|
|
Материалы к познанию русской нации, русской мысли. Часть 2. К-Н
Назад
|
Материалы к познанию русской нации, русской мысли. Часть 2. К-Н
|
Ранее опубликованные части читайте по ссылке: Материалы к познанию русской нации, русской мысли
"К"
КАВЕЛИН КОНСТАНТИН ДМИТРИЕВИЧ "(1818-1885), русский историк государственной школы, либеральный общественный деятель и публицист, участник подготовки крестьянской реформы 1861, автор одного из первых проектов отмены крепостного права. ..." ("Советский энциклопедический словарь" изд.3, М., 1985, с.518);
"виднейший представитель русской общественной мысли прошлого века, историк, философ, правовед, оставил заметный след в отечественной культуре. "..." многие современники воспринимали Кавелина как одну из ключевых фигур XIX столетия" (Цитируемый ниже источник, с.3).
* В "Задачах психологии" он прямо писал о стоящей перед новым временем задаче "открыть научное основание евангельских истин, формулировать их по правилам строгой науки и таким образом сделать их доступными не только для одних верующих, а достоянием науки и знания" (Кавелин К.Д. "Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры" М., 1989, с.613).
* "Письмо Ф.М. Достоевскому" (1880): "Что многие из наших высоких нравственных качеств плод христианства - не подлежит сомнению" (Кавелин К.Д. "Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры" М., 1989, с.462).
* "Дух Христа, принятый людьми всем сердцем, овладевший всеми их помыслами и жизнью, ставшей в них высшей внутренней, нравственной правдой и чрез них живительным элементом общественных порядков и ежедневной будничной жизни, устроенных по данным опыта и выводам точного, положительного знания, - вот к чему, судя по всему ходу истории, должно рано или поздно прийти человечество. До сих пор исповедующие христианство в духе, а не на словах и в исполнении одних обрядов, или бежали от мира, или истощались в безплодных усилиях водворить его между людьми, перенося его в закон, науку, искусство. Учение Христа может жить только в сердцах людей. Когда оно овладеет ими до того, что они будут поступать по духу Христа, не уходя в пустыни, а посреди грешного, падшего, измученного мира - тогда оно станет делом, жизнью. В этом только и может состоять новое слово, которого вы ждете. "..."
Стало быть, скажете вы мне, и вы тоже мечтаете о том, чтоб мы стали европейцами? Я мечтаю, отвечу я вам, только о том, чтоб мы перестали говорить о нравственной, душевной, христианской правде и начали поступать, действовать, жить по этой правде! Чрез это мы не обратимся в европейцев, но перестанем быть восточными людьми и будем в самом деле тем, что мы есть по природе, - русскими" (Кавелин К.Д. "Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры" М., 1989, с.473-475).
КАРАМЗИН Николай Михайлович
* Статья: "О любви к отечеству и народной гордости" (1802): "Я не смею думать, чтобы у нас в России было не много патриотов; но мне кажется, что мы излишне смиренны в мыслях о народном своём достоинстве, а смирение в политике вредно. Кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут.
Не говорю, что любовь к отечеству долженствовала ослеплять нас и уверять, что мы всех и во всём лучше; но русский должен, по крайней мере, знать цену свою. Согласимся, что некоторые народы вообще нас просвещённее: ибо обстоятельства были для них счастливее; но почувствуем же и все благодеяния судьбы в рассуждении народа российского; станем смело на ряду с другими, скажем ясно имя своё и повторим его с благодарною гордостию" /Карамзин Н.М. "Избранные статьи и письма" М., 1982, с.94-97/ (Цитата по книге: "В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией" М., 1997, с.24-25).
* "Язык наш выразителен не только для высокого красноречия, для громкой живописной поэзии, но и для нежной простоты, для звуков сердца и чувствительности. Он богатее гармониею чем французский; способнее для излияния души в тонах; представляет собой более аналогических слов, т.е. с выражаемым действием: выгода, которой обладают одни коренные языки!" (Цитата по книге: "В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией" М., 1997, с.26).
Письмо к П.А. Вяземскому (21.8.1818г.): "Россия не Англия, даже и не Царство Польское: имеет свою государственную судьбу, великую, удивительную, и скорее может упасть, нежели ещё более возвеличиться. Самодержавие есть душа, жизнь ея, как республиканское правление было жизнью Рима. Эксперименты не годятся в таком случае. Впрочем, не мешаю другим думать иначе" /Карамзин Н.М. "Избранные статьи и письма" М., 1982, с. 204/. (Цитата по книге: "В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией" М., 1997, с.31).
* Письмо к А.И. Тургеневу (6.9.1825): "Для нас, русских с душой, одна Россия самобытна, одна Россия истинно существует; всё иное есть только отношение к ней, мысль, приведение. Мыслить, мечтать можно во Франции, Германии, Италии, а дело делать единственно в России; или нет гражданина, нет человека; есть только двуножное животное, с брюхом. Так мы с вами давно рассуждали: значит я не переменил понятий в ваше отсутствие с ними, вероятно, я и закрою глаза, для здешнего света, pour voir plus clair /фр.: чтобы видеть более отчётливо/" /Карамзин Н.М. "Избранные статьи и письма" М., 1982, с.261/. (Цитата по книге: "В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией" М., 1997, с.32).
* "История есть в некотором смысле священная книга народов, главная и необходимая, зерцало их бытия и деятельности, скрижаль откровений и правил, завет предков к потомству; дополнение, изъяснение настоящего и пример будущего. Правители, законодатели действуют по указаниям истории и смотрят на её листы, как мореплаватели на чертежи морей. Мудрость человеческая имеет нужду в опытах, а жизнь кратковременна. Должно знать, как искони мятежные страсти волновали гражданское общество и каким образом благотворная страсть ума обуздывала их бурное стремление "...>> Если всякая история бывает приятна, даже и неискусно написанная, говорит Плиний: тем более отечественная. Истинный космополит есть существо метафизическое, или столь необыкновенное явление, что нет нужды говорить о нём, ни хвалить, ни осуждать его. Мы все граждане - в Европе и в Индии, в Мексике и в Абиссинии: личность каждого тесно связана с отечеством: любим его, ибо любим себя" (Цитата по книге: Архимандрит Константин (Зайцев) "Чудо русской истории" М., 2000, с.692).
/О Карамзине:
* С.П. Шевырев (1806-1864): "Мы не верим ни в нашу историю, ни в существование нашей литературы, ни даже в существование нашего языка, скоро дойдём до такого вопроса: "А есть ли Россия? Мы сами - не призрак ли?". Какой великий урок дал в этих условиях Карамзин самой своей личностью! Карамзин совершил два подвига в нашей литературе: во-первых, он освободил и утвердил первый независимое существование состояние литератора в нашем обществе, доказав, что можно и пером служить отечеству; во-вторых, Карамзин показал единственный пример целой жизни посвящённой одной мысли, одному труду, жизни, превращённой в один блистательный учёный и литературный подвиг. Первый из литераторов русских без послужного списка, Министр Истории Государства Российского, сам себе канцелярия, и правитель, и писец, и чтец, и работник, и зодчий, Карамзин, которому верно была дана возможность блестящие свои дарования облечь властию, мимо всех прельщений, мимо всех критик, голосов черни ушёл в свой кабинет, в нём задал себе дело, вставал с ним, засыпал с ним, умер с ним" (Цитата по книге: Архимандрит Константин (Зайцев) "Чудо русской истории" М., 2000, с.685).
* Погодин "Карамзин сделал её ("Историю") известнее не только для многих, даже и строгих судей своих, как со смирение надеялся, но и для всех вообще соотечественников. Русские узнали и, смело сказать можно, полюбили более Отечество, чем прежде, ибо то можем мы любить, что знаем и чем более знаем, тем более любим, - полюбили тем более, что Карамзин передавал своё знание с сердечным участием...>> /Погодин т.2, с.295/ (Цитата по книге: М.О. Коялович "История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям" издание 4-е, Минск, 1997, с.206).
Священномученик КИРИЛЛ (Смирнов, +7.11.1937), митрополит Казанский.
* 16.8.1934г. отвечая на вопрос следователя: "Кто является автором письма, в котором говорится: "Совершается суд Божий над Церковью и над народом русским, совершается отбор тех, кои только и смогут быть строителями нового здания Церкви, кои только и будут в состоянии противостоять злу", - митрополит Кирилл ответил: "Автором этого письма является епископ Дамаскин (Цедрик), мой единомышленник. Письмо это было написано архиепископу Серафиму (Самойловичу), а в копии - мне, так как выражает его воззрения на современное церковное положение. Смысл этих воззрений, как я их понимаю, состоит в том, что русским народом (верующим) совершён общий грех перед Церковью в смысле глубокого охлаждения к религиозной жизни и духовным интересам, и вина в этом лежит главным образом на духовенстве, не воспитывавающем в этом направлении народ. Задача заключается в необходимости более глубокого воспитания со стороны духовенства народа, чтобы членами Церкви были истинные христиане, через проповеди, беседы, церковные службы и тому подобное, что и означает противостояние проявляющемуся в жизни "царству злобы". Эти взгляды я высказывал еп. Дамаскину и Афанасию. Со мной они были по этому вопросу солидарны" (Свт. Афанасий (Сахаров), исповедник и песнописец" Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2003. с.128).
КАРСАВИН ЛЕВ ПЛАТОНОВИЧ (1882-1952) "русский религиозный философ и историк-медиевист. В 1924 г. выслан за границу; проф. в Каунасе (с 1928) и Вильнюсе (1940-1946). Труды по средневековой Италии, философии истории, философии личности" ("Советский энциклопедический словарь" Изд.3, М., 1985, с.551).
* Статья "О сущности православия" (1922г. YIII. 13): "И русскому народу, и русскому обществу, и русскому человеку, как уже неоднократно указывалось, в высокой степени свойственна абсолютность заданий, по существу своему религиозная, хотя не всегда и не всеми признаваемая за таковую. "..." Если русский человек верит в абсолютное значение своего труда, он не щадит себя и границ не знает, обнаруживая энергию сверхчеловеческую, "до смерти работает". Если такого значения в деятельности своей он не усматривает, он поражает своею ленью и неподвижностью, считает волю бездельем, работу рабством и "до полусмерти пьёт". "..." Пассивное, "женственное" отношение к абсолютному не раз отмечалось в качестве одной из основных черт нашего народного характера. "..."
"Вы берётесь за невозможное предприятие", - говорил Ф.И. Тютчев Шеллингу. "Философия, отвергающая сверхчувственное и желающая всё доказать с помощью разума, роковым образом должна направить своё течение к материализму, для того, чтобы утонуть в атеизме. Единственная совместимая с христианством философия целиком содержится в катехизисе. Надо верить в то, во что верил апостол Павел, а после него Паскаль, склонить колени перед безумием Креста или - отрицать всё". "..."
Трагедия русской истории в том, что в России или царь без патриарха, или патриарх без царя. Но Церковь в качестве Церкви не может и не должна реформировать политический или общественный строй. Она должна ждать реформы "мира" от самого мира и только указывать ему истину. "..." И, становясь "церковью", социализм выражает идею отвлечённого единства в общей, обязательной для всех догме, в священном писании - "Капитале" - и катехизисе - "Коммунистическом манифесте", в общих приёмах интерпретации и комментирования, аналогичных аллегорической экзегезе, в разделении всех "товарищей" или "камрадов", на мирян или просто - товарищей и духовенство, или "сознательных", со спецификацией вторых по степеням агитаторов, организаторов, ораторов, председателей и вождей, среди которых выдвигается несколько кандидатов на роль непогрешимого папы. "..." За общими догмами, называемыми "научным социализмом", организацией и дисциплиной, за начатками общего обряда, культа следует общая, так называемая партийная, или пролетарская, этика, намечается новая ПСЕВДОНАЦИЯ; и международный социализм неожиданно обнаруживает природное родство с другим продуктом упадка религиозности, - с современным иудаизмом.
Православное сознание понимает вселенскую Церковь иначе, хотя, надо сознаться, что это понимание не высказано им с достаточною полнотою и ясностью. Для него вселенская церковь - тело Христово, живой организм. "..."
Предки наши грешили т.е. и мы грешили в них. Поэтому наши страдания должны искупать наши грехи, совершённые ими, а в них нами. Они стремились к лучшему, но не осуществили своих стремлений. Мы обязаны внимательно и бережно отнестись к их идеалам, завершить начатое ими и переданное для завершения нам. У нас нет права делать безполезными их страдания и, без дальних рассуждений, присваивать себе то, что они оставили нам для определённых ими целей. Мы нравственно не смеем легкомысленно разрушать созданное ими, уничтожать плоды их труда, умолять всеединство, хотя и обязаны исправлять их ошибки восполнить их дело. Поэтому-то всякая революция, как разрушение, противоречит духу христианства именно в разрушительности своей, и единственно возможная для христианина политика - политика консервативная, оберегающая культурное наследие отцов, отметающая лишь то, что отменить необходимо.
"..." На этой почве создалась своеобразная психология пассивности и выжидательности - появилась органическая болезнь русского народа. Она может стать для него смертельною, как стала уже смертельною для Византии" (Цитата по книге: "...Из русской думы" т.2, М., 1995, с.163-167).
* Статья "Восток, Запад и русская идея": "Русский человек не может существовать без абсолютного идеала. "..." При отсутствии веры в идеал мы опускаемся до звероподобного бытия, в котором всё позволено, или впадаем в равнодушную лень. "..." Достойно внимания, что до сих пор в России все живые политические и общественные идеалы всегда становились и религиозными идеалами, хотя бы это и не ясно сознавалось самими носителями. "..." Не в европеизации смысл нашего исторического существования и не европейский идеал преподносится нам как наше будущее. Если бы было так, мы были бы народом не историческим, годным лишь на удобрение европейской нивы. (Приблизительно подобного мнения держится известный писатель и коллекционер А.М. Пешков), и ни о какой русской идеи не стоило бы и говорить. И не в "европейских" тенденциях русской мысли, общественности и государственности надо искать эту идею. "..." Задача православной или русской культуры и универсальна и индивидуально-национальна. Эта культура должна раскрыть, актуализировать хранимые ею с YIII века потенции, но раскрыть их путём принятия в себя актуализированного культурой западной (в этом смысл "европеизации") и восполнения приемлемого своим. "Восполнение" и есть национальное дело, без которого нет и дела вселенского" (Цитата по книге "Русская идея" М., 1992, с.319,321-322).
* "Православной мысли в высокой степени присуща интуиция всеединства...>>.
* "Православие глубоко космично и потому сильнее и полнее, чем Запад, переживает в себе прозрения эллинства, сопряжённые с жизнью мира".
"Для православного - это отмечено протестантом Ад. Гарнаком - покаяние сводится не к точному возмещению грехов соответствующим количеством добрых дел, а к целостному преображению человека" (Цитата по книге "Русская идея" М., 1992, с.319)
Статья "Вера Христова в русском православии" (1925г.):
* "На вопрос, что, собственно, есть вера, один русский епископ ответил: "Вера - это Сам Бог в нас". Этот ответ типичен для русского религиозного мировоззрения. Вера во Христа - это Сам Христос. Это мы веруем в Бога, во Христа, в Иисуса Христа, но всё же вера не есть наше субъективное чувство, но мы и Бог образуем дву-единство, или - ибо все верующие веруют в Бога и всё сущее - осознано или неосознанно верует - Богочеловеческое все-единство.
"..." Бог превыше жизни и смерти, бытия и небытия; а христианство - как понимаем его мы, русские, - не есть религия ни жизни, ни смерти, но религия жизни через смерть.
Путь к Божественному бытию, таким образом, раскрывается русскому религиозному сознанию как путь через смерть и страдание, которые и в самом Божественном бытии не исчезают, но составляют его необходимую часть. Поэтому русские в такой поразительной для западных европейцев степени склонны к страданию. Они любят смерть и страдание, они наслаждаются страданием, видя за небытием высшее бытие и рассматривая страдание как неотъемлемую составную часть этого бытия. "..." В своём страдании русский узнаёт страдания Христа; и именно потому он чувствует внутреннюю необходимость искать страдания и жертвовать собой.
* "..." Русская религиозность характеризуется сзнанием непреодолимой космической власти зла "...>> Русский переживает общность всех людей во зле, греховное все-единство зла, которое, правда, строго говоря, не может быть названо все-единством, т.к. зло это множественность, разбросанность и небытие. Сознание своей греховности никак не ограничивается своими личными грехами, но рассматривает их как лишь индивидуализации человеческой греховности, которую он стремится взять на себя. Если зло существует, то все мы и каждый из нас повинен в этом. Если бы я был другим, то и все люди, которые жили до меня, живут одновременно со мной и будут жить после меня были бы другими. Они греховны потому, что я греховен. Я виноват в том, что они виноваты и греховны, и наоборот, они виновны в том, что виновен я. Греховная вина всего космоса, т.е. все-единого Адама, - это моя собственная вина, и притом не только в той мере, в какой я её индивидуализирую и актуализирую, но ещё и неким иным таинственным образом. Все-единый грех остаётся субстратом моего собственного, потенцией моей осуществляющейся греховности; а эта потенция есть всецело также я сам, хотя я и осознаю её - насколько я различаю себя от других людей и всего человечества - как внешнюю и захватывающую меня силу.
* "..." Деянием Христа спасается всё, чтобы Бог был всем во всём (omnia in omnbus) осуществилась божественная любовь. И Иисус Христос победитель ада. "Ты ад умертвил еси блистанием Божества" . "Воскресл из гроба и узы растерзал еси ада ... мир Твой подал вселенней Едине Многомилостиве". Так поёт православная церковь. И русские по сей день сохраняют надежду древней церкви на спасение всех. Эта надежда, выраженная в древней церкви Оригеном, Григорием Нисским, Григорием Назианзином, и которая должна быть связана с подтверждением вечных мучений ада, разумеется, не является догматом. Господствующее в русской церкви богословское мнение отрицает её. И всё же она остаётся и живёт. Многие из наших богословов, иерархов и образованных мирян разделяют её. В бедной деревенской церкви в России, старая крестьянка зажигает свечу перед изображением Страшного Суда. "Почему ты это делаешь?" - "Никто не молится за него. За него тоже надо молиться". Она имеет ввиду: за дьявола, но она не хочет называть его имени в церкви".
