великому государству должна быть свойственна и великая политика, проникнутая нравственными началами[1]
А. Горчаков
... в формационном отношении Америка снова вырвалась вперед, когда в ней стал складываться информационно- технологический уклад...[2]
Н. Симония
"... злую шутку играет с нами Интернет. Благодаря ему пласт современности так непомерно разросся и раздулся, что память о прошлом вытесняется куда-то на задворки сознания"[3] - сказал великий русский историк С. Шмидт.
Образ России складывается из относительно устойчивых компонентов (никто не может изменить ее географическое положение, историю, в том числе международных отношений, традиционные ценности, природные и демографические ресурсы и т.д.) и восприятия внешней политики, проводимой элитой. Что немаловажно, этот образ во многом зависит и от действий негосударственных организаций и конкретных представителей тех или иных социальных групп - ученых, деятелей искусств, творческих работников вообще, наконец, простых людей.
Естественно, от политических и общественных деятелей, а не только официальных руководителей и представителей государства. Выступая, например, в литовском парламенте 13 января 2012 года, так называемый правозащитник С. Ковалев заявил, что "международное сообщество делает ошибку, "цацкаясь" с Россией, в то время, как "ее надо давить" политически"[4].
Этот образ, таким образом, может корректироваться в существенной мере в зависимости от внешнеполитических целей и задач, формулируемых элитой, а также политических и дипломатических средств их реализации, т.е. внешнеполитической стратегии. Это определяющие факторы, которые в современных условиях дополняются растущим влиянием восприятия внутренней политики и ее соответствия превалирующей в развитых странах системе ценностей. "Политическая модернизация", о которой заявил в конце своего президентского срока Д. Медведев, например, во многом направлена на то, чтобы это восприятие России в мире было адекватно расценено на Западе. Как иначе расценить сделанное им в феврале 2012 года заявление о "проблемной демократии" в России?"[5].
Во многом "внешнее" восприятие образа России диктуется и теми приоритетами, которое выбирает ее политическое руководство.
Так, выступая 12 июля 2010 года перед послами России, Д. Медведев сформулировал перед ними задачу содействия модернизации страны, что явилось, безусловно, новым акцентом в системе внешнеполитических приоритетов, особенно, если под такой модернизацией понимать не только технологическую область, но и социальную и внутреннюю политику. Вновь был поставлен вопрос о соотношении базовых ценностей и задач модернизации на высшем уровне, который может быть рассмотрен и как соотношение между национальными интересами и реалиями глобализации.
Если возвратиться к известному рисунку, описывающему политическую идеологию элиты, то выступление Д. Медведева можно расценить как сознательное усиление влияния вектора "а" - внешних реалий - в ущерб вектору "д" - национальной системе ценностей, а в конечном счете, национальным интересам, основанным на максимально эффективном использовании национального человеческого потенциала, а не на технологических заимствованиях.
Образ России во многом является следствием ее позиционирования в мире по отношению к ключевым мировым проблемам, т.е. является проецированным отображением превалирующей во властной элите идеологии. На практике это означает, что как декларируемые высшим руководством страны цели, так и реальная повседневная политика ежедневно корректируют этот образ. Иногда, даже в рамках узкого временного периода этот образ может существенно изменяться. Так, в 90-е годы был сделан очевидный крен в сторону Запада и его ценностей, а образ России был по существу попыткой властной элиты приспособить российские реалии к реалиям США и других развитых стран.
Позже, при В. Путине, был сделан упор на национальные интересы. Соответственно в России и за рубежом поспешили заговорить о "российском империализме". Через несколько лет акцент во внешней политике (в т.ч. в нормативном документе - Концепции внешней политики России) был сделан на СНГ и постсоветском пространстве.
Новый и, безусловно, позитивный импульс, дали осенние (2011 года) инициативы трех президентов: России, Белоруссии и Казахстана о создании единого евразийского экономического и таможенного пространства, которые позже были дополнены председателем Госдумы С. Нарышкиным по созданию наднационального Евразийского парламента[6].
