Н.Кротов, Д.Майоров: Астафьев Михаил ГеоргиевичНазад
Н.Кротов, Д.Майоров: Астафьев Михаил Георгиевич
Астафьев Михаил Георгиевич - ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА КОНСТИТУЦИОННО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ (ПАРТИИ НАРОДНОЙ СВОБОДЫ)
Будущий продолжатель дела кадетов и сам кадет Михаил Астафьев родился в Москве в семье рабочих (к слову заметим, что это не помешало ему летом 1990 г. стать членом Союза потомков Российского дворянства и через некоторое время (в 1991 г.) возглавить фонд имени П.Б.Струве в качестве одного из членов правления) 16 сентября 1946 г. и оказался, таким образом, среди тех, кто принадлежит, по образному выражению одного из журналистов, ко второму поколению людей, родившихся при Советской власти. Смолоду его отличал ум пытливый и любознательный.
"Политикой я начал интересоваться рано, - рассказывал Астафьев, - в седьмом-восьмом, классе уже регулярно читал "Правду" и верил всему, что было написано. Но факты повседневной жизни говорили о другом. И то, что писалось, часто удивляло своим противоречим с ними, за газетной строкой вставало двуличие, а то и просто обман. И начался поиск правды без кавычек - причем по официальным советским материалам, ведь других источников я не имел. Видимо, с тех пор возникла привычка внимательно вчитываться в тексты официальных сообщений, вскрывая те места, где власти пытаются обмануть народ".
Закончив среднюю школу, Михаил в 1964 г. поступил на физический факультет Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова, диплом о высшем образовании получил в 1970-м и тогда же был призван на два года в армию, в ракетные войска ПВО. Вернувшись к гражданской жизни, работал в Институте физической химии АН СССР сначала старшим инженером, затем научным сотрудником и, наконец, руководителем группы, оставив на память об этом периоде несколько десятков принадлежащих его перу обзоров в области электрохимии коррозии по советской и зарубежной (Астафьев владеет английским языком) научной литературе. В 1985 г. женился, но тихая жизнь была ему заказана.
"Учась в университете, работая в Академии наук, я сохранил интерес к политике, - повествовал Астафьев о своем дальнейшем жизненном пути. - Первая фаза борьбы за обновление общества протекала внутри КПСС - и тут я был просто зрителем. Но когда началась прямая предвыборная борьба, действовал активно". Активное участие в предвыборной борьбе выражалось, в частности, в том, с 1988 г. Астафьев занимался создание в Дзержинском районе Москвы "неформальных" клубов избирателей. Кроме того, весной 1989 г. он вошел в инициативную группу ученых, добивавшихся повторных выборов в народные депутаты СССР по Академии наук; эта инициативная группа добилась того, чтобы народными депутатами были избраны А. Д. Сахаров, П.Г.Бунич, Н.П.Шмелев и некоторые другие, отличавшиеся, как казалось, прогрессивностью взглядов. Кандидатура же самого Астафьева, выдвинутая коллективом Института физической химии, на окружном предвыборном собрании была отклонена. Позволим себе небольшое отступление. Иногда можно встретить утверждение, что Михаил Астафьев, шедший столько лет по "проторенной дорожке, честно тянувший свою лямку", был словно бы "разбужен" вернувшимся из ссылки Сахаровым. В одной из посвященных лидеру конституционных демократов статей об этом говорилось в следующих выражениях: "Нет, не с шумных митингов начинал Астафьев, а с оживленных разговоров в среде друзей, молодых ученых, которые были недовольны своей судьбой. Многое из того, что они задумывали в науке и повседневной жизни, не могло осуществиться. Как говориться, им не светило... Ибо реализация идей чаще всего не от таланта и честного служения, а от связей, протекции, покровительства и ...слепого случая. Вот тогда-то, примериваясь к Сахарову, они тоже решили взять "свою судьбу в свои руки". Так Михаил Астафьев появился на общественной арене..."
