Глава 5. `Их союз` или `наш союз`? Инициатива Д. Медведева по созданию новой архитектуры международной безопасности[1] и инициатива В. ПутинаНазад
Глава 5. `Их союз` или `наш союз`? Инициатива Д. Медведева по созданию новой архитектуры международной безопасности[1] и инициатива В. Путина
Такой конфликт (сопоставимый с масштабами Второй мировой войны), к сожалению, возможен, и это связано с тем, что существуют очень разные страны с очень разными интересами[2]
Д. Медведев
... безопасность в Европе - важнейшая проблема национальной безопасности Российской Федерации[3]
А. Торкунов, ректор МГИМО(У)
Термин "архитектура безопасности" прочно укоренился в начале XXI века в качестве определения состояния глобальной и региональной безопасности. В первом и втором десятилетиях нового века много говорят об "архитектуре международной безопасности", "архитектуре европейской безопасности", "архитектуре евроатлантической безопасности", "архитектуре безопасности ШОС", "архитектуре энергетической безопасности", "архитектуре безопасности АТР", а также более частных "архитектурах": "месте ОБСЕ в архитектуре европейской безопасности", "архитектуре мировой безопасности третьего поколения" и т.д. и т.п. Эти дискуссии, однако, не ведут к укреплению безопасности в мире или созданию сколько-нибудь эффективных институтов.
2007-2011 годы проходили под знаком попыток России вписаться в европейскую структуру безопасности, оформив ее в правовом поле. Осень 2011 года, возможно, стало периодом смены приоритета на евразийскую структуру безопасности, которая может стать субъектом взаимоотношений с Евросоюзом и АТР.
Российская элита, как и элиты других развитых стран, осознала в первом десятилетии XXI века, что коренным образом изменился характер войны и использование военной силы в качестве внешнеполитического инструмента. Военная сила стала глобальным инструментом, даже более популярным, чем в ХХ веке. Это - реальный политический факт. Как заметил профессор Болонского университета К. Галли, "Век глобализации можно рассматривать и как эпоху, когда насилие и властные тенденции уже вряд ли будут ограничены географической территорией. И терроризм, и мощные миграционные потоки наглядно показывают, что национальному государству (даже если речь идет о мировой супердержаве - Соединенных Штатах) все труднее устанавливать различие между внешним и внутренним, а также проводить отбор и регулировать происходящее внутри собственных границ. Начиная с 11 сентября 2001 года - хотя предпосылок к тому моменту накопилось множество - лицо войны изменилось радикально. Она перестала быть конфликтом наций (или общественных систем, как в случае "тотальных войн" XX столетия) и превратилась в асимметричную и глобальную войну. То есть война стала напоминать чисто механическое соединение политических/военных действий, которым пытались найти оправдание с правовой (посредством международной полиции и миротворческих или гуманитарных миссий) либо моральной ("справедливая война", превентивная война во имя демократии и т. п.) точек зрения. Сопротивление подобным действиям принимало форму народных бунтов или деятельности боевых групп, мотивируемой идеологическими, либо религиозными соображениями[4].
Национальному государству, чтобы вести такого рода войны, в которых резко стираются грани между гражданским и военным населением (грани, которые были естественны в период Второй мировой войны и постколониальный период), приходится претерпевать глубокие структурные и этико-политические трансформации и нередко прибегать к крайне спорным видам насильственных действий.
Необходимо отдавать отчет о реальных военных и невоенных возможностях России, которые не изменяются количественными показателями, а являются относительными критериями. Так, в период финансового кризиса 2008-2011 годов имели огромное значение не только ЗВР и внешний долг, но и реальное положение институтов, в том числе институтов НЧП. Объективные рейтинги свидетельствуют, что по большинству качественных показателей НЧП и институтов развития Россия качественно, в десятки раз, отстает от развитых стран, что хорошо видно на примере рейтинга финансового развития: если показатели ЗВР, внешнего долга и темпов роста ВВП у России вполне оптимистичны, то качественные - глубоко пессимистичны[5].
Еще одним вызовом монополии государства на насилие, а также внутренним и международным правилам его применения являются крупные картели, которые занимаются торговлей наркотиками, а плюс новоявленное пиратство, среди мотивов которого наряду с прочим часто выступают религия и идеология.
Национальное государство также переживает серьезный кризис своих внутренних демократических структур. Страхи и неуверенность в результате соответствующей манипуляции порождают призывы к протекционизму и сплочению граждан, иногда интерпретируемые чуть ли не в ущерб демократическим свободам. Общество раздроблено и сегментировано по самым разным причинам: иммиграция, угроза безработицы, либо общее расчленение социального пространства-времени, начавшееся в 1980-х, по таким параметрам, как культура, доходы или социальная мобильность.
Социальное и экономическое неравенство растет и закрепляется, способствуя иерархическому переустройству общества и приходу корпоративного эгоизма на смену гражданскому мышлению и классовой солидарности. И это на фоне безудержной конкуренции и пренебрежения всеми и всяческими общими правилами. При этом "за кадром" продолжают действовать крупные монолиты экономической и медийной власти, чья динамика в основном ускользает из-под контроля общественного мнения и политических институтов. Политики и национальное государство часто способны что-то предпринять лишь вдогонку социо-экономическому неравенству и ограничиваются лишь тем, чтобы сделать его более или менее функциональным"[6].
______________
[1] Архитектура международной безопасности - зд. система обязательных международных норм и обязательств, регулирующая поведение государств в мире. В отличие от искусства архитектуры или науки архитектуры (в IT, например), это система обязательных международно-правовых норм.
[2] Медведев Д. Нам не надо стесняться рассказывать правду о войне - ту правду, которую мы выстрадали // Известия. 2010. 7 мая. С. 2.
[3] Торкунов А. Дефицит демократии и международное сотрудничество // Международные процессы. 2009. Сентября-декабрь. N 3 (21).
[4] Это, кстати, в полной мере относится и к политике Европы в отношении России, в основе которой лежат, как правило, идеологические мотивы. См.: Барабанов О.Н., Клименко А.И. Перспективы формирования общего идеологического пространства России и Европейского Союза. М.: МГИМО(У), 2010. С. 10-12.
[5] Полюхович А. Финансы идут на Восток // Известия. 2011. 15 декабря. С. 1.
[6] Галли К. Национальное государство в глобальную эпоху // Россия в глобальной политике. 2009. Сентябрь-октябрь. N 5. С. 152-153.
