"Наука - самое важное, самое прекрасное и нужное в жизни человека", - так выразительно и кратко оценил практическую значимость науки известный русский писатель А.П. Чехов (1860-1904). Однако такое однозначное представление о науке не всегда находило и находит понимание в повседневной жизни. Отношение общества к науке определяется в основном пониманием ценности науки в данный момент времени. Речь идёт о естественно-научных отраслях, в недрах которых рождаются наукоёмкие технологии. В гуманитарных же отраслях, под громких названием которых пышным цветом расцветают множество наукообразных толкований, которые не имеют никакого отношения к науке. И обществу, даже непросвещённой его части, понятна практическая значимость подобных "научных изысканий". Ценность же истинной науки часто рассматривается с двух точек зрения: что она дает людям для улучшения их жизни и что она дает небольшой группе людей, изучающих природу и желающих знать, как устроен окружающий нас мир. Ценной с первой точки зрения считается прикладная наука, а со второй - фундаментальная.
Приведем мнение о пользе науки крупнейшего французского математика, физика и философа Анри Пуанкаре (1854-1912): "Я не говорю: наука полезна потому, что она научает нас создавать машины; я говорю: машины полезны потому, что, работая на нас, они некогда оставят нам больше времени для занятия наукой". Разумеется, те люди, которые через государственный либо другой механизм финансируют науку, имеют несколько иную точку зрения. Для них главное - все-таки машины. В их понимании основная функция учёных должна состоять не в том, чтобы искать естественно-научную истину, а в том, чтобы находить вполне определённые, конкретные решения тех или иных практических задач.
Некоторые просвещённые представители власти понимают, что в ряде случаев фундаментальные исследования - это работа на будущее. Нежелание остаться без будущего в науке и приводит к необходимости финансировать фундаментальные исследования. При решении вопроса о финансировании как раз и возникает серьёзная проблема отделения исследований, которые не требуют финансирования и могут обходиться немедленной реализацией собственного продукта, от тех, которые все-таки требуют финансирования. Другими словами, как отличить прикладные исследования от фундаментальных? Ведь иногда некоторые исследования, никуда и никогда "не прикладываемые", могут рядиться в "одежды фундаментальные", и исследователи при этом могут требовать ничем не оправданных финансовых вложений.
Приведённый выше признак разделения проблем естествознания на прикладные и фундаментальные нельзя считать критерием для финансирования научно-исследовательских работ. Недостаток его - расплывчатость и неконкретность. Задача разделения усложняется ещё и тем, что нередко прикладные и фундаментальные исследования переплетаются между собой.
Разделение естественно-научных проблем на прикладные и фундаментальные часто производят по чисто формальному признаку: проблемы, которые ставятся перед учёными извне, т.е. заказчиком, относят к прикладным, а проблемы, возникшие внутри самой науки, - к фундаментальным.
Результаты некоторых фундаментальных исследований, никогда не находят применения, что обусловливается тремя причинами. Первую из них можно пояснить на примере конических сечений: в течение примерно двадцати веков было использовано лишь несколько теорем о конических сечениях, хотя в древности их было доказано свыше ста. Если в ближайшее время или через несколько веков понадобятся подобные теоремы, то их быстро, без особых усилий докажут заново, не тратя времени на поиски исторических реликвий.
Вторая причина - фундаментальные исследования проводятся с большим превышением потребностей общества и науки. Рождаются гипотезы, которые переводятся в разряд научной теории. Так, гипотетический флогистон был принят за материальный объект, и "теория" флогистона признавалась многими известными учёными до тех пор, пока экспериментальные работы, в том числе и труды нашего соотечественника, великого российского учёного М.В. Ломоносова, доказали её ошибочность. В отечественной науке особенно последнее время стали преобладать не экспериментальные, а теоретические работы, хотя всем всем просвещённым людям понятно, что не теоретическое описание, каким бы красивым оно не было, а эксперимент и опыт, являясь критерием естественно-научной истины, составляет основу естествознания. Такого чёткого критерия нет в гуманитарных науках. В обществе трудно поставить эксперименты, которыми можно было бы проверить научные гипотезы, если даже они на государственном уровне признавались единственно правильными, потому что считались верными. Последствия подобных заблуждений всем известны - трагедия всего российского народа. Преобладание теоретических исследований в естественно-научных отраслях обусловливается объективным и субъективным факторами. Объективный фактор - современный эксперимент сопряжён со сложным дорогостоящим оборудованием. Субъективный - стремление исследователей любой ценой получить новые результаты. В результате рождаются многочисленные теоретические описания гипотез, претендующие на научные теории без подтверждения экспериментом или опытом. Как бы они не назывались и в какой бы ранг они не возводились, подобные работы останутся на уровне гипотезы, теорий ради теорий, которыми переполнены научно-технические журналы, особенно отечественные. Несмотря на это, в нашей стране открывались не только лаборатории, но и институты теоретических исследований, претендующие на финансирование своих "фундаментальных" исследований.