Безусловно, осенняя (2011 г.) инициатива В. Путина, Н. Назарбаева и А. Лукашенко о евразийской интеграции вызвала огромный интерес на всем пространстве СНГ и имела стратегическое значение. Дальнейшие конкретные шаги, похоже, подтвердили серьезность их намерений. Но только в области экономической интеграции, оставив (хочется верить, на время) "за скобками" политико-идеологическую сферу. На мой взгляд, эта идея, например, могла бы стать стержнем избирательной кампании В. Путина, но, к сожалению, не стала. Напомню, что в 1996 году идея союзного государства России и Белоруссии была самым сильным и, может быть, единственным позитивным ходом во всей предвыборной кампании Б. Ельцина. Похоже, что в России пока еще не осознают важности создания политического течения, может быть, даже моды на евразийство, сознательно ограничиваясь экономикой.
Между тем без внятной идеологии современного евразийства, которой пока что нет, без вытекающей из нее политической доктрины и соответствующей стратегии, наконец, без политической структуры и институтов общества эта идея евразийской экономической интеграции столкнется в будущем с серьезными трудностями. В пользу этого говорит весь мировой исторический опыт. Так, известно, что многие проблемы в отношениях между СССР-Россией и Румынией, а также - уже сегодня - Молдавией, Украиной, Приднестровьем и Румынией являются следствием того, что, "в отличие от славянских стран, в Румынии, не существовало политического течения, ориентировавшегося на Россию"[7].
Но у этой идеи, выдвинутой лидерами трех государств, есть и недостаток: сознательное подчеркивание значения экономической интеграции (хотя и с оговоркой "необходимости создания наднациональных институтов") неизбежно отодвигает на второй план идеологическую проработку и проблему общественно-политической интеграции. Прежде всего общества и элит постсоветских государств. Без такой интеграции, повторяю, экономическая интеграция будет иметь не только ограниченный экономический масштаб. Она также будет зависеть от конъюнктурных и внешних факторов, а ее реализация будет продвигаться значительно медленнее, чем она того заслуживает. На это обстоятельство обратили внимание, например, многие выступавшие на конференции РИСИ 21 февраля 2012 года. Примечательно, что основные докладчики (новый президент Приднестровской Республики Е. Шевчук, главный редактор журнала "Проблемы национальной стратегии" А. Куртов, представитель Белоруссии Л. Криштанович и др.) справедливо подчеркивали именно необходимость идеологической проработки этого вопроса.
Идеология опережающего развития - модернизации и инноваций - становится ключом и к практической реализации евразийской идеологии. Выбор между "идеологией заимствования" и "идеологией развития НЧП, его институтов" стоит не только перед российской элитой, но и перед элитами всех постсоветских государств. Какой путь - заимствования или развития национального человеческого потенциала они выберут - во многом будет предопределять и успех евразийской идеи. В.Путин впервые, пожалуй, в статье, посвященной развитию оборонного потенциала, ясно сформулировал проблему опасности политики внешнего заимствования: "Фактически отечественные оборонные центры..., - сказал он, - за последние 30 лет пропустили несколько циклов модернизации"[8].
2012-2015 годы - период смены элит на всем постсоветском пространстве. Новые лидеры будут уже не связаны с единой историей СССР, его культурой, языком и общими представлениями о будущем. Немаловажно, что исчезнут и личные связи. В республиках Центральной Азии, да и других государствах, доминирует вектор развития идеологии титульной нации, который формируется на базе синтеза традиционной системы ценностей и системы ценностей развитых стран.
Не только в республиках ЦА, но и других постсоветских государствах, просматривается перспектива острой борьбы за власть, в результате которой с высокой степенью вероятности могут придти новые элиты, не связанные культурно-исторически, технологически и даже личными традициями, с Россией. В результате возможна переориентация этих элит на Китай, ислам, но, прежде всего, западные развитые государства.
Россия, вплоть до сентября 2011 года, не смогла предложить проект привлекательного образа общего будущего. Происходит процесс сокращения "ностальгического ресурса", который стремительно уменьшится до 2020 года.
Можно констатировать, что все элиты и режимы бывших советских республик находятся на пороге резких внутриполитических изменений. Поэтому крайне актуальная проблема - формирование общего политико-идеологического вектора развития для большинства постсоветских ресурсов[9]. Для целого ряда государств это единственный разумный вариант, но отнюдь не неизбежный.
Учитывая, что в современном мире главным ресурсом развития является национальный человеческий потенциал, прежде всего творческие возможности человека, в евразийской политике необходимо сделать акцент именно на гуманитарной составляющей.