Сам Астафьев, однако, к Сахарову если не сразу, то постепенно стал относиться скептически. "У Андрея Дмитриевича, - рассказывал он, - мягко говоря, наблюдалась некоторая оторванность от реальности.... Были выборы в Академии наук, те самые, на которых я выступал за Сахарова, за его избрание. Наконец, мы его пробили, он получил возможность опубликовать свою программу. И когда я ее посмотрел, я был изумлен тем ее разделом, где рассматривался вопрос о государственности Союза. Сахаров требовал признания всех автономий, национальных округов в качестве независимых государств. Я сначала подумал, что, может быть, напечатали с ошибкой. Но когда выступил Сахаров и рассказал о своей идее пятидесяти трех независимых государств, я счел своей обязанностью выйти к микрофону и задать ему вопрос: какие пятьдесят три государства? о чем Вы говорите? Ответил как-то невнятно, фактически отмахнулся. Потом пришлось подойти к нему в коридоре и спросить еще раз... Он даже слушать не захотел. И пошел...".
В это же время он сблизился с кадетами. В мае 1989 г. Астафьев стал сопредседателем Оргкомитета по созданию Конституционно-демократической партии, в октябре - также сопредседателем Оргкомитета Союза конституционных демократов. Уже в конце 1989 г. Михаил Астафьев стал крестным отцом "Демократической России", предложив создать блок партий и движений, способный скоординировать разобщенные прежде усилия демократов. Летом 1990 г. Астафьев вошел в Организационный комитет по подготовке и проведению объединительного съезда конституционных демократов России, одновременно стал сопредседателем Оргкомитета по проведению в Москве региональной конференции Свободной демократической партии Российской Федерации. На учредительном съезде Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы) 6 сентября 1990 г. он был избран в ее временный Центральный комитет, состоявший тогда из пяти сопредседателей. В декабре того же года уже в качестве председателя КДП и заведующего сектором межпартийной работы вошел в Координационный совет " Демократической России". Таким образом, демократия и конституционная демократия ковались практически одновременно.
Как известно, на выборах весной 1990 г., когда "демороссы" победили и получили власть в свои руки, Астафьев прошел в депутаты от Дзержинского территориального округа (N 11, Москва), "обойдя" на выборах 12 своих соперников (в том числе и литератора Станислава Куняева, являвшегося тогда главным редактором журнала "Наш современник"), но триумф этот привел лишь к тому, что занято им оказалось в августе 1990 г. относительно скромное место члена Комитета по свободе совести, вероисповедания, милосердию и благотворительности Российского Верховного Совета. Разумеется, Астафьев не был забыт, ведь еще до того, как он стал депутатом, его приметное, с благообразной, "интеллигентской" бородкой лицо стало мелькать на экранах телевизоров, а то и на снимках в газетах. Молодой депутат начинает обращать на себя внимание: на I Съезде народных депутатов РСФСР Астафьев вместе с Константиновым демонстративно установили перед собой на столе российский триколор. Руководитель из Центризбиркома учинил крупный скандал, а будущий вице-президент коммунист А.Руцкой, по утверждению журналистов, пригрозил заговорщикам: "Вы еще приползете к нам со своей веревкой". Пресса не оставляла Астафьева вниманием и порой "смачно хлестала" ("Когда смотришь на депутатов съезда, будь то Павлов, Константинов, Астафьев, особенно Челноков, вспоминаешь то гоголевских, то достоевских персонажей: бобчинские, лебядкины, мармеладовы, зятья мижуевы так и застыли навеки у микрофонов..."). Но силы его крепли (не напрасно вскоре он стал координатором оппозиционного парламентского блока "Российское единство"), в июне 1991 г. на XI восстановительном съезде КДП-ПНС (X съезд прошел в 1920 г.) в КДП был упразднен институт сопредседателей, и первым Председателем ЦК стал Михаил Астафьев. Среди же демократов назревал раскол.
В июне 1991 г. Астафьев вместе с Травкиным, Аксючицем, "демократами" из Таджикистана и Туркмении, "республиканцами" и "социал-демократами" России подписал заявление "К созданию Объединенной Демократической партии страны". Правда, вместо партии создан был Оргкомитет "Движения за демократические реформы".
