В землянке, отрытой на склоне сталинградского оврага, несколько
красноармейцев сидели вокруг самодельного столика у самодельного
светильника.
Старшина разливал в кружки водку, а люди следили, как дорогая жидкость
осторожно поднималась к корявому ногтю старшины, установленному на мутном
экваторе граненого стакана.
Все выпили и потянулись к хлебу. Один, прожевав хлеб, сказал:
- Да, уж дал он нам, а все-таки мы осилили.
- Присмирел фриц, не бушует больше.
- Отбушевался.
- Кончилась сталинградская опупея.
- Все же горя много он успел сделать. Пол-России сжег.
Жевали долго, не торопясь, ощущая в своей неторопливости счастливое,
спокойное чувство людей отдыхающих, выпивших и кушающих после нелегкой
работы.
Головы затуманило, но туман этот был какой-то особый, он не туманил. И
вкус хлеба, и похрустывание лука, и оружие, сложенное под глинистой стеной
землянки, и мысли о доме, и Волга, и победа над могущественным врагом,
добытая вот этими самыми руками, что гладили волосы детей, лапали баб,
ломали хлеб и завертывали в газету табак, - все сейчас ощущалось с
предельной ясностью.
viperson.ru
http://lib.ru/PROZA/GROSSMAN/lifefate.txt
Док. 655567
Перв. публик.: 08.11.90
Последн. ред.: 25.10.12
Число обращений: 0
Василий Гроссман. Жизнь и судьба
|
