В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Профессор МГИМО Алексей Подберезкин: Выступление на совещание генеральных директоров концерна `АЛМАЗ-АНТЕЙ` 23 июня 2012 г. Назад
Профессор МГИМО Алексей Подберезкин: Выступление на совещание генеральных директоров концерна `АЛМАЗ-АНТЕЙ` 23 июня 2012 г.
Они работают на вечность, поэтому идеология им не нужна,
им нужно оправдание собственного существования, им нужна
имитация идеологии[1]

А. Малашенко, либеральный политолог

Нам необходимы механизмы реагирования не только на уже существующие опасности. Нужно научиться "смотреть за горизонт", оценивать характер угроз на 30-50 лет
вперед. Это серьезная задача, требующая мобилизации возможностей гражданской и военной науки, алгоритмов достоверного, долгосрочного прогноза[2]

В. Путин


Не смотря на отсутствие идеологии как устоявшейся системы взглядов элиты и общества, в выступлениях руководства и, особенно, нормативных документах, утвержденных за 2000-2012 годы, просматривается вполне сложившийся подход к оценке существующих и будущих угроз и вызовов национальной безопасности России, а также долгосрочным целям внешний политики России. Важно сразу же подчеркнуть, что на протяжении последнего десятилетия внешняя политика страны в основном отвечала главным требованиям, которые предъявляются к внешней политике любого, а тем более великого, государства:

- последовательность;

- предсказуемость;

- преемственность.

Эти принципы были зафиксированы не раз, в том числе в основных нормативных документах, прежде всего в Концепции внешней политики Российской Федерации, утвержденной президентом страны 12 мая 2008 года, и до этого в Концепции внешней политики Российской Федерации, утверженной 28 июня 2000 года, где в последней редакции, в частности, говорилось[3]:

В соответствии с высшим приоритетом национальной безопасности - защитой интересов личности, общества и государства - главные внешнеполитические усилия должны быть сосредоточены на достижении следующих основных целей:

- обеспечение безопасности страны, сохранение и укрепление ее суверенитета и территориальной целостности, прочных и авторитетных позиций в мировом сообществе, в наибольшей мере отвечающих интересам Российской Федерации как одного из влиятельных центров современного мира и необходимых для роста ее политического, экономического, интеллектуального и духовного потенциала;

- создание благоприятных внешних условий для модернизации России, перевода ее экономики на инновационный путь развития, повышения уровня жизни населения, консолидации общества, укрепления основ конституционного строя, правового государства и демократических институтов, реализации прав и свобод человека и, как следствие, обеспечение конкурентоспособности страны в глобализирующемся мире;

- воздействие на общемировые процессы в целях установления справедливого и демократического миропорядка, основанного на коллективных началах в решении международных проблем и на верховенстве международного права, прежде всего на положениях Устава ООН, а также на равноправных и партнерских отношениях между государствами при центральной и координирующей роли ООН как основной организации, регулирующей международные отношения и обладающей уникальной легитимностью;

- формирование отношений добрососедства с сопредельными государствами, содействие устранению имеющихся и предотвращению возникновения новых очагов напряженности и конфликтов в прилегающих к Российской Федерации регионах и других районах мира;

- поиск согласия и совпадающих интересов с другими государствами и межгосударственными объединениями в процессе решения задач, определяемых национальными приоритетами России, создание на этой основе системы двусторонних и многосторонних партнерских отношений, призванной обеспечить устойчивость международного положения страны к колебаниям внешнеполитической конъюнктуры;

- всесторонняя защита прав и законных интересов российских граждан и соотечественников, проживающих за рубежом;

- содействие объективному восприятию Российской Федерации в мире как демократического государства с социально ориентированной рыночной экономикой и независимой внешней политикой;

- поддержка и популяризация в иностранных государствах русского языка и культуры народов России, вносящих уникальный вклад в культурно-цивилизационное многообразие современного мира и в развитие партнерства цивилизаций".

Не трудно заметить, что перечень основных внешнеполитических целей традиционен и соответствует некой инерции, существующей со второй половины 80-х годов ХХ века. Это в полной мере относится и к перечню основных угроз, которые также выглядят традиционно и не отражают остроты современных проблем безопасности.

Этот подход, к сожалению, не всегда оказывается последовательным и на практике и - что хуже - отнюдь не всегда реализуется в повседневной деятельности практической деятельности, а также стратегическом планировании. Кроме того, оказывается, что эти оценки не увязаны с социально-экономической, финансовой и бюджетной политикой государства, существуют "сами по себе". Тем не менее, можно говорить о неких принципах и оценках, которые зафиксированы не только вербально, в выступлениях, но и в концептуальных документах. Прежде всего речь идет, конечно, о таких документах, как "Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года", "Военной доктрине Российской Федерации", "Концепции внешний политики Российской Федерации", "Морской доктрине России", а также Концепции социально-экономического развития России до 2020 года, посланиях Президента России Федеральному Собранию РФ и других документах.


1. Традиционные и новые угрозы безопасности России.

К сожалению, оценка новых вызовов и угроз национальной безопасности России в Концепции внешней политики России (в редакции 2008 года) не отражает, на мой взгляд, современной приоритетности таких угроз. В частности, тех трех наиболее опасных угроз:

- возвращении военной силы в качестве практического, "используемого" инструмента внешней политики;

- провала идеи евразийской интеграции и

- растущего отставания России в развитии национального человеческого потенциала,- о которых речь пойдет ниже.

