26
Вечером того же дня среди находящихся в селе Закаты немцев вспыхнуло заметное оживление. Некоторые из них палили в воздух из пистолетов, другие просто вопили что-то...
К ужину в доме у отца Александра собралась значительная компания - человек десять офицеров и две связистки, обе белокурые и страшненькие, но недурно сложенные, в серых форменных платьях с белыми воротничками.
- Вас ист дас, Иван Фёдорович? - спросил отец Александр Фрайгаузена, который вообще-то был Иоханн Теодор.
- Весь мир ликует, - гордо объявил заметно подвыпивший Фрайгаузен. - Поступило важное сообщение. Наши войска наконец-то прорвали мощную оборону красных под Москвой и уже входят в столицу России, не встречая более никакого сопротивления. Москвичи восторженно приветствуют своих освободителей.
- Тогда замолвите за меня словечко господину Адольфу Гитлеру, уж очень хочется служить в первопрестольной, - потупившись, сказал отец Александр.
А сам зашёл за занавеску и сглотнул горькие слёзы. Перехватило дыхание, и с полминуты он только пытался схватить воздуха, да никак не мог... Обиднее всего в те полминуты ему было, что умирает он, грешный, не мученической кончиной и не в радостный день, а в день такой скорби!
Тут воздух рванулся в легкие и отец Александр, печалясь и горюя, снова отправился жить.
Всю ночь немцы пили и горланили, пьяно пели и плясали под патефон, связистки гоготали и взвизгивали, явно и не думая ставить своих собутыльников в "крайне трудное положение".
- Как же будем жить дальше, Сашенька! - плакала матушка Алевтина, лёжа в постели рядом со своим верным мужем. - Что будет с Россией?
- Ничего, ещё поглядим, - успокаивал её в темноте отец Александр. - Москва? Ну что ж, Москва... Помнится, "пожар служил ей много к украшенью"...
27
Действительно, немцам тогда удалось совершить своё наибольшее приближение к Москве, дальше которого продвинуться им было не суждено. В районе Шереметьево немецкие бронетранспортёры и мотоциклисты прорвались к мосту через Москву-реку, но были полностью уничтожены моторизованной частью отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД. В первые дни войны эта бригада была сформирована в Москве на стадионе "Динамо" и имела в своём распоряжении немыслимое для бригады число - более двадцати пяти тысяч солдат и командиров, включая две тысячи иностранцев. И это при том, что обычные бригады в то время насчитывали не более шести тысяч человек. Среди иностранцев были испанцы, китайцы, чехи, поляки, болгары, румыны, вьетнамцы, американцы, австрийцы и даже немцы. Созданием этой причудливой бригады руководил Павел Судоплатов, начальник Особой группы НКВД по разведывательно-диверсионной работе в тылу германской армии.
Вызванный в Кремль, он докладывал Берии и Маленкову, как прошёл бой за мост через Москву-реку.
- Большего успеха немцам развить не удалось, - закончил он свой рапорт.
- Это хорошо, - по-совиному мигнул Берия. - Теперь перед вашей бригадой стоит важная задача. Не будем скрывать, на сегодняшний день бригада является, пожалуй, единственным боевым формированием, имеющим достаточное количество мин и людей, способных их установить. Нужно заминировать всё, что можно заминировать.
- Железнодорожные вокзалы, объекты оборонной промышленности, - уточнил Маленков, - станции метрополитена, стадион "Динамо", некоторые жилые здания в самой Москве и на подступах к столице. Вот предварительная карта минирования, но мы полагаем, в ходе работ вы по своему усмотрению добавите что-то и подкорректируете.
- Стало быть, отступление из Москвы... - заговорил Судоплатов.
- Не нужно исключать и такого исхода, - прервал его Берия. - Но мы сделаем всё, чтобы столица не попала в руки Гитлеру. Доложите, что делается в тылу немцев для срыва поставок и распространения дезинформации.
- Несмотря на колоссальные трудности, товарищ Берия, - стал отчитываться Судоплатов, - работа в гитлеровском тылу разворачивается. Создаётся сеть партизанских отрядов по всем западным областям. Немцам уже нанесён урон в живой силе и технике. Хотя, не скрою, хотелось бы получать более ощутимые результаты. Для этого необходимо направлять в партизанские отряды хорошо обученных людей, имеющих опыт диверсионной работы. Теперь о распространении дезинформации. Нами разработана и начата операция под кодовым названием "Послушники". К митрополиту Сергию в Ригу направлены два наших офицера - Иванов и Михеев. Оба прекрасно знают церковную службу и под видом священников устроились в Псково-Печерский монастырь. Там выбран новый настоятель, Павел Горшков, не раз помогавший нам в тридцатые годы, когда он жил в Эстонии и являлся духовником Пюхтицкой женской обители. Теперь игумен Павел довольно удачно делает вид, что полностью предан оккупационным властям. А Иванов и Михеев якобы связаны с людьми, которые по легенде возглавляют антисоветское подполье в Куйбышеве, куда, как вы знаете, временно переезжает из Москвы наше правительство. Немцы должны поверить, что в Куйбышеве теперь у них развёрнута шпионская база. Иванов и Михеев будут якобы получать оттуда по рации важные сведения, передавать их игумену Павлу, а тот - сообщать врагу. Таким образом, мы постоянно будем вводить врага в заблуждение, давая любую дезинформацию.
28
Под утро немцы в Закатах так перепились, что один офицерик, выйдя во двор, открыл из пистолета пальбу по матушкиному полосатому котику. Котик возвращался домой со своей ночной вечеринки, на которой вряд ли отмечалось взятие немцами Москвы, и никак не ожидал, что на него откроют настоящую охоту. Он настолько перепугался, что бежал стремглав куда глаза глядят! Немец, раздосадованный тем, что не попал в полосатую цель, ещё какое-то время стрелял просто в темноту. Полковник Фрайгаузен, выйдя из дома, схватил пьяного дурака, выдернул из его руки пистолет, а самого повалил на холодную осеннюю траву:
- Вы с ума сошли, Аушниц! Идите проспитесь!
Обстрелянный врагом котик с перепугу несколько дней не появлялся дома, а матушка ходила и вздыхала, оплакивая его.
В конце концов, отец Александр разозлился на неё:
- Скажи на милость! Котик пропал! О чём ты горюешь, матушка! У нас у всех голову сняли, а ты по волосам плачешь!
