К "делу" Чуковской готовились основательно", - сообщает Медников.
Что же такого натворила Лидия Корнеевна? Писательница зимой 1939/40 г. завершила повесть "Софья Петровна" о терроре 1937 года, которую следователи называли таинственно "документ о 37-м", - а также "Записки об Анне Ахматовой", гулявшие в самиздате задолго до публикации их в Париже.
"Мы были ослушниками... - писала Лидия Корнеевна позднее. - Окруженный немотой застенок желал оставаться всевластным и несуществующим зараз... Анна Андреевна, навещая меня, читала мне стихи из "Реквиема" тоже шепотом... внезапно, посреди разговора умолкала, показав мне глазами на потолок и стены, писала стихи на клочках бумаги и тут же сжигала бумагу над пепельницей...
Это был обряд: руки, спичка, пепельница, - обряд прекрасный и горестный..."
В дни расправы над Галичем и Чуковской Сталина уже двадцать лет не было на свете, но ослушников по-прежнему давили то танки, рванувшиеся на Прагу, то "рабочие секретари". Готовить компромат на Лидию Чуковскую генерал КГБ Ильин поручил литератору Борису Могилевскому - человеку "своему", особо доверенному; он знал, какие требуются начальству "подметные письма". Книг Лидии Корнеевны почти не касался (власти на процессе Синявского-Даниэля обмишурились, с книгами осторожничали). Акцентировались ее "враждебные взгляды" безотносительно к книгам. Ильину дали заготовки на все случаи. Не издеваться над женщиной! - требовали писатели. А в Ленина кто стрелял? - парировал Ильин.
Какие же слова находит для "собирателя компромата" и его единомышленников А. Медников? Добрососедские. Так и представил Могилевского: "Мой сосед по дому". А что сделал дорогой соседушка? "Поднял вопрос на партбюро..." Бесчувственный канцелярит издревле существует для того, чтобы скрыть в казенных словесах свое собственное отношение к реальности.
Но вот перед нами уже воистину зловещая фигура - литератор Юрий Яковлев, которому Ильин поручил 14 декабря 1973 г. возглавить на секции детских писателей гражданскую казнь Лидии Корнеевны. Яковлев уличал отступников от "партийной линии" с яростью Вышинского. Яковлевская речь на секретариате Союза, состоявшемся 9 января 1974 г., в "кровавое воскресенье", как мрачно шутили, зачитывалась им как главный обвинительный акт. Самой ужасной виной Лидии Корнеевны на этот раз считалось ее письмо, переданное "Голосом Америки". А чтобы "антисоветская" сущность Лидии Корнеевны ни у кого не вызывала сомнений, Яковлев придумал и на секретариате громогласно объявил, что в Новосибирске какой-то мальчишка, наслушавшись передач "Голоса Америки", стрелял в пионера, стоящего в почетном карауле у "огня Славы".
Как же они боялись, что в них, борцов за партийность, начнут стрелять! И Ильин о том же, и Яковлев...
В традициях русской классики подобные деятели, с легкой руки Щедрина, неизменно назывались ПРОХВОСТАМИ. "Писателем беспринципным или, что то же, прохвостом я никогда не был", - писал Чехов.
А вот как представил нам Яковлева А. Медников:
"Председательствовал Юрий Яковлевич Яковлев - мой и моей жены давний приятель, много печатающийся как детский поэт, прозаик... человек состоятельный, владелец отличной дачи в писательском поселке Красная Пахра". Сообщено также, что он любил шесть своих собак. Лишь вскользь замечено, что "гражданская позиция Яковлева была вполне конформистской", хотя, как известно, ненависть к таланту и злобная клевета называются совсем иначе.
Как видим, даже в том случае, когда и участники погрома и факты перечислены вполне добросовестно, "вся правда" глазами Медникова отличается от того, что произошло, как небо от земли.
