Взаимодействие государства и бизнеса: основные направления развития новой промышленной политики РоссииНазад
Взаимодействие государства и бизнеса: основные направления развития новой промышленной политики России
Ноева Е.Е. - н.с. Научно-исследовательского проектно-экономического института (НИПЭИ) Якутского государственного университета (ЯГУ)
Бекетов Н.В. - д.э.н., профессор, академик Академии гуманитарных наук, директор НИПЭИ ЯГУ,
Несмотря на то, что в последние годы российская экономика демонстрирует устойчивый и динамичный рост, более высокий, чем среднемировой или западноевропейский. (в 2007 году он составил около 6,7 %,) в реальности Россия по-прежнему остается страной с примитивной, низкотехнологичной индустрией, неэффективным госаппаратом и экономикой "сырьевой трубы".
Призывы к диверсификации национальной экономики, в том числе в рамках поставленной еще в 2003 году задачи удвоения ВВП, пока не нашли своего воплощения на практике, вектор сырьевой направленности экономики по-прежнему остается доминирующим, (свыше 40 % ВВП формирует нефтегазовый сектор) а тон в экономическом росте в 2007 г. задавали строительный сектор (рост на 15,1 %) и быстрое расширение внутренней торговли (13,5 %), товарное наполнение которой по-прежнему в значительной степени происходит за счет импорта. В то же время прирост промышленного производства более чем вдвое уступал динамике отмеченных секторов национального хозяйства.
Начавшийся после кризиса 1998 г. динамичный промышленный рост продолжался лишь три года, а с 2003 г. темпы роста промышленного производства стали уступать темпам общей экономической динамики. Что и предопределило дальнейшее снижение доли национальной промышленности как в национальном хозяйстве, в целом так и в структуре экономического роста.
В то же время с 1989 г. Росстатом отмечается дальнейшее снижение выпуска технологического оборудования для литейного производства, металлорежущих станков, кузнечно-прессовых машин, деревообрабатывающего оборудования; доменного и сталеплавильного оборудованию; прокатного оборудования; прядильных и ткацких станков, швейных машин; неустойчивые (колеблющейся по годам) масштабы выпуска нефтеаппаратуры, тракторам на колесном и гусеничном ходу.
В итоге в 2007 г в Российской Федерации было произведено меньше чем в 1992 г.:
- электрических турбин (по мощности) на 42 % (но в 2,28 раза больше чем в 2000 г.);
- станков металлорежущих в 11,1 раза меньше чем в 1992 г и на 46 % меньше чем в 2000 г.;
- кузнечно-прессовых машин в 15 раз меньше чем в 1992г (и лишь на 300 шт. больше чем в 2000 г., что обеспечило прирост на уровне 25 % по сравнению с 2000 г.);
-тракторов на колесном ходу в 13,2 раза;
- тракторов на гусеничном ходу в 15,6 раза;
- комбайнов зерноуборочных меньше в 5,6 раз;
- комбайнов кормоуборочных меньше в 17,5 раз.
- экскаваторов меньше в 4,3 раза;
- прядильных машин меньше в 50,3 раза;
- ткацких станков меньше в 126,5 раз;
- швейных машин меньше в 464 раза.
Наиболее высокими темпами в последние годы развиваются производства, которые по новой классификации Росстата включают часть электротехнической промышленности, оптического и электронного приборостроения "производством электрооборудования, электронного и оптического оборудования".
Однако рекордный рост в данной классификации видов деятельности в последние годы показывает производство видеомагнитофонов и телевизоров. Производство видеомагнитофонов, которое к 2000 г. вообще прекратило свое существование, к в 2005 г возросло до 361 тыс. штук, что, правда, составило только 79 % от объективно весьма невысокого уровня выпуска 1992 г. Выпуск телевизоров в 2005 г достиг 6807 тыс. и, по сравнению с 2000 г., возрос в 6,1 раза. Такие темпы позволили в 1,8 раза превысить уровень производств 1992 г. по общему количеству и в 3,3 раза по выпуску телевизоров цветного изображения.
Однако следует иметь в виду, что в современной России практически свернуто производство элементной базы для современной электронной бытовой техники.
