В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Профессор МГИМО Алексей Подберезкин: Новая идеология предполагает эффективное использование в этих целях всех имеющихся ресурсов... Назад
Профессор МГИМО Алексей Подберезкин: Новая идеология предполагает эффективное использование в этих целях всех имеющихся ресурсов...
Приоритетность задач при распределении национальных ресурсов во втором десятилетии XXI века

... вопрос о том, нравственна власть или безнравственна, -
это для нас вопрос жизни и смерти[1]

С. Шмидт

... формулирование интересов только тогда будет иметь
практический смысл, когда вы принимаете во внимание
имеющиеся у вас ресурсы для их реализации[2]

А. Торкунов, ректор МГИМО(У)


Новая, эффективная идеология предполагает эффективное использование в этих целях всех имеющихся ресурсов, при общем понимании принципов, приоритетов и целей развития. В этой связи российская элита должна, во-первых, полностью использовать имеющиеся ресурсы, в т.ч. и неиспользуемые идеологические ресурсы, такие как творческий, моральный и нравственный потенциал, духовные ресурсы, волю, патриотизм (что далеко не всегда делалось в России); во-вторых, распределять ресурсы адекватно намеченным политическим целям.

Если в качестве приоритетной политико-идеологической цели ставится развитие потенциала человеческой личности, то и ресурсы должны распределяться также в приоритетном порядке. Прежде всего на науку, образование, здравоохранение, в целом - на создание и улучшение условий развития НЧК. Если, например, приоритетная политическая цель - социальное благополучие граждан, - то, соответственно, на ее реализацию выделяются в приоритетном порядке и ресурсы.

Отдельная тема - внешнеполитические и оборонные проблемы национальной безопасности. Ныне - политически и стратегически - Россия, ее правящий класс формулирует, например, относительно "скромные" внешнеполитические амбиции, или даже "очень скромные" (например, отказ от амбиций на постсоветском пространстве). Соответственно и военные расходы сохраняются на уровне 2,5-2,7% ВВП, что соответствует уровню развитых стран.

При этом мы можем инвестировать освобождающиеся ресурсы в развитие экономики и социальной сферы, что является главным фактором в пользу таких объемов финансирования. Но это чревато тем, что в долгосрочной перспективе стране будет нанесен серьезный внешнеполитический и экономический ущерб. Восстановить влияние в этих странах России будет сложнее и дороже. Укрепить безопасность - еще дороже. Является ли подобная экономия эффективной тратой ресурсов?

В свое время, в 20-50-е годы, советское руководство также стояло перед таким выбором: либо танки, либо масло. В 20-е годы выбрали "масло", сократив армию, а в 50-е - "пушки". В конечном счете, гонка вооружений стала одним из основных факторов, сделавших советскую экономику неэффективной. Поэтому, выбирая приоритетные цели, мы должны тщательно взвешивать свои ресурсные возможности, соотнося их с приоритетами развития.

Если мы говорим о сохранении позиций России на постсоветском пространстве и в мире, то обеспечение таких позиций можно эффективно обеспечить не за счет военной силы, а главного ресурса XXI века - идеологического лидерства, реализуемого высоким качеством человеческого потенциала. Уверен, что в XXI веке культурное, интеллектуальное, творческое, образовательное, духовное и другие формы идеологического влияния и лидерства уже стали самыми эффективными средствами внешней политики.

Может быть это потребует сокращения военных расходов, направляемых не на НИОКР и другие области, связанные с НЧК, а на иные нужды. Это может быть оправдано как временная мера. В свое время военные расходы Японии составляли 1% ВВП, что позволило ей однако не только сделать технологический и экономический рывок в 60-70-е годы, но и заявить об идеологическом лидерстве японской модели развития, занять место, вплоть до 2010 года, второй "экономики мира".

Но позволят ли нам интересы национальной безопасности в будущем подобные расходы? Понятно, что если они будут сокращены до 1% ВВП, то огромные средства могут быть направлены на развитие потенциала личности (что, на мой взгляд, укрепит обороноспособность лучше, чем лишний авианесущий крейсер), но, с другой стороны, не приведет ли это к тому, что у России не останется через 10 лет собственно военного потенциала?

