Уважаемый, Евгений Аронович!
Прочитал документальную легенду "Зеленая брама" и решил написать Вам письмо.
Я, Устинов Николай Павлович, бывший адъютант командира 44-й горнострелковой дивизии генерал-майора Ткаченко Семена Акимовича.
....
В 44-ю стрелковую дивизию я попал в декабре 1939 г на Финском фронте командиром пулеметного взвода, в 305 с.п. в числе лейтенантов, досрочно выпущенных из Тамбовского пехотного училища.
Дивизию в это время принял полковник Ткаченко С.А.
Пулеметным взводом командовать не пришлось, назначили помощником нач. штаба полка по ШШС (штабная шифровальная служба).
Летом 1940 г, на маневрах, будучи оперативным дежурным, докладывал комдиву о расположении батальонов полка, комдив не согласился с указанными мною местами на карте, некоторое пререкательство, и в результате через неделю, приказ о назначении меня адъютантом комдива.
О Ткаченко С.А. (Полностью сохранена стилистика и разметка оригинала документа) Выходец из крестьянской семьи, в гражданскую войну командовал полком, награжден двумя орденами Боевого Красного Знамени (медаль XX лет РККА). После гражданской войны выясняется, что комполка умеет только расписываться. Направляется помкомроты в г. Одессу, где проходит курс обучения грамоте, после этого в академии им. Фрунзе учился в группе с С.М. Буденным. После Финской компании получает звание комбрига, а в июне 1940 г. генеральское звание.
Из р-на г. Коростеня, весной 1941 г, дивизию перебрасывают в Карпаты и преобразуют в горнострелковую.
Первые успешные бои на границе с мадьярами, а потом отход. Дивизию, как более мобильную, имевшую после Финского фронта много автоматического оружия, обстрелянный кадровый состав, командование 12 армии держит на прикрытии. Мы последними покидали Станислав, Чертков, Винницу. Отходили с боями. Об одном из июльских боев, когда был разгромлен зарвавшийся немецкий полк, передавали по центральному радиовещанию, а генерал Ткаченко был представлен к награждению орденом Ленина.
Возле Подвысокого в дивизию приехал член военного Совета 12 армии и поставил задачу взять Новоархангельск, не дать замкнуться кольцу окружения. Через реку Синюха переправились в районе Терновки - двинулись к Новоархангельску и взяли его (может полки где еще переправлялись, не утверждаю). Новоархангельск переходил из рук в руки трижды. В третий раз зацепились только за окраину, артиллеристы выпустили последние снаряды и пехота осталась только со стрелковым оружием против немецких танков, которые нечем было остановить. Ни гранат, ни бутылок с зажигательной смесью. Танки начали безнаказанно давить пехоту, на почти равнинной местности. В штабе решался вопрос куда отступать, на восток к Днепру, или на запад, в Подвысокое к армии.
После переправу через Синюху построились остатки полков и командиры доложили о численности. В строю не многим более 300 человек. Восточную окраину Подвысокого обороняли все, без различия званий и должностей. Рядом со мной, после вражеской пулеметной очереди, вздрогнув, замер начальник политотдела дивизии (фамилию не могу вспомнить). Отполз в сторону, раненный в ногу, зам. Комдива полковник Дубровский. Генерал Ткаченко был ранен в голову и плечо уже в Зеленой Браме. Вечером, с наступлением темноты, генерал послал меня разведать опушку леса, в это время начался обстрел, группа отошла в глубину леса, и я не смог их найти.
Плена я избежал, хотя меня царапнуло и контузило. Двинулся западнее Подвысокого. Некоторое время "ремонтировался" в с. Коржева, а потом решил идти на Киев. Продвигался медленно. В одном из сел под Фастовом, попросился на ночлег. Во дворе сидели еще три человека. После ужина завязался разговор, из которого я узнал, что тройка из Житомирского лагеря военнопленных, немцы их отпустили и дали соответствующие документы. Они рассказывали, что в лагере, кроме красноармейцев, много разных командиров, и даже видели генерала, по фамилии Ткаченко. На мой вопрос: "всех ли немцы отпускают домой", они замялись и я впервые услышал слово "фольксдойч" (немцы, жившие на территории Советского Союза).
