В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Алексей Беляков: В оркестре Назад
Алексей Беляков: В оркестре
Я уже раньше упоминал, что в школьные годы играл в школьном духовом оркестре. А изначально любовь к музыке во мне заложена, наверное, с генами отца, который обладал музыкальным слухом. Но желание попасть в оркестр , и самому играть на каком-либо инструменте возникло позже, когда брат Слава записался в школьный оркестр. Играл он на самом большом басу-тубе. Ходил в праздничной колонне на Первомай, на день 7 Ноября, впереди всей школы в составе оркестра.

Глядя на него, и мне захотелось того - же. Но записи в оркестр предшествовало еще одно событие. Однажды, в один из каких-то праздников, в нашем железнодорожном клубе был концерт струнного оркестра. Бесплатный, для всех желающих, тогда это было обычное дело. Зал был забит до отказа, но мне удалось найти местечко в самом конце зала и даже приподняться над всеми, чтобы лучше видеть.

На сцене был настоящий оркестр! Мне до того ни разу не доводилось видеть вживую сразу столько музыкантов одновременно. Спиной к зрителям стоял дирижер в военной форме, в сапогах, затянутый широким офицерским ремнем. Мой отец тоже любил носить гимнастерку, бриджи и сапоги. И мне в тот момент показалось, что это именно он стоит у дирижерского пульта. Было далеко, в темноте зала было видно только фигуру. Музыканты настраивали инструменты, в ползвука звучали аккорды, но вот дирижер взмахнул палочкой и все стихло. А потом я перестал замечать что-либо рядом с собой. Потому что я был весь в музыке. Я был оглушен ей, но не громкостью исполнения, в струнном оркестре в те времена можно было слышать только живой звук, без всяких усилителей, я был оглушен той гармонией, которая проникала во все клеточки моего тела, и они пели вместе со струнами оркестра. А со сцены звучали марши, мазурки, вальсы и я плыл на волнах этой замечательной музыки. И над всем этим океаном звуков властвовал один человек, который заставлял плакать одну единственную струну или ликовать, торжествовать всем оркестром. Мне так хотелось верить, что этим человеком был мой отец.

Когда я позже в этот день вернулся домой, то я, естественно, увидел отца, и рассказал о том, что видел и слышал, спросил его, не он ли руководил оркестром. Конечно, он сказал нет, но мне тогда казалось, что он просто из скромности не хочет мне признаваться, и я в течение долгого времени искренне полагал, что там, на сцене, был он. Позже я понял, что ошибался.

Итак, я захотел играть в оркестре. Первая моя попытка стать оркестрантом была неудачной. Рядом с нашим домом находилось здание правления Райпотребсоюза, который тоже имел свой духовой оркестр. Я часто слышал, как этот оркестр репетировал. Я набрался смелости. Пришел в оркестр, и попросился, чтобы меня взяли на обучение. Разговаривал со мной руководитель, плохо побритый дядька, в несвежей рубашке и с запахом водочного перегара. Я уж не помню, о чем мы говорили, но он взял меня в оркестр, показал, как извлекаются на альту звуки и записываются нотами, дал мне инструмент домой и сказал, чтобы к следующему занятию я выучил его задание и вычистил до блеска инструмент. Я все это добросовестно выполнил, но когда я пришел на очередное занятие, увидел его пьяным и услышал от него такое, что у меня уши завяли, то я понял, что здесь я играть НЕ ХОЧУ! И я ушел.

Второй раз я попал в оркестр, когда в школе в начале учебного года, в сентябре, объявили о записи в школьный оркестр. Тогда я принес в оркестр справку о состоянии здоровья из поликлиники, и меня приняли. Поручили мне осваивать альт. Было тогда нас, пятиклашек, в оркестре 5 или 6 человек. Ну, надо сказать, поначалу и доставалось нам. Все остальные ребята в нашем составе оркестра были старше, было 3-4 человека, которые должны были уже весной уйти из школы. Вот от них и доставались щелчки, подзатыльники и прочие не очень приятные штучки. Делалось это не со злобы, а в порядке воспитательно-назидательной меры, в виде шутки. Но не все это выдержали, и из всех новичков к концу учебного года я остался в оркестре один, такое уж у меня было сильное желание играть в оркестре.

А к началу нового года в оркестре были ребятишки уже младше меня, и мучители наши окончили школу и разбежались, и я почувствовал себя уверенно.

Вот здесь пора уже начать рассказ о том самом человеке, который сделал из нас почитателей музыки.

