В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Глава тридцатая. Царичок Назад
Глава тридцатая. Царичок
...и тогда меня занесло в Испанию. Удивительно, но лишь на чужбине я по-настоящему осознал, что я венгр. Мне до смерти захотелось вернуться домой.
Ференц Пушкаш

Они еще долго гуляли вокруг Тихого озера. На обратном пути Дмитрий Емельянович задал вопрос про Павла и Ирину.

- Да, они брат и сестра, - сказала Катюша. - Часто бывает, что родные братья и сестры не имеют общих взглядов и тяготятся своим родством. Или вообще не встречаются, или встречаются редко, словно отбывают повинность. А здесь полностью противоположный случай. Ни он, ни она не могли найти в своей жизни достойных спутников. Любя друг друга, продолжали бесплодные поиски, которые так ничем и не увенчались. Она была замужем и развелась. Он был женат и тоже развелся. А когда я посвятила их в нашу великую тайну, они мгновенно, единодушно поверили в Дмитрия Михайловича и согласились полностью посвятить себя служению ему.

- И что же... Хм... Они живут вместе?

- Они живут в одной комнате, спят на одной кровати, большего я об их близости не знаю и стараюсь не совать свой нос в чужие взаимоотношения.

- Понятно, - сказал тезка князя Пожарского, а сам подумал: "Однако очень уж много чертей в Тихом озере водится!" Близился вечер, и душу, живущую футболом, не могли не терзать мысли о возможности посмотреть предстоящий второй полуфинальный матч. И само собою пробормоталось:

- Что ж это за хорватская сборная такая! Докуда добралась! До самого полуфинала. Слыханное ли дело? А если и французов обыграют? Неужто в финале с бразильцами схлестнутся? Тут явно не обошлось без мировой футбольной закулисы. Лишь бы только насолить нашим братьям-сербам - хорватов до небес вознесли. Шукеры-бобаны-просинечки...

- Вы что там? Какие-то заклинания шепчете? - спросила мать будущего царя.

- Я говорю, и команда какая хорошая подобралась у Хорватии - что Шукер, что Бобан, что Просинечки, что Бокшич, что Влаович - все, как на подбор, игроки экстра-класса! Как будто сам дьявол играет за Хорватию!

- Ох, придушу! - возмутилась Катюша. - Опять вы со своим футболом! Чтобы я про него больше не слышала! У вас отныне должна новая жизнь начаться. Лучше вот о чем подумайте: не нужно ли нам заявить в милицию? Такое-то число, поезд такой-то, вагон такой-то, место такое-то. Ведь сейчас очень просто вычислить, кто ехал, какой-такой мальчик. Не то что раньше, при совдепии, когда не учитывали, кто по железной дороге катается. У них, видите ли, при советской власти преступности не было! Не люди - ангелы до Ельцина жили. Дмитрий, вы же здравомыслящий человек! Обратитесь в органы. Такое количество долларов на дороге не валяется. Они бы нам очень для дела пригодились.

- Лучше уж пусть это нас не колышет, - ответил Выкрутасов, возвращенный мыслью к долларам, а следовательно, и к выдавшему их Гориллычу.

- Что значит - не колышет! Что за выраженьица? - возмутилась хранительница тихозерской тайны.

- А то и значит, что доллары эти достались мне от нового мужа моей бывшей супруги, а он - хапуга, новый русский, наворовал у народа. Может быть, на этих баксах кровь народная.

- Тем более мы должны возвращать себе то, что у нас украли, - возражала Катюша. - Не то нас так и будут перманентно обворовывать.

- Хорошо, я подумаю, - вздохнул Выкрутасов. - Действительно - восьмое июля, поезд Самара - Светлоярск, вагон двенадцатый, место... у меня было пятнадцатое, значит, у него - шестнадцатое.

- Ну вот, - ободрилась Катюша.

- Только завтра. Ладно? Сегодня я почему-то смертельно устал. Такое количество переживаний... Кража, потеря всего, встреча с вами, ваши потрясающие откровения...

- У меня есть предложение, - вдруг остановилась она. - Давайте, когда мы с вами с глазу на глаз, будем говорить друг другу "ты".
    
    

- Я-то с удовольствием, - согласился Выкрутасов. - Но хотелось бы поставить одно условие. Давай при других будем обращаться друг к другу не только на "вы", но и по имени-отчеству. Я - Дмитрий Емельянович. А ты?

- Екатерина Алексеевна. Но у меня тоже будет одно условие - постарайся по возможности как можно меньше ставить условий.