* "...>> Стремясь осуществить свою веру, русские не удовлетворяются ни ограниченной, простой верой, ни пренебрегающей теоретическими поисками религиозной практикой. Они стремятся до конца проникнуть в суть того, во что верят, и поднять это над всяким сомнением. Они хотят несомненного. И потому они во всём сомневаются, пытаясь доказать истину активнейшим, часто почти демоническим и, следовательно, греховным отрицанием. Кощунственно насмехаются они над Богом и начинают войну против Неба в надежде, что Бог их накажет и тем самым не оставит сомнения в Своём существовании. Русский атеизм, русский нигилизм, русский воинствующий цинизм - это борьба с Богом за Бога, путь Богопознания, хотя и извилистый и греховный путь. Это хорошо видно известно и из произведений Достоевского, и это можно наблюдать и в воинствующем атеизме большевиков, который ведь тоже является лишь проявлением определённых реальных, хотя и малоотрадных, тенденций и потенций русской души. Народ, не меньше, чем индивидуум, требует уверенности через сомнение, т.е. хотения через не-хотение, жизни через смерть
* "...>> Свобода детей Божиих, смиренная и любящая свобода богочеловеческого творческого деяния - это жизненная сфера русской церкви. И потому русскому неведомо прозелитство. Он не стремится к тому, чтобы обращать других христиан в русское /выделено в цитируемом источнике - составитель/ православие. Он, считающую свою религию самым чистым и совершенным воплощением современного христианства, желает и молится, чтобы другие конфессии сами из себя и своим собственным образом стали православными. Так они, победив свою односторонность, раскроют ему новые стороны живой Христовой истины. Прежде всего он надеется на помощь вселенского единства любви. "...>> (Цитата по журналу "Вестник Русского Христианского Движения" 1996, N173, с.71-84).
* Статья "Путь православия" (1924): "По самой природе своей русская церковь не может оставаться вне национальной жизни, равнодушно относиться к проблеме политики и общественности. Отстранение от них её обезсиливает и обезпложивает,Как немощным и неслышным сделало её голос равнодушие еёрусским интеллигентским движениям XIX века. - Русская душа томилась в исканиях новых путей жизни, воспринимала и преломляла в себе западную идеологию и западную религиозность, трудилась над воссоединением церквей. А русская церковь не видела и не понимала, что это она сама томится, ищет и трудится. Она хранила предание отцов и не углублялась в них, не искала в них ответа на задаваемые жизнью вопросы и, в лучшем случае, только повторяла старые никому не понятные слова... /отточие цитируемого источника - составитель/ И жизнь прошла мимо "церкви", - единство, всеединство её осталось потенциальным: казалось народ и церковь идут разными дорогами" (В книге: "Православие PRO ET CONTRA" СПб, 2001, с.295).
КАРТАШОВ АНТОН ВЛАДИМИРОВИЧ (1875-1960) воспитанник и преподаватель Санкт-Петербургской Духовной академии и Высших Женских Курсов, профессор Русского православного богословского института преп. Сергия Радонежского в Париже" (Журнал Вестник Русского христианского движения" Париж - Нью-Йорк - Москва, 1997, N174, с.265).
Статья "Православие и Россия": "Православие могло обойтись без России. Но обратное соотношение исключено: РОССИИ НЕТ БЕЗ ПРАВОСЛАВИЯ... Свободное Православие вернёт России, как собирательному имперскому и культурному целому, свою печать, свой лик, свою икону Святой Руси" (Цитата по газете "Литературная Россия" 28.6.1991, с.10).
* "Вера в святую Русь, убеждение, что вне её нет спасительных путей для России - вот основной духовный капитал, без которого мы - ничто" (Цитата по книге: Протоиерей Александр Киселёв "Пути России" Нью-Йорк, 1990, с.11).
* "Русская нация - есть мощный многонародный организм, носящий в себе благородное и святое призвание - явить собой, своей культурой лик христианского по духу и православного по стилю государства, т.е. максимально воплотить в человеческом общежитии правду Христову" (Цитата по книге "Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси" М., 1991, с.10).
* "Каменный дом строится из камня, деревянный из дерева. Христианское государство можно построить только из христиан" (Цитата по книге: "Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси" М., 1991, с.11).
* "..." Так совершилась та внутренняя кристаллизация национального сознания души русской, после которой стало невозможным быть вполне русским, не будучи православным. Разумеется, в смысле полноты русскости, полноты русского творчества" (Цитата по книге "Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси" М., 1991, с.37).
* "..." Служение православного народа - служение, входящее в план Божественного мироправления; оно имеет вечное значение. Измена ему есть колебание законов Вселенной. И вот такое-то ответственное за судьбы мира сознание и усвоил себе от Восточной Церкви русский народ" (Цитата по книге "Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси" М., 1991, стр.35).
* "..." Скажут, какое же значение имеют все эти переживания русского теократического средневековья для характеристики русской культуры нового времени и особенно русского будущего после столь усиленного выкорчёвывания исторической религии из души народной? Очень просто. Всё это имеет по существу непреходящее значение для нации, как для индивидуума неистребимы основы его образования и воспитания в детстве и юности. И нации, как и индивидуумы, не забывают своей первой любви и подсознательно живут ею всю жизнь. Русская душа во всех её тончайших, возвышенных, идеальных чертах глубоко воспитана православием. В ней всё высокое и характерное от православия: аскеза, непорабощённость материализмом даже при скопидомстве и хозяйственности, смирение и долготерпение, широта и щедрость всепрощения, соборность, братолюбие, жалостливость и сострадание к меньшой братии, жажда решать все дела не по чёрствой юстиции, а "по-Божьи", т.е. не по правде законной, а по любви евангельской" (Цитата по книге "Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси" М., 1991, с.37-38).
* "Введение" к книге "Воссоздание Святой Руси" (Париж, 1956): "Нам восточным близок фатализм. В ответственных делах мы склонны всё возлагать "на волю Божию", не ставя на первое место напряжение до предела своей собственной воли и своей ответственности в ожидании уже на них Божия благословения или не благословения. А потому и лозунг "воссоздания" склонны скорее понимать в смысле пассивном, как терпеливую оборону, а не наступление. Такого рода пассивизм, какую бы частичную правду он в себе ни заключал, в настоящий исторический момент как раз не ко времени. Потеряв Русь национально-государственную, православную, по грехам нашим, по слепоте и небрежению, мы жестоко наказаны за наш пассивизм, за неорганизованность, за непредусмотрительность, за незащищённость. Мы уже не имеем права полагаться только на один путь или метод мученического долготерпения" (Карташов А.В. "Воссоздание Святой Руси" М., 1991, с.7).
* "Тезисы для дискуссии на тему "Воссоздание Святой Руси":
"1. Вопрос о взаимоотношениях церкви и государства, есть только часть общего /здесь и ниже так выделено в цитируемом источнике - составитель/ вопроса: о взаимоотношениях Абсолютного и относительного, Бога и мира, Неба и земли, Духа и плоти, Евангелия и культуры, вечного спасения человека и его призвания к творчеству здесь на земле, в веках и тысячелетиях истории. "...>>
Один лишь западный ум Блаженного Августина дал опыт теоретически-богословского построения христианской историософии. Ему последовали некоторые римские папы, подобно Григорию YII, развившие теократическую схему истории христианского человечества. Богословский Восток остался глух к этой теме даже до сего дня. "...>>
3. Итак, апостольская вселенская церковь и в Новом Завете продолжала утверждать, как и ея ветхозаветная предшественница, церковь закона и пророков, сотериологическое служение государства, а значит и всей земной культуры высшим целям Царства Божия.
Даже демоническое, антихристианское противление языческого государства эпохи гонений не соблазнило и не поколебало отцов и учителей церкви - тотчас же признать Римскую Империю в лоно церкви, как только она прекратила безумие гонений. Союз с охриситианизировавшемся государством был достопамятным триумфом церкви, её великим праздником. "...>>
6. Антирелигиозный и антихристианский "секуляризм" новых веков властно занял командующую позицию в этом вопросе и легко прогнал со сцены слабо вооружённую христианскую иерархию, и западную и восточную. И что всего обиднее -плоскому секуляризму удалось при этом снабдить без сопротивления близоруких богословов чуждым им по существу и еретическим флажком будто бы безспорного "принципа отделения церкви от государства".
7. Но, признавая союз церкви с христианским государством принципиальной нормой, которой мы - церковники - сейчас лишены, ибо изгнаны из государства, мы не должны быть мечтателями и механическими реставраторами. Мы должны трезво считаться с этой грустной для нас действительностью, не хоронить преждевременно своего идеала и уметь активно жить и действовать в этой модерной обстановке торжествующего государственного и культурного лаицизма. "...>>
8. Безбожная, антихристианская культура, презирая церковь, спокойно строит свою антихристову башню до небес. Кто и с какой поры освободил христиан от войны с антихристом, чтобы равнодушно помогать этому антихристову делу "града диавола" нашей слепотой и попустительством? Какое писание, какой пророк или собор? Пусть по тайной воле Промысла суждено быть церкви искушаемой этим изнеможением и поражением в первом, измеряемом тысячелетиями, туре борьбы с князем мира сего. Но самая борьба неотменима и должна продолжаться по новому, новыми методами и средствами. Христиане не могут быть изменниками своему теократически-тоталитарному идеалу.
9. Но в рамках фактического разделения церкви и государства борьба за этот идеал идёт не извне, не под протекцией государства, его законов и даже силы и оружия, а изнутри, путями молекулярного оздоровления и духовного преображения всех функций жизни.
10. Для такой новой, для нас непривычной, миссии и ответственности за судьбу церкви, мы все - и иерархия и миряне - должны радикально перестроиться и в мыслях и в действиях.
11. Должны сознать, что теперь уже нельзя думать, что привилегированная в государстве иерархия за нас сделает всё. Привилегии у неё отняты. Наоборот, что мы сами, преимущественно миряне, а не иерархия, сделаем всё возможное, чтобы церковь не извне, а изнутри нас и при нашем содействии проникала во все поры и всю ткань жизни всего народа.
12. Это достижимо лишь при напряжённой и тотальной организованности. Этой организованностью в союзы и братства, по профессиям, по задачам, по всевозможным признакам, мы - члены церкви, с её благословения и при её духовном контроле, должны пронизать весь комплекс жизни политический, культурной, бытовой, всяческой. Входя во все ея комбинации, наряду с лицами безрелигиозными и даже прямо христианству враждебными, мы не терялись бы в одиночестве, а проводили бы церковное влияние во все молекулы ткани жизни общественной, опираясь на свои союзы и братства и избавляя тем наших отцов духовных, и вообще всю иерархию от прямой политической борьбы и некоторых её форм, несовместимых с о священным саном.
13. Лишь на этих путях напряжённой самоорганизованности церковные люди в союзах друг с другом, а не с лаическим государством, в союзе с обществом, а не с властями, могут надеяться не номинально, а реально созидать христианские ценности и молекулярно вводить их во все ткани общей жизни; не штемпелевать только номинально формы жизни "христианскими", но на деле их христианизировать. Каждый из нас должен быть активным братчиком не в одном, а в нескольких братствах разного характера и разных объёмов. Это и есть путь молекулярного оцерковления жизни, модерная форма православной теократии, выход из еретической монофизитской позции внежизненного, одного только культового благочестия.
15. Обновлённая и преображённая теократия, союз не с "казённой", холодной государственностью, а с сердцем народа, в усовершенствованных, всепроникающих и всеохватывающих связях свободной, братской организованности - вот широкий, дух захватывающий путь, для всех живых христианских душ ближайших русских поколений. "Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения" (Пс. 145,3). Делайте всё сами, никого не ждите, никто за вас вашей роли не выполнит. Берегите церковь, духовно питайтесь от нея и стройте царствие Божие на земле. Не пустыми словами обличения антихристова града, а делами собственного строительства, на тех же местах в мире сем, - своего, сначала как бы невидимого, града Божия. Отбивайте пядь за пядью, камешек за камешком это тысячелетнее строительство у антихристиан. На законном основании равноправных членов (в этом равноправии благословенная сторона демократии). Занимайте всюду все общественные позиции и боритесь там в порядке свободного состязания партий и групп за перестройку всех форм в общественности в духе, благоприятном для Царства Божия" (Карташов А.В. "Воссоздание Святой Руси" М., 1991, с.243-251).
КАТКОВ МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ "(1818-1887) русский публицист, издатель ж. "Русский вестник" и газ. "Московские ведомости". В 30-х г.г. примыкал к кружку Н.В. Станкевича. В 50-х г.г. умеренный либерал, сторонник англ. политич. строя. С начала 60-х г.г. апологет реакционного правительственного курса, один из вдохновителей контреформ" ("Советский энциклопедический словарь" изд.3, М., 1985, с.558).
* "Передовая статья" газеты "Московские ведомости" (N51 4.3.1864г.): "Европа оставила нас в покое; война нам не угрожает, иностранные кабинеты нас не муштруют; мы теперь одни с нашими внутренними затруднениями. Что же? Лучше ли нам теперь от этого? Благонадёжнее ли наше положение? Сильнее ли мы? Успешнее ли мы теперь можем справиться с нашими затруднениями? Должно сознаться, что зло всегда становится тем глубже и опаснее, чем оно менее на виду. Внешняя опасность возбуждала наши силы, она делала нас более зоркими, она примеряла наши разногласия, оно сливало нас в одно могущественное чувство, оно давала нам высокие минуты энергичного народного творчества. Теперь внешняя опасность удалилась, а вслед за ней не угаснут ли и вызванные ей чувства, не упадут ли возбуждённые ею силы? Когда нас презирали, когда нас считали народом умершим, на нас действовали угрозами, но когда убедились, что наш народ, в крайних случаях способен к отпору, что внешняя опасность будит его и поднимает на ноги, тогда призрак нашей опасности мгновенно исчез; нас оставили в покое, с тем чтобы мы ещё глубже чем прежде погрузились в обычную апатию.
В чём заключается наше зло? НАШЕ ЗЛО ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В НАШЕЙ АПАТИИ. У нас нет личной предприимчивости, нет частной инициативы, не самостоятельно действующих общественных сил; всё делается у нас общею безразличною правительственною силой; вот что представляется каждому при первом взгляде на нашу жизнь, вот что ставят нам в упрёк и свои и чужие. Если эти упрёки справедливы, - то чего могут ждать наши недоброжелатели и чего можем желать мы сами? Наши недоброжелатели естественно желают, чтобы такое состояние наше продлилось и упрочилось, а нам самим естественно желать, чтобы оно прекратилось. Но наши недоброжелатели очень хорошо знают, что им требуется, а мы, к сожалению, не всегда идём к своей цели и не всегда знаем, чего хотим. У нас образовалась привычка уничижать свой народ, и мы делаем это с какой-то страшной похвальбою, мы делаем это с каким-то болезненным наслаждением. Мы уничижаем свой народ не только перед другими великими историческими народами, но и перед клочками разных чуждых народностей, вошедших в состав нашего государства и занимающих его окраины. Всё и всё лучше нашего народа. Но, странное дело! Мы не отдаём себе отчёта в том, что наше зло именно и происходит оттого, что мы сами добровольно уничижаем себя и сами добровольно отказываемся от тех выгод, которые прельщают нас у других" /М.Н.Катков "Собрание передовых статей "Московских Ведомостей" 1864г."/ (Цитата по книге: "В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией" М., 1997, с.197-198).
КИРЕЕВСКИЙ Иван Васильевич "(1806-1856) русский религиозный философ, лит. критик и публицист, один из основоположников славянофильства. "...>> Задачей самобытной русской философии видел считал переработку "европейской образованности" в духе учения восточной патристики" ("Советский энциклопедический словарь" изд.3, М., 1985, с.578).
"Человек - это его вера" (Киреевский И.В. "Критика и эстетика" М., 1979, с.234).
* Письмо "Московским друзьям" (март-апрель 1847г.):
"..." Во-первых, мы называем себя славянами, и каждый понимает под этим словом различный смысл. Иной видит в славянизме только язык и единоплеменность, другой понимает в нём противоположность европеизму, третий - стремление к народности, четвёртый - стремление к Православию. Каждый выдаёт своё понятие за единственно законное и исключат всё исходящее из другого начала. Но противоречат ли эти понятия и стремления одно другому или есть между ними что-либо общее, что связывает их в одно начало? "..."
2. Самое понятие о народности между нами также совершенно различно. "..." Во всех этих понятиях есть нечто общее, есть и особенное. Принимая это особенное за общее, мы противоречим друг другу и мешаем правильному развитию собственных понятий. К тому же, каждое из этих особых понятий противоречит само себе и потому доказывает неразвитость сознании. "..."
Третье важное разногласие между нами заключается в понятии об отношении народа к государственности. Здесь самые резкие крайности во мнениях делают всякое соглашение совершенно невозможным. А между тем мы не отдаём друг другу, а может быть и себе самим отчёта в тех началах, из которых особенность наших мнений проистекает, и при том уже несколько лет стоим друг подле друга, не соединяясь, и, безпрестанно обращаясь в окольных мыслях, не подвигаемся ни на шаг вперёд...
Оттого ли расходимся мы, что не сознаём вполне основных понятий наших? Или сами по себе не дали последнего отчёта? Или мы не можем сойтись по несогласию коренных начал наших убеждений? Вопрос этот не может не быть для нас вопросом первой важности" (Киреевский И.В. "Критика и эстетика" М., 1979, с.371; "...Из русской думы" т.1, М., 1995, с.72).
* "О характере европейского просвещения": "Одного только желаю я: чтобы те начала жизни, которые хранятся в учении Святой Православной Церкви, вполне проникли убеждения всех степеней и сословий наших; чтобы эти высшие начала, господствуя над просвещением европейским и не вытесняя его, но, напротив, обнимая его свою полнотой, дали ему высший смысл и последнее развитие, чтобы та цельность /выделено в цитируемом источнике - составитель/ бытия, которую мы замечаем в древней, была бы уделом настоящей и будущей нашей православной России" (Цитаты по книге: Зеньковский В.В. "Русские мыслители и Европа" М., 1997, с.49).
* Статья "О необходимости и возможности новых начал для философии": "Вырвавшись из-под гнёта рассудочных систем европейского любомудрия, русский образованный человек в глубине особенного, недоступного для западных понятий, живого, цельного умозрения святых отцов Церкви найдёт самые полные ответы именно на те вопросы ума и сердца, которые всего более тревожат душу, обманутую последними результатами западного самосознания" (Киреевский И.В. "Критика и эстетика" М., 1979, с.292).
* На Руси "Государство стояло Церковью: оно было тем крепче в своих основах, тем связнее в своём устройстве, тем сильнее в своей внутренней жизни, чем более проникалось ею. Но Церковь никогда не стремилась быть государством, как и государство, в свою очередь, смиренно сознавало своё мирское назначение, никогда не называло себя святым. Ибо, если русскую землю иногда называли "Святая Русь", то это единственно с мыслью о тех святынях мощей, и монастырей, и храмов Божиих, которые в ней находились, а не потому, чтобы её устройство представляло сопроницание церковности и светскости, как устройство Святой Римской империи" (Киреевский И.В. "Критика и эстетика" М., 1979, с.278).