В сентябре 1991 г. на II съезде ДР Астафьев, успевший к тому времени сделаться одним из лидеров созданного 19 апреля политического блока "Народное согласие", вышел из "Демократической России". Суть разрыва с "крестником" ОН объяснял так: "Большинство руководства " ДемРоссии" не только не испытывало к России нежных чувств, но и, прямо говоря, рассматривало нашу страну как тормоз мирового прогресса. Это стало выпячиваться при обсуждениях территориально-государственного устройства сначала Союза, а потом и Российской Федерации. На втором съезде "ДемРоссии" Ю.Афанасьев провозгласил: "Россия единая, но делимая". И это было не первое такое заявление. Нынешние лидеры демократов Г.Старовойтова, Е.Боннер, Л.Боткин, Л.Пономарев, Г.Якунин и другие уже давно проводили линию на отделение Татарстана и постепенный выход из России всех автономий... Назовите мне любой гипотетический конфликт, и я предсказываю, что позиция руководителей "ДемРоссии" будет вновь противоречить интересам России...". Другим предметом спора стала модель экономического развития, которая, по мнению Астафьева, знакома была пришедшим к власти демократам лишь по литературе, что привело к "выхватыванию" отдельных образцов экономики Запада, внедрению их на российской почве и получению в результате несколько иных "плодов", чем те, на которые рассчитывали.
Все же расхождения по "национальному" вопросу были очевиднее и сильнее. Левое крыло "ДемРоссии", выступавшее за "демонтаж империи любой ценой", было достаточно влиятельным, чтобы просто мог сосуществовать рядом с ним "твердый сторонник сохранения Союза" - Астафьев.
Было, впрочем, еще одно немаловажное обстоятельство, отталкивавшее Астафьева от "ДемРоссии" и почти безусловно поддерживаемого ею Б.Ельцина. 19 ноября 1991 г. Президент России подписал соглашение с рядом "привилегированных" партий, в числе которых были и кадеты, согласно которому по крайней мере назначение на государственные посты должно было осуществляться по согласованию с партиями. Силы это соглашение, как оказалось, не имело никакой. Консультации не проводились, партии даже не ставились в известность о новых назначениях, конкретные шаги, направленные на реализацию экономических реформ, заранее никому не становились известны, реальный режим многопартийности, которого на словах жаждали многие, не складывался. Лично Б.Ельцин от сотрудничества всячески уклонялся.
"Беловежское соглашение" Астафьев не принял категорически, но до поры, пока не схлынула волна нагнетаемой эйфории, предпочитал только задавать вопросы, способные несколько остудить разгоряченные головы. "Что будет с армией, и кто станет правопреемником СССР в международных организациях? - спрашивал он 18 декабря 1991 г. на пресс-конференции, устроенной совместно с лидером ДПР Н.Травкиным. И замечал: "Военная концепция соглашения дает правительству любой республики свободу рук, чтобы расправляться с мятежными автономиями. При этом никто не вправе вмешаться. А как быть с попадающей в разное подчинение бронетанковой техникой? А как быть с военной присягой...? Наконец, представим худший вариант: случился вооруженный конфликт между республиками с " применением обычных вооружений". Что, скажем, штурмовая авиация будет в этой ситуации перевозить раненых?"
Тогда же впервые был поставлен вопрос о законности происходящего: соглашение в Беловежской пуще было достигнуто с позиций "революционной целесообразности", а не конституционности, а это в свою очередь создает сомнительный прецедент "для регионов и автономий в самой России... Среди трагических мотивов нашлось место и для шутки: те, кто хотел сокрушить Центр, просчитались, - Центр все равно сохранился, он просто переместился за океан, а обязанности главы взял на себя Госсекретарь США.
Так пророчески оценивая случившееся, Астафьев перемещался в ряды оппозиции, "правой" оппозиции, как окрестила ее "левая" пресса. В начале 1992 г. в московском кинотеатре "Россия" состоялся Конгресс гражданских и патриотических сил России, в Оргкомитет которого входили М.Астафьев, лидер христианских демократов В.Аксючиц и представитель Российского общенародого союза К.Павлов. С самого начала, как было заявлено, ставилась задача учредить такую организацию, которая объединила бы "демократическую оппозицию правоцентристской ориентации" и стала бы, с одной стороны, противовесом "ДемРоссии", а с другой - "Движению демократических реформ". Сочетание сильной центральной власти с полным местным самоуправлением и регулируемый рынок - такова политическая и экономическая опора России. И создавать ее предполагалось без участия "патриотов" из "Памяти", неокоммунистов и "партии Жириновского".