* * *
По Медникову, главный злодей - генерал КГБ Ильин, это он "продолжал варить свой бульон". Скажем прямо, в 70-е годы Ильину, исполнителю воли секретарей ЦК Суслова, Гришина, Егорычева, в одиночку "провернуть" такое дело было бы куда труднее. Но у него было достаточно добровольных помощников. Погон они не носили. Чекистской клятвы на Лубянке не давали. Но от любого дурно пахнущего дела не отказывались. А порой даже проявляли инициативу, расширяя круг обвиняемых. Когда Лидия Корнеевна, вызванная "рабочим секретарем", заговорила об аресте диссидентов, Медников перебил ее: "Откуда ваши сведения?!" И (я отчетливо представляю это) бросил на нее свой мрачный ястребиный медниковский взгляд партийного следователя.
Почему так спешили погубить хорошего человека? Забегали вперед, пытались отличиться в постыдном деле? Что заставляло их уподобиться обывателям щедринского города Глупова, резво исполнявшим любые приказы любого прохвоста?
Город Глупов - детище XIX века. У XX века свои точки отсчета. Пострашнее. Комендант Освенцима Гесс был человеком идеи.
"Идея подымает человека над животным, идея ставит его ниже животного, в зависимости от того, какая идея", - замечает ученый-театровед И. Юзовский в посмертно вышедшей книге "Польский дневник".
Какой идеей руководствовались медниковы? В опубликованной статье есть точный ответ. Литератор Инна Варламова, тихий, хлебнувший тюремной похлебки и духовно близкий Чуковской человек, подала в секретариат письмо с просьбой не исключать Чуковскую из СП, не лишать ее куска хлеба. Медников отговаривает Инну Варламову от опрометчивого поступка: это может повредить ей самой в дальнейшей литературной жизни.
Вот и все медниковские доводы: быть честным невыгодно!
Константина Паустовского в те дни спросили, можно ли одной фразой сформулировать, что происходит ныне в СП. Он ответил исчерпывающе: "Война алой и серой розы".
Серые, неодаренные люди, которых раздражали таланты, дождались своего часа... Час тот давно канул в вечность, а серость все еще пытается свою низость и уродство выгородить.
Лидия Корнеевна возмутилась угрозой лишить ее наследства отца. "Имелось в виду, конечно, наследство духовное", - уточняет автор.
Ничего подобного, господин Медников! Едва исключили Лидию Корнеевну из СП, как немедля раздался начальственный рык: отобрать дачу! Сперва пытались отобрать у нее, затем у Пастернака. Как же иначе?! Идейная борьба...
Если "товарищи по борьбе" охарактеризованы Медниковым по-домашнему, сочувственно и порой многосторонне, то честные, гуманные люди, вставшие на защиту таланта, за исключением рано умершей Варламовой, лишь перечислены. Лев Копелев (Рубин в солженицынском "Круге первом"), Любовь Кабо, Сарра Бабенышева, Владимир Корнилов, Давид Дар, Леонид Пантелеев - каждый из них заслуживает книги, хоть они и оставлены Медниковым на обочине "всей правды"...
Отчего же и ныне, более чем через 20 лет после расправы, Медников ТАК рассказывает о злодеянии? Ничего не понял? Вряд ли... Не прочувствовал? Возможно...
Здесь и разгадка: в СССР не судили компартию, как судили в Германии нацистов. И посему все эти годы мы непрерывно встречались с оборотнями; в писательской же среде - с "птицами ловчими", выдававшими себя за "птиц певчих". Они, "ловчие", с годами обрели уверенность в полной безнаказанности, зашагали по планете твердым шагом, отчасти оправдываясь, если их ненароком задевала американская печать, и рассказывая "всю правду".
"Вся правда" вешателя и вся правда повешенных и их защитников - как видим, это две разные правды.
Г. Свирский
http://www.chukfamily.ru/Lidia/Biblio/Svirsky.htm
Док. 659072
Перв. публик.: 18.02.96
Последн. ред.: 18.02.13
Число обращений: 0
Медников Анатолий Михайлович
|
