Ограбленные не могут не враждовать с теми, кто их ограбилНазад
Ограбленные не могут не враждовать с теми, кто их ограбил
Революция (от позднелат. revolutio - поворот, переворот, превращение, обращение) - радикальное, коренное,
Подробнее
Материалы по теме:
Каков будет ответ России на "список Магнитского"?
За то, что Кремль предал Каддафи, расплачиваются простые россияне
"Крестовый поход на Восток"
Общество со звериными нравами и враждебными интересами не может не говорить на языке вражды
Кто сказал, что стандарты Европы - это "права человека"? "Права человека" - это троянский конь, которого европейцы запускают в лагерь врага. Стандарты Европы - это мужество крестоносцев, ярость Барбароссы, воля Наполеона и стойкость де Голля. Да, в массе своей европейцы на это сегодня не способны. Но они помнят об этом и мечтают о соприкосновении с чем-то подобным.
Та власть, целью которой является собственное насыщение, не имеет серьезных врагов, потому что она всегда имеет шанс договориться с теми, кто также претендует всего лишь на насыщение. Власть, которая имеет целью саму себя (власть как высшую ценность), может иметь серьезных врагов - если есть те, кто, как и она, готов отдать все, лишь бы получить эту сверхценность самому и ни с кем ее не делить.
Власть же, целью которой является некий стратегический проект, всегда будет иметь серьезных врагов, потому что стратегический проект предлагает амбициозные цели, а амбициозные цели требуют стратегического перераспределения ресурсов. Есть те, кого устраивают старые подходы к распределению и старая конфигурация как ресурсов, так и допущенных к ним групп, и есть те, кого она не устраивает. И они заинтересованы в создании новой конфигурации. Враждебны проекты. Враждебны цели. Враждебны интересы. Значит, цели одних входят в неизбежное и неразрешимое противоречие с интересами других.
Конечно, все происходившие в истории революции и перевороты непосредственно осуществлялись неким меньшинством. Но они всегда опирались в реальном политическом процессе на те или иные реальные силовые потенциалы, то есть честно говорили власть имущим: "Власть - это сила. Она правит, подавляя сопротивление. Мы заявляем иную силу: мы подавим ваше подавление".
Если сила восставших была больше силового потенциала власти, последняя свергалась, и они устанавливали уже свою власть. То есть все было в рамках реального политического процесса. Власть по определению есть отношения господства и подчинения. Если ты не можешь выполнять функцию подавления - ты должен уйти, если кто-то способен сделать это лучше тебя - значит, ты должен уйти, поскольку не можешь осуществлять правление.
С другой стороны, организаторы взятия власти во многих случаях и не претендовали на то, что представляют волю большинства. Они и не оперировали этим понятием. Они претендовали на то, что смогут править лучше, что они сильнее и - по их претензии - умнее. Словом, на то, что они более годятся для этой роли. То есть, в известном смысле, все было честно.
Еще раз: первое, необходимое (хотя и недостаточное) основание власти, первое требование к ней - уметь осуществлять подавление. Стихийное или организованное, специально вооруженное или вооружающееся на ходу ружьями из охотничьих магазинов и булыжниками с мостовой - выступление масс было своего рода честным вызовом власти, проверкой ее на способность подавлять. Выступающие знали, на что идут, но по тем или иным причинам были готовы идти на риск для своей жизни и безопасности. И в силу наличия этого риска и его осознания выступали тогда, когда складывалась вполне определенная ситуация, когда они определенным образом вызревали до готовности пойти на этот риск.
В нынешних же условиях все "бархатно-цветные" спектакли, с одной стороны, претендовали именно на то, что представляют интересы большинства граждан, ничем не подтверждая этой претензии, а с другой, апеллировали, на первый взгляд, именно к демократическим ценностям - в том смысле, что не предполагали за властью права и возможности на насильственное подавление своего выступления. То есть по факту они узурпировали волю большинства, выдавая себя за его представителей. Тем самым они сами обращались к авторитаризму, но при этом не признавали за властью права на использование методов авторитаризма, то есть метода прямого подавления своего выступления.