На мой взгляд, главным приоритетом должно стать развитие институтов национального человеческого потенциала (НЧП) на базе евразийской экономической и политической интеграции, прежде всего институтов гражданского общества, способных аккумулировать и стимулировать идею общего евразийского НЧП. Речь идет, например о:
- институтах образования, науки и технологий, где сохранился еще мощный советский "остаток", но, главное, понять, что необходимая всем модернизация возможна исключительно на базе быстрого роста национальных научно-технологических, образовательных и культурных школ;
- институтах культуры и искусства, прежде всего массового, а также творческих возможностей "креативного класса" - главной движущей силы современности;
- развитии и создании единых общественных и политических институтов на евразийском пространстве. Речь идет не только об общественных организациях, но и создании общих политических и идеологических организаций в таких областях, как
- средства массовой информации и коммуникации. Сегодня таких СМИ практически нет, как уже нет и единого информационного пространства;
- политической евразийской партии, способной в будущем победить на парламентских выборах;
- создании системы НКО, лоббирующих евразийскую идею и активно влияющую на национальные элиты.
В июле 2010 года, выступая на традиционном совещании послов России в МИДе, Д. Медведев сделал новый акцент, который, как отметили обозреватели, "... в корне отличался от всех установок, которые ранее давались"[10], ориентировав внешнюю политику и дипломатию на цели модернизации и развития гражданского общества.
В 2012 году В. Путин внес существенные коррективы в социально-экономическую политику страны. В своих программных статьях, не отказываясь окончательно от базовых ценностей либерализма, он зафиксировал усиление роли государства и по сути заявил о новой социальной политике. Как справедливо заметил его критик М. Делягин, "В целом обращение В.В.Путина к социальной политике оказалось не просто лучшей из его опубликованных статей. Оно уже играет важную политическую роль, вскрывая реальные системы ценностей и уровень профессионализма участников обсуждения. Так, массы либералов всех мастей, указывающих на отсутствие средств для предложенных мер, поневоле расписываются не только в традиционном для себя пренебрежении интересами общества, но и в экономической неграмотности. Ведь в бюджете "валяется" без движения 5,6 трлн руб., более чем достаточных для среднесрочного решения почти любых социальных проблем, даже без учета возврата части расходуемых средств в виде налогов"[11].
Таким образом, только за последние 15 лет внешний образ России подвергся, как минимум, корректировке четыре раза. Вряд ли это может говорить о том, что у страны, ее элиты есть продуманная долгосрочная стратегия. Её отсутствие объясняется просто: не имея идеологии, невозможно иметь и стратегию, как невозможно сформировать и устойчивый образ России, для которого требуется время. Образ России после 1945 года, образ сталинской, брежневской, горбачевской России - суть разные образы одной страны и суть разная ее политика.
Лидерство в идеологии трансформируется в лидерство в цивилизационном и формационном отношении через реализацию научно-технических и технологических достижений. Сегодня американское идеологическое лидерство подкреплено не только 20% мирового ВВП и 40% мирового потребления, но и, прежде всего, 30% долей США в экспорте научно-технологической продукции, а также огромными военными расходами и фактически монопольным положением доллара. Но, важно подчеркнуть, что без идеологического лидерства, которое США захватили после Второй мировой войны, все эти достижения были бы невозможны. Именно они определяют образ США в мире, но и откровенные претензии американской элиты на то, чтобы американская модель была признана образцом для подражания.
Размышляя об образе России в мире, ее позиционировании, следует сразу же сказать, что выбор любой из лидирующих идеологий в качестве модели для подражания (американской, европейской, китайской, исламской) будет означать и выбор цивилизационной модели. Кроме того, будет неизбежен и выбор социальный, а также экономический. Причем выбор, заранее обрекающий Россию на отставание, ибо повтор, копирование, - компиляции не могут быть по определению опережающими. Образ России в мире, выбранный по чужому образцу, изначально не может быть примером (пример уже есть), а лишь более или менее удачной копией. Этот же выбор означает, что Россия отказывается от статуса великой державы, заявляет о неспособности проводить политику великой державы со всеми вытекающими последствиями.