Ответить на этот вопрос может только комплексный, идеологический (военный, экономический, социальный, научно-технический и т.д.), а не макроэкономический стратегический прогноз. Понятно, что такой стратегический прогноз потребует от власти идеологического обеспечения: выбор целей и приоритетов - функция идеологии.

Как и обеспечение в полной мере этих целей необходимыми ресурсами. Но, главное, все-таки идеологический выбор. И его необходимо ясно сформулировать. Если в качестве приоритетной цели мы формулируем обеспечение интересов национальной безопасности, т.е. суверенитета, территориальной целостности, национальной специфики, языковой и культурной общности и самобытности, то исключать возможность, даже неизбежность защиты таких интересов с помощью военной силы невозможно. Последние десятилетия продемонстрировали, что все разговоры 70-х и 80-х годов прошлого века об "исчезновении фактора военной силы в международных отношениях" - наивные, даже вредные. Войны, тем более военных конфликтов, исключить нельзя. Но - и это важно - можно и нужно определить, во-первых, ту реальную роль, которую может играть военная сила в ее различных формах:

- политической (шантаж, угроза, сдерживание);

- ведения глобальной войны;

- ведения локальных войн.

Исходя из признания этой идеологической роли, необходимо определить такую военную доктрину, которая обеспечила бы максимально эффективную политику военного строительства и военного искусства, т.е. защиту интересов безопасности России при минимальном затрате ресурсов. Это можно изобразить на следующем рисунке.



Из этого рисунка видно, что обеспечение идеологических интересов и целей России возможно множеством средств и способов, которые, в конечном счете, вытекают и замыкаются на потенциале человеческой личности. Именно этот потенциал является базовым не только для целей развития нации, но и для обеспечения ее безопасности военными средствами.

Здесь очень важна четкая самоидентификация. Прежде всего нации и государства с ее ролью в мире и обязательствами по отношению к собственным гражданам, адекватная идентификация элиты по времени и в пространстве. Если, скажем, нация - государство идентифицирует себя как великую державу, то она и вести (или, по крайней мере, попытаться вести) себя будет соответствующим образом. "Мы те, кем себя ощущаем, и наша страна - это то, что мы знаем о ней, - говорил историк А. Горянин"[3].

Другими словами, от национальной идентификации, адекватного восприятия себя и окружающего мира зависит не только адекватнее формирование ценностной системы и целеполагания, но и формируется интерес (потребность) в ресурсах. Если мы, например, воспринимаем себя как культурно-духовного мирового лидера, то и потребности, а также ресурсы будут во многом определяться такой самоидентификацией. И, наоборот, если мы себя воспринимаем как государство, претендующее на глобальное военное соперничество (как СССР), то и ресурсы, их использования во многом изначально предопределены такой самоидентификацией.

По большому счету в XXI веке собственно военных расходов при реализации эффективной идеологии не бывает. Любые военные инвестиции - это инвестиции прежде всего в идеи, людей, технологии, где собственно военные издержки стремятся к нулю, а именно серийному производству вооружений и военной техники (которое, будучи качественными, легко находит выгодный сбыт на внешнем рынке). Если, конечно же, такое серийное производство происходит на национальной научно-технической базе.

Даже информационная политика перестает быть обособленной частью, становится разделом единой идеологии. Если, например, прогнозируется неизбежная война, то требуются определенные ресурсы, усилия и время, чтобы подготовить собственное население и общественное мнение к предстоящим военным действиям и вероятным потерям (так, вооруженным действиям против Югославии предшествовала целенаправленная шестимесячная идеологическая кампания НАТО. В этих целях в НАТО был создан даже специальный орган. Та же ситуация была и с Ираком, Ираном, Сирией и т.д.). Требуются и заранее выделенные общенациональные информационные ресурсы. Освещение военных действий и даже управления происходит в основном не на военных, а на гражданских спутника и СМИ.

Новые образцы вооружений и военной техники создаются десятилетиями. В случае ошибки в прогнозе - последствия для государства неизбежно будут катастрофическими. Поэтому отказываться от собственной военно-научной политики нельзя. Вот почему, кстати, огромные деньги тратятся на "возможную" войну (которой может никогда и не быть). Так, например, создание системы ПРО для России потребовало бы 15-20 лет и сотни миллиардов долларов. Но, с другой стороны, если ее не будет, то созданный к 2020 году, возможно, наступательно-оборонительный комплекс ядерных сил США сможет нанести "разоружающий" удар по России. Что, разумеется, обесценивает любую экономию на военных расходах. Но отнюдь не случайно американская программа СОИ начала 80-х годов была не столько военной программой, сколько комплексом научно-технических программ.

