1 сентября, вторник. Как же я соскучился по работе! В половине десятого уже был в институте. Власть все же чего-то побаивается, возле проходной дежурит милиционер. Описывать всю процедуру начала учебного года не стану, она практически как всегда. БНТ с каждым годом, будто наращивая уверенность, говорит все лучше. Пока он говорит, я думаю: кого набрали? Лица новой нашей молодежи - это некоторая неразбериха. Девчонки из моего семинара за лето стали писаными красавицами и принялись восторженно орать, когда настала моя очередь выступать. Говорю с нашего крылечка. Все мы выкрикиваем наши речи через ветхий мегафон, который висит на плече у Миши Стояновского. Слышно плохо. По традиции вещали руководители, набиравшие семинары: Сегень, Королев, Николаева. Но лучше и ярче всех сказала М. В. Иванова, декан дневного отделения.
Сразу же после того, как закончилась церемония, я пошел в "Российский колокол" относить правку к уже отосланной по Интернету седьмой главе. Мой семинар начнется позже, в два. Лева, у которого была рукопись, с большим вниманием и точностью все вычитал. Но почему же я столько мелочей пропускаю! В "Колокол" ходили вместе с Соней, по дороге она рассказывала мне о своих новых планах, а я ей об истории с Витей Симакиным. Именно на сегодня назначена встреча согласительной комиссии из Москвы и голодающих артистов.
Мой семинар прошел быстро, сделали график обсуждений, поговорили о том, кто и как отдыхал, кто что читал. Самое любопытное - это время, проведенное Верой Матвеевой, она ездила к сестре в Швейцарию, где сидела как нянька со своими племянниками. Перед этим она довольно много прочла детской литературы. Я подумал, что вся эта ситуация могла бы стать темой хорошего рассказа. Похоже, плотнее всех летом работала Ксения Фрикауцан - у нее в заделе около четырех работ. Не было Марка Максимова и Саши Киселевой, они поехали хоронить кого-то из родственников. Собственно Марку и была адресована цитата из рассказа Олега Зоберна. Кстати, об Олеге - по приглашению какого-то американского университета он едет в Америку.
По телевизору много говорят о визите Путина в Польшу. Мне нравится, как он отбивается от разнообразных нападок. Он хорошо подготовлен и бьет наотмашь. Например, оказалось, что среди владельцев прав на газопроводы на территории Польши, где права были поделены поровну, с польской стороны оказалось еще и некое физическое лицо. Теперь журналисты, я думаю, раскопают, кто это. Самая большая новость в области культуры - это четыре словаря, которые министерство образования признал эталонными. Прелесть этой ситуации в том, что все они выпущены издательством АСТ-пресс. Во дают!
Уже дома занимался приведением в порядок дневника, потом сел читать "Новый путеводитель. Русская литература сегодня, 2009 год". Делает этот путеводитель Сергей Чупринин. Сначала проанализировал статью о себе, конечно, она лишена какой-нибудь человечности, интонации, но в целом достаточно объективна и полна точных сведений, которых уже нет и у меня. Потом я просмотрел весь довольно большой том и понял, что все же Сергей проделал огромную, даже невероятную работу, и проделал ее с огромной точностью. И как-то осело на него раздражение, может быть, надо действительно убрать его имя из романа? По крайней мере, все надо предельно смягчить. Это, конечно, замечательная работа и, конечно, надо бы ее выдвинуть на премию Москвы.
Уже около девяти приходил Игорь со своей девушкой Леной, кормил их ужином. Ребята принесли мне в подарок "Киевский" торт, который я, конечно, немедленно съем. Воздержание вокруг сладкого выше моих сил. Принес Игорь и киевскую газету "Коммунист", вышедшую в пятницу 21 августа, свежую, на русском зыке. Вот чего я не мог ожидать, так это своего в ней имени. На полосе четыре крупных "постера": это высказывание некого читателя Андрея Ковтуна, а дальше мои знакомые: Александр Зиновьев, генерал Леонид Шебаршин, с которым я состою в одном клубе, он бывший начальник внешней разведки КГБ, и я. Меня представляют как писателя и ректора Литинститута, но, правда, стоит год 1995. "Сняли памятники деятелям революции, без энтузиазма и самоотверженности которых этим новым деятелям не быть не то что президентами и спикерами, а просто никем - навозом, холопами, потому что эта новая, закиданная ныне грязью власть сделала их людьми, научила чистить зубы, писать и считать". Какие отзвуки, какое эхо!
2 сентября, среда. Как и договаривались с Леней Колпаковым, утром поехали на Книжную ярмарку. Встретились на Сретенке и дальше проторенным путем, я даже машину у Южного входа поставил там, где ставил всегда. Выставка открылась в новом павильоне, но сразу же, как постоянному посетителю, мне стало понятно, что, несмотря на все объявленные крутые цифры, выставка пустовата. Незримая птица формального интереса летает над пространством. Книга не может существовать без внутреннего, а не парадного к ней интереса.
В самом начале выставочной анфилады после открытия, с обеих сторон центрального "проспекта" выступали два писателя. С одной стороны, величественный и вальяжный мэтр Александр Абрамович Кабаков - я не знал ранее его отчества, но так достаточно подобострастно называл его ведущий, молодой бойкий парень, а с другой - не менее "великий" писатель, телеведущий Владимир Соловьев. Перед автором "Невозвращенца" - здесь Кабаков, признавшись, что угадал развитие событий, но что это была литература мистических - чур меня, чур! - "заклинаний" - стояло и сидело пять или шесть человек. В том числе, чтобы, конечно, поддержать "своих", стояла очень погрузневшая Майя Пешкова. Свойские ее репортажи и реплики я часто слышу по "Эху". Мне показалось, что, увидев меня, Кабаков, который, по-моему, в нашем искусстве начинает играть роль Кобзона, чуть подобрался, но продолжает философствовать и талантливо разыгрывать роль классика. Но мне это уже наскучило, да и пора было встречаться с Леней, который сидел в будке издательства ПоРог. Об этом чуть позже. Тем не менее я не мог так быстро покинуть поле интеллектуальных битв, не описавши, что же происходило с другой стороны "проспекта".