Как я уже упоминал раньше, руководителем нашего школьного оркестра был Михаил Ачилович Ачилов, бывший старшина военного оркестра. Где он раньше служил, я не знаю, никогда об этом разговора не было. Да это и не важно. Важным было то, что этот человек, не имея никакого педагогического образования, был педагогом, как говорят, "от бога". Начиная с внешнего вида. Ходил он всегда в полевой форме, с подшитым свежим подворотничком, застегнут на все пуговицы. Хромовые сапоги начищены до блеска. Этот человек продолжал служить, только что погоны не носил. Служил искусству, которому отдавал всего себя. Михаил Ачилович был среднего роста, стройный, но не худой, возраст примерно к пятидесяти годам. По происхождению он был, повидимому из Средней Азии, об этом говорила фамилия и его смуглое, худое лицо, с небольшой узостью глаза. Это был красивый человек, на которого было приятно смотреть.

По характеру он был очень спокойный, даже наши детские выходки, зачастую нелепые и глупые, не могли вывести его из себя. Когда на репетиции кто-нибудь выдавал на инструменте дикого "петуха", от которого закладывало уши, он только укоризненно смотрел на виновника и осуждающе качал головой. Таким образом, он уже тогда научил уважать коллектив, окружающих людей. Я ни разу не слышал, чтобы он повысил голос на кого-нибудь, а тем более оскорбил или выругался.

Он был профессионалом своего дела. Прекрасно знал нотную грамоту, очень доходчиво рассказывал и объяснял каждому музыканту его партитуру, а если необходимо было, то и показывал, как надо исполнить фрагмент мелодии. Причем показывал на т ом инструменте, для которого написана партитура, потому что он умел играть практически на всех инструментах, имеющихся в оркестре. Но постоянно он играл на трубе, то есть был фактически "первой скрипкой" оркестра. Состав нашего оркестра каждый год менялся, и если уходили "трубачи", то он вел всегда в игре партию первой трубы, то есть он всегда играл вместе нами.

Репертуар у нашего оркестра был довольно обширный: марши, танцевальные мелодии, несколько классических произведений из опер. Ноты к большинству произведений были в нотных книжках, напечатанных для военного оркестра. Там были все наиболее популярные музыкальные произведения - марши, вальсы, мазурки, полечки, краковяк. Ноты к классическим произведениям, партитуры для каждого инструмента, Михаил Ачилович писал сам в нотной тетради. Конечно, классика давалась нам сложнее, так как написана была для большого оркестра, а не для нашего. И разучивали мы эти вещи медленно, отрабатывая все сложные фрагменты. Отчетные концерты, как сейчас принято называть, проходили, как правило, в конце учебного года, во время каких-либо торжественных мероприятий, общих собраний, после официальной части.
Одинаково одетые, мы рассаживались при закрытом занавесе на сцене своего железнодорожного клуба, где обычно проводились такие мероприятия, ведущий концерта выходил к зрителям и объявлял о начале концерта. Затем занавес уходил в стороны, и ведущий объявлял название произведения и исполнителей. В отдельных случаях объявлялись и солисты. Так, при мне, в оркестре выделялся высоким уровнем игры на трубе Шалашов Александр, и его имя обязательно объявлялось при исполнении "Неаполитанской песенки" П.И.Чайковского, которая действительно требовала очень тщательной подготовки к исполнению.

А как мы волновались!? Помню, в один из таких концертов, когда я принимал участие первый раз, должны были исполнить "Венгерский танец N 5" И.Брамса. Я играл на альту, и в моей партии в одном из тактов мелодии должна была звучать одна единственная нотка, как бы выскакивающая из общей мелодии, самая последняя, как бы "лишняя". Но звучать она должна была тихо, "между прочим". Но я так волновался, что эта нотка прозвучала, наверное, самой громкой. Но среди всех звучащих инструментов, в середине произведения мой "ляп" прошел незаметно. Знали об этом только мы в оркестре. Ну а потом было все как положено.

Михаил Ачилович всегда старался показать каждое интересное произведение не просто в звучании, но и в его историческом месте в искусстве. Так мы разучивали новую вещь - марш из оперы "Аида" Дж. Верди. И именно в это время в нашем клубе демонстрировали фильм-оперу "Аида". Он с разрешения директора клуба организовал бесплатный просмотр этого фильма всем составом оркестра с тем, чтобы мы могли увидеть и прочувствовать характер звучания этого марша, его торжественность, триумфальность. Вот так, простыми приемами он научил нас любить и простую и сложную музыку, ценить труд исполнителей, дал возможность каждому из нас почувствовать себя в роли артиста, творца прекрасного.

