Жизнь и судьба Василия Гроссмана. К 100-летию со дня рожденияНазад
Жизнь и судьба Василия Гроссмана. К 100-летию со дня рождения
Тернистый путь к славе
12 декабря 1905 г. в Бердичеве у Соломона Гроссмана родился мальчик, которого назвали библейским именем Иосиф. Отец - химик, мать - преподаватель французского, дома на идиш не разговаривали. Няне привычнее было звать ребенка Васей, а не Осей. Cпустя годы в литературе он стал известен как Василий Гроссман. Не случайно первый его расказ, опубликованный в 1934 г. и высоко оцененный Горьким, Бабелем и Булгаковым, назван "В городе Бердичеве". В литературу Гроссман пришел, пережив Гражданскую войну и разруху. В 1929 г., окончив химический факультет МГУ, он едет работать в Донбасс, но заболевает туберкулезом и возвращается в Москву. Творческий путь его начинался удачно: десять рассказов, две повести, сборники, а в 1937 г. Василий Гроссман был принят в Союз писателей. Затем он создает роман "Степан Кольчугин" - о революции в России, представленный к Государственной премии, но вычеркнутый из списка Сталиным.
Внешне Гроссман вел себя как типичный советский конформист: писал в традиционном духе соцреализма. Может быть, поэтому до определенного момента ему везло: ведь трижды он был на грани ареста. Прозревал долго и мучительно, пока не пришел к радикальным выводам.
Война круто изменила жизнь писателя. Освобожденный по болезни от армии, он добровольно едет на фронт корреспондентом "Красной звезды" и все четыре года находится в гуще событий. Его очерками и статьями зачитывались на фронте и в тылу, их печатали в союзных странах.
Летом 1942 г. появляется первое в советской литературе крупное сочинение об этой войне - повесть Гроссмана "Народ бессмертен", которая была выдвинута на Сталинскую премию и вновь отвергнута привередливым вождем. Заслуги писателя не оградили его от критики в связи с пьесой, названной в прессе "реакционной" и "упадочнической". Накопленный в годы войны уникальный опыт Гроссман использовал в работе над самым своим значительным произведением - дилогией "За правое дело" и "Жизнь и судьба".
Роман "За правое дело" был опубликован в 1952 г., а вскоре в "Правде" появилась погромная статья, в которой писателю инкриминировалось принижение роли партии, русского народа, рабочего класса в победе над Германией. Он обратился с письмом к Сталину с просьбой пересмотреть несправедливую оценку книги, но ответа не последовало. Лишь после смерти "отца народов" ее отдельное издание стало возможным в урезанном виде.
Между тем Фадеев, Твардовский, Симонов, также обращавшиеся к теме войны, высоко оценили это произведение. Даже Шолохов, задумавший создать "Они сражались за Родину", сказал: "Лучше Гроссмана о войне не напишешь, а хуже писать не хочется".
Обе книги дилогии объединены идеей всенародной защиты отечества, чья судьба решалась в Сталинградском сражении. Читая их, невольно вспоминаешь роман "Война и мир". Подобно Л. Толстому, В. Гроссман стремился раскрыть военные события как можно объемнее и на их фоне показать судьбы своих персонажей. Фронт и тыл, солдаты и офицеры Красной армии и вермахта, рабочие и ученые, комиссары и гестаповцы - такова историческая панорама, в которой каждая деталь подана удивительно верно. Масштабность книги не помешала писателю уделить пристальное внимание мыслям, чувствам, поступкам персонажей. В этом он следует традиционным для русской литературы человечности и историзму. То, что оппоненты Гроссмана именовали "бесплодным философствованием", свидетельствует о таланте и мудрости художника-мыслителя. В центре размышлений автора и его героев извечные проблемы добра и зла, государства и личности, свободы и рабства, политики и морали. В самом названии и содержании романа переплетаются "жизнь" и "судьба". Жизнь для писателя символизирует свободу личности, а в судьбе воплощена ее зависимость от внешних сил. Но хотя "судьба ведет человека, он идет, потому что хочет, и он волен не хотеть". Мы несем ответственность за себя перед собой и другими, и в этом проявляется совесть. "Главная беда наша в том, что мы живем не по совести, - размышляет в романе Штрум. - Мы говорим не то, что думаем, чувствуем одно, а делаем другое".