Эти угрозы - наиболее актуальны для современной России и носят концептуальный и системный характер, отражаются на всех аспектах национальной безопасности страны - от политики модернизации до финансовой и социальной политики. Но они же, являясь самыми приоритетными, не отражены в основных нормативных документах. Вместо этого дается традиционный набор угроз и вызовов, существующий (по инерции?) с 90-х годов прошлого века. Так, например, в Концепции внешне политики России говорится, что "Новые вызовы и угрозы прежде всего - международный терроризм, наркотрафик, организованная преступность, опасность распространения оружия массового уничтожения и средств его доставки, региональные конфликты, демографические проблемы, глобальная бедность, в том числе энергетическая, а также нелегальная миграция, изменение климата носят глобальный характер и требуют адекватного ответа со стороны всего международного сообщества и солидарных усилий для их преодоления. Существенно возрастает роль экологического фактора, все более актуальной становится проблема профилактики и борьбы с инфекционными заболеваниями. Сложность стоящих перед международным сообществом задач требует выработки сбалансированной стратегии их решения, исходящей из взаимосвязанности проблем безопасности, социально-экономического развития и защиты прав человека"[4].

Думается, что в новой редакции этой Концепции, которая, видимо, предстоит в 2012-2013 годах, нужно пересмотреть перечень и приоритетность таких угроз для страны. Как, впрочем, и в других документах. И прежде всего Стратегии национальной безопасности Военной доктрине России.

Важное значение имели, безусловно, программные статьи В. Путина, опубликованные в январе-марте 2012 года, где, пожалуй, впервые был высказан и сформулирован достаточно полно его подход к комплексу проблем национальной безопасности. Эти идеи, естественно, не успели найти отражения в основных нормативных документах. Более того, к сожалению, этим статьям, даже в "Единой России" было уделено недостаточно внимания.

Экспертное сообщество и СМИ также оказались не заинтересованы в серьезном обсуждении этих материалов, которое могло бы превратиться в общенациональную дискуссию. Допускаю, что это могло быть сделано правящей элитой и сознательно для того, чтобы не идеологизировать выборы: выборы и выступления оппозиции в январе-мае 2012 года, безусловно, концентрировали внимание лишь на текущих, частных, даже второстепенных вопросах, которые не имели никакого отношения к национальной безопасности, а тем более оценке национальных угроз.

Отчасти в этом виноват и сам В. Путин, который, не имея устойчивой системы идеологических взглядов, нередко достаточно свободно трактовал устоявшиеся понятия. Так, если в Военной доктрине Российской Федерации, например, представления о вызовах и угрозах достаточно четко определены, и приоритеты ясно обозначены, то в статье "Россия и меняющийся мир" к перечню новых вызовов и угроз, обозначенных в специальном разделе, он относит прежде всего и только (!) ситуацию в Иране, КНДР, Афганистане и проблему международного терроризма[5]. Это очевидно противоречит утвержденной в феврале 2010 года Президентом РФ Д. Медведевым Военной доктрине Российской Федерации, где такой перечень угроз четко структурирован.

В этой связи я попробую акцентировать внимание на трех самых главных угрозах, которые по сути остались вне широкой общественной дискуссии в 2012 году. Конечно, существует немало и других угроз, о которых говорят публично и даже фиксируют в официальных документах, но, как представляется, принципиально важно выделить именно те угрозы, которые являются наиболее приоритетными, даже системными, потому, что остальные в той или иной степени являются производными от них.

В этой связи важно отметить один аспект: если для российской политики деидеологизации 90-х годов. ХХ века в области безопасности был определяющим монетарный, макроэкономический фактор (как справедливо заметил либерал Д. Тренин, "реальными ценностями считались только те, что имели денежное выражение")[6], то для политики безопасности второго десятилетия XXI века, - собственно национальная безопасность. Эта трансформация принципиально существенна, хотя, к сожалению, она радикально и не затронула ценностную систему российской элиты и ее внутреннюю политику.

Отдельно следует отметить нарастающую проблему во взаимоотношениях между США и КНР, которая непосредственно сегодня не является актуальной для нашей страны, но которая может стать и проблемой для национальной безопасности России в недалеком будущем. Так, исследователи МГИМО(У) справедливо констатируют: "Очевидно, что Вашингтон не может не проявлять беспокойства в связи с растущей экономической и военной мощью КНР, которая закономерно приведет к усилению политического влияния Китая в АТР и утрате практически монопольного экономического и геополитического регионального и глобального могущества США, и видит в усилении этой мощи вызов безопасности и влиянию США не только в этом регионе, но и в планетарном масштабе. Меры экономического воздействия США на КНР в современном мире практически исчерпаны - уместно вспомнить и о колоссальном внешнем государственном долге США перед Китаем, и о перемещении значительных объемов промышленного производства из США в КНР, мотивированного расчетом на дешевые производительные силы в этой стране, что привело к дефициту рабочих мест и росту социальной напряженности в самих США. Поэтому главным инструментом противодействия США усилению КНР в настоящее время являются политические и дипломатические меры сдерживающего характера"[7].

Эта потенциальная угроза безопасности Росси, как, впрочем и другие угрозы - традиционные и новые, - необходимо держать в поле своего внимания, но все-таки принципиально важно определиться с приоритетами и масштабами наиболее неотложных угроз, о которых речь шла выше. Без акцентирования такого внимания невозможна ни корректировка основных нормативных документов, ни разработка будущей национальной стратегии развития, ни ликвидация провалов в стратегическом прогнозировании и стратегическом планировании страны.


2. Изменение роли АТР и угроза провала
политики евразийской интеграции

Цели нашей внешней политики имеют стратегический,
неконъюнктурный характер и отражают уникальное место
России на мировой политической карте, ее роль
в истории, в развитии цивилизации[8]

В. Путин


Развал Организации Варшавского договора и СССР создал ситуацию, при которой существование России и других постсоветских республик становится в зависимость от глобальных процессов и изменения в соотношении сил в мире. Прежде всего между США и Китаем: Россия оказывается "зажатой" между растущей мощью Китая и НАТО. Под вопрос ставится уже не только суверенитет, но и само существование наций на пространстве бывшего СССР. В таком контексте стратегия евразийской интеграции становится уже не просто одним из важных, но все-таки одним из глобальных процессов, а стратегий, от которой зависит само существование России.