Он всё ждал и ждал сообщений о пожаре Москвы:
- Сталин не тот человек, чтобы просто отдать Москву. Вот увидите, там будет пожар, как при Бонапарте. Все по той же схеме. Мне даже кажется, я уже чую запах дыма... А затем - штурм, демарш и русская победа!
Но никаких известий о пожаре не поступало, и немцы продолжали праздновать взятие русской столицы.
А с немецкой стороны подоспело сообщение, что и Ленинград тоже пал.
29
В первых числах ноября Гитлер, находясь в своей ставке "Волчье логово" в Восточной Пруссии, занимался любимым делом - коллективно обедая с ближайшим окружением, без устали вещал.
Один из постоянных участников этих застолий, Альберт Шпеер, позже нашёл меткое определение патологической страсти фюрера к произнесению монологов, казавшихся самому Гитлеру верхом мудрости и красноречия. Эта мания была определена Шпеером как "речевой эгоизм" - "Redeegoismus".
И действительно, Гитлер совершенно не был способен к тому, чтобы слушать кого-либо. Он любил говорить один и слушал только самого себя.
- Итак, господа, как мне известно, бои идут на улицах русской столицы. Ещё немного, и Кремль будет захвачен! Сталин и всё его трусливое окружение бежали в запасную столицу, город Куйбышев, расположенный на Волге. Туда же отправились дипломатические представительства иностранных государств. Одновременно войска нашего доблестного вермахта и отборные части СС в эти самые часы входят в Ленинград! Так что и северная столица русских варваров в наших руках.
- Слава Богу! - позволил себе воскликнуть генерал Йодль.
- Слава нашей партии! - сердито поправил его Гитлер. - Кстати, я давно хотел подчеркнуть, что мы правильно делаем, не вступая в сговор с нашими попами. Мы давным-давно покончили с молебнами в войсках. И пусть меня отлучат от Церкви и даже предадут проклятию! Я согласен. Нам слишком дорого может обойтись заигрывание с религией. Стоит добиться великих успехов, как попы тотчас закудахчут, что это, мол, благодаря их благословению и Божьей милости! И извольте тогда раскошеливаться на церковные нужды. А нам никто не предъявит никаких счетов! Мы сами добились своих великих целей! Россия - самое ханжеское государство в мире. Там всегда всё было построено на церковных обрядах. И тем не менее история всегда щёлкала их по носу. Они молились - а Наполеон разгромил их при Бородино и сжёг их столицу. Молились - а англичане и французы задали им перцу в Крыму! Отчего-то молитвы ста сорока миллионов русских во время войны с японцами принесли куда меньше пользы, чем молитвы гораздо меньшей по численности японской нации. Ха-ха. А потом и мы изрядно намяли им бока в годы мировой войны. Но даже и внутри страны русские попы не могли обеспечить надёжность - они прозевали появление большевизма! Когда большевики создали собственное, довольно сильное государство, русская Церковь примазалась к ним. Какая пошлость! Когда мы достаточно поэксплуатируем русских попов для привлечения на нашу сторону населения России, я хладнокровно прикажу их всех перевешать. Их символом станет не крест, а виселица! Величественная картина! Грандиозный Московский Кремль, а вокруг него на стенах болтаются бородатые попы!
30
Когда Лейббрандт и Фрайгаузен уехали, несколько немецких офицеров и обе связистки остались на той половине дома, которую выделил им отец Александр. Еве так и пришлось жить дальше при старушке Медведевой. Отец Александр по два-три раза на дню туда захаживал.
В первых числах ноября наступила зима. Резко похолодало и пошёл снег. Матушкин котик, промёрзнув, вернулся в дом.
- Слава Богу, - радовалась Алевтина Андреевна. - Значит, теперь и Москву не отдадут.
- Какая же тут логическая связь? - удивлялся отец Александр.
- Просто я так загадала.
- Загадала! А еще жена православного священника! Гадания - грех.
31
Устав ждать сообщений о пожаре Москвы, отец Александр с головой ушёл в новую заботу. В пятнадцати верстах от села Закаты в месте, красноречиво называющемся Сырая низина, немцы устроили концлагерь для советских военнопленных. Возобновили тут торфоразработку. С наступлением внезапных холодов страдания заключённых лагеря удвоились.
Батюшка поехал туда и увидел страшную картину. Бараки совсем не отапливались, а многим заключённым, которым не хватило места в бараках, и вовсе приходилось существовать под открытым небом. Многие умирали, не выдержав суровых испытаний, и отец Александр видел, как волокут мёртвого - за ноги, руки и голова болтаются...
Немец принёс свёклу, держал её за пышную ботву. Крикнул узникам:
- He sie! Das Lied gib!
- Эй вы! Пезню давай! - перевёл другой немец.
Узники молча и с ненавистью смотрели на него, сжимая губы.
- Не понимай? Пезня! Пезня! - повторил немец.
В ответ ему было молчание.
- Also, und der Striche mit Ihnen! Die Viehe![5] - выругался немец и швырнул свёклу пленным, те стали хватать и есть свёклу сырую, вместе с ботвой.
Пошёл дождь, узники подставляли под него ладони и слизывали с ладоней дождевую воду. Кто-то стал кашлять, и по всему лагерю покатился болезненный надрывный кашель.
- Продовольствие, вещи, медикаменты... - садясь на велосипед, бормотал отец Александр, будто он был виноват в их бедствиях. Вскоре вместе с дождём повалил мокрый, крупный снег.
Вернувшись домой, бледный как смерть отец Александр с горечью делился впечатлениями со своими прихожанами.
- Нам надо взять шефство над лагерем в Сырой низине, - говорил он. - Всё с себя отдать, самим ходить голодными, но помочь. Иначе они там все перемрут. Я буду добиваться. Пускай лишнюю проповедь прочту о пользе германского нашествия - авось Господь простит меня, многогрешного, после смерти, а перед советской властью, если надо будет, и при жизни потом отвечу.
Его не покидала уверенность в том, что немцев рано или поздно разобьют, что их армия, подобно наполеоновской, пойдёт по старой Смоленской дороге оборванная и голодная, а партизаны из лесов будут её добивать.
В молитвах священник постоянно обращался к своему небесному покровителю:
- Моли Бога о нас, святый благоверный княже Александре, Отечества избавителю и сохранителю, солнце земли Русской, яко мы усердно к тебе прибегаем, скорому помощнику и молитвеннику о душах наших. Дай знак, милый Александр Ярославич, как там Москва, громят ли немца твои потомки, аки же и ты громил его, супостата, на Чудском озере?