Судьба второй части дилогии сложилась трагически. "Жизнь и судьба" завершена в 1960 г. и передана в журнал "Знамя". Руководители Союза писателей и редакция вынесли приговор: это произведение политически и идеологически вредное; автору предложено "изъять из обращения все его экземпляры и не допустить, чтобы они попали в руки врагов".
В ожидании ареста писатель передал текст верным друзьям. В квартире произвели обыск, найденные рукописи и черновики конфисковали. В письме на имя Хрущева Гроссман заявил: "Эта книга мне так же дорога, как отцу дороги его честные дети... Нет смысла, нет правды в нынешнем положении - в моей физической свободе, когда книга, которой я отдал жизнь, находится в тюрьме. Ведь я ее написал, ведь я не отрекаюсь от нее". Ответом было высокомерное молчание, и лишь спустя несколько месяцев Суслов подтвердил, что о публикации романа не может быть речи. Тайно вывезенная на запад, рукопись в 1980 г. с помощью В. Войновича, А. Сахарова, Е. Боннэр была опубликована в Лозанне, в 1983 г. благодаря С. Маркишу и Е. Эткинду - в Париже, а спустя еще пять лет издана на родине писателя.
Прозрение и зрелость
Чем же был вызван страх у палачей от литературы? Наверное, не только тем, что война описана Гроссманом с беспощадной правдивостью. Он усмотрел причины стойкости и мужества, проявленных народом, не в мнимом превосходстве советского строя и его идеологии, а в неистребимой жажде свободы, которая таилась в душах людей.
Сражавшиеся действовали не столько по принуждению, сколько по убеждению в правоте дела, которое они отстаивали, сознавая, что от каждого зависит исход боя и судьба Отечества. Это особенно проявилось в пограничных ситуациях между жизнью и смертью, когда командиры и рядовые добровольно брали на себя ответственность, немыслимую в иных условиях.
Гроссман открытым текстом заговорил о том, что советский строй подавляет свободу личности, не позволяя ей жить, трудиться и мыслить по своему выбору. В его произведениях тема гуманизма является ведущей. Человек - наивысшая ценность, и его жизнь не должна быть средством достижения безнравственных целей. Поэтому гуманизм и фашизм несовместимы.
Но Гроссман не делит добро и зло на "свое" и "чужое", и это позволило ему стать мужественным обличителем "домашнего" зла. Он выявил зловещее родство сталинизма и гитлеризма как разновидностей тоталитаризма. Казалось бы, победа над фашизмом должна была дать людям возможность полной грудью вдохнуть воздух свободы, раскрепостить их творческие силы. Но Сталин, присвоив все лавры победителя, напуганный проблесками свободомыслия в стране, стал еще крепче "закручивать гайки". И эту историческую трагедию Гроссман показал с огромной художественной силой в романе "Жизнь и судьба" и повести "Всё течет". Он во весь голос сказал, чтo представляет собой сталинский режим, резко осудив коллективизацию и раскулачивание, голодомор на Украине, массовые репрессии, сговор с Гитлером и раздел Восточной Европы, раскрыл причины тотального доносительства, моральной деградации в советском обществе. Он не только дал исчерпывающую характеристику личности тирана, на которую не решился "ниспровергатель" его культа Хрущев, но пошел еще дальше.
Писатель оказался единственным, кто уже тогда публично посягнул на "светлый образ" Ленина. Корни сталинизма он обнаружил в теории и практике ленинизма. За внешней интеллигентностью и гуманностью Ленина крылись те же властолюбие и бесчеловечность, нетерпимость к инакомыслию, презрение к свободе, фанатизм и жестокость. Сталин лишь усугубил пороки ленинизма, а после его смерти практически ничего не изменилось, с горечью размышляет писатель.
