Профессор МГИМО Алексей Подберезкин: ... все прогнозы и вытекающие из них попытки стратегического планирования, ограничивались лишь макроэкономическими показателями...Назад
Профессор МГИМО Алексей Подберезкин: ... все прогнозы и вытекающие из них попытки стратегического планирования, ограничивались лишь макроэкономическими показателями...
Бесполезность макроэкономического прогноза для стратегии национального развития
Главным приоритетом для России становятся армия и полиция, а не инвестиции в человеческий капитал[1]
И. Николаев, руководитель департамента стратегического анализа "ФБК"
Внешнеполитическая стратегия России должна впитать в себя несколько концептуальных установок, способных расширить "коридор возможностей...[2]
А. Торкунов, ректор МГИМО(У)
В последнее десятилетие необходимость прогнозов стала очевидной. Начался бурный процесс создания таких текстов - на федеральном, отраслевом, региональном и даже на местном уровне. Но поразительно низкая эффективность управленческой деятельности в России в 2000-2011 годы объяснялась, в том числе и тем, что все эти прогнозы и вытекающие из них попытки стратегического планирования, ограничивались лишь макроэкономическими показателями. Они не учитывали огромное количество других, в т.ч. неэкономических факторов. Они их просто игнорировали. Так, многие годы в развитых странах осуждается проблема влияния социального капитала на темпы экономического развития. И. Соболева, например, пишет, что "Исследователи фиксируют разрывы в экономических" результатах стран, которые трудно объяснить различиями их природного, физического и человеческого капитала (накопленного запаса образования). Это свидетельствует о присутствии факторов экономического роста, остающихся вне поля зрения ортодоксальных неоклассических исследований. К ним относятся культура взаимоотношений людей в разных общества, способы их кооперирования, механизмы разрешения конфликтов и т.д. Просматривается отчетливая взаимосвязь социального благополучия и здоровых нормативных установок и успехов экономического развития.[3].
Более того, Всемирный банк запустил обширную программу, направленную на оценку национальных запасов социального капитала и его вклада в экономический рост в различных странах, в том числе в трансформационных экономиках. Как патетически провозглашают эксперты этой организации: "Не будь его, общество бы просто развалилось, и не было бы речи об экономическом росте, устойчивом развитии и благоденствии человечества"[4].
Осмыслению этого вопроса я посвятил специальную книги, где отношу социальный потенциал к институтам национального человеческого капитала, от которых прямо зависят не только темпы развития экономики и общества, но и национальная безопасность, самоидентификация и даже государственный суверенитет[5].
Не было, кроме того, ни новых идей, ни, тем более, новых концепций. Пример с выступлением В. Путина в сентябре 2011 года, когда он за 1,5 часа раздал обещаний на 40 трлн рублей, т.е. принял политическое решение на годы вперед, - показателен.
В конечном счете эти прогнозы оказались абсолютно бесполезны и даже вредны, что доказал провал Концепции долгосрочного социально-экономического развития до 2020 года, утвержденной в марте 2008 года, а также неудача ее последующей корректировки в 2011 году. Концепции и прогнозы не могут заменить отсутствие внятной политико-идеологической программы правящей элиты. Впрочем, даже на политическом уровне элита избегала любых политико-идеологических программ и стратегий, имеющих общенациональный характер.
Во многом это объясняется той методологической сумятицей в общественных науках, которая возникла в последние десятилетия. В том числе и по причине того, что "не все ученые могут не поддаться соблазну простых заимствований и упрощенных объяснительных схем..., которые зачастую ведут не столько к получению знания, сколько к имитации этого процесса-лженауке"[6].
Ситуация в принципе осталась неизменной и в марте 2012 года, тогда группа "корректировщиков" Стратегии-2020 под руководством В. Мау и Я. Кузьминова предложили новый вариант Стратегии-2020, назвав его "Новая модель роста - новая социальная политика"[7], хотя в ней и были учтены некоторые недостатки прежней Стратегии-2020. В частности, в качестве самостоятельного третьего раздела была выделена глава "Новая социальная политика. Развитие человеческого капитала".
Сразу же подчеркну главный недостаток. Новый вариант Стратегии-2020 это все та же Концепция социально-экономического развития, а не стратегия национального развития, которая ставила бы гораздо более широкие цели и учитывала значительно большее количество факторов. Так, если к январю 2015 года ставится задача создания полноценного Евразийского союза (причем, возможно, не только в составе России, Белоруссии и Казахстана, но и других государств[8], то Стратегия-2020, нацеленная до 2020 должна учитывать и этот фактор. Только одно это замечание говорит о частном характере предложенной экспертами Стратегии-2020.