"Та-а-ак! - подумал Дмитрий Емельянович. - Меня уже осаживают. Мол, знай свое место, холоп! Нет уж, долой царизм! Пора отсюда бежать. Ночью!" Он уже привык к ночным бегствам. Они радовали его. Ночью после бесконтактного соития он бежал из Камышина, вчера ночью - бежал от советской власти, сегодня ночью убежит от тихозерской монархии... Красота!

Они вернулись в гнездо будущего монарха. Павел и Ирина увлеченно трудились в огороде.

- Попробуем заглянуть к Дмитрию Михайловичу, - сказала Катюша. - Вы должны видеть его апартаменты.

- Попробуем, - пожал плечами Выкрутасов. - Ваше величество, - приоткрыв дверь в комнату сына, промолвила мать царя, - нельзя ли к вам заглянуть ненадолго?

- Прошу вас, господа, входите, - отвечал царственный мальчик. Они вошли в его комнату. Государь-инвалид сидел в своей коляске за письменным столом и занимался весьма важным государственным делом - строил дом из желтых, синих и голубых кирпичиков "лего". Над письменным столом бросался в глаза пылающий золотом красивой вышивки багряный стяг длиною в метр и высотою сантиметров в семьдесят. Златая вышивка на нем изображала ангела с крыльями, в доспехах и с мечом. Над ангелом одесную было вышито "АРХАНГЕЛЪ", ошую - "МИХАИЛЪ", внизу около правой ноги ангела располагался город с острыми верхами крыш, около левой же сидел маленький воин в доспехах и с нимбом вокруг шлема. Надпись подле него свидетельствовала, что это - Иисус Навин.

- Красивый флажок, - похвалил Дмитрий Емельянович.

- Флажок! - зло фыркнул царь Дмитрий Михайлович.

- Это не флажок, - покраснела Екатерина Алексеевна. - Это боевое знамя князя Пожарского!

- В подлиннике? - удивился Выкрутасов.

- В подлиннике! - снова зло фыркнул царь.

- Нет, конечно, - еще больше покраснела от стыда за Выкрутасова царева мать. - В подлиннике оно раза в три больше. Хранится в Оружейной палате Кремля. Вот с этого знамени я бы и начала экскурсию по светлице нашего государя. Так и только так должен выглядеть государственный стяг России. И никаких вам триколоров!

- Сверху белые, снизу красные, между ними голубые, - припомнил Выкрутасов чью-то шутку про бело-сине-красное полотнище, возрожденное при Ельцине.

- Вот именно, - сказала Екатерина Алексеевна. - Нам не нужны эти масонские флажки. Пусть им поклоняется Франция и Голландия.

- Франция-Хорватия, - все же вставил Выкрутасов про свое, футбольное, злободневное.

- Да, и Хорватия, - согласилась мать царя. - Настоящее знамя России должно быть только багряно-золотое. Обратите внимание, большевики нутром это чуяли, но заменили благородный багрянец на пошлый кумач.

- Кстати, - осенило Выкрутасова. - А ведь серп и молот на советском знамени это как бы стилизованный архангел, а звезда - стилизованный Иисус Навин. Что скажете? Кажется, я попал в самую тютельку?

- Не знаю.. не знаю... - задумалась Екатерина Алексеевна.

- Тютелька! - зло фыркнул царь в инвалидной коляске. От этого его третьего фырка царственная мать покраснела еще больше, цвет ее лица перешел от пошлого кумача к благородному багрянцу.

- Нет, - сказала она, - пожалуй, это слишком смелое предположение. Вряд ли большевики были способны на подобные стилизации. Теперь прошу обратить внимание на икону, висящую в этом углу. Ее по Божьему вдохновению написал наш Павел. Как видите, здесь изображен не кто иной, как сам Дмитрий Пожарский, святой князь, избавивший Русь от польского нашествия, но так и обойденный вниманием Церкви. Да и что можно было ожидать от нашей Церкви, которая под пятою Романовых превратилась в языческое капище. Чудовищный раскол, произошедший при так называемом царе Алексее Михайловиче, явился прямым следствием одурачивания народа при избрании в тринадцатом году его папаши, шестнадцатилетнего недоросля Михаила. Обратите внимание, каких только Дмитриев нет в нынешних так называемых православных святцах! Ну ладно там Донской и Солунский, оставим их. А зачем нам какой-то там Бессарабский? Зачем нам Дмитрий Ростовский, составивший весьма предвзятые и угодные для Романовых "Жития Святых"? Нет, мы должны больше всех других почитать трех Дмитриев - Солунского, Донского и Пожарского.