Поэтому решение элитой вопроса приоритетности ресурсов - важнейшая функция управления, связанная как со стратегий, так и с доминирующей идеологией. С точки зрения затрат ресурсов, "уход из идеологии", официально декларированный советским, а позже и российским руководством, отнюдь не означал, что, во-первых, сама "идеология ушла", а тем более "исчезла" идеологическая борьба, в т.ч. в России, а, во-вторых, что перестали действовать ее механизмы - стратегические прогнозы, концепции и планы развития. Просто их составление в эти годы было серьезно затруднено, искусственно сдерживалось, что, естественно, отразилось на качестве принимаемых политических решений, которые, как правило, носили бессистемный, рефлекторный, а иногда и алогичный характер. Особенно в период правления М. Горбачева-Б. Ельцина.

"Возвращение идеологии" в России наступает параллельно с внутриполитической стабилизацией. Не трудно заметить, если захотеть, что эти процессы взаимосвязаны. Более того, некоторые аспекты стабилизации, например, борьба с терроризмом, имеют преимущественно идеологическую основу. Поэтому скорость внутриполитических процессов стабилизации будет прямо пропорциональна скорости идеологизации политики. Причем идеология выступает здесь более мощным и влиятельным ресурсом, чем социально-экономический. Сегодня этот факт практически игнорируется. Почему-то думается, что международный терроризм является прямым следствием социально-экономических проблем, что отнюдь не является очевидным. Более того, трудно назвать вполне обеспеченных материально террористов бедными людьми. Скорее, как показывает практика (и не только за рубежом, но и в России) террористы являются вполне благополучными с точки зрения материального достатка и даже образования личностями. В конечном счете надо скорее признать, что ситуация в этой области стала меняться по мере идеологического "выздоровления" российского общества. Но этот процесс идет не быстро. В том числе и по причине недооценки идеологии.

Можно отчасти понять власть: в период выхода из жестокого кризиса или "стабилизации" ей было не до прогнозов и идеологий. Она действовала часто рефлекторно, на "ручном управлении", - иначе и не могла. Нужно было сохранить государство и суверенитет, управляемость (хотя бы минимальную) в стране. Собственно это откровенно признал В. Путин в своем Послании Федеральному Собранию в 2005 году. Именно этим, а не "хитростью В. Путина", объясняется отсутствие идеологической концепции, подчеркнутый "прагматизм", "функционализм" политики Президента России в 1999-2004 годах.

Но вот период "стабилизации" заканчивается, и все настойчивее начинаются разговоры (пока что, к сожалению, разговоры) о развитии, в том числе и споры об эффективном ресурсном обеспечении такого развития. Проблема однако в том, что до тех пор пока не ясна вся идеологическая система, нет ясности и в Стратегии, являющейся всего лишь нормативным ее оформлением, а тем более приоритетах ресурсного обеспечения. Заявления В. Путина об "удвоении ВВП" в 2005-2007 годах, "опережающих темпах роста" следует рассматривать, как первую официальную попытку показать обществу готовность сформулировать идеологические цели, в частности, перейти от "стабилизации" к "развитию". Пока что на уровне политической декларации, идеи. Примечательно, что сегодня многие уже забыли, как негативно была встречена частью общества и СМИ эта идея. Прежде всего, со стороны тех, кто все годы до этого декларировал отрицание идеологии, ее замены принципом - "рынок все сам отрегулирует".

В дальнейшем, в 2008-2010 годах Д. Медведев декларировал цели инновационного развития и модернизации. К сожалению, эти процессы так и не были подробно описаны, превратились из средства, процесса развития, в самоцель. Тем самым остался скрытым важнейший ресурс развития - НЧП. Он, как бы, "не вписался" в процесс модернизации. Модернизация стала универсальным клише, расхожим термином, лишенным национального содержания. Что, конечно же неверно. Американские авторы доклада, посвященного процессу модернизации, справедливо отметили это противоречие: "успех или фиаско этих мер, как и прочих, будет зависеть от качества их исполнения, а также того, насколько хорошо учтены в них конкретная ситуация в стране и мире, политические проблемы и насколько хорошо осознаны причины, по которым те или иные меры сработали или провалились в других странах (подч. - Авт.). То есть, в любом случае новая инновационная политика должна учитывать российские реалии и принимать во внимание специфику географии, истории и культуры России, а не состоять из механически перенесенного на российскую почву чужого опыта (подч. - А.П.)[4]. Что, собственно говоря, мы и наблюдаем сегодня в России.