* "Сознание об отношении живой Божественной Личности к личности человеческой служит основанием для веры, или, правильнее, вера есть то самое сознание, более или менее ясное, более или менее непосредственное. Она не составляет чисто человеческого знания, не составляет особого понятия в уме или сердце, не вмещается в одной какой-либо познавательной способности, не относится к одному логическому разуму, или сердечному чувству, или внушению совести, но обнимает всю цельность человека и является только в минуты этой цельности и соразмерно её полноте. Поэтому главный характер верующего мышления заключается в стремлении собрать все отдельные части души в одну силу, отыскать то внутреннее средоточие бытия, где разум и воля, и чувство, и совесть, и прекрасное, и истинное, и удивительное, и желанное, и справедливое, и милосердное, и весь объём ума сливается в одно живое единство и таким образом восстановляется существенная личность человека в её первозданной неделимости.
Не форма мысли, предстоящей уму, производит в нём это сосредоточение сил; но из умственной цельности исходит тот смысл, который даёт настоящее разумение мысли" (Киреевский И.В. "Критика и эстетика" М., 1979, с.333-334).
* "Желать теперь остаётся нам только одного: чтобы какой-нибудь француз понял оригинальность учения христианского, как оно заключается в нашей Церкви, и написал об этом статью в журнале; чтобы немец, поверивши ему, изучил нашу Церковь поглубже и стал бы доказывать на лекциях, что в ней совсем неожиданно открывается именно то, чего теперь требует просвещение Европы. Тогда, без сомнения мы поверили бы французу и немцу и сами бы узнали то, что имеем" (Киреевский И.В. "Критика и эстетика" М., 1979, с.153).
Д-р богословия и филологии М.М. Дунаев сказал: "И. Киреевский определял веру как "не столько знание истины, сколько преданность ей"(Сайт Радио "Радонеж" Эфир 15.05.03 г.).
КИРЕЕВСКИЙ ПЁТР ВАСИЛЬЕВИЧ "(1808-1858) Русский фольклорист, археограф, публицист. Брат И. В. Киреевского. Славянофил. "Песни собранные Киреевским" включают в себя тысячи текстов (лирические и исторические песни, былины)" ("Советский энциклопедический словарь" изд.3, М., 1985, с.579).
* "Что живо, то самобытно. Чем полнее существо человека, тем лицо выразительнее, не похоже на других. То, что называется общечеловеческою физиономией, значит ни что иное, как одно лицо со всеми, т.е. физиономия пошлая. "...>> Полнота национальной жизни может быть только там, где уважено предание, и где простор преданию, следовательно, и простор жизни. У нас она парализована нашим пристрастием к иностранному" (Цитата по книге: Концевич И.М. "Оптина пустынь и её время" Издательский отдел Владимирской епархии, 1995, с.223).
* /О нём: И.М. Концевич: "Тем, кому дорога наша русская сущность, русские черты, русская душа, - тем должна быть дорога память того, кто беззаветно любил Россию и отдал ей все свои силы. Петр Васильевич был борцом за сохранение черт русскости в русских людях. В этом был весь смысл его существования; личной жизни у него не было; как его характеризовал поэт Языков, это был "Ветхопещерник", или "Своенародности подвижник просвещенный" (Концевич И.М. "Оптина пустынь и её время" Издательский отдел Владимирской епархии, 1995, с.224).
КЛЮЧЕВСКИЙ Василий Осипович " (1841-1911), русский историк, крупнейший представитель русской буржуазно-либеральной историографии, академик (1900), почётный академик Петербургской АН (1908). Труды "Курс русской истории", "Боярская дума Древней Руси", по истории крепостного права, финансов, историографии" ("Советский энциклопедический словарь" изд.3, М., 1985, с.591).
* "Псковские споры":
"Предпринимаемый рассказ имеет предметом некоторые явления относящиеся к истории русской мысли. История русской мысли, и именно мысли древнерусской, наверное, покажется несколько изысканным выражением, фразой, неточно передающей своё содержание: скажут, явления, которые под этим разумеются, дают материал только для истории русского усвоения чужой мысли, ничего не прибавившего к содержанию последней, кроме разве ошибок и искажений. Но одними новыми вкладами в умственный капитал человеческой образованности не ограничивается история мысли: она есть вместе и история мышления, формального развития народной мысли в работе над готовым чужим материалом. В этом отношении история русской мысли даёт много для объяснения русского народного характера, склада народного духа.
Следовательно, есть научный интерес и в истории русской мысли. Этот интерес увеличивается своеобразными чертами, обнаруживающимися в развитии русского мышления. С наибольшим напряжением и в продолжении очень долгого времени исключительно это мышление работало в области церковных предметов. Если в памятниках русской литературы, сюда относящихся, откинем чуждый по происхождению материал, перед нами останутся два элемента, характеризующими деятельность русского ума: это духовные вопросы, преимущественно занимавшие его, и приёмы им усвоенные при их разрешении. Рассмотрев характер этих вопросов и приёмов, найдём, что умственная область, к которой с особенной любовью обращалась русская мысль в продолжении многих столетий, была церковно-нравственная казуистика.
При случае, хотя и по чужим образцам, древнерусский книжник умел сказать много и хорошо о значении женщины в христианстве, не делая и намёка на то, что в её природе находит что-либо непримиримое со спасением. Но он в смущении останавливается перед какой-нибудь подробностью "...>> Подняться до цельного и стройного религиозного мировоззрения в духе и истине слова Божия древнерусский человек не чувствовал себя в силах, сколько можно судить по его литературе; во внутренний смысл вопроса он вникал с трудом и неохотно, зато какая-нибудь внешняя подробность этого вопроса, приложение его к тому или другому практическому случаю - это могло приковывать к себе древнерусский ум с неотразимой силой. Вступая в мир религиозных понятий, он обращался прежде всего к этим отдельным случаям, мелким казусам и на них способен был развить удивительную силу напряжения и стойкости; но чтобы твёрдо уяснить себе основные начала и по ним определить все возможные практические случаи, для этого ему не доставало, по-видимому ни умения, ни охоты.
С нивы русских сердец, вспаханной, по выражению летописца св. Владимиром и засеянной Ярославом, русская мысль потом дёргала и молотила каждый колос отдельно, и потому, может быть, работа её была так медленна и малоплодна, хотя производилась иногда с большими диалектическими усилиями.
Эта сила диалектического напряжения мысли рядом с недостатком внутреннего содержания в наивных вопросах, к которым она обращалась, одинаково характеризует и древнейшие произведения русского мышления, например вопросы Кирика с ответами на них, и позднейшую умственную деятельность раскола, которая и по содержанию и по приёмам составляет прямое продолжение древнерусского мышления. Можно утверждать, что обе эти черты имеют в сущности мало общего с византийским богословствованием. Последнее отличалось наклонностью к отвлечению, тонкостью в диалектическом развитии понятий и умением складывать их в стройную систему. Ничего этого незаметно в древнерусском богословствовании; в нём можно найти даже свойства, прямо противоположные" (В.О. Ключевский "Православие в России" М., 2000, с.343-345).
"Дневники и дневниковые записи":
14.4. и 7.5.1866г. "А вот и интеллигенция! Что она? Как себя чувствует? Грустно! Народ безумствует пред великими фигурами Минина и Пожарского, не понимая их смысла и значения, жаждет молебнов с вином, /выделено в цитируемом источнике - составитель/, попирает и религию и историю - всё своё нравственное и умственное достояние. А интеллигенции грезятся призраки или сама она становится безобразным призраком, в действительность которого, не хотелось бы верить. Презренная учащаяся молодёжь, ругающаяся над верой и над народом, устраивает процессии к Иверской, ставит неугасимые лампады, носит на руках заведомого, осмеянного ей самой дурака и мошенника "...>> Мне жаль тебя русская мысль и тебя, русский народ! Ты являешься каким-то голым существом после тысячелетней жизни, без имени, без наследия, без будущего, без опыта. Ты, как безприданная фривольная невеста, осуждён на позорную участь сидеть у моря и ждать благодетельного жениха, который бы взял тебя в свои руки, а не то ты принуждена будешь отдаться первому покупщику, который, разрядив и обворовав тебя со всех сторон, бросит тебя потом как ненужную истасканную тряпку. И теперь, когда во всякой церкви и во всяком кабаке орут во весь голос "Боже, царя храни!", мне хочется с горькими сдавленными слезами пропеть про себя "Боже, храни бедный народ, бедную Россию!" (В.О. Ключевский "Сочинения в 9 томах" т.9, М., 1990, с.275-276).
21.10.1905г. "Мы присоединили Польшу, но не поляков, приобрели страну, но потеряли народ" (В.О. Ключевский "Сочинения в 9 томах" т.9, М., 1990, с.354).
17.7.1909г. "Изучение нашего прошлого не безполезно - с отрицательной стороны. Оно оставило нам мало пригодных идеалов, но много поучительных уроков, мало умственных приобретений и нравственных заветов, но такой обильный запас ошибок и пороков, что нам достаточно не думать и не поступать, как наши предки, чтобы стать умнее и порядочнее, чем мы теперь" (В.О. Ключевский "Сочинения в 9 томах" т.9, М., 1990, с.359).
"Чужой западноевропейский ум призван был нами, что бы научить нас жить своим умом, но мы попытались заменить им свой ум" (В.О. Ключевский "Сочинения в 9 томах" т.9, М., 1990, с.371).
1892г. "Духовные учебные заведения - не столько школы, сколько богадельни учащих и учащихся, презираемых там под предлогом науки: там больше богохульствуют чем богословствуют" (В.О. Ключевский "Сочинения в 9 томах" т.9, М., 1990, с.377).
Духовная школа "...>> воспитывает каких-то учёных пауков, которые ползают по своей паутине в ожидании запутавшихся в ней мух или ветра, который сдунет их ненужное плетение. Ведут себя жрецами исчезающей религии или храма предназначенного к сломке, комическими анахронизмами, сознающими своё безвременье, но не решающимися в том сознаться" (В.О. Ключевский "Сочинения в 9 томах" т.9, М., 1990, с.399-400).
"Религия для нас - не потребность духа, а воспоминание или привычка молодости" (В.О. Ключевский "Сочинения в 9 томах" т.9, М., 1990, с.380).
"Разница между духовенством и другими русским сословиями: здесь много пьяниц, там мало трезвых" (В.О. Ключевский "Сочинения в 9 томах" т.9, М., 1990, с.387).
"23.12.1906г. Что такое наше церковное богослужение? Ряд плохо инсценированных и ещё хуже исполняемых оперно-исторических воспоминаний. Верующие приносят из дома в церковь купленную свечку и своё религиозное чувство, ставит первую перед иконой, а второе вкладывает в разыгрываемое перед ним вокально-костюмированное представление, и пережив нравственно-успокоительную минуту, возвращается доимой. Затем, до следующего праздничного дня он чужд церковной жизни: он - одинокий верующий. Встреча с соприхожанами в церкви - встреча знакомых на улице: никакого общения верующих не бывает в стенах храма. Здесь каждый проверяет свою совесть своим же собственным настроением. А не совестью собрата во Христе. Он не член церкви, а единоличная церковь, ходит в храм как в баню, чтобы смыть со своей совести сор, насевший на неё за неделю. "...>>
У высшей иерархии больше власти, чем авторитета. Членам предсоборного присутствия трудно было понять себя и друг друга".
22.10.1906г. Поместный собор имеет смысл только как местный орган собора вселенского. Но вселенского собора нет; следовательно его местные органы могут быть только мёртвыми членами разорванного организма. Местные православные церкви, теперь существующие, суть сделочные полицейско-политические учреждения, цель которых успокоить наивно верующие совести одних и зажать крикливо протестующие рты других. Обе эти цели приводят к третьей, самой желанной для правящей церковной иерархии, это полное равнодушие мыслящей и спокойной части общества к делам своей местной церкви: пусть мёртвые хоронят своих мертвецов. Русской церкви как христианского установления нет и быть не может, есть только рясофорное отделение временно постоянной государственной охраны.
15.11.1906. Наверное наши архиереи возразят, что католическая иерархия вела себя ёще хуже. Наши иерархи любят ссылаться на чужие недостатки, большая охотница приобретать праведность чужими грехами. Как вербуется наша высшая иерархия? Люди духовного, а в последнее время зачастую и светского звания, обездоленные природой или спалившие свою совесть поедением, не находя себе пристойного сбыта, проституируют себя на толкучку русской церкви, в монашество, и чёрным клобуком, как могильной насыпью прикрывают невзрачную летопись своей жизни, какую физиология вырезает на их невысоких лбах. Надвинув на самые брови эти молчаливые клобуки, они чувствуют себя безопасными от своего прошедшего, как страусы спрятавшие свои головы на дерево. Православная паства лениво следит за этими уловками своих пастырей и, равнодушно потягиваясь от усердных храмовых коленопреклонений, говорит, лукаво подмигивая, знаем-де. Нигде высшую церковную иерархию не встречали в качестве преемников языческих волхвов с большим страхоговением, как в России, и нигде она не разыгрывала себя в таких торжественных скоморохов, как там же. "...>> она, эта клубочная иерархия, всегда была тунеядной молью всякой тряпичной совести русского православного слюнтяя.
Христос дал истину жизни, но не дал форм предоставив это злобе дня. Вселенские соборы и установили эти формы для своего времени, цепляясь за его злободневные условия. Они были правы для своего времени; но не право то позднее узколобие, которое эти временные формы признало вечными нормами, признав учение Христа только случайным началом церковного строительства"
(В.О. Ключевский "Сочинения в 9 томах" т.9, М., 1990, с.357, 344-345,356-357).
19.6.1908г. "Русское духовенство всегда учило паству свою не познавать и любить Бога, а бояться чертей, которых оно же и расплодило со своими попадьями. Нивелировка русского рыхлого сердца этим жупельным страхом - единственное дело, удавшееся этому тунеядствующему сословию" (В.О. Ключевский "Сочинения в 9 томах" т.9, М., 1990, с.434).
"Богословие на научных основаниях - это кукла Бога, одетая по текущей моде" (В.О. Ключевский "Сочинения в 9 томах" т.9, М., 1990, с.424).
* /Февраль 1898г./ "Вместе с великими благами, какие принесло нам византийское влияние, мы вынесли из него и один большой недостаток. Источником этого недостатка было одно - излишество самого влияния. Целые века греческие, а за ними и русские пастыри и книги приучали нас веровать, во всё веровать и всему веровать. Это было очень хорошо, потому что в том возрасте, какой мы переживали в те века, вера - единственная сила, которое могла создать сносное нравственное общежитие. Но не хорошо было то, что при этом нам запрещали размышлять, - и это было не хорошо больше всего потому, что мы тогда и без того не имели охоты к этому занятию. Нам указывали на соблазны мысли прежде, чем она стала соблазнять нас, предостерегали от злоупотребления ею, когда мы ещё не знали, как следует употреблять её. Греки поступали точь-в-точь, как сказочный индийский царь со своим богобоязненным сыном, которому он для сбережения его целомудрия с детства внушал, что черти - это девицы, и который увидев, девиц, сказал чересчур осторожному папаше напрямки, что черти ему понравились больше ангелов. Когда нас предостерегают от злоупотребления тем, чего мы ещё правильно употреблять не умеем, всегда можно опасаться того, что при встрече с опасным предметом мы прямо начнём злоупотреблением. Так случилось и с нами. Нам твердили: веруй, но не умствуй. Мы стали бояться мысли, как греха, пытливого разума, как соблазнителя, раньше чем умели мыслить, чем пробудилась у нас пытливость. Потому, когда мы встретились с чужою мыслью, мы её принимали на веру. Вышло, что научные истины мы превращали в догматы, научные авторитеты становились для нас фетишами, храм наук сделался для нас капищем научных суеверий и предрассудков. Мы вольнодумничали по-старообрядчески, вольтерьянствовали по-аввакумовски. Как старообрядцы из-за церковного обряда разорвали с церковью, так мы из-за непонятого научного тезиса готовы были разрывать с наукой. Менялось содержание мысли, но метод мышления оставался прежним.
Под византийским влиянием мы были холопы чужой веры, под западноевропейским стали холопами чужой мысли. (Мысль без морали - недомыслие; мораль без мысли - фанатизм)" (В.О. Ключевский "Неопубликованные произведения" М., "Наука" 1983, с.308-309).
* "Политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе нравственной" (Цитата по книге: А.И. Солженицын "Как нам обустроить Россию. Посильные соображения" М., 1991, с.59).
КОШЕЛЕВ Александр Иванович (9.5.1806-12.11.883 года).
/О нём:
И.С.Аксаков в некрологе Кошелеву отметил: "Кошелев - это последний из друзей-сверстников Киреевского и Хомякова, этот живой, рьяный, просвещенный и талантливый общественный деятель и публицист, сильный и цельный духом, необычайно выразительно-искренний в своей внешности, и в речах, и в поступках, - не знавший ни угомона, ни отдыха, ни усталости, бодрствовавший на работе до самого последнего часа своей жизни".
Без Православия наша народность - дрянь. С Православием наша народность имеет мировое значение".
(Сайт "Русская линия" 25.11.08. Раздел "Этот день в Русской истории").
КРЫЛОВ Иван Андреевич
"Чтоб Бога знать быть нужно Богом
А чтоб любить и чтить Его
Довольно сердца одного".
КУРДЮМОВ М. - псевдоним Каллаш Марии Александровны, урождённой Новиковой (1886 Тверская губ. - 1954 Париж). Была журналисткой в Москве. Принимала активное участие в деятельности русской эмиграции. (Цитируемый источник, с.586).
Статья "Православие и большевизм" /"Путь" Париж, 1930, N22/:
"Нет надобности говорить о том, что золотой покров официального "святорусского" благочестия первого натиска революции не выдержал. Революция обнажила в русском народе и непрочность, и шаткость нравственных основ. В крови, в насилиях, в изощрённо жестоких глумлениях явился страшный лик зверя. Нужно помнить, что не партия большевиков, а именно народ, масса бушевала и сверепствовала после падения монархии, начиная с военного фронта, и с больших городов, где происходило гнусное по своей жестокости избиение офицеров, и кончая каждым закоулком России - всюду остервенелая жажда крови в ту пору не знала насыщения, не разбирая не правых не виноватых.