Другая проблема заключается в слабом учете внешнеполитических и военно-политический факторов. Последний, шестой раздел, названный "Внешний контур развития", посвящен анализу международно-экономической ситуации и перспективам развития интеграции на постсоветском пространстве. И по порядку, и по значению это очень узкий раздел, в котором очевидна ориентация на прежние макроэкономические тенденции, а главная задача евразийской интеграции декларируется как "перевод интеграционного процесса из преимущественно политического, надстроечного, в преимущественно экономический..."[9].
Сегодня, таким образом, сложилась неправильная ситуация, при которой реальные приоритеты национального и социально-экономического развития формирует не элита страны и высшие органы власти, а финансово-экономический блок правительства в лице МЭРа, Минфина и группы "независимых" экспертов. И хотя в МЭРе делают основную ставку на государство как на главного инвестора и инициатора разнообразных социальных "нацпроектов", реальную программу и распределение ресурсов предлагают именно российские денежные власти. Соответственно и предлагаемые способы решения всех проблем, прежде всего финансово-монетаристские. Как показал кризис 2008-2011 годов, все его аспекты - а их было великое множество - были сведены к финансовой стабилизации. Так, острейшая социально-политическая проблема - неравенства доходов большинства граждан оказалась нерешенной. Более того, бюрократизация страны привела к дальнейшему отрыву чиновников от работников в своих же отраслях, что видно на следующем примере[10].
Но именно этих приоритетов нет в стратегии социально-экономического развития, хотя она и провозглашает "новую модель роста - социальную политику".[11]
Таким образом ключевые стратегические и идеологические проблемы в современной России пытается ставить и решает МЭР, т.е. всего лишь министерство, пусть сверхкрупное, но министерство, а не Президент, Госсовет или Совет безопасности, а на практики их формулируют финансовые власти.
На мой взгляд, такие задачи должны готовиться отдельным органом Администрации (в Совбезе, например, с участием Правительства, Федерального Собрания, общественных и политических институтов) и формулироваться в стратегии национальной безопасности, которая, является нормативным оформлением идеологии. Стратегия, думается, должна иметь обязательный - с политической и нормативной точки зрения характер - для подготовки бюджетов, других законов и решений, т.е. для деятельности всех министерств, ведомств, региональных властей. Сегодня этого нет. Нет общенациональной идеологии, а стратегия национальной безопасности РФ до 2020 года, принятая в мае 2009 года, отдаленно напоминает обязательный документ, на который ориентируется исполнительная и законодательная, а, тем более, судебная власть.
Элита, прежде всего политическая, включающая высшее политическое руководство страны, должна, опираясь на идеологию (т.е., повторю еще раз, на систему взглядов, ценностей и принципов) и на ее формализованное изложение в Стратегии национальной безопасности, принимать обязательные для исполнения всеми ветвями власти решения. На практике это означает в сегодняшней России, что элита должна сформулировать политико-идеологическую задачу монетарным властям, а не наоборот. Так, если в президентском послании 2007 года стоит задача строить в перспективе по 1 кв.м. ежегодно на человека, т.е. 140 млн кв.м. в год, то эта задача сформулирована высшим политическим руководством. Ее решение должно быть реализовано Правительством и региональными властями. А не наоборот, когда задачу (в масштабах страны) ставят отдельные министерства, чаще всего Минфин и МЭР.
Сегодня такие масштабные и долгосрочные, т.е. стратегические задачи должны в реальности стать прерогативой политического руководства страны в рамках некой идеологии, которую разделяют большинство граждан. Это может быть либо президент, либо победившая партия. Либо они вместе, а не ведомство, регион, либо какой-то чиновник.
Из-за того, что МЭР или Минфин берется за выполнение не свойственных им (идеологических) функций, они и выполняют их по-своему, "неидеологически", как министерства финансов и экономики. Год от года, может быть и лучше, в рамках своих достаточно узких функциональных обязанностей, а в целом - плохо.
Простой пример. Все прогнозы МЭРа - инерционны. В них нет не только идеологической "сверхзадачи", но даже и учета внешних факторов и стимулов развития. Что подтверждает и последующая неизбежная корректировка, которая делается, как правило, уже через несколько месяцев. В результате теряется главная цель развитие НЧП. Структура российского общества стала убогой, препятствующей развитию НЧП. Сегодня она, по оценкам С. Глазьева, выглядит следующим образом[12].