В мире стремительно нарастают процессы изменения соотношении сил в пользу нового центра силы в Азии, которые уже привели к стремительному нарастанию военных потенциалов и обозначили точки вероятных конфликтов не только в этом регионе, но и за его пределами. Политика США по "сдерживанию" Китая приобретает все более отчетливые очертания, хотя и до этого, в других странах, конфликтность угрожающе приобретает военно-политические формы: КНДР, Пакистан, Афганистан, Сирия, Ирак, Иран, да и другие азиатские страны и государства Ближнего Востока и Северной Африки становятся эпицентрами потенциальных конфликтов, где происходит столкновение самых разных интересов.

Россия, к сожалению, не может избежать участия в той или иной форме или возможности дистанцироваться полностью от этих процессов. И не только потому, что они происходят в непосредственной близи от ее границ, но и потому, что она вынуждена занимать какую-то ясную внешнеполитическую позицию, которая, в свою очередь, во многом предопределяет социально-экономическую и внутреннюю политику государства. И "разновекторная дипломатия" может помочь лишь на какое-то время и лишь отчасти: нужна национальная стратегия, сочетающая политические, военные, экономические, информационные и социо-культурные факторы в единой системе. Это хорошо видно на примере создания региональных систем ПРО в США и - потенциально - странами ОДКБ. Тем более, что районы существующих и потенциальных конфликтов соседствуют и влияют не только на Россию, но и на всё постсоветское пространство.

Единственная эффективная стратегия противостояния нарастающему хаосу - евразийская политическая, экономическая и военная интеграция, которая позволит консолидировать российские ресурсы и постсоветских государств, а также вовлечь в этот процесс в той или иной степени другие (в т.ч. и европейские) государства. Соответственно, провал этой стратегии можно рассматривать как наиболее серьезных угрозу национальной безопасности России, невозможность противопоставить нарастающей мощи двух центров силы - США и Китая, - а также нарастающей конфликтности других.

Сегодня существуют попытки стратегического прогноза развития США и Китая на 15-20 лет, но важно отметить, что политические намерения (в отличие от экономических и военно-технических возможностей) меняются значительно быстрее. Трудно прогнозировать как отношения США-России, так и КНО-России даже на среднесрочную, а тем более долгосрочную перспективу. Поэтому неизбежно предстоит исходить из "наихудшего сценария", который применительно к России может означать экономическую и политическую экспансию США и Китая. Никто не может гарантировать нашей стране, что при очередном переделе мира её территория и природные богатся избегнут посягательства от экономических и военных гигантов - США и Китая. Как справедливо заметил Л. Млечин, "Китай - после двух столетий унижений и оскорблений со стороны внешнего мира, вторжения иностранных войск, гражданских войн, революций, голода - на рандеву со своей судьбой. Китай желает сам заново оценить свое место в истории. Почти два тысячелетия он был главным государством Азии. Но в XX веке утерял свое первенство.

Западные державы и Япония заставили Китай почувствовать себя униженным. Китайцы мечтают вернуть себе прежнее положение в мире. Даже если это не говорится вслух, в глубине души они уверены: XXI век станет китайским веком.

Давным-давно Наполеон пророчески заметил: "Когда Китай проснется, весь мир вздрогнет""[9].

И это не пустые слова.

Необходимо отметить, что в важнейшем нормативном документе, определяющем внешнюю политику России, - Концепции внешней политики Российской Федерации (в редакции 2008 года), приоритет евразийской политики выглядел слабо, только в контексте многовекторной внешней политики и в соответствующем (IV разделе Концепции) разделе "Региональные приоритеты", что, конечно же, не соответствует масштабу и актуальности проблемы. В Концепции, в частности, говорится: "В контексте многовекторной внешней политики Российской Федерации важное и всевозрастающее значение имеет Азиатско-Тихоокеанский регион, что обусловлено принадлежностью России к этому динамично развивающемуся району мира, заинтересованностью в использовании его возможностей при реализации программ экономического подъема Сибири и Дальнего Востока, необходимостью укрепления регионального сотрудничества в сфере противодействия терроризму, обеспечения безопасности и налаживания диалога между цивилизациями. Продолжится активное участие России в основных интеграционных структурах Азиатско-Тихоокеанского региона - форуме "Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество", механизмах партнерства с Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), включая региональный форум АСЕАН"[10].

Примечательно, что в своей статье "Россия и меняющийся мир" В. Путин уже выделил специальную рубрику - "Повышение роли России в Азиатско-Тихоокеанском регионе", которую он впервые по порядку и приоритетности поставил перед соответствующими рубриками, посвященными соответственно отношениям с Европой и США.

Кроме этого в рубрике обращает на себя внимание перечень стран и регионов, которые В. Путин включает в АТР, а именно - Китай, Индия, страны БРИКС, "страны Азии, Латинской Америки и Африки", а также "Большой двадцатки"[11].

Все это говорит о растущей, даже лидирующей роли стран АТР в мировй политике и во внешней политике России, а также о расширенном толковании политической географии и роли этих стран в судьбе России. Подчеркну, - которая пока что не нашла адекватного отношения в основополающих нормативных документах.

Закономерно, кстати, что активизированный В. Путиным процесс евразийской интеграции становится по сути политическим вектором России в АТР. Как известно, тема евразийской интеграции, существовавшая несколько десятилетий фактически в забвении, была актуализирована В. Путиным в его статье в "Известиях" 3 октября 2011 года, которая сопровождалась целым рядом энергичных действий правительства, Государственной Думы России, отдельных партий и общественных организаций в последующие месяцы, прежде всего, в области экономической интеграции[12]. Но не только инициативы стали проявляться и в образовательной, культурной и информационной областях. Было активизировано и военно-техническое сотрудничество.

Между тем проблемы внешнеполитической стратегии и безопасности как-то были отодвинуты на второй план, хотя их обсуждение имеет принципиальное значение.

