Евгений Ройзман: `Никто не может запретить спасать утопающих, тушить пожары и бороться с наркоторговцами!`Назад
Евгений Ройзман: `Никто не может запретить спасать утопающих, тушить пожары и бороться с наркоторговцами!`
Опальный борец с наркотиками рассказал "КП" о давлении правоохранительных органов на его реабилитационные центры
Семен ЧИРКОВ
Данил СВЕЧКОВ
"Город без наркотиков" продолжают лихорадить проверки прокуратуры, Следственного комитета, полиции. Также, по словам его основателя Евгения Ройзмана, в фонде словно "прописались" ревизоры из Роспотребнадзора, комиссии по делам несовершеннолетних, пожарные... Формальной причиной ежедневных визитов проверяющих всех мастей стала гибель наркоманки Татьяны Казанцевой, которая пыталась избавиться от зависимости в женском реабилитационном центре "Города без наркотиков". Умерла она в больнице от менингита и воспаления легких. После смерти Казанцевой полиция сообщила о том, что несколько пациенток якобы заявили об издевательствах и мучениях в фонде. С тех пор Евгению Ройзману нет покоя от силовиков.
Что именно ищут в "Городе без наркотиков" и чем закончится это противостояние - вопросы, которые волнуют как противников фондовцев, так и его сторонников. Вмешиваться в работу правоохранительных органов, которые расследуют уголовное дело, мы не намерены. Люди выполняют свою работу. Но и оставаться в стороне от этого конфликта "Комсомольская правда" не собирается из-за социальной значимости фонда, дальнейшая судьба которого сейчас под очень большим вопросом. О том, почему у организации опять начались проблемы, мы поговорили с ее главой Евгением Ройзманом.
"Я НЕ БОЮСЬ ПРОСЛУШИВАНИЯ ТЕЛЕФОНА"
- Евгений Вадимович, еще, скажем, весной прошлого года, вы работали над реабилитацией наркоманов точно так же, все было спокойно. Вас даже областные власти поддерживали. Что вдруг изменилось?
- Здесь два очень серьезных конфликта. Первый конфликт с прокуратурой, а второй - с руководством ГУ МВД по Свердловской области. По прокуратуре очень серьезный конфликт именно с Пономаревым (Юрий Пономарев - заместитель генерального прокурора РФ. - Ред). Мы с ним давно знакомы, он же с 2007 года здесь. Но когда началось дело Егора Бычкова, я же с ним разговаривал. Говорил: у вас не получится, вам ничего не высосать из этого дела. А скандал был сумасшедший. Скажу больше, когда все это началось, сразу стало понятно, что совершенно откровенно начали работать на развал фонда в Тагиле, на уничтожение Егора. Это просто людоедский ход был со стороны прокуратуры: 12 лет запросить парню молодому вообще ни за что. И все. Я ж предупреждал, что мы будем сопротивляться. И возникла такая ситуация, что президент России вынужден был вмешаться. Благодаря этому сумели отыграть ситуацию по Егору Бычкову. И это был такой сильный удар по самолюбию прокурора. Это был первый случай, а второй, настоящий, это Сагра. До Сагры у нас худо-бедно хоть какие-то были нормальные отношения и с Бородиным (Михаил Бородин - начальник свердловской полиции. - Ред.), и с Пономаревым. Понятно, что прокурор - человек амбициозный, и ему было обидно и досадно, но формально отношения нормальными оставались. До случая с Сагрой. А там без конфликта уже ничего не решить было. Им же главное, чтобы было тихо. И на самом деле огромная проблема в том, что наши правоохранительные органы слишком политизированы. Если бы они просто и честно делали свое дело без всякой политики, такой бы ситуации не возникало. В общем, после Сагры мы вошли в настоящий конфликт со всеми. Я не боюсь прослушивания телефонных переговоров, потому что лишнего я все равно не скажу. А от того, что скажу, отказываться никогда не стану. Но когда у тебя на переговорах постоянно сидят мелкие пакостники, это неприятно. Как это произошло в случае с Таней Казанцевой. Представляете, реабилитантка погибает. Мы все мечемся, звоним в "скорую", на контакте со всеми врачами, договариваемся с машиной медицины катастроф... А они все это знают и сливают информацию каким-то вшивым своим интернет-ресурсам, и те журналисты ломятся в окна реанимации, где девчонка лежит под кварцевыми лампами. Там (в больнице Березовского. - Ред.) врачи такого не видели никогда. Она еще не умерла, а они уже в ладоши начали хлопать. Я впервые в жизни видел, как правоохранительные органы радовались смерти человека, как журналисты радовались смерти человека.
