И церковное богословие, и мирская наука филология (занятая вопросами языка и словесного искусства - литературы) неизбежно сталкиваются с темой слова. Но у них разные пути. Ясность и последовательность церковного ее истолкования поражают уже у святых отцов первых веков христианства. Так, Афанасий Великий говорил: "Обладающий всеми Бог когда собственным Словом Своим сотворил человеческий род", "Бог даровал людям нечто большее: не создал их просто, как всех бессловесных животных на земле, но сотворил их по образу Своему, сообщив им и силу собственного Слова Своего чтобы, имея в себе как бы некие оттенки Слова и став словесными, могли пребывать в блаженстве, живя истинною жизнию, и в подлинном смысле - жизнию святых в раю".
Сила Слова проявляет себя в молитвенном общении с Богом, несмотря на происшедшее греховное повреждение человеческой природы, - так об этом позже много раз повествовали и святые, и церковные иерархи, и рядовые священнослужители. А вот несколько конкретных примеров, удобных тем, что они относятся к недалекому прошлому.
Святитель Игнатий (Брянчанинов), образованнейший богослов, в миру - родовитый дворянин, офицер инженерных войск и т. д. (он оставил глубокий след в душах многих деятелей русской культуры XIX века), вспоминает такой "достойный замечания случай". Его в монастыре посетил как-то пришедший в Россию с далекого Афона монах, в котором святитель Игнатий со свойственной ему прозорливостью заметил "что-то особенное". Беседа с монахом вдруг открыла, что тот "в самодовольстве, в восторге от себя, в самообольщении, в прелести". При этом оказалось, что афонец был способен ходить зимой без теплой одежды, мог почти ничего не есть и не спать - короче, обладал всем набором способностей, которые так ценили у себя, например, еще памятные многим нашим современникам "детки" мудреного "дедушки" Порфнрия Корнеевича, усиленно рекламировавшиеся падкими до сенсаций СМИ совсем недавно, в первой половине 90-х годов XX века. Так вот, святитель Игнатий, внутренне сделав кое-какие выводы насчет своего гостя, попросил афонца испытать на себе особый способ молитвы "со вниманием", сославшись на то, что этот способ, "преподанный святыми отцами", сам он испытать не может по причине своей "развлеченной жизни". Пришелец, убежденный в собственной святости, охотно согласился
"Через несколько дней приходит он ко мне, - рассказывает святитель Игнатий, - и говорит: "Что сделал ты со мною?"
Оказывается, слова молитвы привели к тому, что пришлый монах, подобно обычным людям, стал зябнуть на морозе, нуждаться в еде и сне, и в конце концов, кое-что поняв, снял с себя и вериги, кои горделиво носил ранее...
Здесь молитва подействовала на загадочного происхождения свойства организма самоупоенного человека, хотя слова ее, конечно, не содержали никаких прямых упоминаний об этих свойствах. А другой наш святой (младший современник святителя Игнатия), Вышенский затворник епископ Феофан (Говоров), рассказывает следующий случай: "В Киево-Печерской лавре был один старец который, не уча, знал Ветхий Завет на память. Что ни спросят, все знает, и прочитает. Но знал он только один Ветхий Завет и ничего из Нового. Оподозрили его, помолились о нем (курсив мой. - Ю. М.) старцы, и все забыл".
Всякий поймет, о чем тут повествует святитель Феофан Затворник: почему не давался Новый Завет человеку со столь удивительной памятливостью на Ветхий, и почему он утратил эту свою "однобокую" памятливость после православной молитвы... А вот еще такой случай, уже в XX веке рассказанный архимандрнтом Николаем (Дробязгиным). Рассказчик посетил остров Цейлон и там вместе с другими пассажирами стал свидетелем одного из типовых факирских "чудес". Старнк-факир вдруг показал им в кроне обычного дерева их собственный корабль, их самих (причем одновременно и противоположные точки корабля, и пассажиров в разных местоположениях, что попросту, казалось бы невозможно - нельзя ведь смотреть сразу и на переднюю, и на заднюю стену дома!). Рассказчик говорит:
"Я совершенно забыл о том, что священник и монах, что мне вряд ли приличествует принимать участие в подобных зрелищах. Наваждение было так необоримо, что и сердце, и ум молчали. Но вот мое сердце тревожно и больно забилось. Все мое существо охватил страх.
