|
|
`Звезда`, N 11 за 2001 г.
Назад
|
`Звезда`, N 11 за 2001 г.
|
10 МАЯ В. Ладогину Снова листья подходят к балкону, И на солнышке нежится кот, И на встречу со мной благосклонно Плодоносная туча плывет. Я дожил, ты дожил, мы дожили... Как потворствовал нам Зодиак! Я об этом скажу и в могиле, Но, боюсь, не запомнить никак.
* * *
Памяти Ю. Ц. Искрошился наш мрамор, Хронос век прокусил. За окошком промямлил Нашу повесть буксир. К палисандру паркета Подползает чума, Но подумать про это Не хватает ума. Подымайся средь ночи И садись в автобус, И скажи ему в очи: "Я тебя не боюсь". Через тьму Ленинграда, Через черный вокзал, Где твоя колоннада Кажет ломкий оскал. Через страшные толпы На проспектах Москвы, Через парки и доты, Рвы, каналы, мосты. У предела планеты Безнадежно руля, До пустынь кабинета В коридоре Кремля.
* * *
В тот давний день мелькал неверный свет, отброшенный пустой волной залива, и оба вы, которых больше нет, на палубу глядели сиротливо. Мы возвращались в город катерком и никуда, по сути, не спешили, и было нам поговорить о ком и - чем, пока еще вы жили. Но вы молчали, словно угадав свою необъяснимую заминку, и этот летний день, что кенотаф, остался с вами навсегда в обнимку. На набережной тлели фонари, и вот тогда я понял безответно... "Ну, что же ты, давай, заговори!" - я сам себя подталкивал. Но тщетно.
* * *
Где вермахт пересилил Мажино, толпятся огороды Евролиги. Что было, то прошло давным-давно, и только мы - советские расстриги глядим в окно. Антверпен и Брюссель того гляди появятся к обеду. Но мы не унываем, и отсель когда-нибудь грозить мы будем шведу.
* * *
Над всей Голландией безоблачное небо, и рыбки плавают в искусственном саду, и бабочки ныряют в высоту, но кайфа нету. Велосипедное звенит, гуляет море, оранжевый кидается футбол, но это все-таки совсем чужой глагол - Урания не пара Терпсихоре. И, глядя на расплавленный кристалл цветного льда в оттаявшем стакане, я понимаю все это заране: как мало жить и как я не устал. ЭСПЕРАНТО Ничего нет на свете лучше чая "пиквик" с лимоном и бисквитом на веранде старого отеля. Девяти столиц мелькают лица, приветлива важная прислуга, вот в одном углу титулованная бродяжка гладит ласкового пекинеза. А в другом заезжий Мистер Твистер важным рыком выкликает "боя". И невнятно пахнут чемоданы аллигатора приторной кожей. Потихоньку музыка играет, то ли Моцарта, то ли Брамса. Вот и я сижу здесь долго-долго, жду открытия ночного клуба. Впрочем, что мне делать там, не знаю. Выбираю я такое кресло, чтобы видеть вертящиеся двери. Может быть, судьба пошлет удачу, и войдет тот человек, который обещал, что он меня не бросит. Попугай (он собственность швейцара) закричит, он знает эсперанто: "Наконец-то, наконец-то, наконец-то!" Я переведу его на русский и скажу: "Да, птица, наконец-то!"
* * *
Я полюбил НКВД любовью поздней и взаимной, теперь мы с ним наедине в какой-нибудь прогулке зимней. Я на Лубянку выхожу и вижу темную громаду. Здесь к неземному этажу свободно подниматься взгляду. Вот этот темный кабинет, где обитают пять наркомов, и здесь они, и как бы - нет - среди убитых миллионов. От Кампанеллы до Христа Утопия ждала Мессию, чтобы допрос читать с листа и веки запечатать Вию. Зачем Дантон и Пугачев и теорема Пифагора сошлись под этот тяжкий кров? Для вопля или разговора? Неужто римлянин и скиф, апостол Павел и Аттила творили бесконечный миф, чтоб их наганом били в рыло? И вот одна лишь темнота, пустой морозный крематорий, и всем погубленным - тщета, сгубившим душу - суд нескорый. И потому они молчат и бронзовеют год от года, лишь тяжко дышат в аппарат Ежов, Дзержинский и Ягода. А я? Мне поместиться где? В каком окне, в каком подвале? Я полюбил НКВД за вечный мрак его печали. Под новогодний холодок ступаю я в тени Лубянки, как вурдалак и полубог, зародыш, позабытый в банке.
http://magazines.russ.ru/zvezda/2001/11/rein.html
Док. 650539
Перв. публик.: 21.05.01
Последн. ред.: 21.05.12
Число обращений: 0
Рейн Евгений Борисович
|
|
|
|
|
