Я спросила у Михаила Боброва: вы смотрите фильмы о войне? - Нет.
- Потому что сердцу больно?
- Потому что неправда, - вздыхает Михаил Михайлович.
Для Петербурга-Ленинграда Михаил Михайлович Бобров - человек-легенда. Он сейчас единственный оставшийся в живых из четверки альпинистов, которые маскировали золотые шпили осажденного города. Бобров прошел всю войну. 17-летним мальчишкой попал в разведроту, пять раз с рейдами побывал в тылу у немцев. Ранение, блокадный Ленинград. Потом горная война на Кавказе, где в девятнадцать командовал горно-стрелковым отрядом и на перевалах ему противостояла элитная немецкая дивизия "Эдельвейс". А закончил войну он в Иране - ну это, правда, отдельная история, о ней ниже. Михаилу Боброву несказанно повезло - рожденный в 1923 году, он попал в те самые статистические 3% и, пройдя горнило Великой Отечественной, остался жив. А потом - фантастическая жизнь. Спорт, преподавание в Ленинградском университете, подготовка исландской сборной к Олимпиаде-80. В 75 лет Михаил Михайлович стал самым старшим покорителем полюса, в 80, накануне 300-летия Петербурга, с флагом города покорил в составе альпинистской группы почти все самые высокие горные вершины мира. Вы думаете, что мы с Михаилом Михайловичем разговаривали дома? Передо мной у него было шесть часов лекций в Университете профсоюзов, после - съемки для кабельного телевидения Петроградского района. Удивительный человек...
Воспоминания о войне накатывают. Мы перескакиваем с темы на тему.
- На войну вы как попали?
- Ну как. Бежали с производства, нас ловили. Военкомат не брал в 17 лет. Мы узнали, что разведотдел набирает специальные группы. "Немецким владеешь? Спортсмен?" ...Старшие ребята походатайствовали: "Хороший парень", вот меня и взяли.
- В разведшколе долго вас готовили?
- Какое там! Меньше недели. Бой с собаками, радиодело, рукопашный бой, передвижение скрытное - и в тыл к немцам. С первого задания из отряда в 113 человек с боями вернулись лишь 13. Потом мелкими группами забрасывали с диверсионно-разведывательными заданиями. При пятом переходе фронта я был ранен и попал в госпиталь. Лежал в Инженерном замке в тронном зале Павла Первого. Там меня нашли мои друзья-альпинисты. Рассказали, что начинают создавать бригады по маскировке золотых доминант Ленинграда. Купола и шпили бликовали и давали немцам ориентиры для прицельной стрельбы по квадратам города. Немцы стреляли по трамвайным остановкам, школам, госпиталям и т. д.; были большие потери. Идею привлечь скалолазов предложила молодая архитектор Василеостровского района, сама альпинистка, Наташа Извольская. Начался поиск. Первой нашли Оленьку Фирсову, она в порту сгружала мины. Второй - Алечку Пригожеву. Потом нашли Алоизия Зембу, он в финскую кампанию был ранен, и нога у него плохо двигалась. И я тутс палочкой уже бегать стал. Начали мы работу с Исаакиевского собора. Кстати говоря, красили мы только два купола - Исаакиевский собор и шпиль Петропавловки, потому что там была позолота из червонного золота, и она выдерживала шаровую краску (ею корабли красят). Остальные пришлось закрывать парусиной. Выживать нам помогало то, что наверху было много голубей и ворон. Похлебка из них очень вкусная, правда, у ворон мясо пожестче. Пока купола закрывали, мы силки расставляли и ловили птиц. Мы ведь домой ночевать не ходили. Когда закрывали шпиль Петропавловки, жили прямо в крепости, там, где захоронены сын Петра Первого царевич Алексей и его родная сестра Мария. Прямо на надгробии. Притащили двуспальный матрас из разбитого дома. Соорудили топчан. Тут же бухты у нас висели тросовые, инструменты всякие, коптилка стояла, печка-буржуйка. Трубу мы вывели через портик наружу. Забили все досками, войлоком прошили. Мороз был страшный. Все это ужасно интересно и фантастично. Как-то отец Алексий к нам зашел. Просил поскорее начать заниматься маскировкой куполов Морского Никольского собора, это была его резиденция. За прихожан беспокоился. Мы его с дуру начали похлебкой из голубей угощать. А он говорит: "Вы что, нельзя, голубь - птица святая". А потом принес нам четыре селедки и немножко кагорчику. Вот это был подарок для нас. А как-то нас пригласили зенитчики - моряки с крейсера "Киров", это как раз была зима 42-го года, и угостили целой миской пшенной каши. Это была миска "счастья". Вот меня спрашивают: "Что ты помнишь о блокаде?" А для меня эта миска каши была самым счастливым днем.
Так и работали, пока наша бригада не стала разваливаться. Первой заболела Оля Фирсова - очень серьезно, цингой. На глазах стал таять Алоизий Земба. Алечка Пригожева умерла на майские праздники. Алоизий погиб при эвакуации. Остались мы с Олей Фирсовой одни. Я вернулся на завод. Потом меня вызвали в Москву, где я узнал, что формируются горнострелковые войска и требуются инструкторы-альпинисты.
- Так горы прошли с вами через всю жизнь и войну...