Конгресс завершился созданием "Российского народного собрания", сопредседателем которого был избран и Астафьев. Вероятно, это избрание он мог воспринимать как своего рода признание заслуг Партии народной свободы и ее лидера на фоне раскола кадетского движения и появления другой кадетской партии - ПКД, "самозванной", по словам Астафьева.
К осени 1992 г. наблюдатели заметили некие новые тенденции в политической тактике Астафьева. Стало известно, что он принимал участие в работе Оргкомитета Фронта национального спасения. Подробности о новой организации Астафьев прессе не сообщал, замечал лишь, что экстремистские силы входить во Фронт не будут, никто не станет выходить из конституционных рамок, пока правительство "будет вести борьбу конституционными средствами", что создается объединение всех патриотических сил, озабоченных современным состоянием страны.
Отношение к коммунистам от декларировавшегося прежде неприятия перешло у Астафьева к некоторому "пониманию" их подходов к решению жизненно важных проблем. "По многим вопросам мы находим общий язык, - заявил он. - Бывшие и новые коммунисты ищут подходы к решению жизненных проблем. Почему бы ни объединить усилия? Мы никого из здравомыслящих политиков неотталкиваем." Прозвучала из уст Михаила Георгиевича и вполне положительная, также свидетельствующая о некоторой близости позиций, характеристика В.В.Жириновского: "Он, конечно, сам способствует своими экстравагантными поступками созданию вокруг него негативного мнения, но из этого вовсе не следует, что все, что он говорит, - неправильно. В частности, его концепция о приоритете для нас связей с Азией верна. Дело в том, что мы уже сейчас можем заставить нашу промышленность приносить некий доход, направляя продукцию на Юг. В Европе мы не способны ни с кем конкурировать. А поскольку азиатский рынок существует, надо им пользоваться".
Подобные перемены в позициях Астафьева вызвали недовольство его сторонников и союзников, в стане оппозиции пошли разговоры о новом расколе. Заместитель Астафьева в партии Д.Рогозин резко возражал против тесного сотрудничества с коммунистами. Крайне правые припомнили Астафьеву, что тот выступал от имени белого движения, не имея для этого, по их мнению, никакого права, заявляли, что .никакой "объединенной оппозиции" существовать не может, ибо вне противостояния красной белая идеология просто не существует, и, таким образом, возможен лишь союз не левых с правыми, а левых елевыми, изображающими из себя "правых". А В.Аксючиц "прошелся" по Фронту национального спасения, заявив: "Нынешние Чипы и Дейлы, организуя фронт спасателей, исходят из неверной предпосылки, что вот-вот будет бунт. Между тем общество устало от борьбы и совершенно деморализовано ваучеризацией".
Сам Астафьев бунтом, впрочем, открыто не пугал. Очевидно, что для него в это время конституционная борьба против правителей-временщиков ("...я не сильно удивлюсь, если они вдруг все поедут читать лекции в Америку и надолго там задержатся".) стала наиболее приоритетным направлением деятельности. Его заместитель Д.Рогозин заявлял о своем намерении обратиться в Конституционный суд с запросом, насколько соответствует создание СНГ российским законам, для того чтобы заставить пересмотреть некоторые двусторонние договоры, заключенные между Россией и республиками бывшего Союза. Прежде всего, вероятно, имелись в виду договоры с республиками Прибалтики, в отношениях с которыми Астафьев видел лишь бесконечную череду "бессмысленных односторонних уступок".
Резкой критике подвергся и российский Президент. "Ельцин открыто нарушил Конституцию, - заявил Астафьев, - и мы настаиваем на том, что он вполне заслуживает за это отстранения от власти путем импичмента... Будучи отстранен от власти, он, как любой гражданин, подпадает под действие обычного Уголовного кодекса, в соответствии с которым вполне заслуживает возбуждения уголовного дела по статье 64 - за измену родине... Кравчук, Ельцин, Шушкевич составили заговор против Главнокомандующего Вооруженными Силами Союза...(они сами подтвердили, что они позвонили Бушу до звонка Горбачеву, после чего объявили последнему, что он отстраняется от власти). Заговор с привлечением иностранной державы. Тут все ясно".