Производство современных цветных телевизоров и видеомагнитофонов, по сути, представляет собой "отверточную сборку" из импортных компонентов под традиционными национальными марками и брендами иностранных фирм. Аналогичная ситуация отмечается и с производством персональных ЭВМ, объем выпуска которых сих пор отстает от уровня производства 1990 г. При этом, как и в случае с телевизорами и видеотехникой речь идет о сборке продукции из иностранных компонентов на иностранном технологическом оборудовании. Собственная технологическая база электронной промышленности (выпуск технологического оборудования для производства элементной базы) близка к исчезновению, хотя в советское время все отечественное производство электронной продукции (сосредоточенное в трех специализированных министерствах) осуществлялось на отечественном технологическом оборудовании, на разработке и изготовлении которого специализировался Минэлектронпром СССР.
С 1999 г продолжалось устойчивое снижение выпуска радиотехники, фотоаппаратов и часов, которые по новой квалификации Росстата так же относятся к данному виду деятельности. Так выпуск устройств радиоприемных с 2000 г сократился еще в два раза, фотоаппаратов в восемь раз и часов в три раза, составив к уровню 1992 г соответственно от 1.1% до 4,3 процентов. Такие масштабы падения объемов производства так же могут свидетельствовать о практической утрате этих высокотехнологичных отраслей приборостроения. Вряд ли их потерю может компенсировать наблюдавшейся все эти годы устойчивый рост выпуска электрических счетчиков и водосчетчиков для холодной воды (прирост которых с 2000 по 2004 гг. составил соответственно и 2,7 и 2,4 раза).
В то же время (с 2000 по 2005 гг.) тенденция к снижению масштабов выпуска доминировала и в производстве основных видов медицинской техники (аппаратов наркозно-дыхательных, электрокардиографов, аппаратов искусственной вентиляции легких, приборов для функциональной диагностики (и даже кресел-колясок для инвалидов), производство которых непосредственно связано с реализацией национальной программы по развитию здравоохранения.
Стабилизация доходов федерального бюджета позволила улучшить финансирование оборонного заказа. Однако его объемы не обеспечивают ни реальные потребности Вооруженных Сил в новой военной технике, ни загрузку имеющихся мощностей в рациональных объемах, что является дополнительным фактором удорожания изделий, закупаемых Министерством обороны РФ и другими силовыми ведомствами.
В результате можно констатировать, что к настоящему времени в России уже практически исчезла не только собственная технологическая база для легкой промышленности, но и общая технологическая основа национального машиностроительного комплекса и современного приборостроения в целом, поскольку станкостроение производит "материнские машины" и определяет технологический уровень всех прочих машиностроительных производств, выпускающих оборудование для других отраслей промышленности, а без технологической базы для современной электроники, трудно рассчитывать на возможность развития современного приборостроения, которое определяет современный уровень не только машин и оборудования, но и современных товаров.
В то же время при относительно неплохих стоимостных показателях роста объемов промышленного производства, продолжает оставаться крайне низкой интенсивность качественных сдвигов в состоянии большинства отраслей обрабатывающей промышленности. Объективно многие из них продолжают страдать от хронического недоинвестирования, следствием чего являются слишком медленные темпы модернизации их технологической базы.
Таким образом, начавшийся после кризиса 1998 г восстановительный рост не принес новых качественных изменений в структуру российской промышленности и не остановил тенденцию к технологической примитивизации национального промышленного производства.
Главной проблемой остается то обстоятельство, что рост практически не затронул производство технологического оборудования за исключением оборудования для пищевой промышленности и общественного питания. В производстве оборудования для других секторов экономики наблюдается в лучшем случае стагнация или дальнейшее снижение объемов выпуска, как это наблюдается в станкостроении, которое обеспечивает технологический уровень и конкурентоспособность всей промышленности.
При такой структурной направленности экономического роста трудно рассчитывать на переход к инновационной модели развития, поскольку в российской экономике пропадает субъект-потребитель инновационных технологических решений, способный трансформировать их в конкурентный продукт для конечного использования.
Не случайно, доля инновационной продукции в экономике оценивается в 5-7 % ВВП против 30-35 % в развитых странах. Финансирование НИОКР составляет около 1 % ВВП против 2-3 % ВВП у ведущих конкурентов. Очень низка коммерциализация отечественных НИОКР. По данным Федеральной службы по интеллектуальной собственности, патентам и товарным знакам, в экономическом обороте находится всего 0,4 % результатов научно-технической деятельности, тогда как в развитых странах этот показатель равен 70 %.