В этой связи вызывает недоумение выступление президента Д. Медведева 12 июля 2010 года в МИДе на совещании послов (которое, напомню, проходит раз в два года - А.П.), где главным тезисом прозвучала мысль: внешнеполитический инструментарий должен быть поставлен на службу решения задач модернизации страны. Конечно же, не общая постановка проблемы - она закономерна, даже естественна, а ее детализация: МИД - политический инструмент, отвечающий за реализацию внешней политики страны, а не за связи с бизнесом. Тем более модернизация предполагает серьезные изменения в социальной и политической областях страны. А это, уж точно, суверенная область российской внутренней политики и их "увязка с внешней политикой без должного объяснения, вызывает вопросы"[12], - считает бывший дипломат М. Демурин
В любом случае, Д. Медведев дал импульс не только подведомственной ему дипломатии. Он по-новому расставил приоритеты, дал другие формулировки задач, которые расходятся с утвержденной им же в 2008 году Концепцией внешней политики России. Многие увидели в его выступлении существенные коррективы в самой идеологии (если ее так можно назвать) внешней политики.
Надо подчеркнуть, что в начале ХХI века мир отнюдь не отказался от идеологий. Напротив, они, как демонстрирует радикальный ислам и радикальный либерализм, стали главным и эффективным оружием политической борьбы и защиты национальных интересов. Они, идеологи, формируют образ этих государств. Более того, новейшая история показывает, что у многих идеологий появляются все новые и новые формы: у радикального ислама - массовый террор, а у леволибералов - "мягкая сила" (soft power), "оранжевые революции" и т.д. Причем, некоторые политологи полагают, что идеологические меры исламистов, в частности, "карикатурные скандалы" в 2006 году, имели более важное значение, чем собственно террор. Таким образом, в мире идет постоянный процесс совершенствования идеологий, целью которых является не только формирование максимально благоприятного внешнего облика стран, но и навязывание этого облика (и ценностей) другим странам.
Но идеология не только радикальных режимов стала острым оружием политической борьбы. В 2006-2011 годах стал актуальным и вопрос о сферах конфликтов идеологических интересов между Россией и Западом. "Уход" России из идеологии отнюдь не означает, что и другие страны также "ушли" из идеологии. Это показывают, например, опросы общественного мнения в США, где доля лиц, считающих Россию потенциальным врагом, за последние годы неуклонно растет. К середине 2007 года эта доля стала устойчиво превышать 50%, что свидетельствует о серьезном сдвиге в общественном сознании США, ведь примерно так же негативно эта часть населения относится к Колумбии, Ирану и Северной Корее.
То же самое можно сказать и об отношениях к России стран Евросоюза, с которыми Россия в 2007-2012 годы не раз предлагала реформировать систему европейской безопасности. Неудача, по мнению западных экспертов, объясняется прежде всего преобладанием стереотипов холодной войны.
В начале 2012 года дискуссии вокруг европейской безопасности приобрели необычную для последних двух лет остроту. На ежегодной Мюнхенской конференции по безопасности 4-5 февраля был презентован доклад Евроатлантической инициативы в области безопасности (EASI) "На пути к Евроатлантическому сообществу безопасности". Эксперты EASI пришли к жестким политическим выводам. В начале XXI века в Евроатлантике, по их мнению, наблюдается дефицит взаимного доверия и сохраняется образ мысли времен холодной войны[13], - отмечает А. Фененко.
Следует признать ради справедливости, что и в России все большее число людей видят в США своего потенциального противника или недоброжелателя.
В целом же базовые идеологические расхождения не только реализуются в конкретных политических акциях, но и сдвигах в общественном мнении. Нередко эти противоречия приобретают острые формы. Не случайно поведение некоторых бывших советских республик, достаточно агрессивно выступающих против России, не только фактически, но и публично поддерживаются США, а нередко и странами ЕЭС. Именно этим объясняется во многом антироссийская политика Украины, Грузии, Эстонии, Литвы, Латвии и других государств. Но также очевидно, что идеологические мотивы в поведении этих стран являются той базой, на которой строится долгосрочная внешнеполитическая стратегия Запада по отношению к России, что особенно отчетливо стало заметно в период грузинской агрессии в августе 2009 года против Южной Осетии. Идеологическая кампания, развязанная в Грузии, совершенно определенно коррелировалась с политико-идеологическими установками стран Евросоюза и США. Западные СМИ явно "отрабатывали" полученное задание. Настолько явно, что любые попытки России изменить ситуации в информационном пространстве оказывались безуспешными. Ни политические договоренности, ни личные связи, ни деньги России не помогли потому, что у Грузии и Запада была единая идеологическая позиция, единые приоритеты. Против них политическое, финансовое и иное влияние, как показывает история, неэффективно. Идеологические приоритеты, в которые, как известно, упаковываются вполне конкретные политические и экономические интересы.