На первый план были выдвинуты вопросы экономической интеграции - деятельности Таможенного союза, и Единого экономического пространства - хотя уже тогда говорили о возможности расширения политической интеграции, создании единой валюты и т.д. Концепция, сформулированная В. Путиным, выглядела следующим образом: "Мы предлагаем модель мощного наднационального объединения, способного стать одним из полюсов современного мира и при этом играть роль эффективной "связки" между Европой и динамичным Азиатско-Тихоокеанским регионом. В том числе это означает, что на базе Таможенного союза и ЕЭП необходимо перейти к более тесной координации экономической и валютной политики, создать полноценный экономический союз.

Сложение природных ресурсов, капиталов, сильного человеческого потенциала позволит Евразийскому союзу быть конкурентоспособным в индустриальной и технологической гонке, в соревновании за инвесторов, за создание новых рабочих мест и передовых производств. И наряду с другими ключевыми игроками и региональными структурами - такими как ЕС, США, Китай, АТЭС - обеспечивать устойчивость глобального развития"[13].

Между тем объективно евразийская политика значительно более масштабная идея, чем только экономическая интеграция. Она имеет широкое внутриполитическое и международное значение. Как справедливо заметил академик М. Титаренко, "Только Россия, основывающаяся на евразийской парадигме, способна решить проблемы возрождения, сохранения своей территориальной целостности, подъема культур всех населяющих ее народов и расцвета русской культуры - стержень единства и взаимодействия цивилизаций.

Только Россия, базирующаяся на евразийской парадигме, способна играть важную роль и взаимодействовать в рамках таких международных структур, как РИК и БРИК.

Только Россия, как евразийская держава, способна поддерживать и развивать и даже добиться признания равноправия и взаимовыгодности суверенных ее отношений с европейским сообществом, с США, Индией, Японией, другими странами и интегрироваться в региональные структуры АТР и Европы"[14].

Надо отметить, что в важнейших нормативных документах, формализирующих политику России в области национальной безопасности, новая евразийская политика пока что не отражена, что в принципе понятно: они были приняты до этого "стратегического разворота" В. Путина в 2011 году. Так, в Военной доктрине Российской Федерации, утвержденной Президентом России 5 февраля 2010 года, среди "основных внешних военных опасностей" перечисляются (вполне традиционно) следующие:

"а) стремление наделить силовой потенциал Организации Североатлантического договора (НАТО) глобальными функциями, реализуемыми в нарушение норм международного права, приблизить военную инфраструктуру стран - членов НАТО к границам Российской Федерации, в том числе путем расширения блока;

б) попытки дестабилизировать обстановку в отдельных государствах и регионах и подорвать стратегическую стабильность;

в) развертывание (наращивание) воинских контингентов иностранных государств (групп государств) на территориях сопредельных с Российской Федерацией и ее союзниками государств, а также в прилегающих акваториях;

г) создание и развертывание систем стратегической противоракетной обороны, подрывающих глобальную стабильность и нарушающих сложившееся соотношение сил в ракетно-ядерной сфере, а также милитаризация космического пространства, развертывание стратегических неядерных систем высокоточного оружия;

д) территориальные претензии к Российской Федерации и ее союзникам, вмешательство в их внутренние дела;

е) распространение оружия массового поражения, ракет и ракетных технологий, увеличение количества государств, обладающих ядерным оружием;

ж) нарушение отдельными государствами международных договоренностей, а также несоблюдение ранее заключенных международных договоров в области ограничения и сокращения вооружений;

з) применение военной силы на территориях сопредельных с Российской Федерацией государств в нарушение Устава ООН и других норм международного права;

и) наличие (возникновение) очагов и эскалация вооруженных конфликтов на территориях сопредельных с Российской Федерацией и ее союзниками государств;

к) распространение международного терроризма;

л) возникновение очагов межнациональной (межконфессиональной) напряженности, деятельность международных вооруженных радикальных группировок в районах, прилегающих к государственной границе Российской Федерации и границам ее союзников, а также наличие территориальных противоречий, рост сепаратизма и насильственного (религиозного) экстремизма в отдельных регионах мира"[15].

Как видно из перечня этих угроз, они выглядят вполне традиционно, даже классически. Что, на мой взгляд, не соответствует ни актуальности, ни приоритетности. Практически все из них могли бы с успехом быть отнесены как к началу 90-х годов прошлого века, так и к прошедшему десятилетию. Примечательно, что в Военной доктрине среди приоритетов военно-политического сотрудничества также не упоминается приоритет военно-политическое сотрудничество в рамках евразийства, хотя отдельные его элементы, отчетливо обозначены[16]:

"Основные приоритеты военно-политического сотрудничества:

а) с Республикой Беларусь:

- координация деятельности в области развития национальных вооруженных сил и использования военной инфраструктуры;

- выработка и согласование мер по поддержанию обороноспособности Союзного государства в соответствии с Военной доктриной Союзного государства;

б) с государствами - членами ОДКБ - консолидация усилий и создание коллективных сил в интересах обеспечения коллективной безопасности и совместной обороны;

в) с другими государствами - участниками СНГ - обеспечение региональной и международной безопасности, осуществление миротворческой деятельности;

г) с государствами ШОС - координация усилий в интересах противодействия новым военным опасностям и военным угрозам на совместном пространстве, а также создание необходимой нормативно-правовой базы;

д) с ООН, другими международными, в том числе региональными, организациями - вовлечение представителей Вооруженных Сил и других войск в руководство миротворческими операциями, в процесс планирования и выполнения мероприятий по подготовке операций по поддержанию мира, а также участие в разработке, согласовании и реализации международных соглашений в области контроля над вооружениями и укрепления военной безопасности, расширение участия подразделений и военнослужащих Вооруженных Сил и других войск в операциях по поддержанию мира"[17].