И наконец, третья причина - некоторые исследователи всегда стремились и стремятся к никак не оправданному и ничем не обоснованному "обобщению". Здесь имеется в виду не мысленный переход от единичного к общему - обобщение как один из важнейших принципов научного познания, - а изложение на более общем, абстрактном и непонятном языке с применением придуманной якобы новой терминологии всего того, что было известно и раньше, но излагалось более просто, наглядно и доступно. Таким недугом страдают, в первую очередь, гуманитарные работы. Не составляют исключения математические и естественно-научные статьи, которые обычно не связаны с новыми идеями, хотя и направлены якобы на их развитие. Конечно же, подобные публикации не способствуют развитию ни фундаментальной, ни прикладной науки, а наоборот, сдерживают его.
Успехи в науке во многом зависят от государственной политики. Если истинная наука не получает достаточного финансирования, то она обречена на деградацию. Каких результатов можно ожидать от исследований, если наше государство не выделяет, например, по 100 000 долларов в год на одного учёного (это то, что на Западе тратит, скажем, биолог на исследования, на реактивы, приборы, на инфраструктуру, - зарплата в эту сумму не входит). Сколь высоко бы ни ценили себя российские учёные, наивно считать, что, получая для тех же исследования в десять, а то и в сто раз меньше, можно конкурировать в науке с другими странами. Талант, конечно, компенсирует отсутствие материальных средств, но не всегда и не настолько. Талантливый учёный на сегодняшний день должен быть и хорошим менеджером. Его интерес к дальнейшему познанию окружающего мира сегодня может реализоваться только лишь как у продюсера и режиссёра кино, которому нужны деньги, нужен коллектив и нужно знать, будут ли покупать его продукцию.
Взаимоотношения науки и государства не ограничиваются только товарно-денежными. Известны случаи, когда государств вмешивалось во внутренние дела науки, что приводило к печальным последствиям для учёных и науки. Пример тому - объявление кибернетики и генетики лженауками, которое сопровождалось преследованием и репрессией выдающихся российских учёных. Грубое вмешательство невежественных представителей блюстителей власти нарушает нормальный ритм работы огромного сложнейшего организма науки.
Воздействие науки на государство и общество гораздо сложнее и запутаннее. Чтобы снять с себя ответственность, государственные власти стремятся ни одно важнейшее решение не принимать без участия учёных. Поэтому правительства обрастают всякого рода научными комитетами, комиссиями, советниками, консультантами и т.п. И таким положением вряд ли можно восхищаться: демократия становится своеобразной ширмой, ведь советниками, особенно в государстве Российском становятся люди, о научных достижения которых знают лишь весьма ограниченный круг приближенных товарищей, лукавые советы которых выводит их на чистую воду сама человеческая природа, о чем свидетельствует их непроизвольное пришлёпывание губами и моргание глазами. Многим достойным учёным, своими трудами внёсшим весомый вклад в отечественную и мировую науку и ставшими лауреатами государственных премий, не находится места в тесно сплочённых околоправительственных рядах. А результат таких, якобы научно обоснованных государственных решений всем известен - кризис не только в науке, не только в образовании, но и во многих сферах деятельности российского общества.
Успехи естество-научных отраслей во многом определяют развитие современного общества. Значительный прирост ВВП в развитых странах обеспечивают высокие технологии, основанные на естественно-научных достижениях. За последние десятилетия в миллиарды раз возросло быстродействие компьютеров. Объем научной информации постоянно растёт.