Национальная политика и защита государственных интересов России - вот, по мнению Астафьева, наиболее уязвимый элемент политики нынешней власти, определявшейся по-прежнему "ДемРоссией": "Мне не важно, какой национальности человек, проповедующий вредные для моей страны идеи. Скажем, Лев Пономарев, теперешний лидер "ДемРоссии", - русский, но он проводит политику, абсолютно враждебную интересам Российской Федерации. Должен ли я считать, что он заражен не той национальной идеей? По-моему, он просто не понимает, что творит, - в силу отсутствия инстинкта, который имеется у моих единомышленников. Я был в "ДемРоссии" и слышал те же самые речи, тем не менее, я предпочитаю иметь свою позицию - на меня этот охмуреж не действует, хотя не считаю себя самым, умным... В среде демократов слишком сильны не то чтобы нигилистические... ну, а тенденции построить какое-то абстрактное государство, никак не "привязываясь" к стране, где мы живем.... По поводу же высказывания Старовойтовой насчет ущербности русского народа, потому что якобы у него не было "нормальной истории" в последние семьдесят лет, я могу сказать только одно: с Галиной Васильевной тут полная ясность - она очень не любит русский народ... Когда мы говорим, что имеем оккупационное правительство, то логично же оккупационному правительству ставить советником по национальным вопросам (одно время Г.Старовойтова была советником Президента России) человека, который очень не любит этот народ. Не ставить же того, кто любит: что-нибудь не то сделает..." Перечень высказываний подобного рода мог бы быть, разумеется, продолжен.
Концепция же того, "что мы суть и куда стремимся", самого Астафьева и партии кадетов заключалась (вкратце) в том, что распад СССР, как мы уже упоминали, признавался не имеющим юридической силы, считалось, кроме того, что желающие отделиться должны полностью взять на себя ответственность за самостоятельное существование, а не ждать поддержки Россией "отделившихся территорий"; многие границы, прежде находившиеся внутри СССР, проводились отнюдь не как государственные, хотя именно по ним формально и произошел раскол; но если уж отделение произошло, и независимость обретена, права человека должны неукоснительно соблюдаться. При этом необходимо стараться избегать внешнего давления, оказываемого на ослабленную Россию. "Сейчас вместо единого СССР есть 15 грызущихся между собой государств. О таком подарке Запад и не мечтал 10 лет назад, - говорил Астафьев. - Недавно мне довелось встречаться с группой американских политиков, которые попросту, хотя и вежливо, диктовали нам, российским парламентариям, условия нашего существования. У меня было ощущение, что мы - страна, разбитая военной силой и подписавшая безоговорочную капитуляцию".
Порой Астафьев смотрел в будущее с большим оптимизмом и верил в близость намеченной цели - возрождение Союза ССР: "Думаем, что будет созвано Учредительное собрание всех граждан СССР. Люди обязательно выскажутся за создание новой федерации. Ведь наш Союз су шествует, но он обезглавлен. Наша задача - помочь народам вернуть новую форму объединительной государственности, к чему они стремятся издавна. Нынешнее торжество сепаратизма - временное явление. Оно преходяще. Народы нашей страны обязательно опять объединятся".
В апреле 1992 г. лидеры оппозиции подняли вопрос о "правительстве национального доверия". Не обошел его вниманием и Астафьев: "Если это правительство будет по-настоящему народным, уверяю вас, к России тут не изменится отношение, и на Украине, и в Белоруссии, и в Средней Азии, и на территории СССР снова будет воссоздано мощное государственное образование, но на основе сугубо добровольного объединения людей всех национальностей".