Но святой благоверный князь покуда не давал знака, и отец Александр оставался в тягостном неведении.
32
А в Москве, вопреки демагогии Гитлера, никаких боёв не происходило. Дальше Шереметьево немцам приблизиться не удалось.
Наступили ноябрьские праздники. Павел Судоплатов получил приглашение на торжественное заседание шестого ноября и праздничный военный парад седьмого.
Торжественное заседание проходило не в Большом театре, как до войны, а на платформе станции метро "Маяковская". С одной стороны платформы замер поезд, двери его были открыты, а в вагонах поставили столы с бутербродами и разными напитками. Впрочем, всё выглядело довольно скромно...
На другой путь подали поезд с правительством. Сталин вышел из вагона в сопровождении Маленкова и Берии. Маленков обратил внимание Сталина на Судоплатова, и тот кивнул Павлу Анатольевичу, из чего можно было сделать вывод, что вождь полностью осведомлён о его работе.
Члены Политбюро прошли в тот конец платформы, где располагались президиум и трибуна. Председатель Моссовета Пронин открыл заседание, а затем полчаса выступал Сталин. Говорил уверенно, без тени волнения. Никаких сомнений в том, что в ближайшие дни враг будет отброшен от Москвы. Ни единого слова о том, что правительство может перебраться в запасную столицу на берега Волги, в старинную Самару, ныне город Куйбышев.
Слушая его, Судоплатов чувствовал, как полностью исчезла, растворилась неуверенность в завтрашнем дне. В том, что рано или поздно Советский Союз одолеет фашистов, он и до этого был убеждён, но что не сдадим Москвы - сомневались многие. Теперь же было ясно - древнюю столицу государства Российского Гитлеру, в отличие от Наполеона, не видать!
После заседания, проходя мимо Судоплатова, Сталин снова кивнул ему, улыбнулся и мимоходом проронил:
- Товарищ послушник.
И пошел, не оглядываясь.
На другой день стужа ярилась, снег валил и валил, и это давало надежду: немецкие лётчики не прилетят бомбить Красную площадь, по которой шли войска и уходили прямо на фронт. На пропуске у Судоплатова стоял штамп: "Проход всюду". Это означало, что он может даже подняться на трибуну Мавзолея и находиться рядом с самим Сталиным!
Перед парадом к Павлу Анатольевичу подошли Берия и Меркулов.
- Товарищ Судоплатов, - сказал Берия. - Будьте начеку.
- Если что-то чрезвычайное, немедленно поднимитесь на Мавзолей и доложите, - добавил Меркулов.
- Мы поддерживаем постоянную связь со штабом бригады, которая держит оборону на подступах к Москве, - доложил Судоплатов.
Но подниматься на Мавзолей ему не пришлось. Конечно, хотелось бы несколько минут постоять там, рядом с великим Сталиным, взирая на то, как сквозь густой снег, сурово печатая шаг, идут и идут полки на защиту столицы. Но для такого демарша нужен был какой-то тревожный повод, а его так и не представилось.
И - слава Богу!
33
В середине ноября батюшка отправился в Псков. С ним вместе ехал молодой учитель Комаринский, перед самой войной приехавший в Закаты с семьёй из Ленинграда. В дороге он приставал к батюшке:
- Дайте мне чёткие доказательства! Я не отрекаюсь от идеи существования Бога. Она мне даже кажется красивой и привлекательной. Но как образованный человек, я не могу умом согласиться. И в то же время, если получу твёрдые доказательства...
- Это значит только одно, - отвечал отец Александр, - что душа ваша верует, а разум ставит перед ней преграду. Что-то должно произойти в вашей жизни, которое эту перегородку разрушит.
Древний Псков, заваленный снегом, выглядел куда лучше, чем осенью. Его будто обновили, подкрасили, принарядили.
- До чего ж Господь любит Россию, - говорил отец Александр, любуясь Псковским кремлём. - Это видно даже и в том, что Он дарит ей обильные снега. Снег - как наряд для невесты. Иная девушка в обычной жизни не так уж и хороша лицом, и неказиста, а приходит день ей замуж идти, нарядится в подвенечное платье - и краше этой белой невинности ничего нет на свете!
Расположенное в самом кремле двухэтажное здание Псковской Православной миссии утопало в сугробах, сквозь которые чьи-то заботливые руки прорубили узкие лазы высотой почти в человеческий рост.
- Экие сверкающие лабиринты! - восторгался отец Александр.
Поднявшись на второй этаж в кабинет нового начальника Псковской Православной миссии отца Николая Колиберского, батюшка был приятно удивлён неожиданной радостной встречей - у отца Николая гостил сам преосвященннейший митрополит Сергий.
- Отче Александре! Признавайся, у тебя есть осведомители и тебе донесли, что я тут! - басовито гудел он, целуясь с отцом Александром.
- А как же! Конечно есть! Сам благоверный князь Александр Невский. Он меня обо всём оповещает незримо и неслышно, - улыбался отец Александр. - Только не сообщает, что там с Москвой. Горит она или нет?
В первые мгновения кроме митрополита он никого не видел, но теперь, когда Сергий закашлялся, обнаружил, что в кабинете протоиерея Ефимова сидят и пьют кофе Лейббрандт и Фрайгаузен.
- Здравствуйте, господа Розенкранц и Гильденштерн, - созорничал отец Александр.
Немцы переглянулись. Фрайгаузен улыбнулся:
- Кто же тогда Гамлет?
Отцу Александру принесли чашку кофе, и он присоединился к беседе. Лейббрандт снова забыл про свой русский и по-немецки делился впечатлениями от своей инспекционной поездки: мол, он никак не ожидал увидеть такого религиозного подъёма среди населения, столь долго находившегося под гнётом большевистской атеистической пропаганды.
Фрайгаузен переводил:
- Мы полагали, что русский народ за годы советской власти полностью забыл Бога. Мы намеревались прислать сюда немецких католических и протестантских проповедников, а также священников Зарубежной Русской Церкви. Но то, что мы увидели, потрясает. Люди не только не утратили веру, но, кажется, даже сохранили её в большей крепости, находясь в пучине гонений! Священники созданной вами Псковской Православной миссии всюду встречают горячий приём, крестят, причащают, венчают, исповедуют сотни и сотни прихожан. У нас сложилось впечатление, что после исчезновения большевизма Церковь и само Христианство на Востоке переживают подлинный подъём. Вероятно, мы будем рекомендовать, чтобы в дальнейшем Русская Зарубежная Церковь исчезла путём вхождения в Русскую Церковь, находящуюся в самой России.
