Людмила Николаевна приехала в Саратов через неделю после того, когда
Толе сделали еще одну, третью, операцию. Операцию производил военврач
второго ранга Майзель. Операция была сложная и длительная, более пяти
часов Толя находился под общим наркозом, дважды пришлось вводить в вену
гексонал. Никто из госпитальных военных и клинических университетских
хирургов подобной операции в Саратове не производил. Известна была она по
литературным источникам, американцы в военно-медицинском журнале за 1941
год поместили ее подробное описание.
Ввиду особой сложности этой операции с лейтенантом после очередного
рентгеновского исследования длительно и откровенно беседовал доктор
Майзель. Он объяснил лейтенанту характер тех патологических процессов,
которые происходили" в его организме после ужасного ранения. Одновременно
хирург откровенно рассказал о риске, сопутствующем операции. Он сказал,
что врачи, консультировавшие вместе с ним, не единогласны в своем решении,
- старый клиницист, профессор Родионов был против операции. Лейтенант
Шапошников задал доктору Майзелю два-три вопроса и тут же в рентгеновском
кабинете, после короткого размышления, согласился оперироваться. Пять дней
ушло на подготовку к операции.
Операция началась в одиннадцать часов утра и закончилась лишь в
четвертом часу. При операции присутствовал начальник госпиталя военный
врач Димитрук. По отзывам врачей, наблюдавших за операцией, она прошла
блестяще.
Майзель правильно решил тут же, стоя у операционного стола,
неожиданные, не предусмотренные в литературном описании трудности.
Состояние больного во время операции было удовлетворительное, пульс
хорошего наполнения, без выпадений.
Около двух часов дня доктор Майзель, человек немолодой и грузный,
почувствовал себя плохо и вынужден был на несколько минут прервать работу.
Доктор-терапевт Клестова дала ему валидола, после чего Майзель уже не
делал перерывов до конца работы. Однако вскоре после окончания операции,
когда лейтенант Шапошников был транспортирован в бокс, у доктора Майзеля
произошел тяжелый приступ стенокардии. Лишь повторные инъекции камфары и
прием жидкого нитроглицерина ликвидировали к ночи спазм сосудов. Приступ
был, очевидно, вызван нервным возбуждением, непосильной перегрузкой
больного сердца.
Дежурившая возле Шапошникова медицинская сестра Терентьева, согласно
указанию, следила за состоянием лейтенанта. В бокс зашла Клестова,
проверила пульс у лежавшего в забытьи лейтенанта. Состояние Шапошникова
было удовлетворительным, доктор Клестова сказала сестре Терентьевой:
- Дал Майзель лейтенанту путевку в жизнь, а сам чуть не помер.
Сестра Терентьева ответила:
- Ох, если б только этот лейтенант Толя выкарабкался!
Шапошников дышал почти неслышно. Лицо его было неподвижно, тонкие руки
и шея казались детскими, на бледной коже едва заметной тенью лежал загар,
сохранившийся от полевых занятий и степных переходов. Состояние, в котором
находился Шапошников, было средним между беспамятством и сном, - тяжелая
одурь от непреодоленного действия наркоза и изнеможения душевных и
физических сил.
Больной невнятно произносил отдельные слова и иногда целые фразы.
Терентьевой показалось, что он сказал скороговоркой: "Хорошо, что ты меня
не видела таким". После этого он лежал тихо, углы губ опустились, и
казалось, что, находясь в беспамятстве, он плачет.
Около восьми часов вечера больной открыл глаза и внятно - медицинская
сестра Терентьева обрадовалась и удивилась - попросил напиться. Сестра
Терентьева сказала больному, что пить ему нельзя, и добавила, что операция
прошла превосходно и больного ждет выздоровление. Она спросила его о
самочувствии, и он ответил, что боли в боку и в спине невелики.
Она вновь проверила его пульс и провела увлажненным полотенцем по его
губам и по лбу.
В это время в палату зашел санитар Медведев и передал, что сестру
Терентьеву вызывает по телефону начальник хирургического отделения
военврач Платонов. Сестра Терентьева зашла в комнату дежурного по этажу и,
взяв трубку, доложила военврачу Платонову, что больной проснулся,
состояние у него обычное для перенесшего тяжелую операцию.
Сестра Терентьева попросила сменить ее, - ей необходимо пойти в
городской военный комиссариат в связи с путаницей, возникшей при
переадресовке денежного аттестата, выданного ей мужем. Военврач Платонов
обещал отпустить ее, но велел наблюдать Шапошникова до того, как Платонов
сам осмотрит его.
Сестра Терентьева вернулась в палату. Больной лежал в той же позе, в
какой она оставила его, но выражение страдания не так резко выступало на
его лице, - углы губ приподнялись, и лицо казалось спокойным, улыбающимся.
Постоянное выражение страдания, видимо, старило лицо Шапошникова, и
сейчас, улыбающееся, оно поразило сестру Терентьеву, - худые щеки, немного
оттопыренные, полные бледные губы, высокий, без единой морщинки лоб,
казалось, принадлежали не взрослому человеку, даже не отроку, а ребенку.
Сестра Терентьева спросила о самочувствии больного, но он не ответил, -
очевидно, заснул.
Сестру Терентьеву несколько насторожило выражение его лица. Она взяла
лейтенанта Шапошникова за руку, - пульс не прощупывался, рука была чуть
теплой от того неживого, едва ощутимого тепла, которое хранят в себе по
утрам топленные накануне и давно уже прогоревшие печи.
И хотя медицинская сестра Терентьева всю жизнь прожила в городе, она,
опустившись на колени, тихонько, чтобы не тревожить живых, завыла
по-деревенски:
- Родименький наш, цветочек ты наш, куда ты ушел от нас?
viperson.ru
Док. 654858
Перв. публик.: 14.10.90
Последн. ред.: 05.10.12
Число обращений: 0
Василий Гроссман. Жизнь и судьба
|