Обычное объяснение этого жестокого буйства темнотой неграмотного народа /здесь и далее подобным образом выделено в цитируемом документе - составитель/, мне думается не совсем удовлетворительно, если мы будем судить не африканских дикарей-людоедов, а православных христиан. Но, если даже половину всех преступлений совершённых именно самим народом. Отнести к тому, что "вся страна находилась в состоянии аффекта", то всё же какая то доля пролитой крови даст нам право поставить вопрос: как совместить с христианской настроенностью "народа-богоносца" не только содеянное им в начале революции, в вихре её первого урагана, но и утверждённое потом зло? Ибо большевизм отнюдь не есть зло постороннее и чуждое русскому народу, а в какой-то мере органически им воспринятое. Пусть прививка этого зла была сделана чужими руками, но организм сопротивления не оказал. Кровь русская этот большевизм в себя настолько впитала, что революция из кратковременного пароксизма превратилась в длительный затяжной процесс.
"...>> Отсюда вечное беспокойство русской души, мятущейся, ищущей, мне кажется, нет надобности доказывать, что постоянной закваской этого внутреннего русского брожения было неутомимое искание правды, правды, то как вечной истины, то как высшей справедливости или, наконец, как синтеза той и другой.
Насколько мы можем судить теперь, вернее предполагать, искание правды свойственно было русскому народу и в первые века её истории. В те времена, особенно до татарщины, оно шло по пути углубления в православную веру. Катастрофа татарщины, буквально попалившей русское книжное просвещение, - сорвала цветы православной культуры. Татарщина, кроме того, что-то ещё сломила или исказила в народной душе. Глубоко врезалось в народную душу это монгольское "тавро" - если не на веки, то на долгие века во всяком случае...
Догматически Православие, конечно, сохранилось в полной неприкосновенности и во время татарского ига и после него. Оно явило великих святых, но общий стиль и дух благочестия настолько изменились и у народа в массе и у правителей, что сопоставляя, например, христианские воззрения Владимира Мономаха и с православным образом мыслей из царей и князей московского государства иногда можно задать недоуменный вопрос:
- Да одной ли они были веры?
В суровых условиях нашего исторического развития, впрочем иного и не могло быть, народ огрубел и одичал. Тяжёлыми усилиями строилось огромное государство. Рубили колоссальные брёвна, складывали "сруб". Хлопотали прежде всего о прочности здания, а об отделки его не было ни времени, ни возможности подумать. В этом "срубе", в этой избе московского царства, в красном углу было воздвигнуто Православие, вручённое по необходимости "бережению" в большинстве своём совершенно невежественного. А порою просто безграмотного духовенства. И чтобы оно не повредилось, московская Русь крепко его сковала чином и уставом, не посягая на большее. Обряд и догмат в религиозном сознании народа уравнялись в значении. Форма подавила собою содержание. Петербургская Империя почти не изменила в этом отношениям принципам московской Руси с тем лишь различием, что "европейское просвещение" воздвигло надстройку над старым русским "срубом", некий "бельэтаж", отделанный в новом стиле, плохо, плохо вязавшийся с духом московской брусяной избы
В "бельэтаже" старые ценности частью совершенно утратили своё прежнее абсолютное значение, частью приобрели значение относительное.
Православие перестало быть основной целью бытия нации. Оно с одной стороны сохранилось как необходимый декоративный элемент великой Империи, как традиционная регалия власти, власть эту освящающая, а с другой как важнейшая нравственная дисциплина для народных масс. Из "бельэтажа" оценивали в Православии главным образом силу "узды", силу рычага. Но утратив цельность и искренность старой московской позиции в деле бережения правой веры, петербургская Империя не только от "бережения" не отступила, а усилила его, окончательно подчинив себе Церковь и превратив её из центрального стержня общенародной жизни в бюрократически реорганизованное ведомство.
Ведомство это жило и действовало в тягчайших условиях. Государственная власть, лишив духовенства всякой свободы церковного делания, лишило его и всякой творческой инициативы, как соборной так и индивидуальной ограничив его роль в России, функциями казённых требоотправителей.
Если окованное Православие Московской Руси не имело возможности расширить и углубить духовное развитие народа, раскрытием всей полноты подлинно-христианских идеалов, то официальное благочестие Императорской России об этом уже совершенно не заботилось. Связав и поработив Церковь, императорское правительство запретило даже приходские организации и совершенно свело на нет церковную жизнь.
"...>> На 13 год иступлённого богоборчества и войны, объявленной всем основам христианской нравственности, неужели ещё можно говорить о "шайке, захватившей власть"; о большевизме, как о явлении нам чуждом и навязанном нации путём обмана и террора? Эти тысячи комсомольцев, которые, наподобие старо-новгородских ушкуйников, неистово громят всю старину, разве они привезены к нам в "запломбированном вагоне"? Ничтожен был бы тот народ, который из одного лишь рабского страха, терпел бы над собой издевательства кучки каких-то пришельцев.
Нужно решиться признать, что большевизм есть явление чисто русское, такое же кровное как и "двенадцать разбойничков", как "Тушинский вор" со своими сторонниками, как пугачёвщина, как всякая вообще безчинствующая русская вольница. В известные моменты подавляющая своим злобно-отчаянным своеволием мало развитую волю и мало развитое нравственное и религиозное знание народа.
"...>> От Христа, испившего до конца чашу унижений и мук, от Христа связанного, потом распятого отрёкся в смущении даже величайший из Его Апостолов и убежали ученики... И Христос, провидя и смущение и измену верных, сказал: "когда вознесён буду от земли всех привлеку к Себе"
Путь Русской Православной Церкви мало и трудно понятен миру - путь спокойного незлобия посреди беснующихся, путь терпения, отвергающего всякую помощь земной человеческой силы. Путь Христа, сказавшего Петру: "вложи меч в ножны". И мы русские, в большинстве нашем его не вмещаем. Не вмещает его ни оскорблённое наше сердце, ни наша человеческая любовь к поруганной земле и к поруганным святыням; не вмещает его и наше старое "православие", веками операвшееся на государственный меч, то "православие", которое безпомощно и робко отступило перед огнедышащим извержением большевизма из глубины тёмных русских недр, и всеми слезами всех своих вспугнутых и усомнившихся душ не могло залить всероссийского пожара.
"...>> Если думать, что Русская Церковь спасена будет только государством или через государство насилием и мечём, то надо отказаться от того члена Символа веры, который исповедует "Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь", а затем уже отказаться и от веры во Христа, ибо если Тело Его немощно и без охраны мирских стражей не живёт. Не животворит и не спасает, то и Христос не Богочеловек и вера в Него напрасна...
А веровать в Церковь не значит только посещать богослужения и держать посты, но "во все дни живота нашего", даже в самые лукавые дни, ощущать и сознавать её надмирную незыблемость и истину и исповедовать эту незыблемость и эту истину если и "ни одного рукотворного храма не останется", "если и пророчества прекратятся и языки умолкнут и знание упразднится", ибо "любовь никогда не перестает" (В книге: "Православие PRO ET CONTRA" СПб, 2001, с.333-356).
"Л"
Преподобный Лаврентий Черниговский.
"Как нельзя разделить Святую Троицу Отца и Сына и Святого Духа - это Един Господь Бог, так нельзя разделить Россию, Украину и Белоруссию - это вместе - Святая Русь".
ЛЕВИЦКИЙ Сергей Александрович (15.3.1908-24.9.1983), эмигрант, д-р философии, профессор.
Статья "О русском национализме": "НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ ДОЛЖНА БЫТЬ ПОДЧИНЕНА ИДЕЕ ВЫСШЕЙ - а таковой может быть ТОЛЬКО ИДЕЯ РЕЛИГИОЗНАЯ.
"...>> Русский национализм не может быть и не должен быть языческим. Он будет национализмом религиозным, и, говоря конкретно, национализмом православным" (Газета "Литературная Россия"19.02.1993, с.14).
Статья "По ту сторону славянофильства и западничества": "... спор славянофилов и западников, по справедливому замечанию Розанова, имеет не узко национальное только, а всемирно историческое значение, в своей сущности это спор между духовной культурой и механической цивилизацией, между религиозным пониманием и "секуляризмом".
Против внешней оболочки славянофильского учения сказала своё определяющее слова сама история. В святой Руси, оплоте православия, произошла безбожная революция и установилась на обозримый период истории жесточайшая в мире атеистическая деспотия. Запад же (за временным исключением Германии и Италии) устоял против демонов тоталитаризма, и Церковь на Западе, далеко не занимая соответствующего её достоинству положения всё же занимает почётное место и даже укрепила свои позиции, Россия стала, по худшим предчувствиям Соловьёва, "Россией Ксеркса", а не Христа.
Этот оборот исторических судеб нанёс славянофильству смертельную рану. Если до революции можно было быть славянофилом, хотя бы с приставкой "нео", то теперь защищать славянофильские позиции, в их исторически сложившемся оформлении, было бы слепым анахронизмом. "..."
Всё это даёт повод для радикальной переоценке ценностей русского мессианизма. Торжество православия, если оно когда-нибудь наступит, будет иметь мало общего с мечтой о православном царстве. Слишком тесному сближению (официального) православия с пафосом Империи вряд ли будет суждено обновиться. "..." Естественно при этом возникает вопрос: что же останется в таком случае от славянофильства? И ответ может быть только один: славянофильство в его исторически сложившейся форме невозвратимо и не приемлемо, как не возвратимо прошлое в горниле исторических испытаний славянофильство не выдержало испытания времени. Оно сгорело. Но не сгорел тот драгоценный алмаз истины, который заключался в его сердцевине - утверждение религиозной, православной культуры. Только утверждение его становится теперь более задачей будущего, нежели святыней прошлого". "..." Соединение религиозного пафоса славянофилов гуманизма западничества может дать новый синтез, в искание путей которого заключается главная культурная задача России, - если ей суждено будет освободиться от ярма безбожной диктатуры" (С.А. Левицкий "Очерки по истории русской философской и общественной мысли" т.2, ХХ век" изд. "Посев" 1981, с.208-212).
* "Русский дух больше вдохновлялся идеей правды Божией на Земле, нежели - получить внешнюю свободу" (Цитата по книге: А. Солженицын "Россия в обвале" М., 1998, с.165).
* "Та лёгкость, которая непосредственно ощущается нами в слове "свобода" - обманная лёгкость. Под ней таится бремя свободы, которое, однако, нам необходимо свободно принять на себя, чтобы иго свободы стало благом, Свобода приносит плоды вовсе не автоматически, скорее сознание свободы приносит с собой величайшую ответственность.
Свободу нужно любить, по завету Бетховена, больше жизни. Но только через творчество, через служение ценностям высшим, чем свобода, свобода исполняет себя и предохраняет нас от легиона демонов рабства, прикрывающихся масками свободы" (Цитата по книге: "С.А. Левицкий - философ-солидарист" изд. "Посев", 1972, с.53-54).
/О нём: Бывший длительное время руководителем НТС Евгений Романович Романов однажды сказал: "Я только, что прочел книгу Сергея Левицкого "Основы органического мировоззрения" и поверил в Бога!" (Цитата по журналу "Образ" 1996, N3(7), с.58).
ЛЕОНТЬЕВ КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ "(1831-1891), русский писатель, публицист и литературный критик, поздний славянофил" ("Советский энциклопедический словарь" изд.3, М., 1985, с.409):
Письма:
* И.И. Фуделю (9.3.1889, Оптина пустынь): "Суровые нравственные законы, смягчённые личным христианством и тонкой образованностью высших классов - вот мой идеал для России ближайшего будущего. И больше ничего!" (Леонтьев К.Н. "Избранные письма" С-Петербург, 1993, с.428).
* " Статья "Над могилой Пазухина": "Европеизм и либеральность сильно расшатали основы наши за истекший период уравнительных реформ. В умах наших до сих пор царит смута; в чувствах наших - усталость и растерянность. Воля наша слаба, идеалы слишком неясны. "...>> Народ наш пьян, лжив, нечестен и успел уже привыкнуть, в течение 30 лет, к ненужному своеволию и вредным претензиям. Сами мы в большинстве случаев некстати мягки и жалостливы и невпопад сухи и жестоки. Мы не смеем ударить и выпороть мерзавца и даём легально и спокойно десяткам добрых и честных людей умирать в нужде и отчаянии. Из начальников наших слишком многие робки, легально церемонны и лишены горячих и ясных убеждений. Духовенство наше пробуждается от своего векового сна уж слишком нерешительно и медленно. Приверженцев истинно церковного, богобоязненного, прямого, догматического христианства ещё слишком мало в среде нашего образованного общества; число их правда растёт и растёт "...>> Чтобы русскому народу действительно пребыть надолго тем народом "богоносцем", от которого ждал так много наш пламенный народолюбец Достоевский, - он должен быть ограничен, привинчен, отечески и совестливо стеснён. Не надо лишать его тех внешних ограничений и уз, которые так долго утверждали и воспитывали в нём смирение и покорность. Эти качества составляли его душевную красу и делали его истинно великим и примерным народом. "...>>
Иначе, через какие-нибудь полвека, не более, из народа "богоносца" станет мало-по-малу, и сам того не замечая, "народом-богоборцем", и даже скорее всякого иного народа, быть может. Ибо, действительно, он способен во всём доходить до крайностей... Евреи были гораздо более нас, в своё время, избранным народом, ибо они тогда были одни во всём мире, веровавшие в Единого Бога, и однако они же распяли на кресте Христа, Сына Божия, когда Он сошёл к ним на землю.
Без строгих и стройных ограничений "...>> Русское общество, и без того довольно эгалитарное по привычкам, помчится ещё быстрее всякого другого по смертному пути всесмешения и - кто знает? - подобно евреям, не ожидавшим, что из недр их выйдет Учитель Новой Веры, - и мы, неожиданно, лет через сто каких-нибудь, из наших государственных недр, сперва безсословных, а потом безцерковных или уже слабо церковных, - родим того самого антихриста, о котором говорит еп. Феофан вместе с другими духовными писателями. Не надо забывать, что антихрист должен быть еврей, что нигде нет такого множества евреев, как в России, и что до сих пор ещё не замолкли у нас многие даже и русские голоса, желающие смешать с нами евреев посредством убийственной для нас равноправности. Покойный Аксаков тоже находил, что тот, кто способствует равноправности евреев в России, уготовляет путь антихристу. Я сам слышал от него эти слова"" (Цитата по книге "...Из русской думы" т.1, М., 1995, с.231-232).
"Истинно национальная политика должна и за пределами своего государства поддерживать не голое, так сказать, племя, а те духовные начала, которые связаны с историей племени, с его силой и славой. Политика православного духа должна быть предпочтенена политики славянской плоти".
"Национальное начало, понятое вне религии, есть ни что иное как те же идеи 89 года, начала всеравенства и всесвободы, те же идеи, надевшие лишь маску мнимой национальности. Национальное начало вне религии не что иное как начало эгалитарное, либеральное, медленно, но верно разрушающее".
1884г. "Я верил раньше, верю и теперь, что Россия, имеющая стать во главу какой-то нововосточной государственности, должна дать миру и новую культуру, заменить этой новой славяно - восточной цивилизацией отходящую цивилизацию романо-германской Европы".
"Я слишком надеялся на самобытность славянского духа; позднее я понял, что все славяне - южные и западные - именно в этом, столь дорогом для меня культурно-оригинальном смысле, суть для нас, русских, не что иное как неизбежное политическое зло, ибо народы эти в лице своей интеллигенции, ничего кроме самой пошлой и обыкновенной буржуазии миру не дадут" (Цитаты по книге Зеньковский В.В. "Русские мыслители и Европа" М., 1997, с.76,79-80).
"Всё менее и менее сдерживает кого-либо религия, семья, любовь к отечеству, - и именно потому, что они всё-таки ещё сдерживают, на них более всего обращена ненависть и проклятия современного человечества. Они падут - и человек станет абсолютно и впервые "свободен". Свободен как АТОМ ТРУПА, который стал прахом" /Цитата по книге Б. Тарасов
"Племя, разумеется, - явление очень реальное. Поэтому племенные чувства и сочувствия кажутся довольно естественными и понятными. Но и в них много необдуманного, модного суеверия и фразы. Что такое племя БЕЗ СИСТЕМЫ СВОИХ РЕЛИГИОЗНЫХ И ГОСУДАРСТВЕННЫХ ИДЕЙ? За что его любить? За кровь? Но кровь ведь, с одной стороны, ни у кого не чиста, и Бог знает какую кровь любишь, полагая, что любишь свою близкую. И что такое чистая кровь? Бесплодие духовное! Все великие нации очень смешанной крови...Любить племя за племя - натяжка и ложь...Чисто племенная идея не имеет в себе ничего организующего, творческого...НАЦИОНАЛЬНОЕ НАЧАЛО ВНЕ РЕЛИГИИ - НАЧАЛО МЕДЛЕННО, НО ВЕРНО РАЗРУШАЮЩЕЕ" /Составитель: не помню откуда цитата/.
* ЛЕТОПИСЬ: "В лето 6370 /862г./. Бывша варяги и-заморья и не да им дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в них правды, и восташа род на род, и быша в них усобици, воевати почаша сами на ся, и реша сами в себе: "Поищем себе князя, иже бы володел нами и рядил по праву". И идоша за море к варягом к руси, сице бо тии звахуся варязи русь, яко се друзии зовутся свие, друзии же уръмяни, инъгляне, друзи и готе. Тако и си. Реша руси чудь, и словене, и кривичи, и вси: "Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Да поидите у нас княжити и володети".
И избрашася 3-е братья з роды своими, и пояше собе всю русь, и приидоша к словеном первое и срубиша город Ладогу, и седе в Ладоге старей Рюрик, а другий сиде у нас на Белеозере, а третии Трувор в Изборьску. И о тех варяг прозвася Рускаа земля, Новгород. Тии суть людие новгородци от рода варежска преже бо бе" (АН СССР "Полное собрание русских летописей. Том тридцать восьмой. Радзивиловская летопись" Ленинград, "Наука", 1989, с.16).
ЛОПАТИН Лев Михайлович (1855-1920) "русский философ-идеалист и психолог. Редактор журнала "Вопросы философии и психологии". Пред. Московского психологического общества (с 1899)...>> (СЭС, с.724).
* "Тезисы Всемирного Союза Возрождения Христианства, составленные в 1918г. профессором Московского университета Львом Михайловичем Лопатиным":
"I. Переживаемые ныне небывало кровавые испытания великой войны и чудовищно жестокие и безсмысленные бедствия нашей революции невольно заставляют думать, что назрело время когда все христиане должны объединиться во Всемирный Союз Возрождения Христианства для борьбы с религиозным неверием и грубым поклонением материальной культуре и с их практическими последствиями в жизни политической, общественной, экономической и во всём строе и укладе жизни отдельных лиц, а так же для преобразования современного миросозерцания и понимания смысла жизни на истинных началах христианства.