А у отца Александра сердце ныло о своем. И, улучив мгновение, он осторожно заговорил:
- Рядом с селом Закаты, в котором я имею счастье служить, располагается лагерь советских военнопленных. Они содержатся в невыносимых условиях. Из всех человеческих прав у них есть только право на труд. И на смерть. Ежедневно их изнуряют непосильной работой, кормят плохо, в бараках невыносимо холодно, люди умирают по десять-двадцать человек в день. Сердце моё не вмещает в себе всю боль, которую я испытываю при виде этого!
- Что поделать, - вздохнул Фрайгаузен. - Сейчас все силы германской нации брошены на овладение Москвой и Ленинградом. Мы не имеем средств для обеспечения военнопленных. К тому же Сталин не подписал конвенцию, по которой международный Красный Крест мог бы содействовать в этом вопросе. Сталин считает всех пленных предателями и не оставляет им права на жизнь.
- Но мы считаем их людьми! - голос батюшки надорвался. - И хотим, чтобы они жили. - Отец Александр помолчал, собираясь с силами. - Мы и не просим от вас помощи несчастным узникам. Отдайте концлагерь в Сырой низине в наше попечение, и мы будем отапливать бараки, подкармливать пленников, обеспечивать их тёплой одеждой. И более ничего. Люди будут сохранены и... смогут работать... на благо вашего рейха.
- Отец Александр, возьмите бумагу и напишите ходатайство, - откликнулся митрополит, протягивая священнику лист и карандаш.
- Но вы должны внушать военнопленным, что отныне они подданные самого лучшего государства в мире, великой Германии! - хмуро произнёс Лейббрандт по-русски.
34
Морозы всё усиливались. Никогда еще в этих местах во второй половине ноября не ударяла столь свирепая стужа!
- Как там в лагере! - сокрушался отец Александр. - Совсем перемрут!.. Один плюс - на фронте мороз нам выгоден. Наши как-нибудь перетерпят, им привычно, а немцу это будет смерть под Москвой.
- Ты только подобное - нигде, - ворчала матушка Алевтина.
35
В начале декабря концлагерное начальство дало батюшке добро на сбор тёплых вещей, дров и продовольствия для военнопленных. Не только в Закатах, но и во всех окрестных деревнях и сёлах отец Александр поднял жителей на спасение несчастных узников.
Вскоре в Сырую низину прибыли первые подводы.
Отец Александр вместе с Торопцевым распоряжались разгрузкой. И вдруг появившийся, как черт из табакерки, комендант лагеря приказал дрова разгружать, а вещи и продовольствие не трогать. Немцы отогнали русских от подвод, а сами сели на козлы и отправились в сторону Пскова.
В эту минуту отец Александр согрешил - впал в отчаянье.
Но зная, что никто за него не исполнит его долг, быстро и страстно взмолился к Богу и кинулся к коменданту - добиваться правды, волоча за собой перепуганную личную свою переводчицу Алевтину Андреевну. Комендант сурово выслушал стенания священника и, подойдя к батюшке, похлопал его по плечу. Матушка переводила:
- Он говорит, что доблестная немецкая армия испытывает нехватку в тёплых вещах и продовольствии. Что под Москвой битва не кончилась. Что немецкий народ весьма признателен тебе, отец Александр, и окрестным жителям за оказанную помощь. И что дрова будут использованы для обогревания бараков.
- А продовольствие? А вещи? Там одних только шерстяных носков - на каждого узника хватило бы! - воскликнул батюшка.
- Отец Александр, ну как ты не понял, - тяжко вздохнула Алевтина Андреевна. - Это они забрали для себя. Повезут во Псков, а оттуда переправят в армию, воюющую под Москвой.
- Как в армию? В немецкую армию?
- Ну не в Красную же!
Домой отец Александр возвращался в полном унынии. Лишь то, что дрова всё-таки достанутся баракам, согревало его. А когда показались первые закатовские избы, другая утешительная мысль разгорелась в печке батюшкиной души.
- Послушай-ка, матушка! - произнёс он оживлённо. - Я вот что думаю... Раз в немецкой армии носков да жратвы не хватает, стало быть, у них там дело швах. Напрасно они бренчат на своих тимпанах и гуслях! Под Москвой им нету победы. Не получилось блицкрика! Давай, дедушка Мороз, поднажми, сердечный!
- Ты, Саша, воистину как ребёнок. Только что сидел умирал от печали, а вот уже и готов спрыгнуть с саней и скакать от радости!
- И ничего плохого в том не вижу, - улыбаясь, отмахнулся батюшка. - Ибо и Христос говорил: "Будьте как дети!"
36
Дети у священника Ионина, слава Богу, не болели. Были они умеренно сыты и довольно веселы, хотя, конечно, каждого из них время от времени посещали печальные воспоминания о родных отце и матери, навеки утраченных.
Однажды Саша спросил:
- Батюшка, а почему нашу маму убили?
- Э, милый тёзка! - Отец Александр обнял его и посадил к себе на колени. - Вон ты о чём запечалился. Так вот, что я тебе, Сан Саныч, скажу. Твоя мама была самая лучшая у нас в селе женщина. Господь Бог видел это и очень хотел сделать её святою. Не мог он без неё больше на небе. Понимаешь? Тут как раз злой человек рабу Божью Таисию застрелил. И душа её отправилась к Боженьке.
- А как же мы с Мишкой?
- А вас Господь определил ко мне.
- А если Он и тебя захочет взять?
- Останется матушка.
- А если и матушку?
- Так есть ведь Торопцевы. Да мало ли добрых людей на свете! Не пропадёте, Сашунька! Так и братику своему передай, если он тоже станет вопросы задавать. Не будешь больше тужить?
- Не буду, - сказал Саша.
Но тут же заплакал и уткнулся батюшке под бороду.
37
Лютые морозы выжгли партизан из окрестных лесов. Тайком пробрались они кто куда. У кого-то в здешних краях были отчие дома, родители да родственники, разбрелись мужики по своим - как будто мирные хлебопашцы, и оружия сроду в руках не держали.