Что же касается производства массовой продукции обрабатывающей промышленности, то в этом сегменте Россия уже не сможет конкурировать по затратам с Китаем, Индией и рядом других стран, уступая им не только зарубежные, но и национальный рынок.
Для того чтобы включиться в мировое хозяйство в качестве производящей страны, а не превратиться окончательно в сырьевой придаток для развитых стран, необходимо осуществить ускоренный перевод российской экономики на инновационные рельсы, а также создать условия для повышения конкурентоспособности отечественных производителей.
"Опыт успешных индустриальных стран показывает, что необходима принципиально новая модель организации производства, модель, ориентированная на создание инноваций и опирающаяся на конкурентную среду, причем и разработчиков, и поставщиков, и дилеров. России нужна модель промышленного развития, органично ориентированная в межрегиональные и глобальные кооперационные связи" (из стенограммы заседания президиума Государственного совета 19.02.2007 г. в Волгограде).
Складывается впечатление, что и российское правительство, наконец, начало осознавать опасность происходящей примитивизации и технологической деградации экономики и негативные последствия таких тенденций не только для конкурентоспособности страны, но и ее военной безопасности. В течение последнего года даже в официальных кругах, прежде жестко отметавших любые призыва к каким-либо изменениям экономического курса, заметно некоторое оживление дискуссии по отдельным проблемам экономического роста, вплоть до обсуждения и таких ранее "запретных тем", как структурная и промышленная политика.
Правительством приняты долгосрочные стратегии развития российского автопрома и авиационной промышленности, судостроения, определены национальные приоритеты (проекты) развития на среднесрочную перспективу. Однако они не подкреплены эффективными механизмами стимулирования инновационной и инвестиционной активности в приоритетных сферах деятельности и пока не привели к заметному изменению общего вектора экономической политики, осознание необходимости которого нарастает как в обществе в целом, так и в экспертном сообществе.
Более того, до сих пор не существует четкого представления о приоритетах ни в области национальной инновационной, равно как и в области политики развития промышленности в целом.
На сегодня в стране отсутствует комплексная национальная инновационная система (НИС), формируются лишь ее отдельные элементы, которые вместе еще не работают; управление инновационным развитием раздергано по ведомствам, счет компаний, ставших на рельсы инновационного пути развития, пока идет на единицы. В то же время, существует угроза, что дискуссия о перспективах российской промышленной и инновационной политики может превратиться в очередную "модную тему", по аналогии с "удвоением ВВП", так и не подкрепленную адекватной системой мер.
Не меньшую опасность может представлять и бессистемное наращивание вмешательства государства в экономическую жизнь общества, которое не будет способствовать устранению системных препятствий, мешающих переходу к качественному экономическому росту, но начнет сдерживать предпринимательскую инициативу.
Как показывает мировой опыт, целесообразность проведения активной государственной структурной промышленной и инновационной политики имеет три причины. Первая связана с недостаточной экономической (рыночной) мотивацией у сложившихся хозяйственных структур в решении задач технологической и структурной модернизации производства (формирования и освоения новых товарных рынков).
Вторая связана со слабостью или отсутствием в национальной экономике хозяйствующих субъектов, способных в необходимых масштабах решать задачи структурной диверсификации национального промышленного производства.
И, наконец, как показывает и опыт развитых государств, переход на инновационное развитие не может быть осуществлен без участия государства, прежде всего потому, что сама инновационная деятельность не является предпринимательской в чистом виде. Государство должно выступать в роли гаранта доли риска, который предполагается в этих видах деятельности. Особенно, когда речь идет о первых стадиях инновационного процесса, которые связаны с большим риском недостижения желаемых результатов и участие в них предпринимателей - явление весьма редкое.
Для современной России актуальны обе причины. Существующие крупные хозяйствующие субъекты сырьевой специализации (нефтегазовый комплекс) и первичной переработки сырья (металлургия, химия) не имеют достаточной экономической мотивации для серьезной отраслевой диверсификации бизнеса в силу сложившегося разрыва в уровнях рентабельности хозяйственной деятельности в экспорнто-ориентированном сырьевом секторе и обрабатывающем, прежде всего машиностроительном секторах национальной экономики.