В тот момент, после VI Съезда народных депутатов России, многим из стана оппозиции казалось, что "ресурс легитимности власти исчерпан" и будет "бунт", вероятность которого Астафьев не только не исключал (он "бунтом" не пугал, это верно), но и косвенно давал понять, что в иные моменты истории "во главу угла выходит не внешняя законность, а справедливость". "Если бы русский народ, - говорил он, - в 1612 г. проявил достаточное чувство легитимности и уважения к тогдашней законности, то, может быть, и до сего дня в Кремле сидели бы на престоле польские династии в окружении русских бояр-предателей..."
Уверенность в скором падении "режима Ельцина" у Астафьева вытекала логически из посылки, гласившей, что режим этот - авторитарный, близкий к диктатуре, а последняя не может обеспечить сильной государственной власти на долгое время (поэтому, кстати, Астафьев против диктатуры "даже патриотических СИЛ"). "Депутаты боятся Президента, - заявил М.Астафьев в тот момент, когда на очередном Съезде в декабре 1992 г. решалась судьба Е.Гайдара и его кабинета. - И вопрос стоит так: укрепится ли авторитаризм или мы повернем в сторону демократии?" В условиях демократии, хотя бы и относительной, по мнению Астафьева, оппозиция обязательно должна была бы победить максимум через 2-3 месяца. В этих условиях у Б.Ельцина оставался бы единственный шанс сохранения власти - совершить государственный переворот по латиноамериканскому образцу (такой вывод Астафьев делал, кроме прочего, из интервью, данного в ноябре 1992 года одним из руководителей Службы безопасности Москвы: из него явствовало, что в общественно-политические организации "на законных основаниях внедряются агенты, поскольку Служба безопасности призвана "защищать сегодняшнюю власть и демократию". "Кто же должен защищать Конституцию и законы?" - вопрошал Астафьев.
25-26 сентября состоялся XII съезд Конституционно-демократической партии (партии Народной свободы), на котором КПД (ПНС) первой из правых партий ратифицировала незадолго до этого принятые "Соглашение о совместных действиях" и "Политическую декларацию" правой и левой оппозиции. Избранный на новый срок Астафьев поведал на съезде о своем намерении начать кампанию по созыву Учредительного собрания, участвовать в котором, по его мнению, должны были бы делегаты от всех республик и регионов бывшего СССР и проводить которое следовало бы по закону 1917 г., поскольку внутриполитическая обстановка теперь напоминает обстановку именно 1917 г., и следует "проводить на свободной от неприятеля территории голосование, результаты которого, однако, будут обязательны для всей территории".
24 октября был учрежден Фронт национального спасения. Михаил Георгиевич торжественно по этому поводу заявил, что свершилось "историческое примирение и объединение красных и белых", с созданием фронта символически закончилась гражданская война, начатая после Октября 1917 г. Партия самого Астафьева, впрочем, осталась в тылу, не поддержав своего лидера, вступившего во Фронт в индивидуальном порядке.
Не прошло и четырех дней после создания Фронта национального спасения, как Президент Б.Ельцин своим указом запретил его деятельность. Пресса, начав еще в июне, в очередной раз пугала "красно-коричневой угрозой". Астафьев вынес происходящему следующий вердикт: "Я считаю, это совершенно провокационная истерическая кампания, которая развернута лишь для одного - нынешняя клика, оказавшаяся у власти, пытаясь оправдать свое существование и заручиться поддержкой Запада, разыгрывает карту, что она - единственный оплот демократии в России... Они доказывают, что им нет альтернативы, и что любая другая сила, идущая к власти, это партия войны. Или фашизма. Это их способ самосохранения... Власть заинтересована в провацировании выступлений, из которых можно извлечь политический эффект. Им крайне нужны "красно-коричневые". И то, что их не хватает, вызывает у властей глубокое беспокойство".
В начале декабря 1992 г. на VII Съезде народных депутатов решено было дать бой Б.Ельцину и его "карманному", по выражению Астафьева, правительству и отправить их в отставку. Астафьев, впрочем, трезво оценивая результаты предварительных опросов депутатов, замечал, что о полной смене власти на съезде речи пока быть не может. Но это вовсе не означает, что оппозиция обречена на неудачу, и что правящая верхушка сохранится в неприкосновенности.