Главная проблема всех существующих прогнозов, и долгосрочных в особенности, это то, что они деидеологизированы, просто экстраполируют существующие экономические тенденции и факторы на будущее, а не ставят задачу, даже сверхзадачу, которая вытекает из общей идеи. Такой прогноз, не учитывает многих важнейших факторов, а, главное, не направлены на решение проблем, сформулированных руководством страны. Что, в итоге гарантирует - такой прогноз наверняка будет не соответствовать действительности: появление новых факторов, открытий, проблем и т.д. неизбежно приведет к серьезным, если не сказать качественным коррективам.
Так, практически не поддаются прогнозированию открытия в фундаментальной науке, а ведь Россия принадлежит к очень узкому клубу стран, занимающихся этой сферой. Но открытия в этой области имеют решающее значение. Дело в том, что фундаментальная наука - это особый "организм", очень хрупкий и своеобразный. Создать ее крайне сложно, разрушить легче легкого. Причем в науке действуют свои нравственные и моральные законы, выработанные научным сообществом за несколько веков, которые экономически невозможно просчитать. Впервые этот своеобразный кодекс чести ученых, стоящих на четырех принципах, был сформулирован известным американским социологом Робертом Мертоном[13].
При этом попытки коммерциализировать, приспособить фундаментальную науку (именно науку, а не результаты) к экономическим потребностям МЭРа, - бессмысленны. По данным соцопросов, проведенных в МГУ, ученых, желающих заниматься внедрением своих результатов в бизнес - менее 1%. Это означает, что коммерциализация науки не только бесполезна, но и обесценивает главный ресурс современного развития - науку, образование, культуру, знания и духовность вообще. Весь этот огромный неэкономический ресурс знаний остается за пределами потребностей "практической экономики". Но это же лишает и профессиональные прогнозы и платы МЭРа реального смысла. Достаточно сказать, что при составлении комплексных стратегических прогнозов, таких, например, как в США и Китае, работают коллективы из тысяч исследователей, представляющих самые различные области знаний. И, кстати, не только знаний но и культуры, искусства, духовности.
Подобная методологическая ошибка ведет не только к ошибкам политическим, идеологическим, но даже экономическим: узкие специалисты-экономисты не могут выйти за рамки такого же узкого коридора своих знаний и опыта, что неизбежно ведет к крупным ошибкам. Таким, например, как недофинансирование культуры, науки и образования в принятом бюджете на 2008-2010 годы.
Вот почему важна именно идеология, которая оперирует качественными характеристиками высшего порядка по отношению к экономике. Она помогает не только уйти от экономического детерминизма, но и сделать прогноз и стратегию менее ошибочной. Кроме того, с политической точки зрения именно идеология формулирует задачи перед всеми исполнителями, а не только теми, кому непосредственно поручена их реализация. Так, если политически будет сформулирована задача опережающего развития (как следствие соответствующей идеологемы), то ее выполнять должны будут все регионы, а не только несколько областей, которые обеспечивают сегодня прирост ВВП в 12-15%, все отрасли, а не только строительная и энергетического машиностроения.
Простая экстраполяция полезна и необходима на начальном этапе формирования стратегии, ибо позволяет сделать сравнение, рассмотреть реальное (сегодняшнее) соотношение сил в мире и место в нем России. Так, динамика 7 лет подъема экономики при В. Путине в первом десятилетии выражена отчетливо в следующих данных,[14] которые были просто экстраполированы правительством на следующие три года - 2008-2010. Подобная экстраполяция, конечно же, не учитывала многих факторов.
И не только кризис 2008-2010 годов (который вообще мало кто прогнозировал), или цены на энергоносители (которые также никто не может с уверенностью прогнозировать), но и такие долгосрочные тенденции в мире, как снижение энергоемкости и материалоемкости производств, увеличение доли наукоемкой продукции, наконец, рост значения потенциала человеческой личности в экономике и обществе.
На самом деле эти и другие тенденции изначально должны были быть заложены не только в стратегических прогнозах, но и планах социально-экономического развития, бюджетных посланиях, наконец, в самых бюджетных не только как экономические, но, прежде всего, устойчивые идеологические и политические тенденции. Что, естественно, не могут себе позволить ни МЭР, ни Минфин, но что должно быть обязательно заложено в стратегии развития государства. Как минимум, в качестве идей и тенденций, которых, кстати, российская наука и общественность во все времена выдвигали немало.
Приведу собственный пример. Еще в 1991-1994 годах было подготовлено большое количество записок, проектов законов и даже больших монографий, которые предупреждали власть о многих проблемах, ставших на повестку дня только недавно. Так, например, в книге "Национальная доктрина России"[15] я писал о необходимости выделения в программах Президента и партий ясных идеологических приоритетов, которые бы и означали фактический политический выбор Властью.