Репетиции наши проходили два-три раза в неделю в "музыкалке", т.е. оркестровой комнате, которая находилась на четвертом этаже здания клуба, в конце лестничного марша, на самом верху здания. Называли еще эту комнату "голубятней", потому что выше уже не было ничего, кроме крыши над нашей комнатой. Даже в каникулы репетиции не прекращались, так как и в летнее время нам приходилось не только репетировать, но и играть. В летние праздничные, а то и просто в выходные дни мы собирались под вечер в клубе, брали инструменты и выходили на летнюю танцевальную площадку. Там к этому времени уже собирались с ближних улиц люди для отдыха, послушать музыку. Играли мы все, что можно было исполнить без длительной подготовки. В основном марши и танцевальные мелодии. Иногда некоторые простые вещи играли сразу "с листа", что было особенно интересно. Но здесь уж Михаил Ачилович всегда вел сольную партию трубы и "вытягивал" нашу игру, если были какие-то незначительные ошибки.

Года через три я оказался один из всего состава оркестра самый старший, потому что ни одного одногодка в оркестре со мной не было, а старшеклассники уже поуходили. И вот тогда Михаил Ачилович предложил мне "пересесть" на большой барабан. Необходимость моего перевода на барабан заключалась в том, что оркестр ходил в парадном строю школы на праздниках, и барабан надо было носить самому барабанщику. А я остался в оркестре один, способный по росту и физическим возможностям таскать такую громоздкую "игрушку". Я согласился и в скором времени освоил игру на этом важном инструменте, если не сказать, главном в оркестре.

Барабан является ключевым инструментом в любом произведении, так как инструментом задается весь темп исполнения произведения. Исполнитель в оркестре не может следить постоянно за дирижером. Ему необходимо следить также за нотным текстом, а вот слушать барабан он должен постоянно. А я, как барабанщик, должен был постоянно следить за дирижером, выполнять его команды.

Кроме игры по официальным случаям и на праздниках, мне пришлось и неоднократно участвовать в похоронных процессиях, ведь без этого не обойтись. Хоронили заслуженных работников железнодорожного узла, бывших работников школы, пришлось однажды хоронить умершую маму моей одноклассницы Люды Михно, а в другой раз хоронили трагически погибшего школьника нашей школы. Это всегда была тяжелая процедура, и на похороны ходить нас не обязывали, но Михаил Ачилович всегда в таких случаях говорил, что это не обязанность, а простой человеческий долг перед умершим, проводить его в последний путь.

Вообще, конечно, мы были не единственными музыкантами в оркестре. В железнодорожном локомотивном депо был свой состав оркестра. Взрослые мужчины играли на тех же инструментах что и мы, но собирались они значительно реже, по необходимости. Но иногда случалось так, что нам приходилось собираться вместе, двумя составами, и тогда мне приходилось играть или на барабане или на альту, по наличию исполнителей и инструментов. Отдельных инструментов у нас был двойной комплект - клубные и школьные. Раньше было принято оказывать помощь ближайшим колхозам и совхозам по уборке урожая овощей и фруктов. Для нас, школьников, это было почти как развлечение, а для хозяйств несомненная большая помощь. Вот в один из таких сезонов, году в 60-м, по окончанию полевых работ нашей школе колхоз сделал подарок - комплект никелированных духовых инструментов. Передали их на общем собрании школы в торжественной обстановке, и мой брат уже тогда играл на серебряной тубе.

Игра в оркестре сдружила нас всех, и мы поддерживали тесные отношения с оркестром и после окончания школы. Когда я уже учился в институте, а потом училище, при своих приездах домой обязательно заходил в "музыкалку", чтобы встретиться с Михаилом Ачиловичем. А когда бывала возможность, то по старой памяти садился и за барабан.

Было и еще одно обстоятельство, которое привлекало нас в оркестр. Жена Михаила Ачиловича, тетя Аня работала в нашем железнодорожном клубе билетером зрительного зала. Репетиции наши проходили всегда вечером, и мы часто после репетиции, с ее согласия проходили в зал и смотрели фильмы бесплатно.

Из всех воспоминаний детства, пребывание в оркестре и все, что было с этим временем связано, осталось в моей памяти как самое лучшее, что было в моей жизни в школьные годы.

Док. 646090
Опублик.: 26.01.12
Число обращений: 0

  • Беляков Алексей Андреевич

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``