Глядя на икону, выполненную не сказать, чтобы плохо, но и не на уровне Рублева, Дмитрий Емельянович с ужасом подумал, что если мальчик-царь молится на нее, то, будучи сам князем Дмитрием Пожарским, таким образом - молится на самого себя! "Бред царячий!" - чуть не сорвалось с выкрутасовского языка. Захотелось дать щелбана этому то и дело фыркающему монарху в тапочках. Да грешно обижать убогого инвалида!
    
    

- А это, стало быть, копия меча, принадлежавшего Дмитрию Пожарскому, - перешел Выкрутасов к другому экспонату прижизненного музея. Меч висел на коврике чуть справа от иконы Святого Дмитрия Пожарского, и если икона была еще куда ни шло, то меч являл собой полную халтуру. Выкрутасов даже не удосужился выслушать рассказ экскурсоводши Катюши о его происхождении, а сразу перешел к огромной карте, висящей над постелью таинственного монарха. Карта была знатная и не могла не вызывать восхищения. Детского труда в нее было вложено немало, как, впрочем, и детской непосредственности. Россия на ней являлась во всей пышности своих окраинных доминионов и сама по себе даже как-то терялась в их обширном окружении. Впрочем, и сама по себе она, матушка, заслуживала изучения. Москва на ней присутствовала в виде большого круглого пятна, а вот ни Петербурга, ни тем паче Ленинграда - как не бывало. Киев и Тихозеро были равновеликими городами. Неподалеку от Москвы фигурировал еще один крупнейший город - Стародуб Пожарский, но полностью отсутствовали Одесса и Екатеринбург, на месте Севастополя сиял Херсонес Таврический, Краснодар назывался Екатеринодаром, а Красноярск - Екатериноярском. Новосибирск был просто Сибирском, зато Владивосток помпезно именовался Владивостоком Пожарским.

- Солидная карта! - с уважением произнес Выкрутасов. - Неужели государь сам ее изготовил?

- А что тут такого! - снова, но уже не зло, фыркнул царь.

- Да, это Дмитрий Михайлович своими ручками, сияя от гордости, подтвердила царева мать. - Великолепно, не правда ли?

- Зело удивления достойно, - улыбнулся Выкрутасов. - Грандиозная работа! Сколько труда и фантазии! Нельзя ли спросить, почему нет Питера, Одессы?

- Питера! Одессы! - фыркнул царь-царек, продолжая строить свой легодом. Нет, если не от Выкрутасова, то от кого-нибудь еще он точно в свое время заслужит подзатыльничка! Иной не посмотрит, что инвалид.

- Ну какой вам Питер, Дмитрий Веньяминович! - всплеснула руками Екатерина Алексеевна.

- Емельянович! - сердито поправил царев неполный тезка.

- Да, Емельяныч, простите, - извинилась полная тезка Екатерины Второй. - Какой может быть вам Питер! Это зловонное болото, вершина дьявольской деятельности Романовых! А Одесса вам зачем? Мало она расплодила по нашей Родине всевозможных Жванецких и прочих жиденят? Гнездилище масонское!

- Понятно, - вздохнул Емельяныч. - А почему Екатеринодар есть, Екатериноярск есть, а Екатеринбурга нет?

- М-цык! - даже не сказал ничего, а лишь возмущенно мцыкнул царичок.

- Ну бург-то, бург-то вам зачем сдался! - простонала Екатерина Алексеевна. - Мало неметчины в Поволжье, так еще и на Урале, на горах Рифейских вам бург подавай! К тому же и не нужно нам лишнее свидетельство существования Романовых. Там, видите ли, царя-мученика казнили! И поделом ему. Тут я полностью жидов поддерживаю. Правильно сделали, что убили Николашку! Это через века - страшная кара Романовым за подлость, совершенную ими с князем Пожарским в шестьсот тринадцатом году. Сколько веревочке ни виться, как сказано...

- Тогда бы оставили Свердловск, - посоветовал Выкрутасов. - Ведь он, Свердлов, если не ошибаюсь, отдал приказ о физическом уничтожении царской семьи последнего Романова.

- И заметьте, Дмитрий Емельянович, - на сей раз правильно назвала московского гостя тихозерская хозяйка, - что казнили в Екатеринбурге не царя Николая, а уже просто - гражданина Романова. Вот когда восторжествовала историческая справедливость. Никакие они, Романовы, не цари, а просто граждане. В каком-то смысле революция семнадцатого года явилась не только результатом большевистского заговора жидо-масонов, это был подспудный выплеск народного гнева за ту, многовековую несправедливость. Русский ведь задним умом крепок. Вот и отомстили за князя Пожарского, вытерпев сначала три столетия романовского ига этой европейщины на русском престоле.