Некоторые из партизан укрывались и под куполами Псково-Печерского монастыря. И уже не роптали: мол, под поповским крылом не станем прятаться...
Зазимовал в родном селе и Алексей Луготинцев. А в сарае под сеном он сделал укрытие для товарища Климова. Лишь однажды немцы приходили поглядеть, что да как, из винтовки пальнули разок, "для орднунга", в сеновал, но, к счастью, в того, кто там сидел, не попали.
Время от времени Алексей докладывал товарищу Климову обстановку:
- Немцев в селе осталось совсем немного. Гонят ихнего брата на восток. Стало быть, война развивается для нас успешно. А поп здешний немцам продолжает и так и сяк прислуживать. Организовал по окрестным селениям сбор продовольствия и тёплых вещей. И всё это отправлено к немцам на фронт!
- Гадина долгополая! - возмущался товарищ Климов.
- Убью его!
- Погоди, Лёша, сейчас нам активные акции нельзя проводить. Немцы озлоблены: казнишь попа, вызовешь их на провокацию: основательно возьмутся за проверки и всех наших, кто, как я, вынужден нынче прятаться, из нор выудят. Погоди, по весне вернёмся в леса, тогда и учиним над предателями справедливый суд!
38
К концу года немцы стали невесёлые. Однажды после богослужения отец Александр и Торопцевы вышли из храма, а навстречу пятеро немцев, морды у всех злые. А тут ещё Костик Торопцев - сделал вид, что стреляет в немца из деревянного самодельного пистолета:
- Кх! Кх! Кх!
Шутка не понравилась.
- Ach du kleiner Pack! Na komm mahl hier![6 - Ах ты маленькая сволочь! Нука иди сюда! (нем.)] - рявкнул один из фашистов и передёрнул затвор винтовки.
- Костя! Паршивец! - Торопцев схватил сына за шкирку, потащил за собой, прижимая к себе. Немцы ещё долго что-то рокотали им вслед.
- В Закатах немцев осталось что кот начихал, - говорил отец Александр. - Скоро и этих немцев на фронт угонят. Я был во Пскове, встречался с митрополитом, и он мне тайком сообщил: Москву не удалось взять. Мало того, с начала декабря Красная Армия перешла в наступление и отбросила немца от Москвы.
Дом, в котором жило семейство отца Александра, опустел - уехали и офицеры, и их подружки. Вновь можно было вздохнуть свободно, говорить, не таясь. Перед самым Новым годом батюшка переселил к себе и Еву, при этом с радостью вручив ей новую метрику:
- Отныне ты, Муха, по документам будешь моя законная дочка, Ева Александровна Ионина. И, стало быть, особо прятаться тебе уже незачем.
- А Миша и Саша?
- Они также мною усыновленные. И молитесь о здравии раба Божия Иоанна Фрайгаузена - это он мне поспособствовал. Был некогда Мюнхгаузен, а этот - Фрайгаузен, совсем другое - не болтун, не фантазёр, а что пообещает, всё выполнит.
Ева, в отличие от иных и многих русских, была особенно пытлива в изучении основ православной веры, старалась во всё вникнуть, хорошо знала церковную службу. Особенно охотно она пела в церковном хоре. Когда матушка что ворчала против неё, отец Александр с готовностью возражал:- Вот ты, Аля, тридцать лет жена священника, а до сих пор многого толком не знаешь, путаешься, "Херувимскую" всякий раз на разные лады поёшь, хор из-за тебя сбивается. А муха, хотя ещё совсем юная дева, быстро всё схватывает.
- У них нация такая хваткая, - вздыхала матушка.
- Несть ни эллина, ни иудея, а, по слову апостола Павла, токмо те, кто со Христом, и те, кто против Него, - наставлял священник.
- Уж они-то, если со Христом станут, живо Христа от нас отвадят!
- Глупости и более ничего!
- Ох, сподобил меня Господь на старости лет нежданно-негаданно заполучить дочь из картавых!
- И вовсе она не картавит.
- Ну и целуйся с ней!
- А вот настанет Пасха - и поцелуюсь.
39
Морозы никак не смягчались. Дров на отопление храма в Закатах уходило не меряно, а всё равно во время службы всегда стоял пар, стены плакали, а народ, толпясь поближе к ограде клироса, переминался с ноги на ногу и постанывал, обмерзая.
Отец Александр старался исповедь принимать быстро, зачастую совершал общую, а проповеди сокращал как мог. Перед Рождеством он спохватился, что в храме нет большой рождественской иконы, и отправился в Псков.
Стояло солнечное и морозное утро, по новому стилю тридцать первое декабря, конец проклятого сорок первого года. Едучи в санях с Торопцевым, отец Александр любовался зимней природой и читал стихи Пушкина:
Мороз и солнце, день чудесный!
Ещё ты дремлешь, друг прелестный,
Пора, красавица, проснись...
Тут он вспомнил: завтра ведь вдобавок и его день рождения!
- Если по юлианскому стилю, то завтра ещё только девятнадцатое декабря. А по григорианскому - первое января. Приятно в один день с Новым годом родиться. Хотя это и неправильный Новый год. Мне уже немцы предписание прислали, чтобы я в своём храме всё переводил с юлианского календаря на григорианский. Но тут мы будем крепко стоять, ибо григорианский календарь есть пагубное заблуждение католиков, от которого у них расшатываются все устои. К примеру, французы даже перестали почитать свою народную героиню Жанну д`Арк, а она была святая и приняла мученическую кончину на огне. Пройдёт война, я буду ходатайствовать, чтобы рассмотрели вопрос о её канонизации у нас. Но это не сейчас. А ещё мне нравится, что в мой день рождения отмечается и память русского богатыря Илии Муромца, принявшего монашеский сан в Киево-Печерской лавре. Так что завтра мы с Ильёй Муромцем будем принимать поздравления!
40
В Пскове ждали две новости. Во-первых, отец Николай по слабости здоровья оставил Псков и уехал в свой рижский приход, а на место руководителя Псковской Православной миссии назначили доброго знакомого отца Александра, протопресвитера Кирилла Зайца.
Он и сообщил:
- Теперь я тут буду рукоправить. А завтра, отче, у нас важнейшее событие! Переносим в кафедральный собор чудотворную икону Тихвинской Божией Матери.
- Как Тихвинской? Она же в Тихвине!