Сегодня эти оценки и выводы кажутся самоочевидными, но нельзя не восхищаться проницательностью и бесстрашием Гроссмана, учитывая, когда они были сделаны. Выражаясь словами одного из его героев, он стал "пасынком" своего времени, ибо сознательно пошел против течения и совершил воистину гражданский подвиг.
Вечный еврейский вопрос
Гроссман - интернационалист по образу мыслей и жизни, русский интеллигент по воспитанию и образованию, языку общения и литературной деятельности. Вместе с тем он не чурался своей национальности: еврейская тема постоянно звучит в его творчестве. Вряд ли кто другой из советских авторов, кроме писавших на идиш, так часто упоминал в своих произведениях еврейские имена, когда это считалось "непристойным". С какой теплотой изображает Гроссман местечковый быт и нравы, как рельефно рисует колоритные образы евреев!
Хаим Магазинник, его жена Бейла и акушерка Розалия Самойловна, рискуя собой, заботливо опекают беременную женщину-комиссара в оставляемом красными Бердичеве. А деликатный, всеми уважаемый Борис Исаакович ("Старый учитель"), скромный инженер Давид Кругляк, сохранивший верность друзьям ("Фосфор")?!
Но Гроссман не идеализирует соплеменников, раскрывая их сложные, порой противоречивые характеры. Фанатичный Лев Меклер, поступившись природной добротой ради победы "мировой революции", засадил в тюрьму родного отца ("Всё течет"). Комиссар Берман из карьеристских побуждений готов отдать под суд еврея, обругавшего однополчанина за антисемитскую выходку, а Виктор Штрум, отказавшись от публичного покаяния в своих мнимых грехах, ставит подпись под "коллективным осуждением" безвинных коллег ("Жизнь и судьба").
Постигшая еврейство Катастрофа потрясла Гроссмана, побудив в художественной форме исследовать антисемитизм как социальный феномен, прежде всего его фашистскую разновидность. Особенно впечатляют сцены поголовного истребления евреев, увиденные глазами Анны Семеновны Штрум, попавшей в гетто.
Он первым из журналистов написал репортаж о Треблинке с ее изуверской технологией истязания и убиения людей. Этот страшной силы документ был представлен на Нюрнбергском процессе и вошел в "Черную книгу", созданную Гроссманом вместе с Эренбургом. В романе "Жизнь и судьба" автор рассказал о военвраче Софье Левинтон, вместе с малышом Давидом и сотнями других узников гибнущей в газовой камере. В мировой литературе трудно найти аналог этой жуткой картины, от которой буквально стынет кровь.
На горьком опыте Гроссман убедился, что антисемитизм настолько глубоко и широко укоренился, что изжить его в ближайшей перспективе невозможно. Став свидетелем преследования "космополитов" и "сионистов", дела врачей, расправы с Михоэлсом и всей еврейской культурой, он впервые в Советском Союзе заговорил об этом открыто. Писатель исследовал разные формы антисемитизма - от бытового до партийно-государственного, от биологического до идеологического, от тщательно маскируемого до нагло демонстрируемого. Причины их он видит, в частности, в бездарности и зависти тех, кто свои поражения и беды пытается объяснить "кознями еврейства". Трагедия еврейского народа, перипетии личной судьбы лишь укрепили в Гроссмане собственное достоинство и национальное самосознание. В одном из последних произведений - "Добро вам!" - он с благодарностью вспоминает слова уважения армян, "обращенные к евреям, к их трудолюбию, уму. И старики убежденно называли еврейский народ "великим народом"". Редакторы потребовали от автора убрать это место из текста, но он отказался, и очерк при его жизни не был опубликован. Гроссман и здесь остался верным своим благородным принципам.
М. EРЕНБУРГ, Д. ШИМАНОВСКИЙ
http://www.evreyskaya.de/archive/artikel_155.html