Как видно, концепция евразийского сотрудничества пока не нашла отражения в военно-политическом планировании России, ограничиваясь развитием отношений с традиционными партнерами и ОДКБ. Между тем, думается, что страны Евросоюза можно было бы шире рассматривать в качестве потенциальных партнёров. Соответственно при таком подходе "выпадают" из эпицентра внимания такие принципиальные угрозы, например, как создание системы ПРО США в АТР, возросшая конфликтность между США и Китаем, стремительный рост военных расходов в Китае, США и ряде других стран АТР и т.д.


3. Создание реальных условий для применения военной силы
в качестве инструмента внешней политики в ХХI веке.

Главной угрозой безопасности России является стремление США превратить военную силу в "используемый" инструмент их внешней политики как на региональных, так и на глобальном уровне. Необходимо признать, что в период "холодной войны" и после ее окончания существовали объективные сдерживающие факторы, прежде всего, военно-стратегический паритет, который делал такую возможность опасной и в силу этого даже малореальной. Такая ситуация никогда и в никакие периоды после Второй Мировой войны не устаивала США, которые пытались все эти десятилетия не допустить подобного равновесия за счет наращивания военно-технического превосходства.

Приходится признать, что с 90-х годов ХХ века в силу развала ОВД и СССР ситуация стала стремительно меняться в пользу такой политики США. Что немедленно отразилось на резко возросшей численности и интенсивности региональных и локальных конфликтов. Тем не менее стратегический паритет оставался сдерживающим фактором по отношению к России. Добавлю, что ко второму десятилетию XXI века - единственным фактором.

Именно ликвидация такого фактора лежит в основе современной военно-политической стратегии США, которой способствует системный кризис в России, в том числе развал ОПК страны.

Наиболее ярко это стремление США видно на примере научно-технических и военно-технических программ по созданию глобальной системы противоракетной обороны, которые разрабатываются - системно, последовательно и целенаправленно - с 1982 года. Важно подчеркнуть, что эта стратегическая установка существует вот уже более 30 лет в соответствии со следующими принципами:

- во-первых, преемственностью политики, которая в целом не зависит от того какая партия находится в большинстве в Конгрессе США или победила в Белом доме. Это дала, в частности, основание для В. Путина заявить 19 июня 2012 года на саммите "двадцатки" в Лос-Кабосе:

"Я думаю, что проблема ПРО не будет решена вне зависимости от того, будет переизбран Обама или не будет. США идут по пути создания своей собственной ПРО уже не один год, и я пока не вижу ничего, что могло бы изменить их подхода", - сказал Путин.

Он подчеркнул, что кардинально ситуацию можно было бы изменить лишь в том случае, если бы CША согласились создавать ПРО совместно с Россией и ЕС.

Президент подчеркнул, что предложение Москвы заключается в том, чтобы и Россия, и США, и Европа были бы "равноправными участниками этого процесса"[18].

- во-вторых, глобальную ПРО следует рассматривать как часть формируемого сегодня единого стратегического наступательно-оборонительного комплекса, в который входят системы обнаружения, боевого управления, связи и разведки, а также наступательные стратегические силы;

- в-третьих, сокращение СНВ, как, впрочем, и других вооружений, рассматривается США как часть такой политики, облегчающей создание стратегического комплекса, в т.ч. с использованием новейших неядерных вооружений.



При создании системы противоракетной обороны США в Европе должно быть учтено мнение России, говорится в докладе о европейской оборонной стратегии и политике безопасности и обороны, одобренном комитетом Европарламента по международным делам.

По мнению членов комитета ассамблеи по международным делам, "новая версия противоракетного щита, которая предусмотрена американской администрацией, должна быть изучена углубленно и проверена".

Ожидается, что подготовленный подкомитетом Европарламента по безопасности и обороне доклад будет вынесен на утверждение ассамблеи на пленарной сессии в марте в Страсбурге.

Описание основных военных угроз в Военной доктрине Российской Федерации в целом соответствует действительности, но - намеренно или нет - не конкретизируется. Так, в этом документе в специальном разделе N 10 говорится:

"Основные военные угрозы:

а) резкое обострение военно-политической обстановки (межгосударственных отношений) и создание условий для применения военной силы;

б) воспрепятствование работе систем государственного и военного управления Российской Федерации, нарушение функционирования ее стратегических ядерных сил, систем предупреждения о ракетном нападении, контроля космического пространства, объектов хранения ядерных боеприпасов, атомной энергетики, атомной, химической промышленности и других потенциально опасных объектов;

в) создание и подготовка незаконных вооруженных формирований, их деятельность на территории Российской Федерации или на территориях ее союзников;

г) демонстрация военной силы в ходе проведения учений на территориях сопредельных с Российской Федерацией или ее союзниками государств с провокационными целями;

д) активизация деятельности вооруженных сил отдельных государств (групп государств) с проведением частичной или полной мобилизации, переводом органов государственного и военного управления этих государств на работу в условиях военного времени"[19].

Как видно из этого перечня на первом месте (пункт "а") находится военно-политическая угроза ("обострение межгосударственных отношений " и "создание условий для применения военной силы"), суть которой в Военной доктрине не раскрывается, ведь "обострение отношений и "создание условий" можно трактовать очень широко и по-разному. В сегодняшней действительности, на мой взгляд, это прежде всего может быть:

- политическое соперничество и противоборство между США и их союзниками и целым рядом государств. Как потенциально с Китаем, так и Ираном, КНДР, Кубой, да и другими странами;

- стремительный рост военных потенциалов США, Китая, ряда стран Юго-Восточной Азии, которые увеличились в несколько раз всего лишь за одно десятилетие;

- новые военно-технические возможности, которые предоставляет НТР для использования военной силы. Речь идет о высокоточных неядерных вооружениях, включая беспилотники, новых системах обнаружения и боевого управления, киберопераций и т.д.