- Я потрясен вашими историческими познаниями! - сказал Дмитрий Емельянович и чуть не добавил: "Куда нам с вами тягаться при нашем футбольном политинформаторстве!" Он принялся дальше изучать карту, вверху которой красовалась надпись: "Святая Русь в ея Богом обозначенных пределах". В прогулочной беседе Катюша не обманула - здесь границы Святой Руси откатывались далеко на восток, захватывали Аляску, часть нынешней Канады, всю американскую и мексиканскую Калифорнию. На юге ее рубежи охватывали и Корею, и Манчжурию, и Монголию, и Уйгурию, и Афганистан, и Хорасан, и Мазандеран, и Иранский Азербайджан, не говоря уж об Азербайджане нашем, закавказском, который после беловежских предательств откололся от России. Далее, кроме Грузии и Армении, на карте Дмитрия Тихозерского-Пожарского России принадлежали все области турецкого Причерноморья, Царьград-Константинополь, Смирна, Анталья, Кипр, Святый Град Иерусалим и даже Египет с пирамидами и сфинксом. На западе держава наша владела всею Болгарией, большею частью Румынии, левобережной Венгрией, Словакией, всею Польшей и правобережной полабской Германией. Наконец, всей Прибалтикой и Финляндией. Хорошая карта! Зело приятная сердцу русского человека!
    
    

- Эх, - тяжело вздохнул Дмитрий Емельянович. - Если бы и впрямь было так. И неплохо бы сюда Париж прибавить. Ведь наши-то казаки его взяли в свое время.

- Па! Па! Пари-и-ишшшш! - зашипел-засмеялся царишка, не отрываясь от своего легостроя.

- Париж ему, гляньте! - возмутилась Екатерина Алексеевна. - Самое логовище мирового разврата! Блудницу вавилонскую захотел.

- Я с блудницами дела не имею, - обиделся Дмитрий Емельянович, с гордостью вспоминая свою стойкость в краснодарской гостинице "Красной".

- Да ведь Париж - колыбель масонства, - не унималась царева мать. - Тамплиерская нора! Змеиный клубок вольтеров, робеспьеров и бонапартов. Его с лица земли стереть надо, а не к пределам русским прибавлять!

- И все-таки это чертовски красивый город! - взбунтовался Выкрутасов. - Я был там и восхищался. Да! Мало ли какие там колыбели! А Москва в этом смысле - лучше, что ли?

- Москва - третий Рим, - произнес заученную фразу царь.

- А Париж стоит обедни, - бросил свой вызов Выкрутасов.

- Вот вы сами же и проговариваетесь, - зло усмехнулась Екатерина Алексеевна. - Говорите: "чертовски красивый". Именно, что не ангельски, а чертовски. Говорите: "стоит обедни". Это значит, что вы святую литургию готовы отдать за лицезрение этой чертовской красоты. Не стыдно ли вам? Ведь вы же русский человек, Дмитрий Емельянович!

- Нет, матушка, не стыдно! - ширилось возмущение Выкрутасова. Ураган снова ожил в нем, так и рвал от земли, тянул в неведомые дали. - Конечно, и Тихозеро красивый город. Но Париж... Стереть его с лица земли я не дам! И точка!

Он сердито зашагал вон из царевой комнаты, чуть не споткнулся о пугливого Джекки Коллинза, ушел в свою комнатушку, хлопнул там дверью и повалился на диванишко. Он чувствовал себя истощенным, но и одновременно легким, как осенний листок, готовый сорваться с ветки и лететь.

Едва только в дверь постучали, Выкрутасов вскочил и шагнул навстречу входящей Екатерине со словами:

- Польша им нужна, а Париж не нужен!

- Да успокойтесь вы со своим Парижем, поцелуйтесь с ним! - сердито отвечала царева мать.

- И поцелуюсь! - воскликнул Выкрутасов. - Да мне на вашу Польшу начхать с высоких кремлей! На кой она мне нужна? Всегда враждебная! И Венгрия. И все остальное - излишество. Лучше всего нам было в границах СССР.

- А, вот она когда, совдепия душевная, проявилась!

- При чем тут совдепия?

- А при том, что у вас на лице написано: "совок".

- Раньше, помнится, у меня на лице что-то другое было написано, - осклабился Дмитрий Емельянович.