В этой же работе я говорил о том, что в 1992 году впервые смертность превысила рождаемость и прогнозировал дальнейшее развитие этой тенденции (что только через 12 лет привело к появлению национального проекта и демография" и разработке специальных программ), о том, что необходимо использовать собственные ресурсы, а не рассчитывать на Запад, прежде всего культурной, образовательной и духовной потенциал нации и т.д. Эти идеи в большинстве своем были восприняты с опозданием в 10-16 лет, а некоторые до сих пор остаются идеями. Разрыв между новыми идеями в фундаментальной науке и реальной экономике, составляющей в России десятки лет, стал традицией, которая была перенесена и в общественно-политическую реальность, - где, как оказалось, нет вообще связи между идеями, генерируемыми представителями креативного класса, и представителями политического класса России.
Примечательно, что при этом на уровне самоорганизации общественных наук происходят прямо противоположные тенденции. С одной стороны, сокращается количество последователей, умирают целые школы в РАН, университетах и институтах, а, с другой, - появляется множество независимых исследовательских и псевдоисследовательских институтов, центров и служб, некоторые из которых могут предлагать вполне конкурентоспособную научную продукцию для лиц, принимающих решения. Проблема, как представляется, в том, чтобы организовать взаимодействие между властью и генераторами идей не на личном уровне (как это есть, например, у Г. Павловского, В. Фадеева и еще нескольких человек), а на постоянной систематической и формализованной основе.
В этих целях могут быть использованы, естественно, Советы и Комиссии при Президенте России, деятельность которых необходимо переводить с общественной на общественно-профессиональную основу. Их потенциал - как показал опыт Комиссии по противодействию фальсификации истории России - может быть очень высоким, но для этого такой потенциал должен стать фактором, т.е. быть реализованным, что к сожалению, не всегда происходит.
Главное в прогнозах даже не господствующее в них экстраполяция, а то, что она становится уже не экономической тенденцией, а превращается в политико-идеологическое целеполагание, т.е. формулирует цели развития государства и общества, не только как в данном случае на среднесрочную, но и на стратегическую перспективу.
При этом возникает множество вопросов, на которые МЭР, Минфин и другие ведомства не способны ответить в принципе, т.е. изначально, отдавая инициативу выдвижения идей, их оформление в стратегические прогнозы и планирование финансово-экономическим ведомствам, закладывается долгосрочная ошибка. Так, например, учитывая, что каждый процент прироста крупных экономик "весит" значительно больше, чем процент российского прироста (только прирост экономики США в 2005 году был равен всему ВВП России), становится понятным, что, сохраняя нынешний алгоритм развития, догнать ведущие державы мира экономика нашей страны может только в очень и очень отдаленной перспективе. Если вообще когда-нибудь это будет возможно.
Вопрос - политический и идеологический - в том, насколько отдаленной? Если нам потребуется 30 лет, чтобы догнать Германию и 70 лет - Китай и США, - то главный вопрос для России будет таким: а сможет ли выжить в эти годы нация и государство? Хватит ли нам ресурсов обеспечить суверенитет и национальную безопасность? Ответ на эти вопросы лежит в политической и идеологической областях, а не в финансово-экономических. Так, рассчитывать на спокойное, мирное развитие Россия вряд ли может. Как справедливо отмечал в свое время заместитель директора Центра анализа, стратегии и технологий Константин Макиенко, "США с их полуторатриллионным военным бюджетом более чем какое-либо иное государство в мире, закупают вооружение в количествах, которые, выражаясь языком господина Кейси, "значительно превосходят потребности их обороны" и не способствуют не только региональной, но и глобальной стабильности"[16].
Подписание Д. Медведевым и Б. Обамой Договора о сокращении стратегических вооружений в апреле 2010 года, является хорошим примером для стратегического прогноза в военно-технической области: в ходе реализации этих договоренностей в ближайшие годы предполагается сокращение ядерных боеприпасов и их носителей у России и США, что должно укрепить стратегическую стабильность. Но в этой связи возникает ряд других вопросов, которые не являлись предметом договоренностей, а именно:
- как быть с тем, что многие функции стратегического потенциала будут выполняться неядерным оружием и системами боевого управления?
- как учитывать рост ядерных потенциалов других стран, чей удельный вес в 2010 году составлял 10% от российско-американского, но неизбежно увеличится в результате сокращений США и России и развития их ядерных сил?
- как быть с развитием систем противоракетной обороны и боевого управления. Которые де-факто уже стали частью наступательно-оборонительного комплекса стратегических сил США?
- наконец, как быть с тем фактом, что растущая военная мощь США, которая прежде компенсировалась российским потенциалом, станет доминирующей в мир. Не случайно подписание договора о сокращении стратегических вооружений состоялось в апреле 2010 года в Праге, где за год до этого Б. Обама заявил о необходимости ядерного разоружения.