- создании оборонительного потенциала на всех уровнях и во всех регионах мира, включая АТР, а не только Европу.

В конечном счете именно эти тенденции раскрывают содержание зафиксированного в Военной доктрине РФ положения о "создании условий для применения военной силы". Это означает, что существовавшая в последние 40 лет ситуация, когда США были ограничены в возможностях использования военной силы, пытаются устранить сознательно, создавая для этого новые средства и разрабатывая новые способы использования военной силы.

Важно подчеркнуть, что возможность эффективно использовать военную силу зависит от военного научного и технологического превосходства, а оно определяется сегодня прежде всего лидерством в развитии национального человеческого капитала (НЧК). Именно НЧК, а не заимствованными технологиями, которые заведомо отстают (особенно в военной области) на 15-20 лет от существующих в развитых странах. Такое тождество можно изобразить следующим образом:



В свою очередь НЧК определяется многими факторами, вес которых разными авторами оценивается по-разному. Так, исследователь этой проблемы Ю. Корчагин, например, описывает эту ситуацию следующим образом[20].



С точки зрения военно-стратегической, США считают, что АТР становится для них задачей номер один. Новая американская стратегия исходит из необходимости продолжения наращивания военных расходов (с 2000 по 2011 гг. они выросли с 300 млрд долл. до 700 млрд долл.)., но оптимизирует их в зависимости от приоритетов. По оценке экспертов МГИМО(У) "... предполагается сосредоточение усилий на кибервойне и использовании беспилотных летательных аппаратов (БЛА). США сократят свой ядерный арсенал, а также пересмотрят свою роль в стратегии обороны в целом. В новой концепции декларируется отказ от многолетней позиции американской армии, которая была способна вести две крупные войны одновременно. На ее место приходит другая цель - борьбы и сдерживания, т.е. участие в одном крупном конфликте при одновременном сдерживании на другом стратегическом направлении как максимум. Также, согласно новой стратегии, США планируют как можно дольше кооперировать с союзническими и коалиционными силами. Одна из главных целей - значительно сократить наземные войска и больше полагаться на потенциал авиации и флота, с тем, чтобы сдерживать Китай или таких противников, как Иран или Северная Корея. Сокращение армии требует и менее интенсивного военного присутствия в Европе. В то же время США перенесут центр тяжести военной силы в АТР, а их присутствие на Ближнем Востоке останется столь же значительным"[21].


4. Период "фазового перехода" и цивилизационная угроза

Важно понимать, что человечество во втором десятилетии XXI века переходит в новую фазу развития, своего рода "фазовый переход", новое качество экономики, социальных отношений и, как производное, - международных отношений. Растущее значение экологических, энергетических и других проблем - одно из проявлений "фазового перехода".

Другое проявление - появление новых политических и военных центров силы, политических организаций (типа "Большой двадцатки", БРИКС, ШОС и т.д.), которые начинают теснить старых игроков на международной арене.

Третье проявление "фазового перехода" это резкое возросшее значение человеческого потенциала, вообще науки о человеке и смежных наук, например, на стыке наук об информации и человеке. Это означает, что наступает новый этап НТР, лидерство в котором будет предопределять не только экономическую и военную, но и социальную мощь государства.

Здесь важно подчеркнуть, что на таком этапе развития технологические заимствования уже не могут играть решающей роли. "Заимствования" означают заведомое отставание (на 15-20 лет) государств в НТР. Отсюда - важнейшая роль той части национального человеческого капитала, которая определяется уровнем развития национальной фундаментальной и прикладной наукой и образованием. Важно понимать (а неудачные попытки модернизации России в 2005-2012 годах говорят о том, что в российской правящей элите это осознается плохо), что технологические заимствования консервируют отставание и делают процесс догоняющего развития бесконечным. Мир ко второму десятилетию XXI века четко разделился на постиндустриальную часть и индустриальную, которые все больше отделяются друг от друга. Россия принадлежит к индустриальному миру, а ее политика модернизации означает, что страна приобретает технологии и знания, которые уже устарели как минимум 15-20 лет назад. Это - абсолютно бесперспективная стратегия развития, которая будет вести к дальнейшему отставанию страны и создает наиболее опасную угрозу национальной безопасности. Как справедливо считают некоторые российские эксперты, "Деление на индустриальный и постиндустриальный мир - это не просто классификационное различие, не просто констатация разных "Два мира реально формируются. Постиндустриальный мир замыкается в себе. Возрастает доля экспорта развитых стран в развитые страны: в 1953 г. - 38%, в 1963 г. - 49%, в 1973 г. - 54%, в 1990 г. - 76%. Так же "замыкается" и ввоз-вывоз капитала. 90% зарубежных инвестиций в США идут из 7 стран, и на них же приходится 60% зарубежных американских инвестиций. К началу 90-х гг. семи ведущим постиндустриальным странам принадлежало 80,4% мировой компьютерной техники, 87% патентов, 90,5% высокотехнологичного производства.

И эта ситуация не может в обозримое время кардинально измениться. Страны - члены ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития), т.е. наиболее развитые страны, тратили в 1990-е годы на научные исследования в среднем 400 млрд. долл. (в ценах 1995 г.) в год. На США сейчас приходится 44% общемировых затрат на научные исследования.

Очень показательно, что в подавляющем большинстве стран, пытающихся догнать... развитые страны, ставится задача модернизации. А что это значит? Это значит освоение того, что в мире уже есть. Все попытки провести модернизацию имеют целью более или менее творческое заимствование созданного другими. Но это означает бесконечный комплекс неполноценности.

Догоняющий тип развития способен дать многое, пока страны конкурируют в пределах одной системы производительных сил. Но самые быстро растущие страны Азии находятся на этапе индустриализации. Они увеличивают выпуск уже имеющихся в мире товаров, используя втягивание в производство все новых слоев населения"[22].