II. Настоятельным образом желательно, что бы в этот союз вошли все исповедования, все церкви, все религиозные общины и партии и все отдельные лица, серьёзно признающие все основные истины христианства, не взирая на частные различия в принимаемых ими догматических формулах, богословских учениях, богослужебном ритуале и церковном устройстве.
III. В основание объединения всех христиан для борьбы с враждебными христианству силами должно полагаться убеждение, что вероисповедные отличия отдельных церквей и религиозных общин не закрывают для принадлежащих к ним верующих и достойно живущих христиан путь ко спасению, что Бог для всех есть любящий Отец, и что они все принадлежат к невидимой церкви Христовой.
IY. Для каждого христианина, не по имени только, а действительно убеждённым христианином обязательны следующие основания христианского верования:
1) Вера в живаго Бога, Своею творческою волею создавшего мир и исправляющего ход его соответственно со Своему безконечному разуму, безконечной любви и безконечной правде.
2) Вера в Иисуса Христа, Сына Божия, истинного Учителя, Искупителя и Спасителя рода человеческого.
3) Вера во Святаго Духа, как благодатную силу и животворящий источник всего доброго и жизненного в людях и всякой твари.
4) Вера в спасительную и благодатную силу молитвы.
5) Вера в безсмертие и посмертное Воскресение человеческой личности, в смысле неизмеримо большей реальности, полноты и содержательности нашей будущей жизни сравнительно с нашей настоящей жизнью на земле.
6) Вера в соответствие посмертной участи каждой личности с её духовным достоинством и духовным уровнем.
7) Вера в то, что исполнение Христовых заповедей о любви к Богу и к ближнему и удержание себя от хулы на Духа Святаго в своих мыслях, чувствах, настроениях, действиях и всём жизненном укладе составляют коренной смысл, окончательное назначение и внутреннюю ценность человечесского существования. Убеждение, что только под условием серьёзного и неуклонного стремления к осуществлению этих верховных задач, для человека могут быть спасительны благодатные дары той или иной церкви, и вера в истины Откровения и что заповедь человеческой любви и справедливости должна являться для нас никогда не забываемым и неизменно живым мерилом, как для наших частных отношений с окружающим миром, так и всякой нашей общественной деятельности, как бы далеко и широко она не простиралась.
Примечание: выводы и предположения общефилософского, историко-литературного и чисто исторического, а тем более естественно-научного характера не составляют предметов общеобязательной веры и не являются условием спасения.
Y. Христиане, согласившиеся с изложенным в тезисах III и IY, уже не будут относиться к христианам других исповедований с нетерпимостью и враждою: они будут молиться о них и допускать их к участию в своих молитвенных собраниях и обрядах, не откажут им даже от участия в своих таинствах, в случае их серьёзной потребности и настоятельной просьбе о том. Они могут жалеть о заблуждениях и неполноте понимания истины у инаковерующих, но они не станут их проклинать и отгонять. И если такими взглядами проникнутся все верующие, объединение всех христиан на земле, при полном сохранение различия в формах их религиозной жизни, станет не только возможным, но и необходимым делом. "...>>
IX-X. Не может быть сомнения, что сосредоточение христианского миросозерцания на немногих основных истинах должно доставить великую помощь и облегчение для возвращения к нему от него отпавших и для усвоения его нехристианами вообще. "...>> И тогда единая и всемирная церковь на самой себе явит неотразимый образец христианского братства и любовной взаимной терпимости, и человечество двинется за ней, проникаясь её вековечными идеалами. И пути человеческой истории вновь озарятся сияющим светом великих истин о Боге, о безсмертии и всепокоряющей силе любви и свободы во имя Христа" (Цитата по книге: Священник Павел флоренский "Сочинения в 4 томах" т.2, М., 1996, с.789-793).
ЛОСЕВ АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ "(1893-1988), философ, филолог, доктор филологических наук, профессор Московского государственного педагогического института". ("Советский энциклопедический словарь" изд.3, М., 1985, с.725).
* Письма из лагеря жене (11.3.1932):
"Обо мне также тебе всё известно. В религии я всегда был апологетом ума, и в мистически-духовном и в научно-рациональном смысле; в богословии - максимальный интерес я имел всегда почти исключительно к догматике, как к той области, которая для богословствующего христианина есть нечто и максимально разработанное в Церкви и максимально достоверное (помнишь, как еще в 1917 году ты обратила своё духовное и сердечное внимание на внутренне разумную стихию догмата о Пресвятой Троице); в философии я - логик и диалектик, "философ числа", из наук любимейшая - опять-таки математика; и, наконец, филологией-то я занимался почти исключительно классической, в области которой в науке достигнута наибольшая разработанность и чёткость. "..."
Бог требует отдать всякое, хотя бы простейшее понимание происходящего, и волей-неволей приходится его отдавать, ибо Христос выше и дороже и понимания жизни и самой жизни". (Цитата по книге: "...Из русской думы" т.2, М., 1995, с.204-205).
* 22.3.1932: "... какая-то сознательная рука ведёт меня к великой цели. Благословляю жизнь, благословляю все свои страдания, я - благодарю за всё! Я весь, слава Богу, обворован, и теперь почти нет ничего" (Цитата по книге: "...Из русской думы" т.2, М., 1995, с.207).
* "Лосев как-то сказал Павлу Васильевичу Флоренскому: "Я ведь литургию помню, я её каждый день про себя читаю" ("Независимая газета" /"НГ - религии" 18.10.2006, с.6).
* Декабрь 1972 "Скажу по секрету, Я ХРИСТИАНИН. Для меня величайшее достижение в смысле христианского подвига - исихазм. Это значит - не о теле думать, а о Боге. В исихазме мысль выше разума. Разум - разлагает. Я хотя всю жизнь занимаюсь наукой, всё же недостаточно воспитан. Возможно по этому самому, что занимаюсь наукой. Как-то должно быть по-другому. Должны быть зачатки неевропейского типа. Опрощение: всё настолько становится просто, что нет ничего. Также это и обожение. Человек становится как бы Богом, но не по существу, - что было бы кощунством, - а по благодати. Это возвышается над разумом, человек держится уже только верою. Ничего не остаётся. И даже о самом Боге человек перестаёт думать. Ведь Бог для нас обычно - это система богословия. А тут - полная неразличённость. Исихасты называют своё видение божественным светом. В нём ничего более светлого, ни чего более тёмного, а один свет...Но я думаю, что мы искажены - всей суетой, разными заседаниями так, что психика не может добиться простоты...>>.
2.6.1973 "Изобразить человека дело маленькое, достаточно позвать портретиста. Другое дело - изобразить Богочеловека, потому что сама сущность Божия должна быть явлена в иконе.
Икона должна быть написана так, чтобы сама сущность явилась именно как субстанция. Поэтому икона праведника не просто изображение, но несёт энергию этого человека (приблизившегося святостью к Богу). Конечно, не та благодать, что в человеке, но всё же. Поэтому и надо икону вешать в комнате, что от иконы благодать излучается, свойственная святому. СУБСТАНЦИОНАЛЬНОЕ ТОЖДЕСТВО. А несубстанциональное тождество изображения и изображаемого - это в каждом художественном произведение, тождество метафорическое или символическое, в пошлом смысле слова. Я-то символ понимаю глубоко, как тождество субстанциональное, - чисто переносное, образовательное, но так же, и благодатное, тождество не только глазу, но и такое, которое даёт изображению ДЕЙСТВОВАТЬ" /выделено в цитируемом документе - составитель/ "теми же энергиями, что и изображаемое. Флоренский говорит в N9 "Богословских трудов", что икона - окно в другой мир".
30.5.1975: "Непознаваемая сущность является в своих катафатических энергиях. Так же мы говорили в начале века о имени Божием: имя Божие есть сам Бог, но Бог не есть имя. У Григория Паламы правильно. Свет Преображения - реалистический символ".
5.6.1971: "В чём трагедия личного самосознания? Мир - во зле, а Бог - добро. Объяснить логически? Как Платон? Этого мало. Нужны слёзы, покаяние; для этого нужно, чтобы были люди в пустыне, которые по десять лет насекомыми питаются, - настолько христианин боится падения и рвётся к искуплению. Вся новость христианства - откровение абсолютной личности.
Личность! Не вода, воздух, элементы, а мы несём груз всего предыдущего человечества, взяли на себя все его заслуги все пороки. Потому христианство так трансцендентно. Что делать мне лично, что бы исполнилась воля Божия? Человек не знает! Поэтому Христос говорит на кресте "Боже Мой, почто Меня оставил?" А это было намерение Бога - довести человека до полного отпадения и оторванности его существа. Отпадение! Когда человек пройдёт через это - конец истории".
19.4.1971 " Есть вещь такая, НЕПРЕОБОРИМАЯ - ВЕРА. Такая же густая и непреоборимая, как мысль. Есть такие истины, как 2 х 2 = 4, которые нельзя изменить, и в вере. Хотя многим это кажется глупым и неверным и отсталым.
"...>> Да не всякому это и нужно... Бабке нет дела до науки, бабка крестится и живёт верой. Так и учёный - решает свои теоремы и не понимает, что теоремы эти странным образом реальны. Всякое А имеет своей причиной B, за B следует C, за C следует D. Бесконечное множество причин. Где же причина всего? Считают, что правильно делают доискиваясь до причин. Но если есть последовательность причин АВCD, то где-то есть же причина, которая зависит от себя самой? Значит есть causa sui - причина себя самой? Значит, приходится принять бытие, которое действует, но не под действием чего-то другого, а самостоятельно, оно само? Или дурная бесконечность причин.../так в цитируемом документе - примечание составителя/" (Журнал "Вопросы философии" 1992, N10, с.140 -145).
* "Едва теплящаяся лампадка вытекает из православной догматики с такой же диалектической необходимостью, как царская власть в государстве, или как наличие просвирни в храме и вынимание частиц при литургии. Зажигать перед иконами электрический свет так же нелепо, и есть такой же нигилизм для православного, как летать на аэропланах, или наливать в лампаду не древесное масло, а керосин" ("Независимая газета" / "НГ - религии" 18.10.2006, с.6).
* Фрагмент из "Добавления" к "Диалектике мифа и сказки": "... Итак, беседа с Богом есть умное восхождение к Нему. Но, что такое умное восхождение? Это - подавление тьмы, разбросанности, чувственной текучести, мглы страстей и страстных помыслов средствами Абсолюта /выделено в цитируемом документе - составитель/. Человек восходит к Богу в уме своём, очищая ум свой средствами божественными, ибо, как сказано, само общение возможно тут только как приближение человека к Богу, т.е. Бог есть тут есть конец и цель, а не человек. "...>> Общение с Богом в смысле познания Его возможно только в молитве. Только молитвенно можно восходить к Богу, и немолящийся не знает Бога" (Цитата по журналу: "Вестник Русского христианского движения" Париж - Нью-Йорк - Москва, 1997, N176, с.158).
* "Если задуматься и стать на точку зрения религии, то невозможно не утверждать Бога как Абсолютную Личность. Всякая иная религия - несовершенна, ошибочна и болезненна. В религии должно сохраняться простое и естественное самочувствие человеческой личности. А такое самочувствие и мирочувствие не может не представлять себе максимально реальное и конкретное бытие в виде абсолютной Личности. "...>>
Эту проблему и разрешает мифологическое учение о троичности Лиц Божества, а диалектика показывает, как это мыслимо, т.е. как 1=3 и 3=1. Нельзя, следовательно, кощунствовать над этим догматом, если не знаете в чём его смысл" (Цитата по журналу: "Вестник Русского христианского движения" Париж - Нью-Йорк - Москва, 1997, N176, с. 154,156).
* "... только человек без роду и племени, ненавидящий всё родное и интимное, убийца близких и родных, может уничтожить догмат о троичности" ("Независимая газета" / "НГ - религии" 18.10.2006, с.6).
В работе "Очерки античного символизма и мифологии" /М.,1993, с.882/ Лосев писал, что католицизм есть "язычество в христианстве" (Цитата по журналу "Континент" 1998, N96, с.268).
* "За сатанистов не молятся. Их анафематствуют" ("Независимая газета" /"НГ - религии" 18.10.2006, с.6).
ЛОССКИЙ НИКОЛАЙ ОНУФРИЕВИЧ "(6.12.1870-25.1.1965), русский философ-идеалист, один из крупнейших представителей интуитивизма и персонализма в России. В 1922г. выслан за границу. До 1945г. жил в Праге. Основные труды по психологии, логике, проблемам интуиции, свободы воли и др." ("Советский энциклопедический словарь" изд.3, М., 1985, с.725).
"Высшее образование получил в Санкт-Петербургском университете на естественно-научном отделение физико-математического факультета и на историко-филологическом факультете. В 1903г. получил степень магистра, а в 1907г. - доктора философии за диссертацию "Обоснование интуитивизма". Лосский был профессором философии на Бестужевских Высших женских курсах и в Санкт-Петербургском университете. "...>> Живя в Праге был профессором в Русском университете. В 1947-1950 гг. был проф. Философии в Св.-Владимирской духовной академии в Нью-Йорке. Последние годы жил во Франции, где и умер".
Работа "Характер русского народа":
"Вальтер Шубарт, прибалтийский немец, знавший, вероятно, русский язык и русскую культуру так интимно, как сами русские, написал замечательную книгу "Europa und die seele des Ostens", переведённую на русский и английский языки. Шубарт противопоставляет друг другу главным образом два типа человека: прометеевский, героический человек и иоанновский, мессианский человек, т.е. человек, следующий идеалу, данному в Евангелии от Иоанна. Представителями иоанновского типа он считает славян, особенно русских. Прометеевский, "героический человек видит в мире хаос, который он должен оформить своей организующей силой; он полон жажды власти; он удаляется всё дальше и дальше от Бога и всё глубже уходит в мир вещей. Секуляризация - его судьба, героизм - его жизненное чувство, трагика - его конец". Таковы "романские и германские народы современности". /Шубарт В. "Европа и душа Востока" изд.3, с.5,6/.
"Иоанновский, "мессианский человек чувствует себя призванным создать на земле высший, божественный порядок, чей образ он в себе роковым образом носит. Он хочет восстановить вокруг себя ту гармонию, которую он чувствует в себе. Так ощущали первые христиане и большинство славян". "Мессианского человека одухотворяет не жажда власти, но настроение примирения и любви. Он не разделяет, что бы властвовать, но ищет разобщённое, чтобы его воссоединить". "..."
"Запад подарил человечеству наиболее совершенные формы техники, государственности и связи, но он лишил его души. Задачей России является вернуть её людям". "Только Россия способна одухотворить человеческий род, погрязший в вещности и испорченный жаждой власти", и это несмотря на то, что в настоящий момент "сама она мучится в судорогах большевизма" /с.246/.
Замечательное по своей обстоятельности исследование о России и русском народе выполнил французский учёный Леруа-Болье (Leroy Beaulieu 1842-1912). Он был в России четыре раза в 1872-1881 и опубликовал свой труд в трёх больших томах "L Empire des Tsars et les Russes" (1881-1889). Народные массы русских, говорит он "не утратили чувства связи с "обитателями невидимого мира" /Т.Ш, кн.1, гл.2, стр.11/. "..." Он обращает внимание на то, что литературные труды, даже и неверующих русских имеют религиозно-христианский характер"
* "Англичанин Стивен Грахам (Stephen Graham) много раз ездил в Россию, он познакомился со всеми слоями русского общества, особенно с крестьянами. Хорошо овладев русским языком, одеваясь просто, чтобы быть в толпе принятым за русского рабочего, он исходил пешком многие сотни километров и наблюдал русскую жизнь от Архангельска до Владикавказа. Вместе с паломниками он ходил на поклонение угодникам в монастыри, ездил на русском пароходе вместе с паломниками в Палестину. Странствуя пешком на севере России вблизи Белого моря, он ночевал в крестьянских избах.
/В сноске Лосский приводит названия шести книг Грахама о России на английском языке - составитель/.
В книге "Путь Марфы и Марии" Грахам говорит, что с англичанами разговор кончается беседой о спорте, с французом - беседой о женщине, с русским интеллигентом - беседой о России, а с крестьянином - беседой о Боге и религии. Русские могут беседовать о религии шесть часов подряд. Русская идея - христианская идея; на первом плане в ней - любовь к страдающим, жалость, внимание к индивидуальной личности. Нашу смертную жизнь русские считают не подлинной жизнью и материальную силу не действительной силой. "..." Русский окружён в Церкви "свидетелями истины", ликами святых смотрящих на него с икон; от них исходит свет Преображения; войдя в Успенский собор в Москве, человек попадает в "иной мир".
"..." Англичанин Морис Бэринг (Maurice Baring, 1874-1945), поэт и журналист, познакомился в Копенгагене с семьёй русского посланника графа Бенкендорфа, жена которого была высококультурная русская интеллигентка. С 1901 года он часто ездил в их имение в Сосновку в Тамбовской губернии. Во время русско-японской войны он был в Манжурии при русской армии как корреспондент газеты "Morning Post". В 1905-1906 г.г. он наблюдал русскую революцию.
Бэринг написал много книг о России. /В сноске Лосский приводит названия четырёх книг на английском языке - составитель/.
"..." Живя в имении и находясь при армии, Бэринг наблюдал религиозность русского народа, посты, молебны, свечи перед иконами, подъём русского духа во время праздника Пасхи, но среди образованных русских людей, говорит он, больше атеистов, чем в Западной Европе ("Русский народ", с.72). В Книге "Главные истоки России" он говорит, что русский крестьянин глубоко религиозен, видит Бога во всех вещах и считает ненормальным, неумным человека, неверующего в Бога /Стр.46/.
"..." Англичанин Гаролд Вильямс (Willams), муж Ариадны Владимировны Тырковой, благодаря связи с её высококультурной семьёй и жизни в имении её родителей на берегу Волхова хорошо познакомился с характером и бытом русских крестьян. В свое книге "Russia of the Russians" он говорит о высокой религиозности русского народа. "..." Вильямс знает о том, что с начала ХХ века у русской интеллигенции пробудился интерес к религии и начался возврат к Церкви.
Профессор Бернард Пэрс (Pares), бывший директором школы славистики в Лондонском университете и редактором журнала "Slavonic review", много раз с 1890г. ездил в Россию, жил не только в городах, но и в деревне "...". В книге "Russia" он с любовью говорит об идеализме русского народа.