Эти и другие соображения не находят и не могут находить своего отражения в концепциях и планах, разрабатываемых в Минфине и МЭРе, но такие планы в принципе должны быть следствием более общей концепции развития страны. На эту роль не может претендовать и стратегия национальной безопасности до 2020 года, утвержденная в мае 2009 года Президентом РФ, именно в силу своего относительно частного, неидеологического характера, где нет ни сверхзадачи и сверхидеи развития России, ни национальной идеи. Конечно, в качестве такой "сверхидеи" можно сформулировать, как это сделано в Стратегии национальной безопасности России до 2020 года, цели экономического роста: "53. Стратегическими целями обеспечения национальной безопасности являются вхождение России в среднесрочной перспективе в число пяти стран-лидеров по объему валового внутреннего продукта, а также достижение необходимого уровня национальной безопасности в экономической и технологической сферах.
54. Обеспечение национальной безопасности за счет экономического роста достигается путем развития национальной инновационной системы, повышения производительности труда, освоения новых ресурсных источников, модернизации приоритетных секторов национальной экономики, совершенствования банковской системы, финансового сектора услуг и межбюджетных отношений в Российской Федерации"[17].
Но в этой "идее" есть только одна конкретная задача - "войти в пятерку стран-лидеров по объему ВВП", - которая, во-первых, не является бесспорной (например, почему не ВВП на душу населения или по индексу развития человеческого потенциала? Или доли России в Мировой наукоемкой продукции, или образовании и наук?), а, во-вторых, эта идея и главная цель развития не обсуждалась широко ни экспертным сообществом, ни общественным мнением в стране. Она, в том числе и поэтому. Не стала национальной идеей, оставшись одной из идей очередного нормативного документа, о котором забыли все после его принятия. Любопытно, а сколько же раз за год - с мая 2009 года по май 2010 года - ссылались на эту Стратегию руководители страны и представители ее элиты?
Отсутствие механизма "продвижения идей" во властную элиту опасно и поэтому, что сама по себе властная элита в ее нынешнем виде концентрирует в основном представителей власти, а не креативных групп граждан. Но у таких представителей власти, как правило, нет времени и возможности осмыслить, проанализировать ситуацию, они действуют в режиме постоянного цейтнота и форс-мажора. Отсюда - на стратегические решения банально не остается времени и сил.
В любом случае многие факторы рисков остаются за скобками правительственных прогнозов и оценки руководителю страны. В лучшем случае принимается во внимание фактор цены на углеводороды и темпы развития (падения) мировой экономики, т.е. самые общие макроэкономические показатели. Хотя в условиях кризиса 2008-2010 годов основными показателями в развитых странах стали социальные (безработица, уровень доходов), а не финансовые.
Что же касается внешнеполитических или внутриполитических факторов, то они не только не учитываются, но и вообще игнорируются. Как, например, объяснить отказ учитывать в годы правления республиканской администрации возможные действий США, в частности, приход на пост министра обороны Р. Гейтса (посвятившего свою жизнь развалу СССР)? Или резкий рост на 2007 год расходов в США на "защиту демократии" в мире, который возможно привел к активизации антироссийской политики на Кавказе, Осетии, Абхазии, Украине, да и в других постсоветских государствах?
Сегодня требуется жесткий анализ идеологических основ всей предыдущей политики - экономической, финансовой, социальной - России. Не только за 90-е годы прошлого столетия но и за первое десятилетие нынешнего. Как в условиях относительно благоприятного фона развития, так и в условиях кризиса 2008-2010 годов. И не случайно такой анализ делается не только оппозицией (политической - Г. Зюганов, С. Миронов, В. Жириновский, Г. Семигин, но и интеллектуальной), но и представителями самой правящей элиты. Так, только в 2009 году Ю. Лужковым было опубликовано две книги, посвященные этой теме . Другой представитель властной элиты - В. Якунин - даже создал специальный центр для такого анализа под руководством С. Сулакшина, который подготовил десятки критических работ и провел несколько "резонансных" научно-практических конференций. Так, Ю. Лужков, например, сделал весьма примечательный и сугубо идеологический вывод: "Связанные с этим кризисом (2008-2009 г. - А.П.) основные выводы для человечества только кажутся финансовыми и экономическими, тогда как их масштаб в разы превосходит сферу экономики" .
Примечательно, что Ю. Лужков, как и другие критики, избегают идеологической оценки (за исключением С. Миронова, заявившего, что он "не будет строить капитализм"), но неизбежно подталкивают своих слушателей и читателей к этим, т.е. идеологическим выводам.