Более того, эти события показали, что в реальности, в политической практике трансформируются ценностные различия России и Запада, которые объективно существуют и никуда не исчезали. "Сразу же после нападения Грузии на Южную Осетию 8 августа 2008 г. поражало полное отсутствие в заявлениях и высказываниях большинства западных политиков даже намека на трагедию югоосетин, как будто Южной Осетии и ее народа не существует. Из их лексикона исчезли традиционные ссылки на такие ценности, как права человека и защита нацменьшинств, которые служили одним из центральных мотивов для оправдания военной операции против Сербии и признания независимости Косово. Это уже не двойные стандарты: что-то не в порядке с нравственностью. Не случайно бывший посол США в России А. Вершбоу в свое время сказал, что основные трудности в американо-российских отношениях связаны с "ценностным разрывом". По правде говоря, мы не испытывали этого "разрыва" в реакции всего российского общества на события 11 сентября 2001 г. Но если такие ценности предполагают симпатии к одним и полное пренебрежение к другим, то действительно можно говорить о разном их понимании. Россия защищала в Южной Осетии право ее жителей на жизнь и развитие, а это уже нравственная категория"[14].
Таким образом, расхождение в политике и ценностном понимании в 2008 году привело к сознательному искажению образа России в мире, превращению его в "антиобраз". Причем потребовалось для этого ничтожно мало времени, а все усилия России противодействовать этому давлению оказались малорезультативными.
Это означает, что внешний образ России должен, во-первых, сознательно формироваться как внешнеполитический ресурс, имеющий стратегическое значение для страны. А, во-вторых, он должен иметь в своей основе фундаментальные принципы и ценности, которые невозможно извратить или исказить извне. Во всяком случае быстро, когда этого потребует политическая конъюнктура, как это было не только в 2008 году, но и до этого многократно, например, в Югославии, накануне военной операции НАТО. Так, традиционно корпоративная этика бизнеса была на высочайшем уровне. И, наоборот, в России, также традиционно, она отставала от уровня развитых государств.
Согласно оценкам Pricewater-houseCoopers, Япония занимает последнее место в мире по числу экономических преступлений. В 2011 году с подобными происшествиями столкнулось (лишь 6% японских компаний против 10% в 2009 году). В России, для сравнения, этот показатель составил 37%. В мире - 4%. При этом каждая пятая пострадавшая компания потеряла усилиями нечистых на руку сотрудников $5 млн и более[15].
Важно отметить, что, в отличие от политических и экономических интересов и приоритетов, идеологические интересы и приоритеты носят стратегический характер. Они формируются и сохраняются иногда даже не десятками, а сотнями лет. Так, идеологические приоритеты Великобритании уходят вглубь истории, еще в XVIII веке, т.е. они стали традицией. В том числе и по отношению к России. Как подчеркнул А. Торкунов, традиционно "... Россию изображали агрессивной, деспотичной, варварской державой, исторически предрасположенной к захватам. Она, как утверждалось, не достойна права на цивилизаторскую миссию на Кавказе, где обитают горцы, которые, хотя пока и являются "детьми природы", все же обладают врожденной тягой к свободе, демократии, равенству и справедливости, то есть к западным ценностям. Поэтому данную миссию обречена выполнять Англия.
Причину столь трогательного попечительства никто и не скрывал - превратить Кавказ в барьер на пути "русской экспансии" в сторону Турции, Ирана, Персидского залива, Афганистана и, самое главное, Индии. Горцы должны были стать "стражами у ворот" британской колонии, хорошо вооруженными и хорошо организованными. Примечательно, что почти никто из британских политиков и военных экспертов не верил в реальность "русской угрозы" Индии, но откровенничать на сей счет они позволяли себе лишь в служебных меморандумах. Публично же отказываться от очень удобного лозунга "Индия в опасности!" лондонский кабинет не спешил. Чем еще, как незаконными оборонительными целями, оправдывать наступательную стратегию выставления заградительных аванпостов против России в тысячах километров от индийских границ?"[16].