Объективно рождению новых идей способствовало частичное оздоровление экономики, освобождение от внешней финансовой зависимости, и появление определенных свободных ресурсов. Прежде всего финансовых. Вся энергия элиты поэтому была направлена в "освоение" этих финансовых ресурсов. Иногда при этом мало задумывались, а нужны ли вообще эти инвестиции. И куда именно. В 2005-2008 годах мы столкнулись с ситуацией, сохранившейся не смотря на кризис до сего дня, когда приоритеты в расходовании ресурсов четко так и не были определены. Заявленный социальный приоритет, сам по себе, конечно, важен. Но он имеет колоссальное значение только под углом зрения развития НЧП, а не его части - социального. Наличие "излишков" лишь оживило дискуссии о возможности и необходимости развития в т.ч., как сформулировал Президент РФ В. Путин, - "опережающего". Эти разговоры были переведены в практическое русло осенью 2005 года, когда обществу была предложена идея приоритетных национальных проектов. С точки зрения опережающего развития нацпроекты стали первой крупномасштабной инициативой в политике власти создать механизмы развития. В том числе и НЧП. Да и сама власть рассматривала их именно как "пилотные", пробные, но одновременно и крупные, общенациональные мероприятия. С точки зрения расходования появившихся ресурсов - нацпроекты стали попыткой, частным случаем их использования, в условиях, когда нет ни идеологии, ни стратегии развития, ни эффективных механизмов их реализации. Они явились в этих условиях результатом "ручного управления", а не сознательной реализации заявленной стратегии, т.е. стали частным случаем, примером, а не системой. Вместе с тем и такой пример оказался удачным. Надо сказать, что во многом эта идея удалась уже в 2007 году. Первый год реализации нацпроекта "Доступное жилье", например, показал, что темпы роста строительной отрасли превысили 15% (по сравнению с 5% ростом всего промпроизводства в стране). 2007 год, привёл к росту в этой отрасли на 25-27%, что стало лучшим доказательством возможности опережающего экономического развития. А к 2010 году во многом удалось добиться решения главной задачи - изменения демографической тенденции 1992-2009 годов, когда абсолютное сокращение численности практически удалось остановить.

С точки зрения приоритета ресурса НЧП это означает, что быстрого и значительного результата можно добиться даже в частном случае, если, во-первых, власть увидит и сформулирует такую задачу, а, во-вторых, если ее энергии хватит хотя бы на несколько лет (в данном случае 5 лет) для того, чтобы попытаться эту задачу решить.

Подытоживая, можно сказать следующее. Сознательное выделение приоритета в развитии важнейшего ресурса - НЧП, - означает возможность не только эффективного использования, но и наращивания этого ресурса, который, в свою очередь, становится важнейшей политико-идеологической целью развития.


_____________

[1] Шеваров Д. Эпоха по имени Шмидт // Российская газета. 2012. 11 апреля. С. 11.

[2] Торкунов А.В. Внешнеполитические интересы России: устойчивость и актуализация. В кн.: Торкунов А.В. По дороге в будущее / ред.-сост. А.В. Мальгин, А.Л. Чечевишников. М.: Аспект Пресс, 2010. С. 125.

[3] Цит. по: Баталов Э.Я. Русская идея и американская мечта. М.: Прогресс-Традиция, 2009. С. 13.

[4] Ярославский план 10-15-20: 10 лет пути, 15 шагов, 20 предостережений. Доклад нью-йоркской академии наук // The New York Academy of Science, August 20, 2010. P. 105.


Алексей Подберезкин - профессор МГИМО

08.06.2012

www.nasled.ru



Док. 651462
Опублик.: 08.06.12
Число обращений: 0

  • Подберезкин Алексей Иванович
  • Торкунов Анатолий Васильевич
  • Шмидт Сигурд Оттович
  • Шеваров Дмитрий Геннадьевич

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``