И главная идея, которая в том или ином виде обсуждается сегодня, это - идеологическая: каков алгоритм развития общества, экономики и государства, предлагаемый правящей элитой.
Спор идей, на самом деле, имеет не философский (кого сегодня в России волнует философия?), а вполне даже экономическое обоснование. Дело в том, что российское общество и часть элиты в принципе перестало устраивать нынешний алгоритм развития, который ни в период "тучных годов", ни в период кризиса так и не смог продемонстрировать свою эффективность. Причин, как уже понимают, много, но главное это то, что отставание России по всем направлениям не сокращается, а увеличивается.
Темпы роста ведущих стран мира за последние десятилетия - как в благоприятные, так и кризисные годы - были достаточно высокими, а США, Индии и Китая, даже очень высокими. Если же добавить, что и в предыдущие 15-20 лет (т.е. в годы, когда экономика России деградировала или развивалась экстенсивно) в этих странах были устойчивые и высокие темпы развития, то это означает, что Россия смогла лишь отчасти присоединиться в последние годы к "рывку" США, Китая и Индии. Во многом благодаря изменению цен на рынке сырья, хотя я уверен, что это не единственный фактор.
"Стремительный" рост экономики России объясняется просто: после обвала 1990-97 гг. и еще одного кризиса 1998 года, все показатели России снизились до уровня 50-х годов. "Рывок" - лишь отчасти восстановил (80-85%) экономику 1990 г. РСФСР к 2006 году и сравнял ее с докризисным (1990 г.) уровнем к 2007 году. Именно с 2007 года начался рост, а не восстановление. О чем свидетельствуют следующие данные.
Подчеркну, - рост, а не развитие. Развитие экономики в России так и не началось, даже в условиях сверхблагоприятной мировой конъюнктуры 200 - начала 2008 годов. Что же касается экстенсивного роста, то он немедленно прекратился, более того, превратился в самое стремительное падение из всех развитых экономик (кроме Украины) в 2008-2010 годах.
Повторю, что эту главную тенденцию видят и знают все. К 2010 году сложилась ситуация, когда даже представители властной элиты стали говорить о системных недостатках стратегии развития (которая, на самом деле, не была на стратегией, ни развитием, а в лучшем случае - попытками финансовой элиты использовать благоприятную конъюнктуру мировых цен).
Другой аспект, признанный правящей элитой в 2010 году, - неэффективность управленческих решений бюрократии, более того, их заведомо коррупционный характер. Именно в 2009-2010 годах Д. Медведев попытался внести очередные коррективы в систему управления экономикой, обществом и государством, носившие в ряде случаев, подчеркнуто идеологический характер. Так, назначение А. Хлопонина полпредом Президента ФФРФ на Кавказе, а В. Вексельберга - "куратором" проекта в Сколково - весьма символические. Когда решался кадровый вопрос о Сколково, как сообщил источник в администрации, олигарха выбрали по принципу потому, что "чиновнику это лучше не поручать"[21].
На самом деле я сомневаюсь в эффективности подобной кадровой стратегии правящей элиты. Разочаровавшись в эффективности госчиновников, не обязательно правильным делать ставку на бизнес, который в России имеем весьма спорные и неэкономические условия для развитии. Мне кажется, что лучший управленец XXI века, это человек, обладающий:
а) профессиональными знаниями (в данном случае, - ученый);
б) творческими способностями, в т.ч. организационными;
в) способность к стратегическому прогнозу и планированию.
Стало к 2010 году очевидным, что необходима широкая научная и экспертная дискуссия, в которой уже не только оппозиция, но и элита пришла бы к пониманию относительно новых идей, их прогноза, стратегии и идеологии развития. В противном случае, будет неизбежна несогласованность как между отраслевыми стратегиями и планами, так и региональными. Так, энергетическая стратегия России на период до 2020 года исходит из роста ВВП страны к тому времени в 2,2-3 раза. Это, кстати, прямо противоречит задаче, сформулированной Президентом РФ, а также создает возможность катастрофической ошибки: если ВВП будет расти быстрее, то экономика будет поставлена в условия энергетического кризиса еще задолго до 2020 года. Что, уже, собственно говоря, и происходит - энергетический кризис стал фактом еще в 2007 году.
Отсутствие общенациональной идеологии развития уже больно бьет экономически. Вот почему послание В. Путина 2007 года выглядело как эквивалент среднесрочного прогноза и стратегии, которые были подкреплены проектом бюджета на 2008-2010 годы.
Следующие послания, уже Д. Медведева, имели политико-идеологический характер, но они не являлись строгой идеологической системой, а, скорее, эмпирическим набором "сигналов" обществу и его элите.