Второй отличительной, со временем появившейся чертой всех современных имитаций революции является их увязывание с выборами. Это известная и простая схема: проходят выборы, объявляется или становится предварительно известным результат, и тот, кто по официальным данным проиграл, собирает свою массовку и громко объявляет итоги сфальсифицированными. И поди, сторонний наблюдатель, разбери, кто тут прав. Ведь, действительно, можно назвать достаточно много случаев, когда власть в определенных условиях фальсифицирует итоги голосований (в России они фальсифицировались как минимум с 1996 года, а то и раньше), и поэтому протест выглядит правдоподобно.
Такое положение вещей становится возможным во многом благодаря специфическому состоянию как власти, так и активизированной массовки. И оба эти момента определяются спецификой пресловутого состояния "постмодерна" - снижению роли ценностного мотивирующего начала, утверждению в целом общего игрового компонента, когда не признаётся наличие той или иной окончательной истины и тех или иных самозначимых ценностей, за которые можно реально драться и отдавать жизнь.
Все происходит как бы понарошку. "Мы делаем вид, что мы...>> - "А мы делаем вид, что мы...>>. Элиты не рассматривают власть ни как средство осуществления неких самозначимых стратегических целей, ни как самоценность. Власть для них - вид игры, вид бизнеса. Что они теряют, отказавшись от власти? Возможность дальше вести этот бизнес. Но то, что они уже реально получили (а это очень много!), остается с ними. К чему рисковать? Подавишь мятеж - объявят преступником...
Это в старых, настоящих революциях на власть претендовала контрэлита, сама создающая свою силу во внеэлитном пространстве. В сегодняшних же имитациях все массовки на улицах организуются во властных кабинетах той части элиты, которая претендует на переформатирование раздела власти.
Какой-нибудь впавший в миролюбие президент двусмысленно говорит, что его страна "надеется на скорейшее и мирное разрешение кризиса в рамках соблюдения конституционного порядка". Тоже новаторский бред - мятежники действуют явно неконституционно, требуют нарушения конституционного порядка, их нужно сугубо конституционно раздавить всеми имеющимися средствами, а тебе говорят: "мирно и конституционно". Поди пойми, что тебе защищать - мир или Конституцию?..
А в душе ценностей - ноль. Хотя есть одна - комфорт, благосостояние и безопасность. Рисковать - и незачем, и не хочется. Самому с автоматом отстреливаться? Да ну его к черту. Приказывать стрелять войскам? А вдруг откажутся? А не откажутся, постреляешь - пройдет пятнадцать лет, все равно от власти уйдешь, придут другие, да и станут тебя разоблачать. Будешь к этому моменту жив - так еще и судить станут. Умрешь - дочери будут в глаза тыкать: "Твой отец был палачом! Покайся!"
И все ради чего? Это если ты строишь "светлое будущее", служишь делу "пролетарской революции", готовишь новую роль твоего народа в мире, борешься за национальную независимость, отстаиваешь "истинную веру", противостоишь "неверным", охраняешь "вековые традиции народа", отстаиваешь идею народного суверенитета в окружении "самовластных тиранов" ну и так далее - тогда понятно, ради чего. А если ничего этого у тебя нет? Нет того, ради чего ты готов был бы стоять насмерть? Нет того, ради чего ты был бы готов сопротивляться?..
Но и язык вражды - не столько причина, сколько производная от самой вражды. Нельзя создать общество со звериными нравами и враждебными друг другу интересами и сетовать, что оно говорит на языке вражды. Ограбленные не могут не враждовать с теми, кто их ограбил, и не могут не артикулировать свои требования.
Не устранив вражду, нельзя устранить и язык вражды. А чтобы устранить вражду, нужно устранить враждебные интересы. В частности, по возможности вернуть тем, кто за последние двадцать лет что-либо потерял, все, что они потеряли.