- Вы считаете, что сотрудники прокуратуры перегибают палку?
- Вот сейчас в женском реабилитационном центре работает группа госкино. Они там сидят с октября, снимают фильм. Знают каждую девчонку, все судьбы, всю подноготную. Сейчас они договорились на интервью с Пономаревым. И он вот этим людям, которые жили в реабилитационном центре с октября, будет рассказывать, что там делали с девчонками, какие они заявления писали. И это человек, который ни разу не видел нашего центра своими глазами, он будет об этом авторитетно, как государево око, что-то рассказывать. Не абсурд ли. Просто запредельная ситуация какая-то. Ни разу в наши центры ни один губернатор не приехал, ни один силовик ни разу не был. Ну, езжайте 12 километров - посмотрите своими глазами, чтобы никто вам потом не мог рассказывать сказки. Мерзлякова (уполномоченный по правам человека Свердловской области. - Ред.) - да, каждую неделю смотрит. Остальные - нет. А ведь у нас доступ открыт, и каждый может поговорить с каждым. Это открытый реабилитационный центр. А эти-то живут в своем виртуальном пространстве. Они же не знают, что происходит на улицах, потому что для этого надо ходить пешком, не боятся людей и задавать вопросы.
"В МЕСТНОЕ ЗАКСОБРАНИЕ НЕ СОБИРАЮСЬ"
- Сейчас полиция официально отказалась от сотрудничества с фондом?
- Не говори глупостей хоть ты! Они даже не по-ни-ма-ют, что говорят. У нас идет по двадцать, по двадцать пять операций в неделю с полицией. Потому что все, кто на местах, кому надо чистить свои районы, свои участки, они все с нами работают. Никогда в жизни они не смогут от нас отказаться, потому что основной вал делаем мы. Они не способны работать сами. Со всеми участковыми, со всеми операми сотрудничаем. Отказаться можем только мы, но этого не сделаем никогда, потому что надо работать.
- Могут ли нынешние неприятности фонда быть вызваны вашими политическими амбициями? Скажем, ваши противники, чувствуют поддержку простых людей и, опасаясь ее, решили действовать. Но когда попытки очернить вас в лоб провалились, они стали бить по больному, то есть по реабилитационным центрам?
- Я четыре года никаких движений никуда не делал, хотя сколько было возможностей. Попробовал с Прохоровым и "Правым делом". Ну не получилось. Что касается других амбиций, то я не собирался ни на какие выборы. Спрашивали: а не хотите ли вы? Я единственное, что говорил: если я пойду, то это будет по-настоящему. Но я не собирался никуда идти. У меня не стоит такой задачи. Что касается какой-то партийной линии, то заход в Государственную Думу может состояться только почти через пять лет. А в местное Заксобрание я не собираюсь. А так, я вижу, что боятся, ну и пусть.
- В Интернете о вас можно прочитать диаметрально противоположные мнения. От восторгов и поддержки, до описаний всяких "ужасов"...
- Смотри, я тебе объясню. Ты сейчас можешь встать, сесть в машину. Отсюда ровно 12 километров до Изоплита (микрорайон Екатеринбурга и название одного из мужских ребцентров фонда. - Ред.). Ты можешь приехать туда, все посмотреть, задать любые вопросы, отвести любого в сторону, пофотографировать, узнать историю каждого. И тебе никто не помешает. И так было всегда. А потом проехать еще километров тридцать и заехать в Сарапулку, в женский центр. Пойти и поговорить с любой из девчонок - их там сейчас 12 человек - и выяснить все, что ты хочешь. Очень хорошо сказал Пушкин: "Читать о себе критические статьи в газетах все равно, что подслушивать у кабаков, что говорят о нас холопья". Поэтому я к этому не отношусь серьезно.
