В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
2.40 Назад
2.40
Прошло больше недели после ночного вызова Мостовского к оберштурмбанфюреру Лиссу. Лихорадочное ожидание, напряжение сменилось тяжелой тоской.
Мостовскому минутами стало казаться, что он навсегда забыт друзьями и
врагами, что те и другие считают его бессильным, выжившим из ума старым
пукальщиком, бесполезным доходягой.
Ясным, безветренным утром его повели в баню. На этот раз эсэсовский
конвоир, не войдя в помещение, уселся на ступеньках, положив рядом с собой
автомат, закурил. День был ясный, пригревало солнце, и солдату, видимо, не
хотелось заходить в сырое помещение бани.
Военнопленный, обслуживающий баню, подошел к Михаилу Сидоровичу.
- Здравствуйте, дорогой товарищ Мостовской.
Мостовской вскрикнул от неожиданности: перед ним в форменной куртке с
ревирской повязкой на рукаве, помахивая тряпкой, стоял бригадный комиссар
Осипов.
Они обнялись, и Осипов торопливо сказал:
- Мне удалось получить работу в бане, пошел в подсмену постоянному
уборщику, я хотел с вами повидаться. Привет вам от Котикова, генерала,
Златокрыльца. Скажите прежде всего, что с вами происходит, как себя
чувствуете, чего от вас хотят? Вы раздевайтесь и рассказывайте.
Мостовской рассказал о ночном допросе.
Осипов, глядя на него выпуклыми темными глазами, сказал:
- Хотят обработать вас, болваны.
- Но для чего? Цель? Цель?
- Возможно, есть интерес к каким-нибудь сведениям исторического рода, к
характеристике основателей и вождей партии. Может быть, связано с
требованием деклараций, обращений, писем.
- Безнадежная затея, - сказал Мостовской.
- Будут мучить, товарищ Мостовской.
- Безнадежная, дурацкая затея, - повторил Мостовской и спросил: -
Расскажите, что у вас?
Осипов сказал шепотом:
- Лучше, чем ожидали. Основное: удалось связаться с работающими на
заводе, к нам начало поступать оружие - автоматы и гранаты. Люди приносят
детали, сборку ведем в блоках ночью. Конечно, пока в ничтожных
количествах.
- Это Ершов устроил, молодчина! - сказал Мостовской. И, сняв рубаху,
осмотрев свою грудь и руки, снова рассердился на свою старость, сокрушенно
покачал головой.
Осипов сказал:
- Должен вас информировать как старшего партийного товарища: Ершова уже
нет в нашем лагере.
- Что, как это, - нет?
- Его взяли на транспорт, в лагерь Бухенвальд.
- Да что вы! - вскрикнул Мостовской. - Чудный ведь парень!
- Он и в Бухенвальде останется чудным парнем.
- А как же это, почему случилось?
Осипов хмуро сказал:
- Сразу обнаружилось раздвоение в руководстве. К Ершову существовала
стихийная тяга со стороны многих, это кружило ему голову. Он ни за что не
подчинился бы центру. Человек он неясный, чужой. С каждым шагом положение
запутывалось. Ведь первая заповедь подполья - стальная дисциплина. А у нас
получались два центра - беспартийный и партийный. Мы обсудили положение и
приняли решение. Чешский товарищ, работающий в канцелярии, подложил
карточку Ершова в группу отобранных для Бухенвальда, его автоматически
внесли в список.
- Чего проще, - сказал Мостовской.
- Таково было единогласное решение коммунистов, - проговорил Осипов.
Он стоял перед Мостовским в своей жалкой одежде, держа в руке тряпку,
суровый, непоколебимый, уверенный в своей железной правоте, в своем
страшном, большем, чем Божьем, праве ставить дело, которому он служит,
высшим судьей над судьбами людей.
А голый, худой старик, один из основателей великой партии, сидел,
подняв худые, иссушенные плечи, низко нагнув голову, и молчал.
Снова встал перед ним ночной кабинет Лисса.
И снова страх охватил его: неужели Лисс не лгал, неужели без тайной
жандармской цели человеку хотелось говорить с человеком?
Он распрямился и так же, как всегда, как десять лет назад, в пору
коллективизации, так же, как в пору политических процессов, приведших на
плаху его товарищей молодости, проговорил:
- Я подчиняюсь этому решению, принимаю его как член партии, - и вытащил
из подкладки своей куртки, лежавшей на скамье, несколько клочков бумаги -
составленные им листовки.
Внезапно перед ним возникло лицо Иконникова, его коровьи глаза, и
Михаилу Сидоровичу захотелось вновь услышать голос проповедника
бессмысленной доброты.
- Я хотел спросить про Иконникова, - сказал Михаил Сидорович. - Его
карточку чех не перекладывал?
- Старый юродивый, кисель, как вы его называли? Он казнен. Отказался
выйти на работу по строительству лагеря уничтожения. Кейзе было приказано
застрелить его.
В эту же ночь на стенах лагерных блоков были расклеены составленные
Мостовским листовки о Сталинградском сражении.

http://lib.ru/PROZA/GROSSMAN/lifefate.txt

viperson.ru

Док. 655311
Перв. публик.: 03.11.90
Последн. ред.: 17.10.12
Число обращений: 0

  • Василий Гроссман. Жизнь и судьба

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``