Объемы падения производства в машиностроении и наукоемком приборостроении свидетельствуют о том, что в этих секторах так и не сформировались хозяйствующие структуры, способные вести конкурентную деятельность на глобальном уровне (в условиях открытого внутреннего рынка) и решать масштабные задачи структурной модернизации и инновационного развития. Результатом такой ситуации и является низкое качество экономического роста и потеря конкурентоспособности национальной экономики.
Следует отметить, что в то время как российские "реформаторы" активно изгоняли государство из национальной экономики, в развитых экономических странах во второй половине 80-х годы прошлого столетия открылось второе дыхание активного взаимодействия государства и бизнеса в рамках государственно-частного партнерства (ГЧП). Напомним, что вообще активное взаимодействие бизнеса и государства началось гораздо ранее, еще в 30-е годы, но в предвоенное и военное время такое взаимодействие носило скорее вынужденный характер, связанный с преодолением мирового экономического кризиса, организацией военной экономики, послевоенного восстановления национального хозяйства. Особый интерес для современной России может представлять опыт взаимодействия государства и бизнеса в ходе послевоенной модернизации экономики в 50-60-е годы прошлого века в Японии, Южной Корее и целом ряде европейских государств.
Что касается современного этапа развития ГЧП в развитых государствах, то оно главным образом связано с поиском наиболее эффективных форм использования общественных ресурсов (государственных и муниципальных) и стимулированием инновационных процессов в экономике, как необходимого условия поддержания национальной конкурентоспособности и экономического роста. В этой связи, активная политика по стимулированию инновационных процессов (государственная инновационная политика) может рассматриваться как новый, современный этап структурной промышленной политики.
ГЧП позволяет избежать с одной стороны недостатков прямого регулирования государства, а с другой - "провалов рынка". Основной аргумент в поддержку развития ГЧП состоит в том, что и государственный, и частный секторы обладают своими собственными уникальными характеристиками и преимуществами, при объединении которых создается возможность более эффективно действовать и достигать лучших результатов именно в тех сферах, где особенно заметны "провалы рынка" или неэффективность государственного управления.
Следует отметить, что результатом такого сотрудничества бизнеса и государства является не только ускорение научного и технологического прогресса, но и дальнейшее развитие процесса (становление нового этапа) перехода от традиционного капитализма к обществу посткапиталистического смешанного типа. На этом фоне либеральный выбор российских реформаторов начала 90-х годов, ориентированный, по сути, на классический капитализм XIX и начала ХХ вв., выглядит "особо удачной идеей". В этом смысле и негативные результаты такого выбора, о которых говорилось выше, представляются вполне закономерными.
Говоря о развитии ГЧП, следует иметь в виду, что такое сотрудничество может осуществляться и осуществляется практически в различных видах или формах.
К наиболее традиционной и распространенной следует отнести КОНТРАКТ на выполнение поставок товаров и услуг, а так же работ для общественных (государственных и муниципальных) нужд. Эффективное сотрудничество в рамках данной формы предполагает разработку разветвленного контрактного права и создания соответствующей инфраструктуры госзакупок. Примером успешного сотрудничества в рамках данной формы ГЧП могут служить США.
Другой формой ГЧП является модель ОПЕРАТОР - передача государством частному предприятию на определенных коммерческих условиях функций использования, управления и финансирования общественного (государственного и муниципального) имущества, при сохранении за государством права собственности на это имущество.
Основными формами такой модели ГЧП могут выступать аренда, лизинг, соглашение о разделе продукции, концессии. В современной России эта модель широко используется в добывающем секторе национальной промышленности. В экспериментальном режиме модель проверяется в ряде регионов страны для реформирования ЖКХ.
В инновационной деятельности эта форма может широко использоваться для поддержки инновационной деятельности путем аренды помещений и лизинга необходимого оборудования на льготных экономических условиях.
Модель КООПЕРАЦИЯ - модель совместной проектной компании в собственности, финансировании и управлении которой одновременно участвуют государство и частные инвесторы. Это модель используется в сферах, где трудно разделить ответственность между партнерами. К такой сфере относятся НИОКР и фундаментальные научные исследования. В США развитие этой формы партнерства привело к формированию федеральных кооперативных программ по разработке новых технологий, финансируемых бюджетом и корпорациями по принципу совместного покрытия издержек.