- Была. Хранилась в монастыре как музейный экспонат. Когда немцы ворвались в Тихвин, разгорелся бой, в монастыре вспыхнул пожар, немецкий солдат увидел большую старинную икону и вынес её из огня. Затем немцы передали Тихвинскую отцу Николаю. А я, заступив на его место, получил благословение от высокопреосвященнейшего митрополита Сергия перенести её в наш кафедральный собор.
- Тогда мне сам Бог велел у вас до завтра задержаться. Хотел выпросить тут кое-что, да и домой, ан нет...
- А что выпросить?
- Хорошая рождественская икона мне нужна к празднику, у меня в храме нету.
- Найдём.
Перенесение Тихвинской в кафедральный Свято-Троицкий собор Псковского кремля проходило в день рождения отца Александра, и он не уставал повторять, что и не чаял такого подарка!
При свершаемом торжестве на Соборной площади присутствовали и немцы, в основном из комендатуры города, были здесь Лейббрандт и Фрайгаузен, которых с лёгкой руки батюшки все за глаза именовали Розенкранцем и Гильденштерном.
- Тевтонцы требуют новых отмежеваний от Московской Патриархии, - сказал отцу Александру отец Георгий Бенигсен. - Сейчас отцу Кириллу придётся выкручиваться.
Он и впрямь произнёс слова, которые должны были удовлетворить присутствующих немцев:
- Большевики подвергли Православную Церковь неслыханному, зверскому гонению. Тысячи и тысячи умученных, убитых священников, монахов, прихожан. Разрушенные храмы, поруганные реликвии. Ныне на эту власть обрушилась Божья кара. Германская армия стоит у стен Москвы, где в Кремле укрываются вожди большевизма. Большевики силой вынудили Патриаршего Местоблюстителя Сергия Страгородского, митрополита Московского и Коломенского, подписать воззвание с призывом к народу сопротивляться германским освободителям. Мы знаем, что митрополит Сергий Страгородский - человек глубоко верующий и не мог по доброй воле подписать это воззвание. Ибо он понимает, что Германия несёт России свободу. Новая власть, в отличие от антихристовой советской власти, открывает храмы, возрождает приходы, возвращает нам святыни. Сегодня один из таких радостных дней возрождения. Чудотворная Тихвинская икона Божьей Матери, бывшая при большевиках предметом поругания, вновь станет здесь, в Свято-Троицком храме, предметом глубокого и благоговейного поклонения.
Слушая отца Кирилла, немцы выражали удовольствие, в то время как все русские смотрели на оратора сурово.
Всё перевернулось, когда слово взял отец Георгий Бенигсен, начальник отдела развития христианства при Управлении Псковской Православной миссии.
- Всех нас охватывает волнение и умиление при виде того, как германские власти опекают нашу Церковь. Сегодня нам из рук в руки передали чудотворную икону Тихвинскую. Говорят, что немецкий солдат, вынесший её из пожара, получил ранения и теперь лежит в госпитале. Да вознаградит его Господь за сей христианский подвиг! Что скрывать, мы с радостью видим, что тевтонцы пришли к нам сегодня совсем не так, как это было ровно семьсот лет тому назад. Тогда, посланные римским папой в крестовый поход на Русь, немцы явились огнём и мечом истреблять и выжигать Православие. Пылали города, в церквях срывались иконы и потом из них делались костры. Тех, кто не хотел радоваться подобному "освобождению", рыцари Тевтонского ордена приказывали жестоко убивать. Тогда кара небесная обрушилась на тевтонцев в лице святого благоверного князя Александра Невского. Он спас Псков и Новгород от нашествия иноземцев. На льду Чудского озера, которое ныне именуется Пейпусом, богатырь Александр одолел тевтонца Андреаса, пустил под лёд лучших рыцарей ордена. Поистине славный витязь, и небеса покровительствовали ему, поскольку сам он был глубоко верующим человеком. И не случайно впоследствии, при благочестивом царе Иоанне Грозном, его причислили к лику святых.
Теперь немцы стали переглядываться и недовольно перешёптываться. Русские же, наоборот, приободрились.
- Сам немец, а как хорошо говорит! - сказал кто-то о Бенигсене.
- Ох, молодость, молодость... Глупость! - трусливо проговорил кто-то другой.
- Наступает Новый год, одна тысяча девятьсот сорок второй, - продолжал отец Георгий. - В сей год мы с вами, дорогие соотечественники, будем торжественно отмечать славную годовщину - в апреле исполнится ровно семьсот лет со дня славной победы князя Александра Невского в Ледовом побоище. В сей год победоносец Александр незримо явится на Русскую землю и вновь будет с нами в наших трудах, боях и молитвах. Так возрадуемся же и возвеселимся об этом! И поблагодарим сегодняшних тевтонцев, что они, кажется, не таковы, каковы были семь столетий тому назад!- Молодец! - само собой вырвалось из уст отца Александра Ионина.
- Да уж, - недовольно проворчал кто-то из рядом стоящих, - обёртка ещё ничего, а начинка-то - с перцем!
- Как бы нам от этого перца не расчихаться! - добавил другой.
- Ничего, чих - он только во здравие, - засмеялся отец Александр.
41
Вечером того же дня Лёшка Луготинцев рассказывал товарищу Климову:
- Был я сегодня во Пскове. Немцы передали нашим попам какую-то волшебную икону, и те перед ними на задних лапках выплясывали. Главный там у них один, проклинал советскую власть, что она, мол, попов истребляла.
- Мало, как видно! - припечатал Климов.
- Надо было вообще под корень! Чтобы духу поповского не было.
В сеновальном убежище командир и боец партизанского отряда вдвоём отметили наступление Нового года.
После второго стаканчика самогона Лёшка припомнил и речь отца Георгия Бенигсена:
- Учёные люди говорят, в этом году в апреле ровно семьсот лет, как Александр Невский у нас тут, на Чудском озере, немцев разбил.
- Вот как? - оживился товарищ Климов.
- Семьсот ровно, - повторил Лёша. - Видели фильм про Александра Невского?
- А как же, перед войной крутили.
- Я, товарищ Климов, смотрел его вместе со своей невестой Машей. Тогда же и предложение ей сделал. В плане женитьбы. Это было в клубе имени Кирова. А теперь там религиозное гнездо. Поп Сашка свою кислую кутью там заваривает. Сам неизвестно откуда, из Латвии, что ли, к нам прислан фашистами. Для пропаганды лояльности к оккупантам. А ведь немцы мою Машу убили!