Тройка мне не понравилась своими разговорами и у меня возникли мысли, забрать у них документы, идти в Житомир спасать своего генерала. Ночью забрал документы у спящих и двинул к шоссе Киев-Житомир. До военного училища я закончил 10 классов и немного разбирался в немецком.
По шоссе шло оживленное движение, в Киеве уже были немцы. Когда меня остановил немецкий патруль и потребовал "папир", то я удивился, немцы, развернув бумагу, и увидев большую черную, жирную печать с распластанным орлом, даже читать не стали, вернули удостоверение и махнули рукой, иди.
У перекрестка дороги стоит группа солдат и регулировщик, останавливая проходящие машины, усаживает в них солдат. Решил еще раз проверить свой "папир", подошел к регулировщику, показал бумажку и сказал по немецки: "их зом нах Житомир фарен". До Житомира доехал быстро. Несколько дней крутился возле лагеря, размещенного в казармах бывшего военного городка. (Чуть ли ни 20 лет в них размещалась 44-я стр. дивизия.) Наблюдал куда и как водят пленных на работы, как ведет себя охрана. Обратил внимание, в городе бывает много жителей из окрестных сел, ищут своих родных. Люди обычно скапливаются на поворотах улиц и когда колонна поворачивает, то один конвоир проходит вперед, а второй еще за углом, в это время люди бросают в колонну хлеб, картошку и др. продукты, выкрикивают фамилии своих родственников. Появляется второй конвоир, и размахивая прикладом отгоняет людей в сторону. Прикинул, если иметь свежую гражданскую одежду, пару булок хлеба и рассчитать попасть в крайний ряд колонны между двумя конвоирами, то сдернув с себя грязный плащик и держа в руках булки хлеба можно изобразить местного жителя и отделаться ударом приклада по шее. А дальше есть "папир".
Правдами - неправдами достал для генерала гражданскую одежду, хлеб и вечером, пристроившись к колонне пленных, возвращавшихся с работы, очутился в лагере.
Ночь, на грязном, голом, цементном полу, показалась вечностью. Окна выбиты, сквозняк, люди жмутся друг к другу, во сне стонут, выкрикивают, а на мне все начинает шевелиться (на свежего полезли вши). В голову лезут тревожные мысли, сомнения, а если не выберемся отсюда, не по себе, жутко.
Днем разыскал генерала. Изменился Семен Акимович. Появились большие черные усы, на голове кавалерийская фуражка, на плечи накинута длинная шинель. Он удивленно посмотрел и сожалеющее протянул: "И ты, Николай, в плену". Когда же узнал, что я пришел его спасать, повлажнели глаза у генерала. Я изложил свой план. Генерал долго молчал, видно взвешивал все за и против, а потом уж сказал: "Нет, мне отсюда не уйти, я под особым надзором, охрана лагеря знает меня в лицо, на работы не выпускают, часто проверяют, а тебе нужно немедленно уходить, ты заметил как охранник внимательно смотрел когда ты подошел ко мне. Потянут на допрос, считай конец, замордуют. Уходи, если пробьешься к нашим исполни мою единственную просьбу, напиши письмо Сталину, передай, что генерал Ткаченко, попавший раненым в плен, никогда, до самой смерти, не изменит Родине, не позарится на посулы фашистов, жил и умрет коммунистом".
Попрощались мы, не выдержал я, захлюпал носом.
Из лагеря я выбрался, правда не так легко и не так быстро, как планировал раньше. В городке Малин Житомирской области участвовал в деятельности подпольной организации, в январе 1942 в районе Белгорода, пытался перейти линию фронта, не удалось, вернулся, вместе с группой подпольщиков попал в тюрьму, бежал. Партизанил, командовал Киевским п/отрядом в Донецком соединении партизанских отрядов. Был пом. нач. штаба в партизанском соединении им. А.Невского (командовал соед. Герой Сов. Союза В.А. Карасёв).
Весной 1943 г. с партизанского аэродрома ... выполнил просьбу генерала, вместе с другими партизанскими письмами ушло и мое письмо на имя Сталина.
Все это я написал Вам, чтобы была понятна моя просьба, где я смогу подробнее узнать о судьбе генерала Ткаченко?
Может быть у Вас есть какие либо сведения?
...
С уважением к Вам, Устинов.
Док. 655869
Перв. публик.: 06.11.00
Последн. ред.: 06.11.12
Число обращений: 0
Долматовский Евгений Аронович
|