Наконец, четвертое проявление "фазового перехода" происходит на уровне мировоззренческом и социальном. Вот как его описывает известный эксперт А. Неклесса: "К концу века утрата оснований прежним строем становится очевидной. Рушатся классовые, расовые, национальные перегородки и параллельно возникают новые; привычные коллективные несогласия замещаются индивидуальными разночтениями, совершается контркультурный переворот. В постиндустриальном контексте прописываются позиции критического, интеллектуального, креативного класса, происходит революция элит. Человеческий космос персонализируется и усложняется, былые иерархии, коды деятельности разрушаются либо преображаются, порою с точностью до наоборот. Делегирование полномочий становится под сомнение, происходит сдвиг к прямой, но асимметричной (конкурентной) демократии пассионарностей, ориентированной скорее на социальное, нежели политическое обновление, а в самом обществе нарастает "бешенство превращений", ведется страстная борьба за право на индивидуальность"[23].

Фактически происходит социальная революция, в результате которой прежние представления о социальной структуре общества, его ценностях, классовых и расовых отличиях стремительно ломаются. Одновременно возникают новые до этого неизвестные.

Особенно важное значение приобретает новый социальный слой - креативный класс и роль отдельного индивидуума - творца, который начинает вести "страстную борьбу за индивидуальность".

Проблемы экономики, общества, ОПК и Армии тесно связаны между собой. Какие экономика и общество - такая и Армия. Как справедливо заметил Ю. Корчагин, "Перед Россией сейчас стоит та же проблема, что стояла и перед СССР накануне его распада. СССР, при всей своей мощи, смог создать только 3-4-е технологические уклады (ТУ) экономики, а на 5-м споткнулся и затем распался (таблица).

К тому же, даже продукция 3-4 ТУ российской экономики была и остается низко конкурентоспособной на мировых рынках[24].



Надо сказать, что такая ситуация существует в сложной международной и военно-политической обстановке, когда стремительно растут военные расходы, а военные потенциалы стран приобретают качественно новое значение. Это особенно заметно на примере АТР, где, например, "КНР с 2002 по 2009 гг. поднялась в мировом рейтинге расходов на вооружение с 7-го места на 2-е[25]. Рост официальных военных расходов КНР чрезвычайно динамичен - почти в 5 раз за 10 лет: от 21,743 млрд в 2000 г. до 100,425 млрд в 2009 г. Следует принимать во внимание, что в ежегодных докладах Министерства обороны США Конгрессу[26] производится обоснование оценок, согласно которым реальные военные расходы КНР в 1,7-2,6 раз превышают официальные суммы. Большинство аналитиков сходятся во мнении, что официальные военные расходы (расходы государственного бюджета по статье "Национальная оборона") не являются единственным источником финансирования, и реальные военные расходы существенно превосходят официальные". Международный институт исследования проблем мира (SIPRI) в 2004 г. доказал, что официальные военные расходы КНР предназначены главным образом для финансирования НОАК, в то время как финансирование фундаментальных оборонных исследований, перевооружение и развитие ВПК осуществляется из других бюджетных источников - Фонда научных исследований и разработок и Фонда развития новых видов продукции. Согласно оценке SIPRI, реальные военные расходы Китая в среднем более чем вдвое превышают официальные"[27].

Ю. Корчагин справедливо считает, что "Величина и качество советского интеллекта, ЧК и государства оказались недостаточными для перехода к 5-му ТУ экономики. Свои микроэлектронику, компьютерные, информационные и другие высокие технологии создать не удалось. Лопнуло там, где было тонко, - в высоких технологиях"[28].

Важной особенностью "фазового перехода" становится ведущая роль национального человеческого капитала, который характеризуется как количественными, так и качественными (демографическими) параметрами.

Если говорить о демо, то известно, что начиная с 1990 года вплоть до 2012 года существовал огромный провал, или "демографическая яма" в Российской Федерации, которую вероятно, удалось остановить только в 2012 году.

Но и за пределами Российской Федерации шел процесс сокращения "русского присутствия". Как отметил Д. Тренин, "После обретения независимости русских стали увольнять или вытеснять с ответственных постов в правительстве, государственном аппарате, полиции, вооруженных силах, образовании и других важнейших структурах"[29].



"Следующий шестой ТУ в части новых технологий будет ориентирован на совершенствование здоровья и интеллектуальных возможностей человека, на социум, на повышение качества жизни, включая климат, среду обитания и труда (human technology), на развитие нанотехнологий, технологий естественного и искусственного интеллекта. В ядро 6-го ТУ войдут социальные технологии, технологии сознания и мозга, climate technology (климатические технологии), водородная энергетика и синтетический газ, био- и нанотехнологии, клеточные технологии, генная инженерия, мембранные и квантовые технологии (табл.).

Согласно прогнозам, 6-й технологический уклад вступит в фазу распространения в 2015-2030 гг., а в фазу зрелости - в 2040-2050 годах. При этом социальные технологии и технологии развития личности и совершенствования здоровья населения будут развиваться опережающими темпами. Новый ТУ создадут здоровые и интеллектуально развитые люди (креативный класс).

Для России 6-й ТУ экономики пока принципиально не достижим, как, впрочем, и 5-й уклад. Для этого предварительно необходимо в условиях конкуренции и профессиональных реформ создать высококачественные системы воспитания, культуры, образования, науки и конкурентоспособное качество жизни. Распад СССР - это накопленный отрицательный опыт, доказывающий сделанные выводы.

Важно подчеркнуть, что решение этой задачи, как и реализация евразийской политики, требует совершенно новой системы государственного и политического управления, прежде всего, в целях эффективного использования - консолидации и мобилизации - национальных ресурсов. Причем не только федеральных, но и региональных, и местных. Не только финансовых (которые сегодня прежде всего имеются ввиду), но и моральных, идеологических, духовных. Как справедливо заметил академик М. Титаренко, "Концепция России, как евразийской державы, требует серьезного реформирования нынешней системы управления экономикой и глубоких изменений форм и методов управления регионами из центра.

