Придя домой, Штрум увидел на вешалке знакомое пальто, - его ждал Каримов.
Каримов отложил газету, и Штрум подумал, что, видимо, Людмила Николаевна не хотела разговаривать с гостем.
Каримов проговорил:
- Я к вам из колхоза, читал там лекцию, - и добавил: - Только,
пожалуйста, не беспокойтесь, в колхозе меня очень кормили, - ведь наш
народ исключительно гостеприимный.
И Штрум подумал, что Людмила Николаевна не спросила Каримова, хочет ли
он чаю.
Лишь внимательно всмотревшись в широконосое, мятое лицо Каримова, Штрум
подмечал в нем едва уловимые отклонения от обычного русского, славянского
типа. А в короткие мгновения, при неожиданном повороте головы, все эти
мелкие отклонения объединялись, и лицо преображалось в лицо монгола.
Вот так же иногда на улице Штрум угадывал евреев в некоторых людях с
белокурыми волосами, светлыми глазами, вздернутыми носами. Что-то едва
ощутимое отличало еврейское происхождение таких людей, - иногда это была
улыбка, иногда манера удивленно наморщить лоб, прищуриться, иногда пожатие
плеч.
Каримов стал рассказывать о своей встрече с лейтенантом, приехавшим
пекле ранения к родителям в деревню. Очевидно, ради этого рассказа Каримов
и пришел к Штруму.
- Хороший мальчик, - сказал Каримов, - рассказывал все откровенно.
- По-татарски? - спросил Штрум.
- Конечно, - сказал Каримов.
Штрум подумал, что встреться ему такой раненый лейтенант-еврей, он бы
не стал с ним говорить по-еврейски; он знал не больше десятка еврейских
слов, причем служили они для шутливого обращения к собеседнику, - вроде
"бекицер", "халоймес".
Лейтенант осенью 1941 года попал в плен под Керчью. Немцы послали его
убирать засыпанный снегом, неубранный хлеб - на корм лошадям. Лейтенант,
улучив минуту, скрылся в зимних сумерках, бежал. Население, русское и
татарское, укрывало его.
- Я теперь полон надежды увидеть жену и дочь, - сказал Каримов, - у
немцев, оказывается, как и у нас, карточки разных категорий. Лейтенант
говорит, что много крымских татар уходит в горы, хотя немцы их не трогают.
- Я когда-то, студентом, лазил по Крымским горам, - проговорил Штрум и
вспомнил, как мать прислала ему деньги на эту поездку. - А евреев видел
ваш лейтенант?
В дверь заглянула Людмила Николаевна и сказала:
- Мама до сих пор не пришла, я беспокоюсь.
- Да, да, где же это она? - рассеянно сказал Штрум и, когда Людмила
Николаевна закрыла дверь, снова спросил: - Что ж говорит о евреях
лейтенант?
- Он видел, как гнали на расстрел еврейскую семью, старуху, двух
девушек.
- Боже мой! - сказал Штрум.
- Да, кроме того, он слышал о каких-то лагерях в Польше, куда свозят
евреев, убивают и разделывают их тела, как на скотобойнях. Но, видимо, это
фантазия. Я его специально расспрашивал о евреях, знал, что вас это
интересует.
"Почему же только меня? - подумал Штрум. - Неужели других это не
интересует?"
Каримов задумался на мгновение и сказал:
- Да, забыл, еще он рассказывал мне, будто немцы приказывают приносить
в комендатуры грудных еврейских детей, и им смазывали губы каким-то
бесцветным составом, и они сразу умирали.
- Новорожденным? - переспросил Штрум.
- Мне кажется, что это такая же выдумка, как и фантазия о лагерях, где
разделывают трупы.
Штрум прошелся по комнате и сказал:
- Когда думаешь о том, что в наши дни убивают новорожденных, ненужными
кажутся все усилия культуры. Ну, чему же научили людей Гете, Бах? Убивают
новорожденных!
- Да, страшно, - проговорил Каримов.
Штрум видел сочувствие Каримова, но он видел и его радостное волнение,
- рассказ лейтенанта укрепил в нем надежду на встречу с женой. А Штрум
знал, что после победы уж не встретит свою мать.
Каримов собрался домой, Штруму было жалко расставаться с ним, и он
решил проводить его.
- Вы знаете, - вдруг сказал Штрум, - мы, советские ученые, счастливые
люди. Что должен чувствовать честный немецкий физик или химик, зная, что
его открытия идут на пользу Гитлеру? Вы представляете себе физика-еврея,
чьих родных вот так убивают, как бешеных собак, а он счастлив, совершая
свое открытие, а оно, помимо его воли, придает военную мощь фашизму? Он
все видит, понимает и все же не может не радоваться своему открытию.
Ужасно!
- Да-да, - сказал Каримов, - но ведь мыслящий человек не может себя
заставить не думать.
Они вышли на улицу, и Каримов сказал:
- Мне неудобно, что вы провожаете меня. Погода ужасная, а вы ведь
недавно пришли домой и снова вышли на улицу.
- Ничего, ничего, - ответил Штрум. - Я вас доведу только до угла.
Он поглядел на лицо своего спутника и сказал:
- Мне приятно пройтись с вами по улице, хотя погода плохая.
Каримов шел молча, и Штруму показалось, что он задумался и не слышит
того, что сказал ему Штрум. Дойдя до угла, Штрум остановился и проговорил:
- Ну что ж, давайте тут простимся.
Каримов крепко пожал ему руку, сказал, растягивая слова:
- Скоро вы вернетесь в Москву, придется нам с вами расстаться. А я
очень ценю наши встречи.
- Да, да, да, поверьте, и мне печально, - сказал Штрум.
Штрум шел к дому и не заметил, что его окликнули.
Мадьяров смотрел на него темными глазами. Воротник его пальто был
поднят.
- Что ж это, - спросил он, - прекратились наши ассамблеи? Вы совершенно
исчезли, Петр Лаврентьевич на меня дуется.
- Да, жаль, конечно, - сказал Штрум. - Но немало глупостей там
наговорили мы с вами сгоряча.
Мадьяров проговорил:
- Кто же обращает внимание на сказанное сгоряча слово.
Он приблизил к Штруму лицо, его расширенные, большие, тоскливые глаза
стали еще темнее, еще тоскливей, он сказал:
- Есть действительно хорошее в том, что прекратились наши ассамблеи.
Штрум спросил:
- Что же?
Мадьяров с одышкой проговорил:
- Надо вам сказать, старик Каримов, сдается мне, работает. Понятно? А
вы с ним, кажется, часто встречаетесь.
- Никогда не поверю, чушь! - сказал Штрум.
- А вы не подумали, - все его друзья, все друзья его друзей уже десять
лет стерты в порошок, следа нет от всей его среды, он один остался да еще
процветает: доктор наук.
- Ну и что же? - спросил Штрум. - Я тоже доктор, и вы доктор наук.
- Да вот то самое. Подумайте об этой дивной судьбе. Я, чай, вы, сударь,
не маленький.
http://lib.ru/PROZA/GROSSMAN/lifefate.txt
viperson.ru
Док. 655011
Перв. публик.: 30.10.90
Последн. ред.: 09.10.12
Число обращений: 0
Василий Гроссман. Жизнь и судьба
|