Государственное финансирование таких программ осуществляется через специально созданное федеральное агентство "Национальный научный фонд". Кроме того, аналогичные программы реализуются и на уровне всех 50 штатов. Важнейшим условием такого сотрудничества является регулирование прав на последующее коммерческое использование результатов такой совместной деятельности.
Аналогичная модель использовалась в передовых экономических странах и для развития государственно-частного партнерства в инвестиционной сфере на предшествующих этапах их развития, в период послевоенной модернизации национального хозяйства и преодоления последствий энергетического кризиса начала 70-х годов. Поскольку Россия не прошла период такой структурной модернизации, а в экономике отсутствуют бизнес-структуры, развитие ГЧП в инвестиционной сфере представляется одним из наиболее перспективных направлений взаимодействия бизнеса и государства.
Суть такого сотрудничества состоит в государственном софинансировании на основе долгосрочного льготного кредитования структурообразующих (т.е. обладающих масштабным кумулятивным эффектом) проектов как в сфере разработки технологических инноваций, так и на этапе их внедрения в производственный цикл.
При этом в сложившихся российских реалиях именно за государством должна оставаться инициатива создания государственно-частных партнерств в сфере ключевых направлений инноваций в силу его доминирующей заинтересованности в развитии инновационной экономики страны, отсутствия достаточных макроэкономических предпосылок для перехода к широкомасштабному инновационному развитию.
Разумеется, как и любые инвестиционные проекты, проекты, реализуемые в рамках государственной структурной и инновационной политики, также обладают известными рисками. Однако следует отметить, что существует обширный мировой опыт эффективных управленческих технологий для их минимизации. При этом следует иметь в виду, что государство обладает гораздо большими возможностями, чем любая частная компания, для мобилизации национального экспертного сообщества в решении проблем отбора альтернативных направлений структурной модернизации и инновационного развития, а так же способов эффективного расходования ресурсов для их реализации.
Вместе с тем вряд ли может вызывать сомнение, что на концептуальном уровне структурной и инновационной политики основным критерием для отбора направлений структурной и технологической модернизации национальной экономики должен выступать критерий максимизации прироста ВВП в среднесрочной (до 5 лет) и долгосрочной перспективе (до 15 лет) с учетом имеющейся у страны ресурсной базы (ликвидные природные ресурсы, трудовые ресурсы и производственные мощности, масштабы возможных внешних инвестиций).
На проектной стадии, когда в рамках выбранных приоритетных направлений структурной модернизации осуществляется отбор конкретных инвестиционных проектов для государственной поддержки в рамках ГЧП, а качестве основного может использоваться критерий минимизации общих затрат и государственных инвестиций в расчете на сопоставимую величину экономического эффекта.
При этом необходимо отметить, что важнейшая роль в разработке как общих направлений структурной и технологической модернизации, так и оценки конкретных проектов, ведущая роль должна принадлежать не отраслевым лоббистам, а научному сообществу страны, которое еще в какой-то мере сохраняет опыт разработки крупномасштабных прогнозных документов национального масштаба на долгосрочную перспективу. (Комплексная программа научно-технического прогресса; Схема развития и размещения производительных сил; Схема расселения населения; Схема развития транспортной системы страны).
Что касается участия научного сообщества в разработке направлений структурной и технической политики и экспертизе отдельных проектов с государственным участием, необходимо учитывать две достаточно автономные сферы хозяйственного бытия с несовпадающими критериями отбора конкретных приоритетов структурной политики.
В общем случае, когда рассматриваются так называемые обычные товары и услуги, не имеющие прямого отношения ни к фундаментальным потребностям обеспечения жизнедеятельности общества, ни к обеспечению его безопасности, независимая экспертиза должна давать объективные оценки состояния соответствующих секторов и отраслей национального хозяйства. После того как потенциал последних будет оценен и ранжирован по степени конкурентоспособности на внутреннем и международном рынках (соответствие международным стандартам конкурентоспособности; состоянию производственных мощностей; наличию сырьевого и кадрового потенциала; инновационного задела) появится более или менее надежная база для принятия решений о целесообразности и формах государственной поддержки.