- Рано, Лёша, бушуешь. Сдержи свой пролетарский гнев. Дождёмся весны. Ну, давай ещё по маленькой за Новый год. И пусть будет, как ровно семьсот лет назад. Чтоб немецкая сволочь под лёд провалилась! Помнишь, как в фильме? "Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет!"
42
Лишь к февралю морозы стали ослабевать. За это время концлагерь в Сырой низине ещё дважды принимал дрова от жителей Закатов и окрестных мест.
Немцев в селе к февралю почти совсем не стало. Горстка их содержалась в здании бывшего сельсовета, где теперь располагалась закатовская военная комендатура.
- Скоро и этих на фронт угонят, - говорил с радостью Николай Торопцев отцу Александру. - Москву не удалось взять. Мало того, с начала декабря Красная Армия перешла в наступление, неподалёку от Новгорода, в крепости Холм окружено много немцев. Оттуда везут раненых, глядишь, и у нас появятся перебинтованные тевтонцы.
- А в каких числах Красная Армия перешла в наступление? - полюбопытствовал отец Александр пару дней спустя, встретившись в Пскове с митрополитом Сергием. - Не шестого ли декабря по новому стилю?
- Именно так, - ответил митрополит.
- Ишь ты, - радостно усмехнулся закатовский батюшка, - в аккурат в день всехвального погребения Александра Невского во граде Владимире! По юлианскому календарю - двадцать третьего ноября.
- Это знак! - согласился Сергий.
43
Но появились в Закатах не тевтонцы, а эстонцы.
В самом начале марта в дом к отцу Александру ввалились люди в невиданной доселе форме, похожей на немецкую, но с другими нашлепками. Распоряжался ими огромный белобрысый детина, хорошо изъяснявшийся по-русски, но с характерным чухонским распевом.
- Ваш до-ом поступает в наше распоряжение, - заносчивым голосом говорил он. - Требуем в теченнии пяти часов освободить занимаемые помещеннния-а-а.
- Нет, дорогой мой, - вежливо ответил отец Александр. - Я тут живу по распоряжению господина Лейббрандта, который... Алюня! Как точно называется должность у Лейббрандта?
- Что-то вроде восточного министра, - отозвалась перепуганная матушка.
- Этто невозможно, - ухмыльнулся белобрысый. - Нам приказано занять в вашем селе лучшее помещение. Ваш доом самый подходящий. Приказываю освободить доом.
- Да кто вы такие-то? Хоть знать.
- Особая группааа четвёртого эссстооонского шуцман-батальона "Плескау".
- И откуда же такой батальон выплеснулся?
- Мы сформированы в Плескау. Отныне город Плескау и все прилегающие к нему территооории становятся частью великой Эссстооонннии.
- Псков - Эстонии! Час от часу не легче! - горестно выдохнул отец Александр.
44
Новые хозяева села Закаты быстро затмили собой немцев. Они всюду сновали, вламывались в хаты, устраивали обыски, забирали всё, что только можно, орали свои и немецкие песни, гоготали, смеясь над русскими дикарями, приставали к девушкам, свистели вслед отцу Александру, когда тот направлялся к храму или возвращался домой.
Отец Александр с матушкой, Мишей, Сашей и Евой перебрались в неказистый домик Медведевых, который с февраля пустовал - старушка Медведева усопла и её похоронили. От морозов дом промёрз так, что его три дня не могли протопить, чтобы можно было жить в нем, не кутаясь и не стуча зубами. А тут ещё эстонцы нагрянули - отбирать остатки запасов...В последнее время они затеяли эстонизацию населения, требуя, чтобы все учились говорить по-эстонски. Явившись к батюшке, белобрысый командир громко и нагло закаркал по-своему.
- Извините, господин хороший, я на вашем наречии не обучался, - сказал отец Александр.
- Осень плоохо, - нахмурился белобрысый, намеренно показывая, что и он вот-вот перестанет уметь пользоваться русской речью. - Я вам не господин хоросый, а называйте меня господиин Ыырюютс. Этта моя фамилья. Васа Россия много веков угнетала мой нароотт, заставляя говорить по-русски. Теперь мы вернулись в цивилизованную Еврооопппууу. Вы прозываете на территооррии свободного Эстоонского госсудаарсстваа и обязаны учиться говорить по-эстоонски.
- Помилуй Боже, господин Ырютс, откуда ж нам взять учителей? Разве если бы вы нас взялись обучать. Правда, я к языкам не весьма способен. Греческий и латынь-то с трудом освоил. Французский учу, потому что на нём говорила народная героиня Жанна д`Арк. А эстонский... Куда мне! А матушка Алевтина выучила бы. Так, матушка?
- Это по-чухонски-то? - возмутилась Алевтина Андреевна. - Да ни в жизнь! Что я, с ума сошла? Шёл бы ты отсюда, чудь белоглазая, - подвинула она господина Ыырюютса веником. - Наследил-то! А туда же, цивилизация, Еврооопппа!
- Это осень плоохо, сто у вас нет учителей эстоонского, - малость испугался матушкиной дерзости господин Ыырюютс. - Приказыте вашим слугам погрузить васы дрова и перевести их к насему доому.
- А, так вы грабить нас приехали! - продолжала напирать на свободного эстонца матушка. - Так и скажите, как немцы говорят: "Цап-царап махен". Это мы понимаем и без Европы! Только даже немцы сами всё забирают и увозят, а у вас, лодырей, и на это сил нет?
- Она права, - согласился батюшка. - Если вы честные грабители, так соблаговолите сами всё забрать, погрузить и вывезти.
- Это сааботааж! - возмутился господин Ыырюютс и стал говорить по-русски гораздо живей. - Мы будем вас судить и повесим.
- Э, голубчик, - улыбнулся отец Александр. - Меня в моей жизни не один раз и вешали, и расстреливали и даже комиссары грозились на крюк под рёбра повесить. Однако, как видишь, я всё ещё живой. Забыл, как тебя? Ы... ю...
45
Дрова забрали на другой день. Привели под ружьём двух мужиков из числа невоцерковлённых, и те исполнили эту грязную работу, да и то безо всякой охоты. Ни один из прихожан отца Александра не согласился содействовать шуцман-батальону "Плескау" в грабеже священника.
