Казалось, нет у Людмилы Николаевны свободной минуты. Ночью она ходила по улицам, сидела на скамейке в городском саду, заходила на вокзал греться, снова ходила по пустынным улицам скорым, деловым шагом.
Шиманский выполнил все, о чем она просила.
В девять часов тридцать минут утра Людмилу Николаевну встретила медицинская сестра Терентьева.
Людмила Николаевна просила ее рассказать все, что она знала о Толе.
Вместе с Терентьевой Людмила Николаевна, надев халат, поднялась на второй этаж, прошла коридором, по которому несли ее сына в операционную, постояла у двери однокоечной палаты-бокса, поглядела на пустовавшую в это утро койку. Сестра Терентьева шла все время рядом с ней и вытирала нос платком. Они снова спустились на первый этаж, и Терентьева простилась с ней. Вскоре в приемную комнату, тяжело дыша, вошел седой, тучный человек с темными кругами под темными глазами. Накрахмаленный, ослепительный халат хирурга Майзеля казался еще белее по сравнению с его смуглым лицом, темными вытаращенными глазами.
Майзель рассказал Людмиле Николаевне, почему профессор Родионов был против операции. Он, казалось, угадывал все, о чем хотела спросить его Людмила Николаевна. Он рассказал ей о своих разговорах с лейтенантом Толей перед операцией. Понимая состояние Людмилы, он с жестокой прямотой рассказал о ходе операции.
Потом он заговорил о том, что у него к лейтенанту Толе была какая-то
почти отцовская нежность, и в басовитом голосе хирурга тоненько, жалостно
задребезжало стекло. Она посмотрела впервые на его руки, они были
особенные, жили отдельно от человека с жалобными глазами, - суровые,
тяжелые, с большими, сильными смуглыми пальцами.
Майзель снял руки со стола. Словно читая ее мысль, он проговорил:
- Я сделал все возможное, но получилось, что мои руки приблизили его
смерть, а не побороли ее, - и снова положил руки на стол.
Она понимала, что все сказанное Майзелем - правда.
Каждое его слово о Толе, страстно ею желаемое, мучило и жгло. Но
разговор имел в себе еще одну томительную тяжесть, - она чувствовала, что
хирург хотел встречи с ней не ради нее, а ради себя. И это вызывало в ней
нехорошее чувство к Майзелю.
Прощаясь с хирургом, она сказала, что верит, - он сделал все возможное
для спасения ее сына. Он тяжело задышал, и она ощутила, что слова ее
принесли ему облегчение, и вновь поняла, что, чувствуя свое право услышать
от нее эти слова, он и хотел с ней встречи и встретился с ней.
И она с упреком подумала: "Неужели от меня надо еще получать утешение?"
Хирург ушел, а Людмила пошла к человеку в папахе, коменданту. Он отдал
ей честь, сипло доложил, что комиссар велел отвезти ее к месту захоронения
на легковой машине, машина задержалась на десять минут из-за того, что
отвозили в карточное бюро список вольнонаемных. Вещи лейтенанта уже
уложены, их удобней будет взять после возвращения с кладбища.
Все, о чем просила Людмила Николаевна, было выполнено по-военному,
четко и точно. Но в отношении к ней комиссара, сестры, коменданта
чувствовалось, что и эти люди хотят от нее получить какое-то успокоение,
прощение, утешение.
Комиссар почувствовал свою вину за то, что в госпитале умирают люди. До
приезда Шапошниковой его это не тревожило, - на то и госпиталь во время
войны. Постановка медицинского обслуживания не вызывала нареканий у
начальства. Его жучили за недостаточную организацию политической работы,
за плохую информацию о настроениях раненых.
Он недостаточно боролся с неверием в победу среди части раненых, с
вражескими вылазками среди отсталой части раненых, враждебно настроенных к
колхозному строю. В госпитале имелись случаи разглашения ранеными военной
тайны.
Шиманского вызывали в политотдел санитарного управления военного округа
и посулили отправить его на фронт, если из особого отдела опять сообщат о
непорядках в госпитальной идеологии.
А теперь комиссар почувствовал себя виноватым перед матерью умершего
лейтенанта за то, что вчера умерло трое больных, а он вчера принимал душ,
заказал повару свой любимый бигос из тушеной кислой капусты, выпил
бидончик пива, добытый в саратовском горторге. Сестра Терентьева была
виновата перед матерью умершего лейтенанта в том, что муж ее, военный
инженер, служил в штабе армии, на передовой не бывал, а сын, который на
год старше Шапошникова, работал на авиационном заводе в конструкторском
бюро. И комендант знал свою вину, - он, кадровый военный, служил в тыловом
госпитале, он послал домой хороший габардиновый материал и фетровые
валенки, а от убитого лейтенанта осталось матери бумажное обмундирование.
И толстогубый старшина с мясистыми налитыми ушами, ведавший
захоронением умерших больных, чувствовал свою вину перед женщиной, с
которой поехал на кладбище. Гробы сбивались из тонких, бракованных досок.
Умершие клались в гробы в нижнем белье, рядовых клали тесно, в братские
могилы, надписи на могилах делались некрасивым почерком, на неотесанных
дощечках, писались они непрочной краской. Правда, умерших в дивизионных
медсанбатах закапывали в ямы без гробов, а надписи делали чернильным
карандашом, до первого дождя. А те, что погибли в бою, в лесах, болотах, в
овражках, в чистом поле, - тех, случалось, и не находили похоронщики, их
хоронил песок, сухой лист, метель.
Но старшина все же чувствовал свою вину за низкое качество лесоматериалов перед женщиной, сидевшей с ним рядом в машине и выспрашивавшей его, как хоронят умерших, - вместе ли, во что обряжают трупы, говорят ли последнее слово над могилой.
Неудобно было и оттого, что перед поездкой он забежал к дружку в
каптерку и выпил баночку разбавленного медицинского спиртишки, закусил
хлебцем с луковкой. Он совестился, что в машине стоит от его дыхания
водочный дух с цибульной примесью, но как он ни совестился, а отказаться
от того, чтобы дышать, не мог.
Он хмуро смотрел в зеркальце, висевшее перед водителем машины, - в этом
четырехугольном зеркальце отражались смеющиеся, смущавшие старшину глаза
водителя.
"Ну и нажрался, старшина", - говорили безжалостно веселые молодые глаза
водителя.
Все люди виноваты перед матерью, потерявшей на войне сына, и тщетно
пробуют оправдаться перед ней на протяжении истории человечества.
http://lib.ru/PROZA/GROSSMAN/lifefate.txt
viperson.ru
Док. 654860
Перв. публик.: 16.10.90
Последн. ред.: 05.10.12
Число обращений: 0
Василий Гроссман. Жизнь и судьба
|
