Тяжело дыша, генерал-майор Гудзь подошел к Мостовскому. Он шаркал
ногами, кряхтел, выпячивал нижнюю губу, коричневые складки кожи шевелились
на его щеках и шее, - все эти движения, жесты, звуки сохранил он от своей
былой могучей толщины, и странным все это казалось при его нынешней
немощи.
- Дорогой отец, - сказал он Мостовскому, - мне, молокососу, делать вам
замечания все равно, что майору учить генерал-полковника. Прямо говорю:
зря вы с этим Ершовым установили братство народов - неясный он до конца
человек. Без военных знаний. По уму лейтенант, а метит в командующие,
лезет в учителя полковникам. Следует с ним поосторожней.
- Чепуху порете, ваше превосходительство, - сказал Мостовской.
- Конечно, чепуху, - кряхтя, произнес Гудзь. - Конечно, чепуха. Мне
доложили - в общем бараке вчера двенадцать человек записались в эту
блядскую освободительную русскую армию. А посчитать, сколько из них - из
кулачья? Я вам не только свое личное мнение говорю, уполномочен еще
кое-кем, имеющим политический опыт.
- Это не Осиновым, часом? - спросил Мостовской.
- А хоть и он. Вы человек теоретический, вы и не понимаете всего навоза
здешнего.
- Странную беседу вы затеяли, - сказал Мостовской. - Мне начинает
казаться, что от людей ничего здесь не остается, одна бдительность. Кто бы
мог предугадать!
Гудзь прислушался, как бронхит скрипит и булькает в его груди, и со
страшной тоской произнес:
- Не видать мне воли, нет, не видать.
Мостовской, глядя ему вслед, с размаху ударил себя ладонью по коленке,
- он вдруг понял, почему возникло тревожное и томительное ощущение, - при
обыске пропали бумаги, данные ему Иконниковым.
Что он там, черт, написал? Может быть, прав Ершов, жалкий Иконников
стал участником провокации, - подкинул, подсунул эти странички. Что он там
написал?
Он подошел к нарам Иконникова. Но Иконникова не оказалось, и соседи не
знали, куда он делся. И от этого всего, - от исчезновения бумаг, от пустых
нар Иконникова - ему вдруг стало ясно, что вел он себя неверно, пускаясь в
разговоры с юродивым богоискателем.
С Чернецовым он спорил, но, конечно, не стоило и спорить, какие уж тут
споры. Ведь при Чернецове юродивый передал Мостовскому бумаги - есть и
доносчик, есть и свидетель.
Жизнь его оказалась нужна для дела, для борьбы, а он может бессмысленно
потерять ее.
"Старый дурень, якшался с отбросами и провалил себя в день, когда
делом, революционным делом должен заниматься", - думал он, и горькая
тревога все росла.
В вашрауме он столкнулся с Осиповым: бригадный комиссар при тусклом
свете худосочного электричества стирал портянки над жестяным желобом.
- Хорошо, что я вас встретил, - сказал Мостовской. - Мне надо
поговорить с вами.
Осипов кивнул, оглянулся, обтер мокрые руки о бока. Они присели на
цементированный выступ стены.
- Так я и думал, наш пострел везде поспел, - сказал Осипов, когда
Мостовской заговорил с ним о Ершове.
Он погладил руку Мостовского своей влажной ладонью.
- Товарищ Мостовской, - сказал он, - меня восхищает ваша решимость. Вы
большевик ленинской когорты, для вас не существует возраста. Ваш пример
будет поддерживать всех нас.
Он заговорил негромко:
- Товарищ Мостовской, наша боевая организация уже создана, мы решили до
поры не говорить вам об этом, хотели сберечь вашу жизнь, но, видно, для
соратника Ленина нет старости. Я скажу вам прямо: Ершову мы не можем
доверять. Как говорится, объективка на него совсем плохонькая: кулачок,
озлоблен репрессиями. Но мы реалисты. Пока без него не обойтись. Нажил
себе дешевую популярность. Приходится считаться с этим. Вы лучше меня
знаете, как партия умела использовать на известных этапах подобных людей.
Но вы должны знать наш взгляд на него: постольку поскольку и до поры до
времени.
- Товарищ Осипов, Ершов пойдет до конца, я не сомневаюсь в нем.
Слышно было, как стучат капли, падая на цементный пол.
- Вот что, товарищ Мостовской, - медленно сказал Осипов. - От вас
секретов у нас нет. Здесь находится заброшенный из Москвы товарищ. Могу
назвать его - Котиков. Это и его точка зрения на Ершова, не только моя.
Его установки для всех нас, коммунистов, закон - приказ партии, приказ
Сталина в чрезвычайных условиях. Но мы с этим вашим крестником,
властителем дум, будем работать, решили и будем. Важно лишь одно: быть
реалистами, диалектиками. Да не вас нам учить.
Мостовской молчал. Осипов обнял его и трижды поцеловал в губы. На
глазах его заблестели слезы.
- Я вас целую, как отца родного, - сказал он. - А хочется мне вас
перекрестить, как в детстве меня мать крестила.
И Михаил Сидорович почувствовал, что невыносимое, мучительное ощущение
сложности жизни уходит. Вновь, как в молодое время, мир показался ясным и
простым, разделился на своих и чужих.
Ночью в особый барак пришли эсэсовцы и увели шесть человек. Среди них
был Михаил Сидорович Мостовской.
viperson.ru
Док. 654963
Перв. публик.: 27.10.90
Последн. ред.: 08.10.12
Число обращений: 0
Василий Гроссман. Жизнь и судьба
|