На эстонцев отец Александр пожаловался Фрайгаузену, когда тот Великим постом приехал в Закаты и с удивлением обнаружил батюшку в другом жилище.
- Просто "Калевала" какая-то, язычество, - говорил батюшка. - Очень много о себе понимают. Дошли до того, что обращаются ко всем только на своём языке и требуют, чтобы и мы изучали чудское наречие. Что делать, Иван Фёдорович?
- Они будут наказаны, - уверял Фрайгаузен. - В пределах Восточных земель Эстония ограничена генерал-бецирком Эстлянд. Да, Эстонии переданы Печоры и Изборск, но Плескау... простите, Псков не входит в его состав. Я не знаю, кто внушил этому Иирюйтсу подобную ахинею. Мы вовсе не заинтересованы в расширении эстонского государства, хотя жители Эстонии охотно с нами сотрудничают, обильно вступают в батальоны "шума", то есть Schutzmannschaft, вспомогательной полиции, и даже в СС. Возможно, кто-то и агитирует их тем, что они получат территории к востоку от Пейпуса... Простите, от Чудского озера. Но, уверяю вас, это блеф. Вероятнее всего, эстонцев пустят летом вычищать из окрестных лесов партизан, а, быть может, отправят на фронт. Так что они недолго будут гостить в Закатах.
- Дай-то Бог, а то уж больно нагло калевалят! - вздохнул батюшка. - А сами вы, я гляжу, охотно к нам приезжаете.
- Мне понравилось общаться с вами, не скрою. Вы - редкий тип русского сельского батюшки.
- Точнее сказать, нередкий.
- Точнее сказать, рядом с вами я чувствую Бога больше, чем где-либо.
- За это спасибо, - стеснительно улыбнулся отец Александр. - Знаете, иные есть, у которых и чудеса происходят. А мне Господь чудес не посылает. И мученическую кончину не даёт, хотя сколько раз она была рядом. Теперь бы мне ее послать самое время - война, страдания народные. И сыновья мои уже взрослые, сами по жизни шагать могут. Ах, как бы мне хотелось хоть что-либо узнать о них!.. Но сейчас не о том. Я бы хотел снова ходатайствовать о лагере в Сырой низине. Грядет Пасха. Что может быть утешительнее для человека в тяжких условиях, чем Воскресение Христово? Ведь несчастным узникам никто даже крашеного яичка не поднесёт! А разве они виноваты в том, что были призваны в армию и с оружием в руках защищали Отечество? Иван Фёдорович, посодействуйте, чтобы и на сей раз еда и вещи попали к заключённым, и чтоб я мог провести в лагере пасхальную литургию.
- Пасха пятого апреля? - задумчиво спросил Фрайгаузен. - Это ведь день Ледового побоища?
- Не вполне так, - поправил отец Александр. - Ледовое побоище произошло пятого апреля по старому стилю. По новому получается восемнадцатого. А нынче Пасха будет пятого апреля по новому стилю, а по юлианскому календарю двадцать третьего марта. Есть разница.
В тот же день отец Александр не без удовольствия наблюдал за тем, как полковник Фрайгаузен жестоко распекал господина Ыырюютса. Тот стоял навытяжку, а Фрайгаузен громко рявкал на него по-немецки. Ыырюютс в ответ лишь ослекал:
- Иа... иа... ферштейт... иа... иа...
Дрова эстонцы вернули на следующее утро.
- Могли бы и дом вернуть, - ворчала матушка. - Сходил бы ты, отец Александр, к своему полковнику насчёт дома.
Отец Александр в ответ сильно разгневался:
- Ты, Аля, у меня фрауляйтер! А я при тебе как фельдлебель. "Поди туда, сходи сюда!" Мне важнее не дом, а чтоб он насчёт лагеря договорился.
- Дом ему не важен... Детей поназаводил, а этот дом щелястый, дети чихают, соплякают... Давай теперь всех военнопленных к себе переселим!
- Ну надо будет, так поселим! - вдруг грозно отрезал отец Александр, и матушка испуганно прижала ушки...
Нежданно Фрайгаузен с двумя эстонцами привез ещё одну подводу не распиленных и не колотых дров. Стали пилить и колоть. Сам Фрайгаузен, сбросив китель, залихватски махал топором. Потом пришёл к отцу Александру:
- Батюшка, угостишь обедом? Чай, я заработал?
Потом он сидел по-дружески за столом и рассказывал о своей жизни, как воевал против большевиков в Гражданскую, как тяжело было расставаться с Россией, как обживался в Германии, как радовался, когда в сорок первом Германия побеждала, стремительно освобождая Россию от безбожной власти и почти не встречая сопротивления, как надеялся, что война будет быстротечной и почти бескровной...
46
Кончался Великий пост.
Бессердечная зима потихоньку отмирала. Люди со всех окрестных сёл и деревень стали всё чаще и чаще приходить в Закаты. Войдут, бывало, в батюшкин храм и сразу к печке - отогреваются. Садились прямо на пол...
На Страстной седмице случилось хорошее событие. Из деревни Боровик пришёл молодой крестьянин лет тридцати, дождался своей очереди на исповедь, исповедовался, а когда отец Александр отпустил ему грехи, промолвил:
- Даже не знаю, как сказать-то...
- Что такое? Ещё какой-то грех вспомнил?
- Совсем иное. Я, батюшка, много лет болел ухом. Каждый год ездил в Ленинград. Однако пройдёт, а после опять начинается. И вот теперь вылечился... акафистом.- Да ну?!
- Ага. Недовмоготу стало! Боль страшенная! А куда теперь? Какой Ленинград? Я стал молиться. Тут Великий пост. Я пощусь изо всех сил. А боль всё хуже. Стал читать акафист Божьей Матери. И вдруг лопнуло, гной вытек, боль прошла. А сейчас, страшно признаться, как будто совсем никогда не болело! Начисто сняло акафистом! Заступнице... А ведь как болело! Недовмоготу было! Вот прямо-таки недовмоготу!
В тот же день пришло еще одно радостное известие: Фрайгаузен договорился-таки с комендантом лагеря в Сырой низине: тот позволил "священнику местному, сиречь отцу Александру пасхальные службы служить, а также продуктами и вещами пленным помочь".
viperson.ru
Док. 648455
Перв. публик.: 21.03.10
Последн. ред.: 23.03.12
Число обращений: 0
Александр Сегень: Поп
|
