В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
2.62 Назад
2.62
Вера родила сына.
Она лежала в трюме баржи на сколоченной из нетесаных досок койке,
женщины для тепла навалили на нее тряпья, рядом с ней лежал завернутый в
простынку ребенок, и когда кто-нибудь, входя к ней, отодвигал занавеску,
она видела людей, мужчин и женщин, барахло, свисающее с верхних нар, до
нее доносился гул голосов, детский крик и возня. Туман стоял в ее голове,
туман стоял в чадном воздухе.
В трюме было душно и в то же время очень холодно, на дощатых стенах
кое-где выступила изморозь. Люди ночью спали, не снимая валенок и
ватников, женщины весь день кутались в платки и рваные одеяла, дули на
мерзнущие пальцы.
Свет едва проходил через крошечное окошко, прорезанное почти на уровне
льда, и днем в трюме стоял полумрак. А вечерами жгли коптилки - лампочки
без стекол. От копоти лица людей были черные. Когда с трапа открывали люк,
в трюм врывались клубы пара, словно дым от взорвавшегося снаряда.
Патлатые старухи расчесывали седые, серые волосы, старики сидели на
полу с кружками кипяточку среди пестрых подушек, узлов, деревянных
чемоданов, по которым ползали, играя, обвязанные платками дети.
Оттого, что ребенок лежал у ее груди. Вере казалось, что изменились ее
мысли, изменилось ее отношение ко всем людям, изменилось ее тело.
Она думала о своей подруге Зине Мельниковой, о старухе Сергеевне,
ухаживавшей за ней, о весне, о матери, о порванной рубахе, о ватном
одеяле, о Сереже и о Толе, о стиральном мыле, о немецких самолетах, о
сталгрэсовском блиндаже, о своих немытых волосах, - и все, что приходило
ей в голову, напитывалось ее чувством к рожденному ею ребенку, связывалось
с ним, значило и не значило в связи с ним.
Она смотрела на свои руки, на свои ноги, на свою грудь, пальцы. Это уже
не были руки, игравшие в волейбол, писавшие сочинения, листавшие книгу.
Это не были ноги, взбегавшие по школьным ступеням, бившие по теплой речной
воде, обожженные крапивой, ноги, на которые смотрели, оглядывая Веру,
прохожие на улице.
И, думая о ребенке, она одновременно думала о Викторове.
Аэродромы расположены в Заволжье, Викторов рядом, Волга уж не разделяет
их.
Вот сейчас зайдут в трюм летчики, и она спросит: "Вы лейтенанта
Викторова знаете?"
И летчики скажут: "Знаем". "Скажите ему, - тут его сын, и жена тут".
Женщины заходили к ней за занавеску, качали головами, улыбались,
вздыхали, некоторые начинали плакать, нагнувшись над маленьким.
Они плакали над собой и улыбались новорожденному, и не надо было слов,
чтоб понять их.
Если Вере задавали вопросы, то смысл вопросов был лишь в том, чем
родившая могла служить ребенку, - есть ли молоко у нее в груди, не
началась ли грудница, не душит ли ее сырой воздух.
На третий день после родов к ней пришел отец. Он уже не походил на
директора СталГРЭСа, - с чемоданчиком, с узелком, небритый, с поднятым
воротником пальто, подвязанным галстуком, со щеками и носом, обожженными
морозным ветром.
И когда Степан Федорович подошел к ее койке, она увидела, что его
дрогнувшее лицо в первое мгновение обратилось не к ней, а к существу,
лежавшему около нее.
Он отвернулся от нее, и по его спине и плечам она увидела, что он
плачет, и поняла, - плачет оттого, что жена никогда не узнает о внуке, не
нагнется над ним, как только что нагнулся он.
И уж потом, сердясь на свои слезы, стыдясь их, десятки людей видели их,
он сказал осевшим от мороза голосом:
- Ну вот, стал дедом из-за тебя, - наклонился над Верой, поцеловал ее в
лоб, погладил по плечу холодной грязной рукой.
Потом он сказал:
- На Октябрьскую Крымов был на СталГРЭСе. Он не знал, что мамы нет. Все
спрашивал о Жене.
Небритый старик в синей кофте, из которой лезли клочья сбитой ваты, с
одышкой проговорил:
- Товарищ Спиридонов, тут и Кутузова, и Ленина, и геройскую звезду дают
за то, чтоб побольше набить народу. Сколько наколотили и наших, и ихних.
Какую же звезду - наверное, кило на два - надо вашей дочке дать, что она в
такой каторге жизнь новую принесла.
Это был первый человек, который после рождения ребенка заговорил о
Вере.
Степан Федорович решил остаться на барже, подождать, пока Вера
окрепнет, вместе с ней поехать в Ленинск. Это было ему по пути в Куйбышев,
куда он ехал за новым назначением. Увидя, что с питанием на барже обстоит
совсем плохо, что немедленно надо выручать дочь и внука, Степан Федорович,
отогревшись, отправился разыскивать командный пункт обкома партии,
находившийся где-то в лесу, поблизости. Там он рассчитывал добыть через
приятелей жиров и сахара.

http://lib.ru/PROZA/GROSSMAN/lifefate.txt

viperson.ru

Док. 655361
Перв. публик.: 06.11.90
Последн. ред.: 19.10.12
Число обращений: 0

  • Василий Гроссман. Жизнь и судьба

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``