- В минувшую среду прошла акция в вашу поддержку. Любой желающий мог получить наклейку на свое авто с символикой фонда. Сколько людей вас поддержали?
- Раздали порядка пяти тысяч наклеек. Чтобы было понятно, я никого не обзванивал по телефону специально. Объявление об акции мы сделали меньше, чем за сутки. И то только в Интернете. И эти люди, которые пришли, узнали о мероприятии из Сети. Ты же понимаешь, что если бы мы специально собирали людей, то все бы было по-другому. Я и так-то боялся, что улица Белинского (там расположен офис фонда. - Ред.) слишком узкая. По ней почти невозможно проехать. Сейчас еще допечатаем наклейки. Они будут в фонде, и каждый, кто хочет, сможет приехать и получить их. А все знаешь почему?
- Почему?
- Чтобы увидели, что мы не одни, и чтобы они понимали, сколько нас.
"У МЕНЯ ТРОЕ ДЕТЕЙ, ДЕЛ ВЫШЕ КРЫШИ"
- На днях губернатор Евгений Куйвашев дал поручение разработать концепцию создания государственных реабилитационных центров в Свердловской области. Когда, на ваш взгляд, их откроют и будут ли они эффективны?
- Четно сказать? Их не откроют. Куйвашев это сказал, потому что вечером ему прокурор Пономарев сделал предписание. И утром губернатор озвучил, что все уже открывается. На самом деле об открытии этого реабилитационного центра - правда, на 25 коек - говорили ровно два года назад. И он не открылся. Теперь хотят на 50 коек. Пока это декларация о намерениях. Это мы можем рисковать, потому что нет нормативной базы, нет закона о принудительном лечении. А реабилитация возможна только в закрытых помещениях. И мы рискуем репутацией, всем, но мы это делаем, потому что надо спасать людей. А государственные люди, медики... Никто из них не пойдет на такое. Это они просто сейчас не знают, с чем столкнутся. Поэтому что-то возможно будет тогда, когда примут закон о принудительном лечении, который существует во всех без исключения демократических странах. В 2005 году при мне было дано поручение о безотлагательной разработке закона о принудительном лечении. Все заинтересованные ведомства, в первую очередь УФСКН и Минздрав, должны были в течение двух месяцев разработать закон. Это было семь лет назад. Сейчас в России, ну минимум шесть миллионов наркозависимых. Проблема серьезная, и ее надо решать. Но нас не привлекают, хотя ни у кого нет такого опыта, как у нас. Пытается Понормарев привести в пример какой-то центр, где-то там в Полевском. Там за всю историю они насчитывают 270 человек (тех, кто победил зависимость от наркотиков. - Ред.). А у нас единовременно в наших центрах находилось столько человек! И сейчас находится.
- Когда реабилитанты покидают центр до срока, вы нередко говорите "сбежал". Это преувеличение или действительно из центра взрослому человеку нельзя просто самовольно уйти, потому что он, например, вдруг раздумал. Как покидают центр до срока?
- Каждый раз по-разному. Вот попал к нам паренек по прозвищу Крокодил. И вот сидит он уже в офисе. Заслужил доверия. Он у нас тогда отвечал за жалобы, разносил письма по инстанциям. У нас тогда переписка активная была. И однажды ушел, и все - исчез. Ну вот, сбежал. Потом нашли. Можно же не искать никого. У меня своих детей трое, дел выше крыши. Но с другой стороны, ну больно же. Как-то пытаешься что-то сделать, помочь...
- Сколько в процентном соотношении тех, кто попадает к вам в центр, больше никогда не возвращаются к наркотикам? Вы следите за каждым своим бывшим подопечным?