Такая поддержка может осуществляться в форме кредитного финансирования для создания импортозамещающих или экспортно-ориентированных мощностей; приобретения лицензий на выпуск конкурентной продукции для внутреннего рынка; льготного кредитования экспортных поставок машин и оборудования; введение целевых преференций с целью привлечения иностранных инвесторов для ускоренного развития отдельных отраслевых сегментов национальной промышленности.
В том случае, если будет выявлена нецелесообразность сохранения отдельных сегментов промышленного потенциала, в силу их чрезвычайно низкой конкурентоспособности на внутреннем рынке и отсутствия реальных предпосылок для ее наращивания, промышленная политика может быть направлена на минимизацию социальных издержек от закрытия увядающих производств.
В другом случае, когда речь идет о товарах и услугах, составляющих основу жизнедеятельности общества и его безопасности в самых широких аспектах критерий конкурентоспособности в сравнении с мировым уровнем свое значение утрачивает. В этом случае приоритеты структурной и инновационной политики определяются иерархией иных целей и критериев, которые еще в меньшей степени поддаются квантификации. Речь должна идти о целенаправленной систематической государственной поддержке не столько производства отдельных товаров и услуг, а целостных систем, обеспечивающих жизнедеятельность общества как такового и минимизацию возможных угроз для него со стороны окружающего мира. Для современной России в настоящее время в качестве таких систем могут рассматриваться ВПК в целом, аграрный комплекс, энергообеспечение населения и производства, транспортная инфраструктура, коммунальное хозяйство, производство лекарственных средств и медицинской техники.
Таким образом, развитие партнерства государства и частного бизнеса может оказаться ключевым моментом для технологической и структурной модернизации национальной экономики России.
Создание благоприятных условий для развития ГЧП в инновационной и инвестиционной сферах потребует разработки и принятия соответствующих нормативно-правовых актов и формирования, таким образом, целой отрасли законодательства, регулирующего как инновационную деятельность вообще, так и вопросы, касающиеся непосредственно государственно-частного партнерства.
Однако, прежде всего, необходимо, наконец, избавиться от иллюзии, что широкомасштабная модернизация и диверсификация отечественной экономики может быть реализована спонтанно, исключительно посредством механизмов саморегулирования. Ни "нулевая инфляция", ни идеальный инвестиционный климат, ни рациональная комбинация того и другого, при всей их важности и необходимости, не смогут обеспечить преодоление системных проблем российской экономики, о которых говорилось выше.
Так же наивно думать, что в принципе существует совершенный независящий от субъективных устремлений механизм выявления и определения приоритетов структурной политики. Как не существует в реальности "совершенного рынка", обеспечивающего оптимальную аллокацию ресурсов, так и нет оптимального "научно-обоснованного" механизма установления иерархии в структурно-корректирующих потребностях общества, для удовлетворения которых требуется систематическое государственное вмешательство. Даже в странах с высоким уровнем развития гражданского общества и плюралистической демократии выбор приоритетов структурной политики может существенно отклоняться от теоретически оптимального, ибо на таком выборе всегда сказывается влияние тех или иных (мощных на данный момент) партикулярных интересов и сил. Другое дело, что "ошибки государства" ничем не хуже "ошибок рынка".
Дело в том, что чем демократичнее общество, тем быстрее будет замечена ошибка в первоначально расставленных приоритетах. Исторический опыт подсказывает, что присущий любому обществу социальный иммунитет, как правило, быстрее и эффективней "срабатывает" при демократическом порядке организации власти, чем при авторитарном, сигнализируя о необходимости модификации ранее установленных приоритетов и целей экономической и структурной политики. Но хуже всего, когда государство вообще отказывается от выстраивания структурных приоритетов по соображениям ложно понятой экономической свободы. Тогда, как в современной России, в реальной практике за счет средств налогоплательщика могут реализовываться нигде не декларируемые и по сути нелегитимные предпочтения, формируемые главным образом, в соответствие со степенью влияния тех или иных групповых интересов. Расцветающая при таких условиях "экономика привилегий" на порядок вреднее, чем экономика, где общественные потребности в изменении структуры открыто формулируются правительством, обсуждаются и утверждаются парламентом, даже если в последующем и возникает необходимость в их коррекции.