Вместе с тем реалии растущей взаимозависимости России и Запада нельзя недооценивать. Значение этих реалий возрастает в связи с необходимостью проведения модернизации России. И не только технологической, но и общественно-политической. Вряд ли стоит ожидать от Запада искреннего стремления содействовать модернизации России, т.е. создавать себе конкурента в научно-технической и технологической области. Вопрос в том, насколько российская элита готова поступиться национальными интересами и ценностями в интересах модернизации? То, что ее попробуют заставить заплатить за это лично, у меня не вызывает сомнений. Формула: "уступка в системе национальных ценностей и интересов в обмен на модернизацию" может стать реальной основой во взаимоотношениях России с Западом. "Это конфликт между интересами, которые есть у России и у Запада, и методами их реализации. К тому же не надо забывать о глобализации. Хочет или не хочет Запад это признавать, но Россия стала уже во многом частью глобализирующего мира, и отказывать России в этом, что называется, себе дороже. А там, где "себе дороже", Запад (особенно европейцы, обожающие комфорт) уже вряд ли решатся на какие-либо обострения"[17], - отмечает С. Ястржембский
Вопрос, на мой взгляд, заключается в том, до какой степени обострения готов идти Запад. Заключение Договора об СНВ в апреле 2010 года и грузинский конфликт в августе 2008 года показывают очень широкий спектр возможного сотрудничества и противостояния.
Позиция России во многом идеологических спорах (как, например, по поводу переноса памятника в Эстонии) имеет огромное значение. Именно идеологическое позиционирование новой, окрепшей России, которая преодолела кризис 90-х годов и преодолевает кризис 2008-2010 годов, будет иметь решающее значение: бесконечные уступки прежнего руководства СССР и России приучили нынешнее поколение западных политиков к тому, что Россия поддается политико-идеологическому давлению, поскольку она слишком "восприимчива" к учету интересов Запада в ущерб своим национальным интересам.
Ситуация меняется и неизбежно будет меняться еще больше в будущем, хотя будет сложно по двум основным обстоятельствам. С субъективной точки зрения, правящая российская элита должна ясно идеологически самоидентифицироваться, осознать место и роль России в мире и научиться отстаивать свои национальные интересы. Что пока еще не произошло. Мы все еще спорим о том, насколько мы - "Европа" или "Азия", а насколько собственно Россия. До тех пор, пока мы не поймем, что Россия "не Европа" и "не Азия", а Россия - со своей спецификой, традицией, путем развития, мы так и будем самоопределяться.
С объективной точки зрения есть серьезные пределы, до которых может идти национальная самоидентификация и внешнеполитические амбиции. Они вызваны, прежде всего, существующим реальным соотношением сил в мире между Россией и Западом. Для того чтобы лучше понять эту взаимозависимость и масштабы, соотношение этих потенциалов, можно привести лишь один пример. По оптимистичным оценкам, к 2015 году российская нефтехимическая промышленность будет производить продукции на 40 млрд долларов. В то же время уже сегодня аналогичный показатель у стран Евросоюза - 1619 млрд (т.е. в 40 раз больше), а у США - 405 млрд (т.е. в 10 раз больше)[18]. Иными словами, будучи крупнейшим экспортером, Россия в десятки раз уступает и, вероятно, будет уступать основным переработчикам даже в долгосрочной перспективе. Тем более, что потребности развитых стран в углеводородах возможно сократятся на 30-40%.
Такое же соотношение сил и в других областях экономики, политики, военной области. Главный вопрос: до каких пределов Россия может позволить себе быть самостоятельной и проводить независимую политику? Любая независимость в эпоху глобализации имеет свои пределы. Даже у США. Найти идеологически реальное разрешение этому противоречию - ближайшая задача, российской элиты.
Это противоречие, как мне представляется, прежде всего мировоззренческое, идеологическое, а не экономическое: нужно понять, как Россия, учитывая эти реалии, может вписаться в систему международных отношений, сохраняя свой суверенитет, развиваясь, но одновременно "вписываясь" в реальность. Реальность, которую некоторые в современной России "просто" не хотят замечать. Идеологический вопрос становится вопросом экономическим.