- Вот мы сейчас с тобой здесь сидим, и я сделаю один звонок. Скажу, чтобы все были на месте. Мы с тобой зайдем в фонд. И ты увидишь тридцать человек, которые не колются. Многие не колются, ну 12 лет. Потом ты можешь объехать наши реабилитационные центры, и увидишь еще 270 человек, которые не колются. И большая часть из них не будет колоться год точно. Отвечаю, год - точно. А потом ты скажешь: я хочу еще посмотреть. И тогда я всем скажу: объявите общий сбор, поднимите записные книжки, базы, обзванивайте всех. Много не соберем. Но с тысячу человек точно. Уже собирали. Много лет назад. И это мы можем сделать в течение двух дней.
- Если давление на фонд усилится, что будете делать дальше? Если вдруг повторится ситуация 2003-го, хватит ли у вас сил и желания начать все снова или вы займетесь другим делом?
- Когда мы открывали фонд - это было просто народное восстание против наркоторговцев, - мы не спрашивали разрешений ни у кого. И вот именно поэтому фонд закрыть не может никто в жизни. Никто не может запретить спасать утопающих, тушить пожары, бороться с наркоторговцами. Это просто организованная форма сопротивления.
А В ЭТО ВРЕМЯ
В "Городе без наркотиков" побывал СОБР
Данил СВЕЧКОВ
Стражи порядка продолжают искать в фонде "фашистский концлагерь".
В воскресенье утром к женскому реабилитационному центру фонда в Сарапулке приехали полицейские. Среди них были и люди в черных масках - бойцы СОБРа.
"Народу человек 30. Отдел по борьбе с оргпреступностью ГУВД Свердловской области, СОБР штурмовал, - написал в своем блоге Евгений Ройзман. - Ломали дверь "Женского" ломом, не сумели, девчонки им сами открыли. У них в автобусе с собой были какие-то коробки. Занесли штук 15, что-то будут изымать. Что надо - непонятно. Перерыли все белье. Сидят, дневники читают. Сергей Маленкин (руководитель реабилитационного центра. - Ред.) с девчонками занимался по программе "12 шагов" несколько месяцев и писал с ними дневники. Трех девчонок увезли и одного парня-реабилитанта".
Силовики действовали на основании постановления Березовского городского суда. Прежде чем проникнуть на территорию реабилитационного центра, полицейские через громкоговоритель зачитали фондовцам текст постановления и дали пять минут на то, чтобы те добровольно открыли ворота. Однако навстречу им никто не пошел. Тогда полицейские перелезли через забор.
- Полицейские столкнулись с так называемой "ключницей" - сотрудницей, у которой есть ключи от всех помещений, - рассказал "Комсомолке" Валерий Горелых, руководитель пресс-службы ГУ МВД по Свердловской области. - Ей показали постановление суда. Она в присутствии полицейских позвонила руководству фонда. Ей ответили: "Не открывать!" Только после этого сотрудники полиции вынуждены были прибегнуть к силовым действиям.
Полицейские начали взламывать дверь, но уже после первого удара пациентки открыли ее добровольно.
- Штурма не было, - уверяет Горелых. - Обыск проводился на основании заявлений пациенток центра, которые обратились за помощью в полицию 22 июня нынешнего года, по статье "Незаконное лишение свободы". В помещении было всего семь девушек. Сотрудники полиции обнаружили спиленную решетку от карцера, которую спешно спрятали фондовцы, и ключи от наручников. Если подтвердятся данные о том, что людей содержат, как в фашистских концлагерях, то таким криминалом ни Ройзману, ни его сподвижникам заниматься не позволят. За всю историю существования фонда ни одно правоохранительное ведомство Свердловской области ни разу не ставило задачу любой ценой ликвидировать фонд. Нет такой задачи и сейчас. Если в фонде все будет чисто и честно, они будут работать дальше.
Корреспондент "КП" побывал в альтернативном "Городу без наркотиков" реабилитационном центре в Полевском. (читайте: В Полевском наркоманов лечат иконой "Воскрешение Лазаря")