1. Жесткий политический моноцентризм, диктуемый огромными пространствами и наличием порождаемого на местах сепаратизма, ролью региональных факторов, тем не менее, должен сочетаться с необходимым учетом географического, культурного, социального своеобразия регионов и предусматривать в экономическом плане значительный потенциал региональной самодеятельности, права регионов к творческому самосовершенствованию и видоизменению, права адаптировать поступающие из центра общие указания к местным условиям.

2. Подлинное решение задач развития России как евразийской державы требует серьезного реформирования ее административно-экономической системы, укрупнения административных структур. Опыт экономического подъема развитых стран Запада, США и Японии, а также Китая дает пример разделения функций управления процессами развития экономики между столицей и региональными центрами"[30].


_____________________________

[1] Самарина А., Родин И. Парламентаризм по-русски // Независимая газета. 2012. 18 июня. С. 1.

[2] Путин В.В. Быть сильными: гарантии национальной безопасности для России // Российская газета. 2012. 20 февраля. С. 1.

[3] Концепция внешней политики Российской Федерации. Утверждена 12 мая 2008 года (Пр-1440) // http://archive.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108/shtm

[4] Концепция внешней политики Российской Федерации. Утверждена 12 мая 2008 года (Пр-1440) // http://archive.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108/shtm

[5] Путин В.В. Россия и меняющийся мир // Коммерсант. 2012. 27 февраля. С. 2.

[6] Тренин Д.В. Post-Imperium: евразийская история // М: Московский центр Карнеги, РОССПЭН, 2012. С. 277.

[7] Чайковский М.М. Казанцев А.А. Сравнение военных потенциалов США, КНР и некоторых стран АТР. Аналитическая записка. М.: МГИМО(У), 2012. Май. С. 3.

[8] Путин В.В. Россия и меняющийся мир // Коммерсант. 2012. 27 февраля. С. 2.

[9] Млечин Л.М. Китай - великая держава номер один? СПб.: БХВ, 2012. С. 5.

[10] Концепция внешней политики Российской Федерации. Утверждена 12 мая 2008 года (Пр-1440) // http://archive.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108/shtm

[11] Путин В.В. Россия и меняющийся мир // Коммерсант. 2012. 27 февраля. С. 2.

[12] Путин В.В. Новый интеграционный проект для Евразии - будущее, которое рождается сегодня // Известия. 2011. 3 октября. С. 1.

[13] Путин В.В. Новый интеграционный проект для Евразии - будущее, которое рождается сегодня // Известия. 2011. 3 октября. С. 1.

[14] Титаренко М.Л. Россия и ее азиатские партнеры в глобализирующемся мире. Стратегическое сотрудничество: проблемы и перспективы. М.: ИД "ФОРУМ", 2012. С. 94.

[15] Военная доктрина Российской Федерации. Утверждена Указом Президента Российской Федерации. 5 февраля 2010 г.

[16] Военная доктрина Российской Федерации. Утверждена Указом Президента Российской Федерации. 5 февраля 2010 г.

[17] Военная доктрина Российской Федерации. Утверждена Указом Президента Российской Федерации. 5 февраля 2010 г.

[18] Проблема ПРО не будет решена вне зависимости от избрания Обамы - Путин. 20 июня 2012 / РИА новости / www.ria.ru

[19] Военная доктрина Российской Федерации. Утверждена Указом Президента Российской Федерации. 5 февраля 2010 г.

[20] Корчагин Ю.А. Человеческий капитал в вопросах и ответах // http://www.lerc.ru/articles/0003/0020

[21] Чайковский М.М. Казанцев А.А. Сравнение военных потенциалов США, КНР и некоторых стран АТР. Аналитическая записка. М.: МГИМО(У), 2012. Май. С. 5.

[22] В поисках "китайского чуда": Сборник статей, посвященных 80-летию Ю.В. Чудодеева / Институт востоковедения РАН. / М.: ИВ РАН, 2011. С. 191.

[23] Неклесса А.И. Будущее и грядущее: кризис современного мира // Политические исследования. 2012. N 2. С. 75.

[24] Корчагин Ю. Российское государство, экономика, Армия и человеческий капитал / ЦИРЭ: Центр исследований регионой экономики. Эл. ресурс: ЦИРЭ / http://www.lerc.ru

[25] The World Bank. 2011. World Development Indicators and Global Development Finance / http://data. worldbank.org/data-catalog

[26] US DoD. 2005-2009. Military Power of the People`s Republic of China 2005, 2006, 2007, 2008, 2009: Annual Report to Congress, http://www.defense.gov/pubs/; US DoD. 2010-2011. Military and Security Developments Involving the People`s Republic of China 2010, 2011: Annual Report to Congress. http://www.defense.gov/pubs/

[27] Чайковский М.М. Казанцев А.А. Сравнение военных потенциалов США, КНР и некоторых стран АТР. Аналитическая записка. М.: МГИМО(У), 2012. Май. С. 3.

[28] Корчагин Ю. Российское государство, экономика, Армия и человеческий капитал / ЦИРЭ: Центр исследований регионой экономики. Эл. ресурс: ЦИРЭ / http://www.lerc.ru

[29] Тренин Д.В. Post-Imperium: евразийская история // М: Московский центр Карнеги, РОССПЭН, 2012. С. 264.

[30] Титаренко М.Л. Россия и ее азиатские партнеры в глобализирующемся мире. Стратегическое сотрудничество: проблемы и перспективы. М.: ИД "ФОРУМ", 2012. С. 92.


Алексей Подберезкин - профессор МГИМО

25.06.2012

www.nasled.ru



Док. 651817
Перв. публик.: 25.06.12
Последн. ред.: 04.07.12
Число обращений: 0

  • Подберезкин Алексей Иванович
  • Малашенко Алексей Всеволодович

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``