Мои губы сами собой зашевелилис и стали произносить слова: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!". Я почувствовал немедленное облегчение".
Далее произошло следующее. Факир вдруг "свалился на бок", и видение исчезло. Группа пассажиров "собралась в обратный путь". Но архимандрит Николай, уже уходя, вдруг "содрогнулся от неприятного ощущения" и его взгляд невольно "встретился со взглядом факира полным ненависти". "Это произошло в кратчайший миг, и он снова принял свою прежнюю позу, но этот взгляд раз и навсегда открыл мне глаза на то, чьей силой в действительности произведено это "чудо" (цитированные воспоминания целиком есть в книге иеромонаха Серафима (Роуза). "Православие и религия будущего).
Итак, и факирский "фокус" был оборван силой Слова - в данном случае, Иисусовой молитвы, которой придавали значение одной из главнейших христианских молитв наши русские подвижники, начиная с Нила Сорского и Паисия Величковского (как и святые Игнатий и Феофан)
Филологическая наука подходит человеческому слову, естественно, совершенно другой стороны, чем обсуждаемая; и языкознание, накопив замечательные данные о его грамматических свойствах, то есть о внешнем в слове, внешним обычно и ограничивается. Примеры, подобные приведенным, вне поля зрения науки (даже риторики). Тут надо оговориться, что во "внутренний мир" человеческого слова у нас пытался все же заглянуть профессор Александр Афанасьевич Потебня (1835-1891), труды которого были особенно знамениты в "серебряный век". Из людей Церкви священник Павел Флоренский, тогда молодой богослов, испытывал огромный интерес к идеям этого филолога (несомненно, человека с задатками научного гения). Этимологические разборы в магистерской диссертации самого Флоренского ("Столп и утверждение истины", 1914 г.), его истолкование слов "истина", "беззаконие", "память" и т. д. - явно носят на себе следы заочного ученичества у Потебни. Потебня подчеркивал что в силу каких-то свойств человеческой духовности слово языка "подает" мысль через "внутреннюю форму" - тот или иной образ (в разных языках нередко различный). Например, по-русски окно - "то, через что оком смотрят", по-английски - "то, через что ветер дует" и т. д. Так и отец Павел Флоренский находит, например, четыре разных образа в русском, древнегреческом, латинском и древнееврейском понятии истины (отсылаем интересующихся к его "Столпу"). Он даже сравнивает звуковую сторону слова с "телом", а внутренний образ "с душою этого тела" (в другой своей книге "У водоразделов мысли"). По мнению Флоренского, с идеями Потебни уже прямо не связанному, "душа слова - его внутренняя форма - происходит от акта духовной жизни... как явление самого духа". Как итог, Флоренский предлагал "искать и магическое средоточие слова в том же концентре его, где нашли мы средоточие лингвистическое" (то есть во внутренней форме. - Ю. М.)
Оценка личных теорий отца Павла Флоренского - дело, как это понятно не филологов, а богословов. Да суть вовсе и не в этом: скрытая сила, присущая человеческому слову, - факт, проявляющий себя в нашем мире постоянно. Причем проявления эти, к величайшему сожалению, отнюдь не только положительны - ибо все знают, к примеру, каковы были последствия "сеансов" так называемых экстрасенсов, допущенных на телевидение. С другой стороны, разумно используя силу слова, могут сделать немало добра настоящая профессиональная медицина и практическая психология с педагогикой. Но слово всегда требует осторожности.
Все мы, живущие на земле люди, соприкасаясь с силой Слова, прикасаемся к тому, что нередко оказывается выше наших попыток "рационально-материалистического" осмысления и использования, - иначе говоря, соприкасаемся с Тем, Что выше нас.
Юрий Минералов
http://www.mineralov.su/4.html
viperson.ru
Док. 654569
Перв. публик.: 27.09.10
Последн. ред.: 28.09.12
Число обращений: 0
Минералов Юрий Иванович
|