Последняя часть высказывания означала, что оппозиция собиралась отстаивать идею Совета министров, подчиненного Верховному Совету. VII Съезд эту задачу не решил, но Астафьеву удалось наделать много шума, когда в перерыве между заседаниями 2 декабря он обнародовал текст "Соглашения между РФ и США относительно безопасных и надежных перевозки, хранения и уничтожения оружия и предотвращения распространения оружия", из которого следовало, что "США и их представители получают право беспрепятственного въезда и выезда из России, ввоза и вывоза любого количества оборудования и любых грузов без каких-либо лицензий и контроля;
США относятся к России как к побежденному в войне государству, как к оккупированной стране..." Иностранные корреспонденты поставили было под сомнение подлинность сего документа, однако уже на следующий день пресс-центр Правительства России распространил информацию, не только подтверждавшую подлинность "Соглашения", подписанного в Вашингтоне президентами двух стран 17 июня 1992 г., но и утверждавшую, что данное соглашение "не налагает на российскую сторону каких-либо обязательств, выходящих за рамки обычной международной практики".
К VIII Съезду нереализованная цель осталась прежней: отстранение Б.Ельцина от власти ("Поймите, - говорил Астафьев, - Ельцин не мифический, а настоящий враг") хотя бы и в результате референдума, который, как предполагалось, Б.Ельцин должен был непременно проиграть.
Приготовления к этому проигрышу в изложении прессы выглядели зловеще: в феврале 1993 г. запрещенный (чуть ли не подпольный) Фронт национального спасения на первой сессии своего Национального совета в подмосковной Ивантеевке вырабатывал свою стратегию. Астафьев, бывший в президиуме рядом с Зюгановым и Макашовым, активно участвовал в принятии решений о формировании "правительства национального спасения", о нанесении поражения Ельцину на референдуме (причем ФНС, как было заявлено, оставлял за собой "определенную свободу рук" в этом вопросе), о недопущении депутатами "Российского единства" ратификации в Верховном Совете договора СНВ-2, подписанного в ущерб российским интересам. Сам Астафьев, правда, на референдуме не настаивал, предлагая просто переподчинить Правительство Верховному Совету на Съезде, сэкономив, таким образом, 20 миллионов рублей.
Зимой 1993 г. Астафьев вновь напомнил о себе как о самостоятельном политике, имеющем кроме блоковых, "фронтовых", партийных еще и личные политические интересы - 20 января собрание москвичей выдвинуло Михаила Георгиевича кандидатом на пост мэра Москвы. На этом уровне предвыборная программа Астафьева включала в себя "реалистические пути выхода из кризиса" и идею коалиционного московского правительства, "кабинета согласия", способного привлечь действенные конструктивные силы "созидательных направлений".
Надвигались мартовско-апрельские катаклизмы 1993 г., погребавшие под собой надежду Астафьева на то, что удастся не допустить совмещения экономического и политического кризиса; надвигался референдум, на котором сокрушительного поражения Б.Ельцину нанести не удалось; надвигались новые этапы политической борьбы.
После знаменитого выступления Б.Ельцина о подписании им указа "об особом порядке управления страной" его "команда", по словам Астафьева, пристально следившего за развитием событий, "начала пошлую игру", давая понять, что упомянутого указа вроде бы И нет. "У парламента - заявлял Астафьев, - есть основания поставить вопрос о вменяемости Ельцина. Человек, распоряжающийся ядерной кнопкой, не вправе допускать заявлений, которые тут же опровергаются его собственным аппаратом. Безответственное поведение Ельцина позволяет Верховному Совету создать медицинскую комиссию для его обследования".
Не успели улечься страсти, вызванные подверженными весьма широкому толкованию результатами апрельского референдума, как центр политических споров сместился в плоскость международных отношений. Во время обострения русско-украинской "войны за Крым" летом 1993 г. Астафьев вместе с академиками И.Шафаревичем и Б.Рыбаковым, скульптором В.Клыковым и некоторыми другими вошел в состав общественного комитета "Русский Севастополь".
Лето 1993 г. не принесло политического спокойствия. Политическое противоборство перешло в стадию взаимных компрометации. Началась, по крылатому ("слово - не воробей, вылетит - не поймаешь") выражению Б.Ельцина, политическая "артподготовка". Подсчет жертв был впереди.