Именно поэтому в настоящее время идеология и системы ценностей стали предметом самой острой политической, а иногда и вооруженной борьбы. Лэди история стала политикой. Образно на этот счет высказался А. Торкунов: "Призраки прошлого становятся полноправными участниками текущей политической дискуссии, незримо присутствуют на парламентских слушаниях и даже в каждодневной дипломатической практике. По крайней мере, некоторых стран. Но если твой партнер хочет обсуждать раны, нанесенные историей, ты не можешь просто сказать ему "нет". Иначе он с тобой не будет обсуждать то, что интересно тебе. Таким образом, невольно историческая повестка втягивает в свой круг все новых и новых участников.
Не случайно президент Дмитрий Медведев часть своего доклада на совещании послов в МИДе (в 2008 году - А.П.) посвятил "исторической" теме в политике, заметив, что "мы просто не можем принять имеющие место в отдельных странах попытки (причем в условиях государственной поддержки) вытаскивать на свет тезисы "цивилизаторской, освободительной миссии" фашистов и их пособников"[19].
И создание в мае 2009 специальной президентской Комиссии при Президенте Российской Федерации по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России, как показало дальнейшее развитие событий, оказалось естественным и вполне эффективным шагом. Пока, к сожалению, только первым, за которым должны последовать дальнейшие шаги.
Современная идеологическая борьба ведется агрессивно, в т.ч. государственными, а иногда и террористическими методами. В определенном смысле формы такой борьбы - "силовая демократизация" (бомбардировки, оккупация) и терроризм исламского радикализма суть одного и того же явления - объективного роста агрессивности идеологий в эпоху глобализации. Примечательно, что все это происходит на общем фоне лозунгов гуманизации и толерантности. В этом смысле дискуссия о суверенной демократии в России, начатая в 2006 году В. Сурковым и поддержанная в 2007-2010 годах Д. Медведевым, отнюдь не терминалогический спор. Это спор о том, как органически вписаться в глобализацию, сохранив свою идентичность и суверенитет.
___________________
[1] Цит. по: Чичерин Г.В. Исторический очерк дипломатической деятельности А.М. Горчакова. М., 2009. С. 276.
[2] Симония Н. Многополярность в эпоху глобализма. Аналитические записки. 2010. Апрель-июнь. С. 7.
[3] Шеваров Д. Эпоха по имени Шмидт // Российская газета. 2012. 11 апреля. С. 11.
[4] Российский правозащитник: Россию надо давить, а с нею цацкаются / Regnum. 13.01.2012. URL: http://www.regnum.ru/news/
[5] Денисов А. Несистемные планы Дмитрия Медведева // Независимая газета. 2012. 16 февраля. С. 3.
[6] Голубкова М. Над пространством // Российская газета. 2012. 24 февраля. С. 4.
[7] Восточная политика Румынии в прошлом и настоящем (конец XIX - начало XXI вв.): сб. докладов международной научной конференции /под ред. В.Б. Каширина; Российский институт стратегических исследований. М.: РИСИ, 2011. С. 22.
[8] Путин В.В. Быть сильными: гарантии национальной безопасности для России // Российская газета. 2012. 20 февраля. С. 1.
[9] Чернявский С.И. О работе с политическими элитами Центрально-Азиатских государств. ИМИ: МГИМО(У), 2012. Февраль. С. 4.
[10] Соловьев В. Не от МИДа сего // Коммерсант. 2010. 13 июля / Kommersant.ru/doc.14kb57
[11] Делягин М. Социальный манифест Путина необратим // Независимая газета. 2012. 16 февраля. С. 3.
[12] Демурин М.В. В чем суть установок президента Медведева МИДу России? 2010. 16 июль. URL: http://www.regnum/news/1305178
[13] Фененко А. Кризис евроатлантизма // Независимая газета. 2012. 20 февраля. С. 9.
[14] Майоров М.В. Испытания августом 2008 // Мир и политика. 2010. N 4 (43). С. 9.
[15] Полюхович А. Бизнес за решеткой // Известия. 2012. 17 февраля. С. 1.
[16] Торкунов А. Письмена истории в реалиях современности // Российская газета. 2009. 16 февраля.
[17] Дымарский В. Сергей Ястржембский: Господа, Россия вернулась! // Российская газета. 2007. 22 февраля. С. 7.
[18] Российская газета. 2007. 22 февраля. Экономика. С. А5.
[19] Торкунов А.В. О парадоксах и опасностях "исторической политики" // Независимая газета. 2008. 18 июля.