Между тем у ученых как уже говорилось существуют и более сложные, комплексные идеи и стратегические прогнозы, учитывающие огромное количество факторов, но, главное подтверждение практикой. Так, Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) провел еще до кризиса исследование, в ходе которого, например, выяснилось, что в ближайшие 15 лет страну ждет целый ряд кризисов. Важно подчеркнуть, что появление таких прогнозов без предложения и вариантов решения фундаментальных мировоззренческих и идеологических задач, - уже само по себе противоречие, граничащее с крупной ошибкой, но, тем не менее, доказывает прагматическую ценность таких идей.
Приведем другой пример, касающийся уже не энергетики, а образования. Почему-то в 2001-2010 годы сложилось представление (причем не только у Минобра, но и в Правительстве) о том, что в России уже достаточно лиц с высшим образованием. Отчасти это вытекало из объективного факта роста числа студентов в России в последнее десятилетие, но отчасти, из-за того, что руководство страны считает главной проблемой в России качество образования, а не его доступность. Эта оценка и идея легла в основу всей политики Минобра 2005-2010 годов.
Между тем, в России число людей с высшим образованием заметно отстает от уровня стран-лидеров, где высшее образование имеют 22% граждан (в России 20,8%), а в США - 30%. Стратегическая перспектива, по мнению ректора СГА М. Карпенко - и я с ним целиком согласен, потребует через 15 лет того, чтобы уже 60% граждан обладали высшим образованием[22]. Таким образом, если сегодня, не предпринять очень серьезных усилий по повышению доступности образования, то через 15 лет Россия уже не сможет обеспечить себя квалифицированной рабочей силой. Более того, стратегическая идея Россия должна заключаться (как это есть в Японии, например) в превращении к 2030 году высшего образования во всеобщее. Эта задача уже Президента, а не Минобра.
Таким образом, проблема в том, что отставание в выдвижении новых идей, в решении идеологических задач и осмысленном формулировании целей развития общества и государства, ведет к выдвижению ложных идей, созданию неточных, неверных прогнозов и планов развития, которые не учитывают и не опираются на идеологические и политические факторы.
Факторы фундаментальные, базовые, а значит и менее подверженные конъюнктуре и влиянию извне. Такой подход, например, долгие годы господствовал в Правительстве РФ при формировании проектов бюджетов и планов социально-экономического развития, когда международные факторы учитывались в минимальной степени (цена на нефть, темпы развития ВВП), а внутриполитические задачи вообще не были сформулированы. Они "просто" были заменены макроэкономической экстраполяцией.
Типичный пример тому - добросовестный прогноз экономического развития России до 2020 года, подготовленный экономическим советником премьер-министра РФ М. Фрадкова Андреем Белоусовым. Экономист, в частности, пояснил, что расчеты проводились, исходя из колебаний стоимости нефти на уровне 45-50 долларов за баррель. При условии сохранения стоимости нефти в этом диапазоне, по его мнению, "есть еще 6-7 лет, чтобы перестроить экономику и вписаться в те риски, которые мы видим".
Этот и аналогичные справедливые идеи период благоприятных мировых цен так и не были услышаны Минфином до кризиса. Вместо создания нормального инвестиционного климата, кредитной политики, инвестиций свободных ресурсов в экономику, все ресурсы отправлялись "в кубышку", а затем, в период кризиса 2008-2010 годов, тупо тратились. И первая, и вторая политика не требовала ни особенных усилий, ни творческих способностей, но в результате, к 2010 году, Россия вновь вернулась к уровню развития ... 1990 года. Более того, о некоторых отраслях, как справедливо заметил Ю. Лужков в апреле 2010 года в своем выступлении в Дипакадемии, уже "поздно говорить как об отраслях, которые можно восстановить. Их нужно создавать заново".
Между тем, в прогнозе не учитывается мнение экспертов о том, что мировых запасов нефти (во всяком случае, в большинстве стран, включая Россию) вряд ли вообще хватит до 2020 года. Более того, при стабильном росте мировой экономики (до 80% к 2020 году) трудно ожидать, что цена на нефть опустится до 40-50 долл. И уж совсем не понятно, как можно "встроиться" в мировую экономику "за 6-7 лет", когда за 2000-2010 годы, т.е. за тот же период, структура экономики страны практически не изменилась.
Еще больше вопросов вызывают предлагаемые им описания "кризисных периодов". Прогнозировать "социальный" кризис - дело заведомо, как показывает опыт, бесперспективное: Г. Зюганов его прогнозирует с 1991 года каждую осень, а В.И. Ленин накануне февральской революции 1917 года (точнее, за несколько недель) вообще говорил о том, что его поколение не увидит революционных изменений.