- А теперь только одно: "совок и раб", - хлестала его беспощадно тихозерская монархистка. Так холуйски любить Париж, вы только подумайте!

- Да, люблю и обожаю Париж! - отсекал все пути к примирению Выкрутасов. - Понятно вам? И мечтал бы теперь там оказаться, на стадионе Пари-Сен-Дени, где вскоре начнется полуфинальный матч Франция-Хорватия. У вас телевизор-то есть, чтобы посмотреть?

- Телевизор мы не смотрим принципиально, можете не рассчитывать устроить тут ваше языческое латинское зрелище.

- Между прочим, я не успел вам открыть одну тайну. Футбол изобрели в Древней Руси. Он назывался тыч.

- Этому есть другое название. Не тыч, а исторический волюнтаризм, - сражалась Екатерина. - Такие, как вы, способны зайти куда угодно, утверждая, например, что этруски были на самом деле русскими - "это русские".

- Очень может быть, - сказал Выкрутасов, нагло разваливаясь на диване.

- Ох, у меня сейчас голова взорвется! - схватилась за виски бедная царева мать. - Какое разочарование! - пробормотала она, покидая поле жаркой схватки.

"Еще и телевизора у них нет!" - мысленно возмущался Дмитрий Емельянович. Несмотря на то, что недавняя попутчица, а теперь оппонентша, удалилась, спор за Париж продолжался, но уже не въяви, а в воспаленном воображении Выкрутасова. В ход шли уже совсем абсурдные аргументы и приемы, запрещенные всеми конвенциями. Так прошло минут двадцать. Наконец, в дверь снова постучали. "Мириться идет", - подумалось Выкрутасову, но он ошибся.

- Можно к вам? - раздался голос Павла.

- Входите.

"Ужинать позовут. Не пойду из принципа!" - подумал Дмитрий Емельянович и снова ни в какую тютельку не попал.

- Я пришел к вам с неприятной миссией, - объявил Павел. - Уж извините, но ничего не поделаешь. Дмитрий Михайлович и Екатерина Алексеевна просят вас покинуть наш дом.

- Царским указом? - засмеялся Выкрутасов обиженно. Он все же не ожидал, что его выгонят, как нашкодившего щенка. Это было уже третье позорное изгнание за последние три недели его жизни. Сначала - из московского рая, затем - из Нижнего Новгорода, теперь - из Тихозерской монархии.
    
    

- Они просили передать, - продолжал Павел спокойно и строго, - что человек, побывавший в Париже, уже подозрителен, а если он еще и полюбил Париж, то считай - пропал человек. И такому - не место в России двадцать первого века. А тем более здесь, при нас.

- Ну что ж, ухожу, - с гордой улыбкой сказал Дмитрий Емельянович, надевая свой клетчатый пиджак, тот самый, в котором его изгоняли всякий раз. - Так, я у вас не ел, не пил, постельным бельем попользоваться не успел. Вот разве что вмятинку собой на диване оставил, извините! Но пусть это пойдет в уплату за мои услуги по доставке чемоданов.

- Об этом можете не беспокоиться, - с ненавистью произнес царский холоп. - Ваши услуги будут полностью возмещены. Извольте получить.

Он протянул Выкрутасову горсть монет - пятирублевиков и рублей.

- Что это еще? - спросил гонимый.

- Здесь мелочью, но в общей сложности тридцать рублей, - отвечал гонитель. - Вам должно хватить на электричку от Тихозера до Светлоярска. Даже еще на бутылку пива и хот-дог останется.

Дмитрий Емельянович взял у него тридцатирублевую мелочь, погремел ею в ладони и вышел из комнатушки.

- Подавитесь своими хот-догами! - крикнул он жестоко и с размаху швырнул гремучую дребедень об дверь царевой мамаши. Монеты с разудалым весельем заскакали, запрыгали, побежали, кто куда, словно дети, разбившие мячом окно. Джекки Коллинз испуганно залаял, будто именно из него собирались изготовить хот-дог, чтобы им же и подавиться. Дверь Екатерины Алексеевны распахнулась, выскочившая оттуда хозяйка Тихозерского царства закричала грозно:

- Прекратить хулиганство!

Выкрутасов, поразмыслив лишь две-три секунды, нашел точное и емкое оскорбление для всей этой лжемонархии напоследок:

- Кровосмесители истории!

http://sp.voskres.ru/prose/segen1.htm

viperson.ru

Док. 648639
Перв. публик.: 27.03.00
Последн. ред.: 27.03.12
Число обращений: 0

  • Александр Сегень. Русский ураган

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``