R. Wright в книге "The Russians" (1917) говорит, что религия есть основа жизни России, пульс её: забота не о теперешней, а о небесной жизни.
"..." Немец К. Онаш (Onasch) в книге "Geist und Geschichte der Russischeen Ostkirche" (1947) указывает на то, что неправильно понимал православную церковь известный протестантский богослов Адольф Гарнак, считавший веру в таинства и почитание икон проявлением варварства. Русское жизнепонимание и религиозность, говорит Онаш, отличается замечательной цельностью: в основе его лежит страсть к абсолютным ценностям и преображению мира; иконы русские свидетельствуют о преодолении земного бытия.
Ганс фон Экардт (Eckardt) в книге "Russischs Christentum" (1947) считает характерной чертой русской религиозности стремление освободиться от временного материального бытия и влечение к преображению жизни в Царстве Божием.
Приведённых примеров достаточно, чтобы показать, что даже иностранцы, хорошо познакомившиеся с Россией, отмечают глубокую религиозность русского народа" (Лосский Н.О. "Условия абсолютного добра" М., 1991, с.244-245,252-255).
/Сноска: А.И. Солженицын пишет: * "Даже и в 1917 американский Сенат ("Овермэнская комиссия") слышит от протестантского пастыря Саймонса, пожившего среди русских несколько последних лет: "Я нигде не встречал лучшего типа женщин или мужчин, чем в русских деревнях и даже среди рабочих. И я всегда чувствовал себя среди них в полной безопасности до тех пор, пока не пришли к власти эти большевики" (А. Солженицын "Россия в обвале" М., 1998, с.169)/.
Лосский Н.О.: "религиозная и философская литература должна включать такие работы, которые могли бы удовлетворить запросы религиозных общественных кругов. Эти работы должны вызвать интерес к христианству в среде высокообразованных людей, ставших безразличными к религии под влиянием веяний современной цивилизации" (Цитата по книге: Н.С. Семенкин "Философия богоискательства" М., 1986, с.152).
* "Повторяю: или есть, что-нибудь над нами родное, великое, светлое, общее для всех, интимно-интимно наше, внутреннейше наше, насущно и неизбывно наше, то есть Родина, или - жизнь наша безсмысленна" (Цитата: по журналу "Русский дом" 2007, N2, с.50).
С.А. Левицкий пишет: "ЛОССКИЙ учит, что между Творцом и тварью между - Господом Богом и сотворённым им миром - разверзается онтологическая пропасть, могущая быть заполненной лишь в порядке благодати, а не в порядке непосредственного причастия мира Божеству. По его учению Бог сотворил мир как совокупность субстанциональных деятелей, способных к творчеству собственной жизни, и в рамках дарованной им свыше индивидуальности. Хотя субстанциональные деятели не способны к творчеству из Ничего (это есть прерогатива Господа Бога). Они способны к творчеству в смысле того или иного оформления данного им материала, и в том смысле каждый субстанциональный деятель - так же творец, хотя и с малой буквы "т"." (Цитата по книге: С.А. Левицкий "Очерки по истории русской философской и общественной мысли. т.2, ХХ век" изд. "Посев" 1981, с.74).
/О Лосском:
С.А. Левицкий пишет: "Автору думается, что среди русских философов ХХ века Лосскому принадлежит первое место" (Цитата по книге: С.А. Левицкий "Очерки по истории русской философской и общественной мысли" т.2, ХХ век" изд. "Посев" 1981, с.92).
"М"
МАЙКОВ А.Н.
Не говори, что нет спасенья,
Что ты в печалях изнемог:
Чем ночь темней, тем ярче звёзды,
Чем глубже скорбь, тем ближе Бог...
* МАКАРИЙ (Булгаков) митрополит Московский и Коломенский (+1882): "Любите всех людей без различия, близких и дальних, какого бы племени они ни были, какой бы веры ни держались, будут ли то иудеи, магометане, язычники! Любите самих врагов ваших!" (Митрополит Макарий (Булгаков) "История Русской Церкви" Книга первая М., 1994, с.31).
МАТЬ МАРИЯ (Скобцова):
"Настоящее и будущее Церкви" (Доклад, прочитанный в марте 1936 г. в Париже на монашеском собрании под председательством митрополита Евлогия)
"На протяжении двухтысячелетнего существования церкви человеческое вмешательство в церковную жизнь искажало ее в двояком направлении. Церковь находилась или в состоянии гонений, или в состоянии покровительства со стороны государства. Теперь вновь наступила полоса гонений, длящихся уже двадцать лет. Трудно сказать, что для церкви тяжелее, что больше искажает ее лик - гонение или покровительство. Гонения в первую очередь уводят на мученичество и смерть самых верных, самых жертвенных, самых горячих сынов церкви. Они соблазняют слабых, которые начинают отрекаться, изменять, предавать, отпадать. Они уничтожают возможность проповеди и научения, запрещая свободу слова, и этим они выращивают целые поколения в отрыве от евангельской истины. Церковь во время гонения уходит в катакомбы, голос ее престает звучать всенародно, внешнее проявление церковной жизни замирает. Таковы бедствия, причиняемые гонениями. Но гонения выявляют нам святость церкви, гонения объединяют ее верных детей, они очищают церковную жизнь от вялости, быта, безразличия, случайности. Гонения объединяют "малое стадо", делают отбор, производят как бы первые опыты того отбора, который предстоит нам в последние дни.
Покровительство со стороны государства медленно внедряет в церковную жизнь нецерковные понятия, подменяет лик Христов, производит смещение планов. Церковная жизнь постепенно перерождается по типу любого человеческого установления, церковь становится ведомством, компрометируется государственными, подчас языческими идеалами. Эта отравленность церковного организма подчас заходит так далеко, что даже церковные иерархи утверждают, например, оправдываемость смертной казни с точки зрения христианства или неразрывность церкви с монархическим образом правления. Принадлежность к церкви становится обязательной с государственной точки зрения, она широко распространяется, механически включая в свой состав всех случайных людей, принадлежащих к данному государству. От этого организм ее становится дряблым, неустойчивым, жизнь становится обездушенной, формальной. Христова истина подменяется бесчисленными правилами, канонами, традициями, внешними обрядами. За счет внешнего роста и внешней пышности умаляется внутренняя жизнь и подвиг. Церковный организм костенеет. Таковы опасности государственного покровительства. Конечно, есть у этого покровительства и положительные результаты, - известная свобода, - правда, в рамках, поставленных государством, - известное внешнее благополучие, мощность внешней организации и т. д. Но во всяком случае можно сказать одно, - и гонение, и покровительство церкви - два бича, которые в течение двух тысячелетий искажали подлинный путь церковной жизни и будут его, наверное, искажать до самого Страшного Суда".
/описав далее "менталитет" советского человека, мать Мария продолжает/
"Элемент обязательности, законности, если хотите, уставности сопутствует всему, что случается в советской России. Мы не можем найти ни одного очага свободы, ни одной установки иного свойства, мы не можем, другими словами, рассчитывать ни на какую иную психологию, кроме описываемой.
Сделаем из этого выводы, правда, чрезвычайно предположительные. Если в церковь, одаренную терпимостью и признанием со стороны советской власти, придут новые кадры людей, этой властью воспитанные, то придут они именно с такой психологией. Что это значит? Это значит, что сначала они, в качестве очень жадных и восприимчивых слушателей, будут изучать различные точки зрения, воспринимать проблемы, посещать богослужения и т. д. А в какую-то минуту, почувствовав себя наконец церковными людьми по-настоящему, по полной своей неподготовленности к антиномическому мышлению, они скажут: вот по этому вопросу существует несколько мнений - какое из них истинно? Потому что несколько одновременно истинными быть не могут. А если вот такое-то истинное, то остальные подлежат истреблению, как ложные. Они будут сначала запрашивать церковь, легко перенося на нее привычный им признак непогрешимости. Но вскоре они станут говорить от имени церкви, воплощая в себе этот признак непогрешимости. Если в области тягучего и неопределенного марксистского миропонимания они пылают страстью ересемании и уничтожают противников, то в области православного вероучения они будут еще большими истребителями ересей и охранителями ортодоксии. Шаржируя, можно сказать, что за неправильно положенное крестное знамение они будут штрафовать, а за отказ от исповеди ссылать в Соловки. Свободная же мысль будет караться смертной казнью. Тут нельзя иметь никаких иллюзий, - в случае признания церкви в России и в случае роста ее внешнего успеха она не может рассчитывать ни на какие иные кадры, кроме кадров, воспитанных в некритическом, догматическом духе авторитета. А это значит - на долгие годы замирание свободы. Это значит - новые Соловки, новые тюрьмы и лагеря для всех, кто отстаивает свободу в церкви. Это значит - новые гонения и новые мученики и исповедники" / "Мать Мария (Скобцова). Воспоминания, статьи, очерки" Т. II. YMCA-PRESS. Paris. 1992., Журнал "Православная община" N31/. (Интернет. Сайт. Свято-Филаретовского института).
* Статья "Типы религиозной жизни": "...Со времени Петра Великого наша русская православная Церковь стала атрибутом русской великодержавной государственности, стала ведомством среди других ведомств, попала в систему государственных установлений, и впитала в себя идеи, навыки и вкусы власти. Государство оказывало ей покровительство, карало за церковные преступления и требовало проклятий за преступления государственные. Государство назначало церковных иерархов, следило за их деятельностью при помощи обер-прокурора, давало Церкви административные задания, внедряло в неё свои политические чаяния и идеалы. За двести лет существования такой системы самый внутренний состав Церкви видоизменился. Духовная жизнь отошла куда-то на задний план, а на поверхности было официальное, государственно-признанное вероисповедание, выдававшее чиновникам удостоверение о том, что они исповедовались и причащались, - без такого удостоверения чиновник не мог почитаться благонадёжным с точки зрения государства. Система вырабатывала особую религиозную психологию, особый религиозный тип людей, особый вид нравственных устоев, особое искусство, быт. Из поколения в поколение люди приучались к мысли, что Церковь является необходимейшим, обязательнейшим, но всего лишь атрибутом государства. Благочестие есть некая государственная добродетель, нужная лишь в меру государственной потребности в благочестивых людях. Священник есть от государства поставленный надсмотрщик за правильностью отправления религиозной функции русского верноподданного человека, и в таком качестве он лицо, хотя и почтенное, но во всяком случае не более, чем другие лица, блюдущие общественный порядок, военную мощь, финансы и т.д.
В синодальный период совершенно поражающе отношение к духовенству, - всякое отсутствие особого его выделения, даже скорее держание в чёрном теле, непускание в так называемое общество. Люди раз в год исповедовались, потому что так полагалось, венчались в церкви, крестили своих детей, отпевали покойников, отстаивали молебны в царские дни, в случаях особого благочестия служили акафисты, - но Церковь была сама по себе, - туда шли, когда это полагалось, - и вовсе не полагалось преувеличивать своей церковности, - это, быть может, делали одни славянофилы, своим отношением изменяя заведённый, формальный, казённый тон приличного отношения к Церкви. Естественно, что синодальный тип благочестия опирался в первую очередь на кадры петербургской министерской бюрократии, что он был связан именно с бюрократией, - и так по всей России распространялся через губернские бюрократические центры, до представителей губернской власти на местах.
Вся система предопределяла то, что самые религиозно-одарённые и горячие люди не находили в ней себе места. Они или уходили в монастыри, стремясь к полному отрыву от всякой внешней церковной деятельности, или же вообще поднимали мятеж, бунтуя зачастую не только против данной церковной системы, но и против Церкви. Так растился у нас антирелигиозный фанатизм наших революционеров, столь похожий в своей первоначальной стадии на огненное горение подлинной религиозной жизни. Он втягивал в себя всех, кто жаждал внутреннего аскетического подвига, жертвы, безкорыстной любви, безкорыстного служения, - всего того, что официальная государственная Церковь не могла людям дать" (Журнал: "Вестник Русского христианского движения" Париж - Нью-Йорк - Москва, 1997, N176, с.7-9).
* "Не подлежит сомнению чрезвычайно слабый творческий и богословский уровень Московского благочестия. Москва усвоила очень многое от Византии, но как-то прошла мимо её творческой напряжённости. Москва перековала в неподвижную форму, в культ буквы, в культ традиции, в повторяющийся ритмический жест, всё буйное и антиномическое кипение византийского гения. Москва не только сумела подморозить византийское наследие, она и библейское наследие засушила, окостенила, вынула из него облагодатствованную и живую душу. По слову древнего пророка она стала громоздить "заповедь на заповедь, правило на правило". Пышный разлив византийской риторики она восприняла, как некую неподвижную меру вещей, ввела её в свой обязательный обиход, ритуализировала всякий порыв, облекла в форму закона всякую религиозную лирику. Максимальным выражением этого косного, пышного, неподвижного охранительного духа было, конечно, старообрядчество. И в этом смысле оно имеет за собой огромные заслуги: оно нам сохранило иконы древнего письма, оно сохранило древнейшие напевы, оно вообще охраняло от потока жизни какой-то раз навсегда зафиксированный момент в развитии благочестия. Но наряду с этим оно так смешало иерархию ценностей христианской жизни, что шло на муку и на смерть не только за двуперстное крестное знаменье, но за право писать имя "Иисус" как "Исус". Тут вопрос не только в простой неграмотности, тут вопрос о чём-то гораздо более серьёзном, что в последующий период разрослось со всей очевидностью. Тут речь о вере в особую магию не только слова, имени, но даже каждой буквы, из которой это имя состоит. И как очевидна страшная кара, постигшая такое старообрядческое отношение ко Христовой истине. Войдите в старообрядческую молельню. В ней собрано всё, чем они дорожили в течении всей своей истории, - в ней иконы старинного письма, которым нет цены, в ней древние книге, в ней особое уставное пение по крюкам, - всё, за что они боролись и шли на мученичество, - нет только одного - великолепный иконостас, сплошь уставленный иконами в тяжёлых кованных ризах, ничего не сохраняет, ничего не бережёт. За ним глухая стена, он к этой стене прислонён, нет алтаря, нет престола и жертвенника, потому что нет таинства. Всё сбережено кроме живой души Церкви, кроме её таинственной Богочеловеческой жизни, - осталась одна прекрасная форма. Над этим явлением стоит задуматься. Тут люди получили кару в самой своей победе, в самом достижение своей цели. Раз извратив Христову правду, они остались с мёртвой её оболочкой. Над этим стоит задуматься всякий раз, когда на нашем пути возникает соблазн предпочесть дух форме, любовь - уставу. Нас подкарауливает в этом соблазне та же опасность остаться с формой и уставом и утерять дух и любовь. И очень вероятно, что символ безалтарной Церкви зачастую осуществляется в человеческих душах" (Журнал: "Вестник Русского христианского движения" Париж - Нью-Йорк - Москва, 1997, N176, с.13-15).
МАСЛОВ С.С.
* "Труд русского человека лишён упругого равномерного напряжения; нет методичности и размерности" (Цитата по книге: А. Солженицын "Россия в обвале" М., 1998, с. 164).
МЕЙЕНДОРФ ИОАНН, протопресвитер (Свято-Владимирская Духовная Академия, Нью-Йорк, США):
"Мне кажется, что будущее православия в основном зависит от того каковы формы оно примет, как оно будет свидетельствовать о своём уповании "..." И это зависит в первую очередь от духовной силы, даров Духа Святаго . Господь их даёт в изобилии всегда, но есть какая-то в Божественной премудрости разница. Бывают благословенные времена, благословенные люди. И вот нужно Богу молиться, чтобы они были в Русской Церкви, чтобы она воссоздавалась. "..." В первую очередь, я думаю от этого, от того, что будет происходить в России зависит и будущее Вселенского Православия. Второе, имеет ли оно будущее на Западе? Сейчас западный мир - важный элемент на мировой сцене. Скажем, католики очень часто говорят нам: Мы - Вселенская Церковь, а вы историческое, достойное, справедливое, интересное, духовно богатое, местное предание Восточной Европы. Если мы согласимся на это, то тогда нам нечего делать на Западе. И, увы, не все православные даже сознают важность этого вопроса для вселенского православия, осознания православия на Западе, думают, что это и не нужно. Но это очень существенно потому, что современный мир, как таковой был создан именно Западом, хотим мы этого или хотим. Мы знаем все его недостатки, но тем не менее мы в этом мире должны работать и познавать его существо возможно только на Западе. Устоит ли там православие? А в какой форме оно там может устоять - в этом-то и вопрос. В религиозном отношении Запад удивительно поверхностен. В религиозном отношении там нет никакой глубины. Я не хочу преувеличивать и судить, какая-то есть глубина, но в основном всё-таки страшно поверхностно. А православие даёт эту глубину - в этом наша основная богословская посылка Православия, что истина даётся всем свободно, что общение с Богом, получение благодати Божией есть истинная свобода, каждый православный знает, что такое свобода по существу. Тогда как на Западе есть такая внешняя привязанность к авторитетам. Не к внутреннему познанию Бога, а к внешним авторитетам: к папству в Церкви, к Библии как к книге... Идея, истина православия, обожение, как приобщении к Божественной жизни, сакраментальная жизнь, в которой совершается это приобщение, есть то, в чём Запад больше всего нуждается. И сумеем ли мы это ему передать - без навязывания западным людям, того отчего не надо зависить, того, что второстепенно? есть Священное Предание, которое составляет единство Церкви, а есть предания человеческие. Есть внешние вещи, например, на "Господи воззвах" надо кадить. Надо кадить, конечно, но не с этого начинается проповедь христианства. Проповедь христианства начинается с Евангелия, с веры: Христос воскресе! Это не значит, что всё остальное не нужно Но есть такая иерархия ценностей, особенно важная в богословии, и в этом главная задача богословов, чтобы её определять. Думаю поэтому, что богословам предстоит огромная ответственность и здесь, и на Западе. А будущее, знаете, в руках Божиих. Мы не можем ничего планировать. В евангелии Господь говорит, что когда Он придёт в день Второго пришествия, найдёт ли Он вообще веру на земле. Есть такой евангельский пессимизм в отношении успеха. Мы стали православными христианами не ради успеха. Но если Богу угодно святая Церковь будет спасать людей. Исторически в этих областях ключевая борьба, и бой происходит в настоящее время" ("Ежегодная Богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского института (Материалы 1992-1996)" М., 1996, с.26).