Так, говоря о возможных кризисных периодах, Белоусов, сославшись на расчеты, назвал три таких периода: 2007-2008 годы, 2011-2012 годы и 2015-2017 годы. Первый "кризисный узел" должен был носить в основном административный и социально-политический характер при минимальных экономических рисках. На самом деле, как мы уже знаем, кризис начался не в 2007, а в конце 2008 года. И носил он финансовый, фондовый и идеологический характер.
Уже в 2009-20102 годах российская экономика столкнется с более сложными проблемами, которые вызваны не только кризисом: в первую очередь структурными и демографическими, - существенное сокращение трудоспособного населения создал сильное давление на систему пенсионного обеспечения, падение доходов, инфляция, рост цен и тарифов, которые немыслимы в период кризиса в развитых странах, показали всю ошибочность существующего алгоритма развития.
Нужны новые идеи и их носители во властной элите, ведь в 2011-2020 годах риски, как считают ученые, могут достигнуть максимальных значений за счет обострения теперь уже социально-экономических проблем и нарастания неэффективности государственного управления. Обострятся к тому времени и медико-социальные проблемы (скажется рост числа ВИЧ-инфицированных и наркоманов), и проблема истощения природных ресурсов (нефтяных месторождений Поволжья, например). Не исключено, что к этому периоду в результате эффективной энергосберегающей политики может снизиться спрос на энергоресурсы у развитых стран. Все эти вызовы требуют принципиально новых идей и стратегий развития России.
_____________________
[1] Телегина Н. Предвыборные "слоны" // РБК. Мир в 2012 году. С. 51.
[2] Торкунов А.В. Россия в изменяющейся геометрии современного мира. В кн.: Торкунов А.В. По дороге в будущее / ред.-сост. А.В. Мальгин, А.Л. Чечевишников. М.: Аспект Пресс, 2010. С. 35.
[3] Соболева И.В. Формирование социального капитала и проблемы доверия в российском обществе / Гражданское общество: зарубежный опыт и российская практика / под ред. А.Е. Лебедева, А.Я. Рубинштейна. СПб.: Алетейя, 2011. С. 248.
[4] [4] См. подробнее: Подберезкин А.И. Национальный человеческий капитал. Т. 3. Книга 2. М.: МГИМО(У), 2011. С. 247.
[5] См. подробнее: Подберезкин А.И. Национальный человеческий капитал. Т. 3. Книга 2. М.: МГИМО(У), 2011.
[6] Междисциплинарный синтез в изучении мировой экономики и политики / под ред. Ф.Г. Войтоловского, А.В. Кузнецова. М.: Краф+, 2012. С. 4.
[7] Стратегии-2020: новая модель роста - новая социальная политика. Итоговый доклад. М. 2012.
[8] Латухина К. Тройственный визит // Российская газета. 2012. 21 марта. С. 1, 3.
[9] Стратегии-2020: новая модель роста - новая социальная политика. Итоговый доклад. М. 2012. С. 835.
[10] Зарплаты чиновников vs зарплаты работников: чистая победа // Новое время. 2012. 12 марта. N 9. С. 2.
[11] Стратегии-2020: новая модель роста - новая социальная политика. Итоговый доклад. М. 2012. С. 1.
[12] Глазьев С.Ю. Уроки очередной российской революции: крах либеральной утопии и шанс на "экономическое чудо". М.: Экономическая газета, 2011. С. 52.
[13] Медведев Ю. В академики по расчету // Российская газета. 2006. 26 июля. С. 10.
[14]Экономическое обозрение. Институт энергетики и финансов. 2006. Январь. N 2. С. 2-3.
[15] Национальная доктрина России (проблемы и приоритеты) / Подберезкин А.И. - рук. авт. кол-ва. М.: РАУ-корпорация, 1994. С. 21-23.
[16] Родин И. Чавес обсудил с Путиным проблем многополярности // Независимая газета. 2006. 28 июля. С. 3.
[17] Стратегии национальной безопасности России до 2020. Утверждена Указом Президента РФ от 12 мая 2009 г.
[18] Сычева В. Рыцарь секретного образа // Итоги. 2006. 20 ноября. С. 40.
[19] Лужков Ю. Транскапитализм и Россия. М. 2009; Лужков Ю. Капитализм и Россия (Выпадение из будущего?), М. 2009.
[20] Лужков Ю. Транскапитализм и Россия. М. 2009; Ю.Лужков. Капитализм и Россия (Выпадение из будущего?), М. 2009. С. 6.
[21] Человек-кремний // Коммерсант. 2010. 24 марта. С. 1.
[22] Карпенко М. ВУЗ для всех // Завтра. 2006. N 49. С. 4.