- Да. В девятнадцать я стал командиром, можно сказать, батальона. А под моим началом - весь горный интернационал. Многие не знали русского, а я - их языков. Приходилось учить грузинский, осетинский, сванский, хесурский языки. Из лавин тащили, кровь свою отдавали. Вот во мне, может быть, чеченская кровь течет или грузинская, какая разница. Мы все были одной семьей, все советские граждане. А против нас билась элитная горно-стрелковая дивизия "Эдельвейс". Хорошие ребята - альпинисты. Мы ведь со многими знакомы были - по горным стоянкам, по восхождениям. А потом они к нам пришли воевать. Подготовочка у них была что надо: все карты, экипировка.
Наши горнострелковые отряды формировались на ходу во время войны. Отзывали ребят-альпинистов с фронтов. Собрали примерно 250 человек. А нужно было создать 12 отрядов человек по пятьсот. Поэтому брали много местных жителей - охотников, пастухов. Как мы любили друг друга, как помогали!
О горной войне мало пишут. А ведь это особая история. В горах все не так. Война на перевалах Кавказа шла зимой 1942-43 годов. Представьте себе: пять тысяч метров. Гипоксия, дышать не чем. Автомат - оружие ближнего боя. А там нужна хорошая снайперская винтовка. Знаете, как мы за них воевали, - скорее убить этого немца, чтобы взять его оружие. Принцип горной войны - кто выше, тот и хозяин боя. Там нет таких понятий - фронт - тыл, там фронт вокруг тебя, подойти могут с любой стороны.
Я ведь пацан совсем был. Как меня все жалели - сваны, грузины. (Качает головой.) В серьезном бою старались прикрыть. Я ведь приехал из блокадного Ленинграда. На элементарный ледник забраться не мог, а тем ведь с собой надо было тащить громадные грузы. Война шла вахтовым методом - в горы уходили на 10 дней. Как они меня откармливали! Съем я котелок каши, а мне еще хочется. Так наш повар - Толя Проидзе - как отец мне был, ему лет 55 было: "Иди сюда, кушай, кушай. Я знаю, тебе стыдно, на, возьми добавку, иди там за кустик спрячься и съешь". Сваны меня спасли в лавине. Вы знаете, от пуль и снарядов меньше гибли, чем от лавин. По 250, по 150 человек они уносили, у меня все это в книге "Фронт над облаками" есть. Почитайте. Так, что, миленькая моя, хватили лиха. (Вздыхает.) Но люди везде замечательные были. Вы знаете, прошлое вспоминается только хорошим. Даже блокада. Помните, у Берггольц есть такие строчки:
"В грязи, во мраке, в голоде, в печали,
Где смерть, как тень, тащилась по пятам,
Такими мы счастливыми бывали,
Такой свободой бурною дышали,
Что внуки позавидовали б нам".
И это правда. Мы все знали, что выстоим: от малых детей, работающих у станка, до зенитчиков орудий, установленных на кораблях Балтийского флота. За этот город так дрались, это такой подвиг был, этим надо так гордиться!
- А где вы закончили войну?
- Войну закончил на вулкане Демавенд Кух в Иране на высоте 5 600 метров. Там и услышал по радио про Победу. Оказался я в этой стране потому, что шаху Ирана понадобилась точная карта его страны. А поскольку точная карта была нужна всем союзникам, то они с удовольствием помогли шаху. Отрядили топографические бригады, а я отвечал за альпинистское обеспечение. Так и встретил Победу на большой высоте.
P. S.
Мы долго беседовали с Михаилом Михайловичем и вышли на неожиданную для меня тему:
- Вот вы спрашиваете - война, война... Это как-то далеко ушло, стало частью жизни. А сколько войн потом уже было. Меня позже больше взволновали непонятные вещи, которые происходили в Афганистане, в Чечне. Это же горные войны, а я в этом специалист. Вы знаете, что после войны горнострелковые части были расформированы. Такая глупость! Это у нас-то, где 10,5 тысячи километров горных границ было. А в Афгане и Чечне ребят из долины, из городов бросали в горы против местного населения! Они гибли сотнями. Для чего это нужно было?!
Я ведь председатель Совета ветеранов отдельных горнострелковых отрядов, которых нет. Сколько мы писали руководству страны, что нужно возрождать этот род войск! А тут на 300-летие мы здорово так поговорили с Владимиром Путиным о том, что происходит. Я его еще по Питеру и по Университету знаю, он у меня на кафедре физкультуры занимался. И он меня, видимо, услышал.
И вот я узнал, что они с Ивановым (министр обороны РФ. - Прим. авт.) сформировали две прекрасные горно-стрелковое бригады, отлично экипированные, с хорошим вооружением. Пока они стоят на границе с Дагестаном, поскольку тут все: Грузия недалеко, Азербайджан, наши южные рубежи. Они должны были проводить учебно-тренировочный сбор в феврале, как раз там дата - 17 февраля мы сняли фашистский флаг с Эльбруса, и 23 февраля недалеко. И как председателя Совета ветеранов отдельных горнострелковых отрядов (а нас в живых сейчас с гулькин нос осталось) меня пригласили. Но я, к несчастью, перенес инфаркт. А жить там надо было на высоте 2,5 тысячи метров. К сожалению, не смог поехать...
ДОСЬЕ "СПБ КУРЬЕРА"
Михаил Михайлович Бобров. Почетный гражданин Санкт-Петербурга . Заслуженный тренер России, действительный член Российской Академии туризма, действительный член Русского географического общества, спортивный арбитр международной категории, почетный заведующий кафедры физического воспитания Санкт-Петербургского Гуманитарного университета профсоюзов, профессор. Автор книг "Фронт над облаками" и "Флаги Питера на вершинах мира".