МЕНДЕЛЕЕВ Дмитрий Иванович: "Национализм по мне столь естественен, что никогда, ни при каких порядках интернационалистами желаемых не угаснет, но ...национализму необходимо более всего принять начала терпимости, т.е. отречься от всякой кичливости, в которой явная бездна зла...>> (Д. Менделеев "К познанию России" изд.2, СПб, изд. А. Суворина, 1906, с.42).
МЕНЬШИКОВ Михаил Осипович (25.9.1859-20.9.1918).
* Статья "Дело нации" (2.2.1914): "Весь народ национален и даже всё русское общество, если выкинуть из него озлобленную часть инородцев. Говорю об озлобленной /здесь и далее подобным образом выделено в цитируемом источнике - составитель/ части, ибо другая, не озлобленная, а добродушная часть инородцев, уже охвачена русской стихией, пропитана ею, как сардинки маслом и входит в состав русской нации. О немцах нечего и говорить: между ними столько "кровных" русских патриотов, что это просится даже в пословицу. "...>>
Что такое Россия, что такое наша национальная идея - об этом многие имеют смутное понятие. Неясно это и почтенному барону Розену, превосходную речь которого на днях в Гос. Совете следовало бы прочесть всем, кто любит Россию. Одно лишь в этой речи показалось мне загадочным: о каком "воинствующем национализме" в России говорит он, и с таким негодованием? По-видимому, о русском национализме, но если так, это совершенно неверно. Есть у нас воинствующие национализмы, но они не русские, а инородческие. Я говорю о евреях, поляках, финнах, латышах, армянах, татарах и пр. и пр., которые, вообще говоря, живут и трудятся довольно мирно,- но уже выделили из себя весьма заметные и очень вредные, вроде мазепинцев, сословия, ненавидящие Россию. Они воинствуют против России, а не мы против них. Наш русский национализм, как я и понимаю его, вовсе не воинствующий, а только оборонительный, и путать это никак не следует. Мы, русские, долго спали, убаюканные своим могуществом и славой, - но вот ударил один гром небесный за другим, и мы проснулись и увидели себя в осаде - и извне и изнутри. Мы видим многочисленные колонии евреев и других инородцев, постепенно захватывающих не только равноправие с нами, но и господство над нами, причём наградою за подчинение наше служит их призрение и злоба против всего русского. Откройте глаза, почтенный барон, и вы увидите, что это явление существует и с ним надо считаться.
Я имею право говорить о русском чувстве, наблюдая собственное сердце. Мне лично всегда было противно угнетение инородцев, насильственная их русификация, подавление их национальности и т.п. Я уже много раз писал, что считаю вполне справедливым, что бы каждый, вполне определившийся народ, как, например, финны, поляки, армяне и т.д. имели на своих исторических территориях все права, какие сами пожелают, вплоть хотя бы до полного их отделения. Но совсем другое дело, если они захватывают хозяйские права на нашей исторической территории. Тут я кричу, сколько у меня есть сил, - долой пришельцев! Если они хотят оставаться евреями, поляками, латышами и т.д. на нашем народном теле, долой их, и чем скорее, тем лучше. Никакой живой организм не терпит инородных тел: последние должны быть или переварены, или выброшены. Это, уважаемый барон, называется не нападением, а обороной, спросите кого хотите. А раз решена оборона, она должна вестись с несокрушимой энергией - до полного изгнания "двунадесяти языц" из России" (М.О. Меньшиков "Из писем ближним" М., 1991, с.174-175).
МЕРЕЖКОВСКИЙ Дмитрий Сергеевич (1866-1941) "русский писатель, один из зачинателей русского декаденства. В 1920г. эмигрировал. Выступал с антисоветских позиций" ("Советский энциклопедический словарь" изд.3, М., 1985, с.789).
"Без веры в божественное начало мира нет на земле красоты. Нет справедливости, нет поэзии, нет свободы" /"ПСС Д.С. Мережковского" т.ХYIII, 1914, с.273/ (Цитата по книге: М.М. Дунаев "Православие и русская литература" М., 1999, с.120).
"Я знаю, что умру, но хочу жить и после смерти - вот начало религии. Религия и есть именно то, что отличает вид животного-человека от всех прочих животных: человек - религиозное животное" /"ПСС Д.С. Мережковского" т.ХIII, М., 1914, с.6/ (Цитата по книге: М.М. Дунаев "Православие и русская литература" М., 1999, с.124-125).
"Религиозный смысл мира уже потерян или ещё не найден современным человечеством. Мир безсмыслица, жизнь - неисцелимое зло вот последнее, может быть, не сказанное, но неминуемое слово современного религиозного или антирелигиозного сознания. Если Бог есть, то людям остаётся только проклясть Бога.
Корни человечества - в религии. Когда корни засохли, то дерево может ещё некоторое время зеленеть. Такое дерево на сухих корнях современная европейская культура, нижние ветви продолжают зеленеть, но вершина уже желтеет на наших глазах" /"ПСС Д.С. Мережковского" т. ХIII, 1914, с.11/ (Цитата по книге: М.М. Дунаев "Православие и русская литература" М., 1999, с.125).
Брошюра "Зачем воскрес?" (1916): "... "Я есмь" - говорит сознание личности; "меня не будет - меня нет" - говорит сознание смерти. И чем выше личность, тем невозможнее, нелепее и неотвратимее смерть. Но если перед лицом природы личность амёбы и Христа одно и то же, то само понятие о личности безсмыслица. Тут противоречие как-будто безысходное. Чтобы выйти из него надо принять одно из двух: или меня нет, нет личности. И тогда закон смерти не отменим, или я есмь, и тогда закон смерти отменяется, хотя бы в одной точке порядка естественного, именно. Где он соприкасается с каким-то иным порядком. Такая точка - Воскресение Христа. Догмат о Воскресении - догмат о личности" /Д.С. Мережковский "Зачем воскрес?" Пг., 1916, с.11/ (Цитата по книге: М.М. Дунаев "Православие и русская литература" М., 1999, с.125-126).
В другом месте он пишет: "Если Христос не воскрес, то тщетна вера наша. И не только вера, но и надежда и любовь. Если Христос не воскрес, то Он достойно распят, ибо Он обманул человечество величайшим из всех обманов, утверждая, что Бог есть Отец Небесный: Бог допустивший уничтожение в смерти такой Личности, которой весь мир не стоит, - не отец, а палач, не Бог, а диавол, и весь мир - насмешка этого диавола над человечеством, вся природа - безумие, проклятие и хаос. "...>> Или весь мир - безумие проклятие и хаос, а человек - жертва этого безумия - или Христос воистину воскрес" /"ПСС Д.С. Мережковского" т. ХIII, М., 1914, с.15/ (Цитата по книге: М.М. Дунаев "Православие и русская литература" М., 1999, с.125-126).
Делая обзор творчества крупнейших русских классиков Д.С. пишет: "... Мы видели, что русские писатели предшествующего поколения с небывало гениальной силой выразили, несмотря на внешний реализм бытового романа неутолимую мистическую потребность ХIХ века. И в широких философских обобщениях, в символах Гончарова, и в художественной чувствительности и импрессионизме, в жажде фантастического и чудесного у разочарованного и не во что не верующего скептика Тургенева, и, главным образом, в глубокой психологии Достоевского, в неутомимом искатели новой правды, новой веры - Льва Толстого - всюду чувствуется возрождение вечного идеального искусства. Только на время омрачённого - в России утилитарно-народническим педантизмом критики, на западе грубым материализмом экспериментального романа. Современное поколение молодых русских писателей пытается продолжить эту тему" /"ПСС Д.С. Мережковского" т.ХYIII, М., 1914, с.274/ (Цитата по книге: М.М. Дунаев "Православие и русская литература" М., 1999, с.121).
* МУРАВЬЁВ ВАЛЕРИАН НИКОЛАЕВИЧ, "Он был из аристократической семьи. До революции был, кажется, послом на Балканах, потом, оставив государственную службу, отдался философским занятиям. В первые годы после октябрьской революции, кажется в двадцатом году, принял участие в "заговоре" Национального центра. Центр был разгромлен, а В.Н. Муравьев в числе других приговорён к расстрелу. Потом, как это иногда бывало в начале революции, приговор неожиданно отменили и Муравьёв получил свободу."..." Путь его жизни после Октября был простой: преподавательская и кое-какая литературная работа, учёный секретарь Государственного института труда, затем дворник, и последнее место - лагерь заключённых, где он и закончил свой жизненный путь в 1932г." (Архимандрит Сергий /Савельев/ "Далёкий путь. История одной христианской общины" М., 1998, с.19).
* Статья "Рёв племени": "Корни древнерусского действия и всего миросозерцания его обусловившего в православии. Внутренняя сущность православия - в его самодовлеющей полноте. Католичество - твёрдая скала, поддерживающая человека извне. Православие - мягкая волна, пронизывающая его и вместе с тем окружающая его со всех сторон. Католичество всё режет, православие всё проникает. Дух православия есть дух всеобъемлющий. "..."
Древне-русское мировоззрение устанавливало живую и неразрывную связь настоящего с прошлым. Для древне-русского человека прошлое, то, что делали отцы и деды было вечно живым, присутствовало в его делах и направляло их. Он чтил таинственную связь времён и Бог Совершенный ощущался им одинаково в начале и конце исторического процесса. Русский человек жил, в самом деле, между Рождением и Воскресением.
Связь с прошлым в древней Руси устанавливалась не умом, не рассудочным познанием истории, но познанием целостным, восприятием былого в действии, всем существом древне-русского человека. Он пребывал не вне истории, а в ней, и не думал её, но жил. И в этом заключалась чудодейственная сила, обеспечивающая, несмотря на отсутствие умственного разумения в его действиях, их власть над окружающей жизнью. В действиях этих была сама жизнь и не он извне изменял её, но она в нём сама перерождалась и видоизменялась. Поступки древне-русских людей служат знаменательным примером единства и неразрывности мысли и дела. Тогда не было теории, но одно осуществление. Но осуществление это не было слепым. Оно одухотворялось целостным познанием Большого Действия, включающее Малое Действие отдельного человека. Это Большое Действие - действие исторического соборного целого. Связь времён одно и тоже, что связь людей бывших и настоящих, соединённых в таком целом. Соборность и временность неотделимы.
"..." Наиболее полным идеалом древнего русского миросозерцания было Царство Божие на земле. К этому идеалу сознание одновременно подходило через Церковь и Государство, сливая их в образе великой, сначала русской, затем вселенской теократии" ("Из глубины Сборник статей о русской революции" Москва-Петроград, 1918, переиздано М., 1991, с.219,220-221).
В "Философских заметках" находим: "Забудем на мгновение внушённое нам с детства убеждение, что Христос - Бог. Представим себе, что Он /здесь и ниже в цитируемом источнике с малой буквы - составитель/ только человек. Тогда быть может подвиг Его, не подкреплённый возможным содействием легионов ангелов, будет ещё больше. Если же представить себе, что у Него были минуты сомнения, когда Он не верил буквально в ожидающий Его престол "одесную Отца", но погружался также как все люди в их смертный час в тёмное море неизвестного, - акт Его в наших глазах будет ещё выше и прекраснее. Наоборот, чем больше мы возвеличиваем Иисуса, превращая Его и Божество, тем больше мы умаляем значение Голгофы. Жизнь же его, как человека достаточна, чтобы признать в нём Сына Божия. /Последняя строка приведена также как и в цитируемом источнике - составитель/" (Журнал "Вопросы философии" 1992, N1, с.112).
"Н"
НАДЕЖДИН Николай Иванович "(1804-1856), русский критик, эстетик. В 1831-36 издавал журнал "Телескоп" и приложение к нему газету "Молва", в кот. сотрудничал В.Г. Белинский. Положительно оценивал некоторые произв. А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя. Одним из первых разрабатывал эстетические признаки реализма" ("Советский энциклопедический словарь" изд.3, М., 1985, с.852).
* Статья "Европеизм и народность в отношении к русской словесности" (1836): "Известно, что всё образование новых европейских народов и их литератур началось и развивалось под сенью христианства. Священное Писание, сие живое слово живого Бога, было для них всем и первой учебной книгой и первым кодексом законов, и, наконец, первым источником творческого одушевления, первым образцом литературного совершенства. Точно так случилось и с нашей святой Русью: в струях Почайны, восприяла она, с новой верой новую жизнь во всех отношениях; вместе с Евангелием получила письмена для своего языка, сделалась книжною. Но заметьте: какое важное различие представляет сие первое пробуждение жизни в народе русском от всех других европейских народов! Везде, в прочих странах Европы, Слово Божие проповедовалось на чуждом языке - языке латинском. "...>> вот почему Священное Писание не могло иметь на них прямого, непосредственного влияния. Доступное разумению только избранной касте духовенства, оно сделалось исключительно её достоянием "..." Священное Писание пришло к ним /нашим предкам - составитель/ на языке сродном, близком, общепонятным. "...>> при первом введении письма на Русь, письменность сделалась церковно-славянскою, и эта церковно-славянская письменность, по своей близости и вразумительности каждому, тотчас получил авторитет народности. Это не был отдельный, священный язык, достояние одной известной касты - но книжный язык всего народа!" /"Телескоп", часть ХХХI, М.,1836/. (Цитата по книге: "В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией" М., 1997, с.41-42).
Святой равноапостольный НИКОЛАЙ Японский (Касаткин, 1836-1912).
Из дневника:
18(31).7.1904г.: "Бьют нас японцы, ненавидят все народы. Господь Бог, по-видимому, гнев Свой изливает на нас. Да и как иначе? За что бы нас любить и жаловать? Дворянство наше веками развращалось крепостным правом и сделалось развратным до мозга костей. Простой народ веками угнетался тем же крепостным состоянием и сделался невежественен и груб до последней степени; служилый класс и чиновничество жили взяточничеством и казнокрадством, и ныне на всех степенях служения - поголовное самое безсовестное казнокрадство везде, где только можно украсть. Верхний класс - коллекция обезьян-подражателей и обожателей то Франции, то Англии, то Германии и всего прочего заграничного; духовенство, гнетомое бедностью, еле содержит катехизис, - до развития ли ему христианских идеалов и освящения ими себя и других? ... /отточие цитируемого источника - составитель/
/Сноска: А Георгий В. Вернадский о поведении правящих кругов России пишет: "Церковные земли были конфискованы империатрицей Екатериной II в 1764г. Ростовский архиепископ Арсений Мациевич, который протестовал против этой меры, был отстранён от своей должности и заключён в крепость, где позже и умер. В это время было закрыто большое количество монастырей. Правительство не испытывало угрызений совести от своих поступков по отношению к церкви, но от народа оно требовало повиновения этому институту, чей авторитет оно само и подрывало" (Георгий Вернадский "Русская история" М., 1997, с. 182)./
И при том всём мы - самого высокого мнения о себе: мы только истинные христиане, у нас только настоящее просвещение, а там - мрак и гнилость, а сильны мы так, что шапками всех забросаем... /отточие цитируемого источника - составитель/. Нет, не даром нынешние бедствия обрушиваются на Россию - сама она привлекла их на себя. Только сотвори, Господи Боже, чтобы это было наказующим жезлом Любви Твоей! Не дай, Господи, в конец расстроиться моему бедному Отечеству! Пощади и сохрани его!"
19.10.(1.11).1904г. "... приходит на мысль, не бросил ли Господь Россию, как бросил иудейский народ, когда он впал в идолопоклонство? Да и заслуживает ли Россия в самом деле милости Божьей? Много ли найдётся в ней Боголюбезного? Высший и интеллигентный классы поголовно растлены безверием и крамолой. Духовенство - много ли в нём ценного в очах Божиих? Хоть в микроскопическом виде, и я имею опыт сего: 35 лет жду миссионера сюда, прошу, ищу его и - нет! Четыре академии в 35 лет не могут дать одного миссионера! Чудовищно!"
3(16).7.1905г. "Наказывает Бог Россию, то есть отступил от неё, потому что она отступила от Него. Что за дикое неистовство атеизма, злейшей вражды на Православие и всякой умственной и нравственной мерзости теперь в русской литературе и в русской жизни! Адский мрак окутал Россию и отчаяние берёт, настанет ли когда просвет? Способны ли мы к исторической жизни? Без Бога, без нравственности, без патриотизма народ не может самостоятельно существовать. А в России, судя по её мерзкой не только светской, но и духовной литературе, совсем гаснет вера в личного Бога, безсмертие души; гнилой труп она по нравственности, в грязного скота почти вся превратилась, не только над патриотизмом, но над всяком напоминанием о нём издевается.
Мерзкая, проклятая, оскотинившаяся, озверевшая интеллигенция в ад тянет и простой, грубый и невежественный народ. Бичуется ныне Россия. Опозорена, обезславлена, ограблена; но разве же это отрезвляет её? Сатанинский хохот радости этому из конца в конец раздаётся по ней. Коли собственному позору и гибели смеётся, то уже не в когтях ли злого демона она вся? Неистовое безумство обуяло её, и нет помогающего ей, потому, что самое злое неистовство её - против Бога, самое имя Которого она топчет в грязь, богохульством дышат уста её" (Цитата по газете "Русь Православная" 2000, N5, с.7).
НОВГОРОДЦЕВ ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ " (1866-1924) русский юрист и философ, профессор Московского университета (с 1904) ..." ("Советский энциклопедический словарь" изд.3, М., 1985, с.892).
* Статья "О путях и задачах русской интеллигенции": "Каждый народ, образовавший из себя духовное целое, имеющий свою историю, свою культуру, своё призвание, носит в себе живую силу, которая сплачивает во едино его отдельных членов, которая из этих атомов, из этой пыли людской делает живой организм и вдыхает в него единую душу. Это - та великая сила духовного сцепления, которая образуется около святынь народных; это сила того Божьего дела, которое осуществляет в своей истории народ. Это - святыни религиозные, государственные и национальные не в смысле общеобязательных догматов и единообразных форм, вне которых всё, принадлежащее к данному государству и к данной нации отметается и подавляется, а в общем значении руководящих объективных начал, перед которыми преклоняется индивидуальное сознание, которое оно признаёт над собою господствующими. "..." Истинный патриотизм утверждается на одинаковом подчинении всех частей народа идеи государства, как Божьего дела" ("Из глубины. Сборник статей о русской революции" Москва-Петроград, 1918, переиздано М., 1991, с.252-253).
* "Все мы, сыны единой России, согласно призывы старых вождей русского народа, должны стать на путь служения "великому Божьему и земскому делу". Только любовь к своему общенародному достоянию, к своей культуре, к своему государству исцелит и всех нас, и Россию от безмерно тяжких испытаний" ("Из глубины. Сборник статей о русской революции" Москва-Петроград 1918, переиздано М., 1991, с.258).