Казалось бы, наука продолжает успешно развиваться. Почему же в наше время растет скептицизм по отношению к науке, особенно в нашей стране. Научная работа все меньше привлекает молодёжь. Во многом это - прямое следствие тех решений, которые принимаются без серьёзного научного обоснования и анализа. Другая причина кроется в самой науке, хотя и вытекает из государственной политики: в последние десятилетия изменилась мотивация к научному труду: получение грантов, высоких званий и степеней стало более значимой целью, чем поиск естественно-научной истины и получение новых научных результатов.
Если мысленно вернуться в 1960-е годы, когда наука во всем мире была на подъёме и в почёте, то станет ясно, что она во многом не смогла оправдать возлагаемых на неё больших надежд. В то время общество ожидало, что в ближайшие десятилетия основные проблемы человечества будут решены. Такие ожидания формировались как в недрах самой науки, так и в значительной степени в околонаучной среде, включающей фантастику. Что же мы имеем в итоге? Во-первых, многие научные идеи, осуществление которых казалось тогда не за горами, так и остались в области гипотез и фантастики. К ним относятся гравитационные волны и антигравитация, погружение человека в анабиоз, возможность использования антивещества для производства энергии, искусственный интеллект и др. Во-вторых, разрабатываемые технологии, вполне доступные с позиций фундаментальной науки второй половины прошлого века, до сих пор не позволили создать пилотируемый планетолёт с ядерным двигателем, термоядерные электростанции, гиперзвуковой пассажирский самолёт и т.д. Уже в течение более полувека некоторые исследователи осмеливаются прогнозировать одно и то же: до их создания остается "несколько десятилетий". В-третьих, оказались "замороженными" проекты, основанные на хорошо освоенных технологиях: полёты человека на Луну и на Марс, массовое производство поездов на магнитной подушке и др.
Не следует забывать, что осуществление многих фантастических идей требует чрезвычайно больших затрат материальных, финансовых и интеллектуальных ресурсов. Кроме того, некоторые гипотезы, наряжаясь в математические одежды, претендуют на роль фундаментальной научной теории и финансируются за счёт обретённых чудесным образом грантов.
Несмотря на многие изъяны в организации науки во всем мире и особенно в нашей стране, она продолжает развиваться, хотя и темпы роста научного знания явно замедлились, особенно, в последние годы, и одна из основных причин такого замедления - уменьшение государственного финансирования. Так, доля расходов НАСА в бюджете США теперь в 10 раз меньше, чем в 60-е годы прошлого века. В итоге освоение Луны отложено почти на полвека; полет человека на Марс, который планировался сначала в 1969, а потом в 1982 г., как предполагается сегодня, станет возможным не ранее 2025 г. Некоторые известные учёные в области космонавтики и в других естественно-научных отраслях считают, что проведение таких работ нецелесообразно.
Многие просвещённые люди начинают постепенно осознавать, что прежние цели, связанные с полётом человека на Марс, созданием термоядерной электростанции и др., не оправдывают вложенных на их достижения огромных материальных и финансовых средств и что подобные цели не отвечают насущным потребностям человечества.
Какие же цели могла бы оправдать новая миссия науки? Очевидно, вновь поставленные цели должны быть мобилизующими и отвечать жизненным интересам каждого человека и общества в целом. Одна из таких важнейших целей связана с сохранением биосферы и спасением жизни на Земле. Для достижения такой благородной цели необходимо на научной основе решить непростые проблемы: создать экологически чистые источники дешёвой энергии, организовать сбалансированное сельское хозяйство, наладить безотходное промышленное производство и др. Без решения этих и других глобальных проблем биосфера будет по-прежнему деградировать, а вместе с ней и вымирать человечество. Не только учёные, но и государства, должны осознать такую важную миссию науки. И тогда станет возможен новый триумф мировой науки. Что же касается отечественной науки, то она в течение последнего времени переживает тяжёлый кризис, и проводимые в последние два десятилетия реформы и мыслимые и немыслимые "инновации" только усугубляют его. Но это - отдельная весьма важная тема для дальнейших обсуждений.
Карпенков Степан Харланович, профессор, лауреат Государственной премии Российской федерации в области науки и техники, заслуженный деятель науки Российской Федерации