* "Когда после смуты начала ХYII века Трубецкой и Пожарский рассылали по местам грамоты с просьбой о присылке на собор "лутчих, и разумных и постоятельных людей, чтоб им во всех вас место ... о государственном деле говорити было вольно и бесстрашно", они требовали этих людей в Москву "для великого Божья и земского дела". Государственное устроение родной страны представлялось им великим Божьем делом, и акт избрания государя, для которого созывался собор, они рассматривали, как необходимую органическую основу государственного строительства " А то вам даём ведати, да и сами вы то знаите, только у нас вскоре в Московском государстве государя не будет, и нам без государя нисколько быть не возможно. Да и в никоторых государствах нигде без государя государство не стоит" ("Из глубины Сборник статей о русской революции" Москва-Петроград, 1918, переиздано М., 1991, с.250-251).
* Cтатья "Сущность русского православного сознания": "... Православие, напротив есть сохранение чистого существа религии, обращающей верующее сознание к Богу, а в мире ином, высшем, горнем указующей истинное средоточие человеческих мыслей и дел. Влияние на жизнь, на культуру, государство на быт осуществляется в православии иными путями, чем в западных исповедованиях "...>> Жизнь определяется тут именно религией, а не моралью, так что без религии и морали не остаётся, и когда православный человек отпадает от религии, он может склониться к худшей бездне падения. Но это именно и свидетельствует, в какой мере не может он жить без религии и как всё в православии держится религией.
Когда, подобно Соловьёву, говорят о "Востоке православном в богословии и не православном в жизни", то тут упускают из вида, что для Востока "православие в жизни" осуществляется иными путями и измеряется иными мерами, чем для Запада: не степенью внешнего практического благоустройства, а силою ощущаемой связи жизни с её божественными истоками. Что видим мы на Западе, в качестве последовательного развития принципа реформации? По яркой характеристики Константина Леонтьева, здесь "вместо христианских загробных верований и аскетизма явился земной гуманный утилитаризм; вместо мысли о любви к Богу, о спасении души, о соединении со Христом, забота о всеобщем практическом благе. Христианство же настоящее представляется уже не божественным, в одно и тоже время и отрадным и страшным учением, а детским лепетом, аллегорией, моральной басней, дельное истолкование которой есть экономический и моральный утилитаризм". Вот то обмирщение христианства, к которому привела реформация, и с точки зрения православия, идти в этом направлении значит не исправлять односторонность и недостаточность православного сознания, а выступать из области религии в область автономной безрелигиозной морали. Это две разные плоскости, между которыми нет перехода" (В книге: "Православие PRO ET CONTRA" СПб, 2001, с.314-315).
НОВОСЁЛОВ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1864 -8/21/.1.1938), церковный писатель, святой мученик.
* Письмо от 11.5.1923г.: "Дорогие друзья мои!
На этот раз хочу побеседовать с вами по поводу одного вопроса, который давно сверлит мою душу, не потому, чтобы он тяготел меня своей неясностью и трудностью, а потому что давно и часто приходилось и приходится мне слышать его со стороны, между прочим, и в вашей среде "...>>
В общей форме он может быть выражен так: "какой смысл имеет то, что мы - верующие христиане, чада Церкви Христовой - переживаем в течение последних лет, начиная с первого года революции?"
В частности приходится слышать следующие недоуменные вопросы: "как можно терпеть, чтобы величайшие святыни наши были захвачены руками ярых богоборцев? Кремль, наша древнерусская святыня? Святые останки великих праведников, наших предстателей пред Богом? Священные сосуды, с которыми соединены величайшие священнодействия? Допустимо ли чтобы храмы обращались в театры, и алтари - в уборные для артистов? Не говорим уже о разнообразных унижениях и издевательствах, которым беспрестанно подвергаются наши священнослужители. О кощунственной ругани, которая раздаётся на страницах богоборных газет столичных и провинциальных. О насилиях, повсюду творимых над совестью и личностью верующих, вопреки декрету об отделении церкви от государства и множеству официальных разъяснений, подтверждающих этот декрет. И всё это совершается на глазах у всех - отрыто, беззастенчиво, нагло, безнаказанно! Разве это не возмутительно? Не ужасно? И до каких пор и пределов мы будем терпеть это торжествующее, смеющееся в глаза, хамское, чтобы не сказать - сатанинское, нечестие, оскорбляющее самые заветные, самые святые наши чувства? И, наконец, за что и зачем допущен этот ужас на нашей дорогой "святой Руси"?
Конечно, эти скорбные вопросы и недоумения законны, негодование и возмущение естественны. Но может ли на этом законном и естественном остановиться и успокоиться христианская совесть? Может ли этим удовлетвориться разум христианина? Едва ли, хотя многие не идут в своём сознании дальше этих негодующих вопросов, обращаемых нередко неизвестно к кому. Выкрикивая их, словно надеются облегчить свою исстрадавшуюся душу. Но душа не успокаивается, и смущение не проходит; скорбные, тревожные недоумения продолжают жить в душе и при первом удобном случае начинают снова бередить её.
Я думаю, что и разум и совесть христианина, для своего умиротворения должны прежде всего, по возможности, осмыслить факт, стоящий перед глазами, факт, что Тот, Кто есть живой, вечный и всемогущий Источник всякой святыни, Кем святится всякая святыня, допустил при Своём всемогуществе, быть всем этим возмущающим, оскорбляющим и удручающим нас явлениям.
И я думаю, что христианам не к лицу эти страстные порывы негодования, возмущения, тем более - ненависти к тем, кому дана власть попирать "святую Русь". Религиозная вера обязывает и внутренне требует осмыслить данное явление, найти духовное объяснение ему и относиться к нему под углом усмотренного смысла.
Ответ на этот существенный для религиозного сознания вопрос я хочу извлечь из двух произведений "...>>
Вспомните всю неустанную деятельность нашей злополучной интеллигенции и её вождей "писателей всех рангов", в течение десятилетий разбрасывавших всюду тлетворные семена безбожного гуманизма и человекобожия, вспомните заражённую протестантскими идеями нашу духовную школу, выпускавшую рационалистов-пастырей и скептиков-учителей, от которых духовный яд неправославия распространялся в обществе и народе, идя как бы на встречу духовно-разлагающему влиянию интеллигенции, вспомните лицемерие светской власти, облекавшейся в ризу церковности для поддержания (в интересах государства) веры народной; вспомните, наконец, угодничество в ущерб, конечно интересам церковным, духовных властей, пред сильными мира сего, а главное - восстановите в своём сознании почти всеобщее непонимание существенных сторон церковного мировоззрения - теургической и мистической - и вы легко объясните себе, как естественное следствие всеобщего духовного недуга, всё то кощунственное, святотатственное и богохульное, что пышным светом раскрылось у нас в последние годы. Россия давно начала отпадать от Церкви: что же удивительного, если государство отвергло, "отделило" церковь и, по естественному и Божескому закону, подвергла её гонению?
Давнишнее и всё углублявшееся многообразное отступление народа от пути Божия должно было вызвать кару Божию, может быть, для спасения от гибели того, что могло быть спасено чрез очистительный огонь испытания" (Новосёлов М.А. "Письма к друзьям" М., 1994, с.65-66,68-69).
/В оценке бедственного положения Православной церкви в Российской империи М.А. Новосёлов не одинок. Вот что писал о её положении "один из идеологов славянофильства" ("СЭС" с.32) И.С. Аксаков: "Наша церковь, со стороны своего управления, представляется теперь у нас какою-то колоссальною канцелярией, прилагающей - с неизбежною, увы, канцелярскою официальною ложью - порядки немецкого канцеляризма к пасению стада Христова... /здесь и ниже отточие цитируемого источника - составитель/ /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.124/. Но с организациею самого управления, т.е. организациею пастырства душ, на начале государственного формализма, с причислением служителей церкви к сонму слуг государственных, не превращается ли сама церковь в одно из отправлений государственной власти, не становится ли она одной из функций государственного организма - говоря отвлечённым языком, или, говоря проще - не поступает ли она на службу к государству? ... По-видимому, церкви дано лишь правильное благоустройство, - введён, наконец, необходимый порядок... По-видимому, так, но случилась только одна безделица: убыла душа; подменён идеал, т.е. на месте идеала церкви очутился идеал государственный и правда внутренняя замещена правдою формальною, внешнею... Дело в том, что вместе с государственным элементом и государственное миросозерцание, как тонкий воздух, почти нечувствительно прокралось в ум и душу едва ли не всей, за немногими исключениями нашей церковной среды и стеснило разумение до такой степени, что живой смысл настоящего призвания церкви становится теперь уже ей малодоступен... /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.125,126/. Встречаются просвещённые духовные лица, истинно горюющие о недостаточно благоустроенном состоянии церкви, ... между тем более тысячи статей находим мы в своде законов, определяющих покровительство государства церкви и отношение полиции к вере и верующим...
На страже русского православия стоит государственная власть, с обнажённым, поднятым мечом, - "хранительница догматов господствующей веры и блюстительница всякого в святой церкви благочиния", - готовая покарать малейшее отступление от того церковного, ею оберегаемого "правоверия", которое установлено не только изволением Святого Духа, вселенскими и поместными соборами, святыми отцами и всею жизнью церкви, - но, для большей крепости и с значительными и добавлениями, так же и Сводом Законов Российской империи. Приведённые нами выше подлинные выражения заимствованы из этого свода... /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.84/. Там, где нет живого внутреннего единства и целости, там внешность единства и целости церкви может держаться только насилием и обманом... "...>>
Приведя мнение М.П. Погодина ("1800-75, русский историк, писатель, акад. Петер. АН "...>> Апологет официальной народности...>> ("СЭС" с.1054) о том, что "раз религиозная свобода будет допущена в России, половина православных крестьян отпадёт в раскол, а половина высшего общества перейдёт в католичество", Аксаков пишет: "Что свидетельствуется этими словами? То, что целая половина членов Православной церкви, половина русских крестьян, половина женщин русского образованного общества только по наружности принадлежит Православной церкви и удерживается в ней страхом государственного наказания... Так это положение нашей церкви? Таково, стало быть, её современное состояние? Недостойное состояние, не только прискорбное, но и страшное! Какой преизбыток кощунства в ограде святыни, лицемерия вместо правды, страха вместо любви, растления при внешнем порядке, безсовестности, при насильственном ограждении совести, какое отрицание в самой церкви всех жизненных основ церкви, всех причин её бытия, - ложь и безверие там, где всё живёт, есть и движется истиною и верою, без них же в церкви "ничто же бысть"! ...Однако ж не в том главная опасность, что закралось зло в среду верующих, а в том, что оно получило в ней право гражданства, что такое положение церкви истекает из положения, созданного ей государственным законом, и такая аномалия есть прямое порождение нормы, излюбленной для неё и государством и самим обществом... /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.91/.
Вообще, у нас в России, в деле церкви, как и во всём, ревнивее всего охраняется, decorum, - и этим большею частью и удовлетворяется наша любовь к церкви, наша ленивая любовь, наша ленивая вера! Мы охотно жмурим глаза и в своей детской боязни "скандала" стараемся завесить для своих собственных взоров и для взоров мира многое, многое зло, которое под покровом внешнего "благолепия", "благоприличия", "благообразия", как рак, как ржавчина, точит и подъедает самый основной нерв нашего духовно общественного организма. /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.42/.
Нигде так не боятся правды, как в области нашего церковного управления, нигде младшие так не трусят старших, как в духовной иерархии, нигде так не в ходу "ложь во спасение", как там, где ложь должна быть в омерзении. Нигде, под предлогом змеиной мудрости, не допускается сколько сделок и компромиссов, унижающих достоинство церкви, ослабляющих уважение к её авторитету. Всё это происходит, главным образом, от недостатка веры в силу истины... /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.35/.
В том-то и страшная беда наша, что всё, обнаруживаемое теперь в печати и ещё несравненно худшее, - всё это мы знали и знаем и со всем этим ужились и уживаемся, примирились и примеряемся. Но на таком постыдном мире и постыдных сделках не удержится мир церкви, и они равняются в деле истины если не предательству, то поражению. /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.43/.
Если судить по словам её защитников, наша церковь уже "не малое, но верное стадо", а стадо великое, но не верное, которого "пастырем добрым" - полиция, насильно, дубьём загоняющее овец в стадо!... Соответствует ли такой образ церкви образу церкви Христовой? Если же не соответствует, то она уже не есть Христова, - а если не Христова, то что же она? Уж не государственное ли только учреждение, полезное для видов государственных, - как и смотрел на неё Наполеон, признававший, что религия - вещь для дисциплины нравов весьма пригодная?.. Но церковь есть такая область, где никакое искажение нравственной основы допущено быть не может, и тем более в принципе, где никакое отступление от жизненного начала не остаётся и не может остаться безнаказанным, - где, если солгано, то солгано уже "не человекам, а Духу". Если церковь не верна завету Христову, то она есть самое бесплодное, самое аморальное явление на земле, заранее осуждённое словом Христовым. /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.91,92/.
Если церковь в деле веры прибегает к орудиям недуховным, к грубому вещественному насилию, то значит, что она отрекается от своей собственной духовной стихии, сама себя отрицает, перестаёт быть церковью, становится государственным учреждением, то есть государством "царством от мира сего" - сама обрекает себя на судьбу мирских царств... /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.111/. Она отрекается от самой себя, от собственной причины бытия, осуждает саму себя на мертвенность и безплодие... /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.93/.
В России не свободна только русская совесть... От того и коснеет религиозная мысль, оттого и водворяется мерзость запустения на месте святе, и мертвенность духа заступает жизнь духа, и меч духовный - слово - ржавеет, упразднённый мечом государственным, и у ограды церкви стоят не грозные ангелы Божии, охраняющие её входы и выходы, а жандармы и квартальные надзиратели, как орудия государственной власти - эти стражи нашего русского душеспасения, охранители догматов Русской православной церкви, блюстители и руководители русской совести... /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с. 83,84/.
Дух истины, дух любви, дух жизни, дух свободы... в его спасительном веянии нуждается русская церковь! /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.127/" /"Сочинения И.С. Аксакова т.4, с.127/ (Цитаты по книге "Русская идея" 1992, с.194-196)/.
* "2.1.1924г. День пр. Серафима Саровского.
"... Я думаю, что пред разразившейся над нашими головами катастрофой, начавшейся с 1914г. и постепенно углубляющейся, наша Церковь /всюду здесь речь идёт о церкви-организации, а не о Церкви-Организме Теле Христовом. - прим. М. Новосёлова/ находится именно в этом состоянии быстро растущего падения, растления, омертвения. К ней применимо слово Господне, обращённое к ангелу Сардийской церкви: "Ты носишь имя, будто жив, но ты мёртв" (Откр. 3,1).
И если вы, мои дорогие, не поленитесь хорошенько припомнить то время и по пристальней всмотреться в тогдашнюю жизнь "святой Руси" сверху донизу (в этом отчасти помогут вам мои предыдущие письма), то едва ли вы, положа руку на сердце, по христианской совести, пожалеете, что "светильник" нашей Церкви был "сдвинут" (Откр. 2,5) со своего места благодеющею рукою Промысла и отдан (и доселе отдаётся) на попрание врагам. Нагар на этом светильнике был так велик, копоть поэтому от него была так сильна, что потребовалось Правосудием и милостью Божией бросить его "в великое точило гнева Божия" (Откр. 14,19; 19,15), чтобы "истоптанный" в этом точиле отстал нагар, очистился светильник и засветился чистым Светом Христовым.
Истинно так, друзья мои; жалеть "церкви прошлого" нечего, - это сожаление свидетельствовало бы только о том, что мы живём "плотским мудрованием", стелемся помыслами по земле, едим пищу "змия" - и забываем Христа, "Божию премудрость и силу", забываем, что "наше житие на небесех есть" (Филп. 3,20) (не будет, а есть, должно быть теперь), что мы должны питаться хлебом небесным.
Печальные события церковной жизни последних лет, всем вам хорошо известные, суть прямо непосредственный результат прежнего, давнишнего недуга церкви, результат и обнаружение его. В происходящей разрухе церковной нечего винить "внешних": виноваты неверные чада Церкви, давно гнездившиеся, однако, внутри церковной ограды. Благодатной десницею Промысла (а не сатанинской злобой большевиков) произведён разрез злокачественного нарыва, давно созревшего на церковном теле; удивительно ли, что мы видим и обоняем зловонный гной, заливающий "Святую Русь"? За разрезом последовал процесс выдавливания гноя, который продолжается и доселе. Этот мучительный процесс необходим, для очищения и оздоровления тела. Неизбежна боль в месте надавливания, но этою болью покупается здоровье всего организма, предохраняемого ею от заражения.
"...>> И скорби, выпавшие на нашу долю, на долю современных чад Церкви, имеют особо глубокое и спасительное значение: они углубляют ров между верой и неверием; переводят колеблющихся в своём религиозном сознании и жизни между Христом и миром на ту или другую сторону, разрешая богопротивную "теплохладность" или в горячность веры, или в холод неверия; выделяют, выявляют и ставят на своё, свойственное их действительному духовному нутру, место незаконно укрывшихся под кровом православия; они всех заставляют отдать себе отчёт в подлинном их уповании (1 Петр. 3,15), размежёвывают области Христа и антихриста, приуготовляют настоящих слуг Тому и другому, причём говоря словами одной церковной молитвы, способствуют "благим во благости прибывати, средним лучшим быти, согрешающим в исправление приходити".
"...>> Итак, не кручиньтесь друзья мои, при виде потрясений, которые переживает наша Церковь: они необходимы для уврачевания церковного тела, изъязвленного язвами многими и застарелыми. Истинно, не кручиньтесь, а лучше подивитесь великой мудрости Божией...>> (Новосёлов М.А. "Письма к друзьям" М., 1994, с.119-121).
* "В настоящее время Церковь больше всего должна стараться не сообразоваться веку сему. Как опасно для неё, когда она не находится в борьбе с князем мира сего, когда благоденствие и комфорт лишают её воинственного огня, и она перестаёт быть странницею на земле! Насилия и угрозы ничего не могли сделать с нею, но враг попробует употребить хитрость и обольщающее коварство - и Церковь падёт!... Апокалипсис (и не один Апокалипсис) предвещают глубокое падение Церкви, предвещает унижение её даже в уровень с миром" (Новосёлов М.А. "Письма к друзьям" М., 1994, с.118).
viperson.ru
Док. 648431
Перв. публик.: 21.03.12
Последн. ред.: 20.07.12
Число обращений: 0
Материалы к познанию русской нации, русской мысли.
|
|
|
|
|