За последнее время слово писатель стало очень востребовано. Ведь писатель больше, чем телеведущий, чем бизнесмен, чем чиновник, писатель перекрывает и облагораживает даже такое понятие, как олигарх. Писатель сейчас - каждый, кто выпустил даже за свой счет или просто надиктовал литобработчику свою "книгу".
По другую сторону "проспекта", собрав аудиторию в двести, а то и триста человек, разговаривал загорелый и расчетливо-демократично одетый телеведущий Владимир Соловьев. Он тоже автор очень непростой и с невероятным для русского человека названием книги "Русские?" Вот это писатель!
Но пора рассказать о встрече с Ириной Толмачевой, моей старой знакомой, главным редактором издательства. Она-то мне и сказала, что ее скворечник, правда, в первых рядах выставки, стоит миллион рублей. Сколько иногда приходится платить за популярность и раскрутку! Это издательство принадлежит очень богатому Александру Потемкину. Тому самому Александру Петровичу Потемкину, один из романов которого в его же присутствии так безжалостно разложили мои студенты. Какие-то карточки и выписки из этого романа "Изгой" до сих пор у меня хранятся. К сегодняшнему дню Александр Петрович, кажется, написал девять романов. Я полагаю, что они не идут, как горячие пирожки, хотя, наверное, есть любительницы и такого чтения.
Еще до того, как я оставил Леню Колпакова разговаривать с Ириной Константиновной о какой-то платной рекламной акции в газете, я поговорил с ней, не возьмется ли издательство опубликовать мой новый роман? Ирина Константиновна гордо ответила мне, что сможет это сделать только за счет автора. Я порадовался такой тороватости. О встрече с директором нынешней "Молодой гвардии" я уже не говорю, он всегда мне казался героем какого-то произведения Салтыкова-Щедрина. Теперь мне ничего не остается, как организовывать "Маркизу Кюстину" коммерческий успех.
Вот так мы с Леней бродили, пока откуда-то из павильона навстречу нам не выскочил со свитой Сергей Вадимович Степашин. Ну, просто нос к носу столкнулись. Он сразу меня узнал, обнял, а мне он всегда приятен. Тут же в образовавшемся заторе он спросил, преподаю ли я, я ответил, что по-прежнему руковожу кафедрой, он сказал, чтобы я звонил, приходил попить чайку и поболтать.
Леня потом буквально катался: "Ну, Сергей Николаевич, какой пиар!" Степашин шел со свитой, состоящей из "книжных" начальников.
На выставке, в каком-то восточном шалманчике и закусили. Это мы делаем почти каждый раз. Было славно: и шашлык хорош, и лаваш, и зелень. Правда, даже по московским меркам, дороговато. Я горд, что Москва держит звание самого дорого города мира. Скоро у нее будет и звание города с самым сложным трафиком в мире. Еще только второе сентября, не все вернулись из отпусков, многие из-за поднимающихся цен на бензин и кризиса перестали ездить, а проехать из-за пробок почти невозможно. Полтора часа ехали от ВДНХ до Китай-города.
Вечером звонил откуда-то с юга Юра Поляков. Ему далеко не безразлично, кто станет во главе МСПС после смерти С. В. Михалкова. А на этот счет ходят слухи занятные. Вроде бы Володя Бояринов по-хозяйски расхаживает и, считая голоса членов исполкома, полагает, что место председателя уже у него. Я полагаю, что уже зашевелился и старый крокодил Ф. Ф. Кузнецов. В этой ситуации куда более приемлемым для всех был бы В. Н. Ганичев, к которому я в последнее время подобрел. Да и вообще на основе "дома Ростовых" хорошо бы объединить все пять московских союзов писателей, а не устраивать из собственности кормушку для дюжины писателей третьего сорта. Мелькнула мысль о Жене Сидорове как главе МСПС.
3 сентября, четверг. Утром звонил Валя Сорокин, его судьба МСПС беспокоит значительно больше, чем меня, у меня больше занятости. Он сказал, что состоялся президиум исполкома, который вела, по моде латиноамериканских республик, вдова С. В. Юлия (она, оказывается не только вдова, но и поэт). Вроде бы и Ганичев и Кузнецов предлагали свои услуги в качестве руководства, но были отвергнуты. Претензии на руководство предъявил Иван Сабилло, который в силу этого ушел в оппозицию. Крутить старую шарманку готовы -- добрый Ваня Переверзин, Володя Бояринов и, соответственно, Сабилло. Бог в помочь вам, друзья мои. Как интересно все это рассматривать со стороны.
Утром же прочел очень занятный материал о поездке в Дагестан Максима. И теперь сижу, жду телевизионщиков, которые ангажировали меня рассказать что-то - о чем я догадываюсь - о Евтушенко. План дня такой: телевидение, потом заехать в банк, потому что обещал дать денег взаймы на работе, а потом в три часа у нас в институте должно состояться годовое собрание, где ректор будет рассказывать об условиях распределения гранта Минкульта.
Я полагал, что телевизионщиков заинтересует только эпизод с выдачей Евг. Александровичу диплома, но все оказалось не совсем так. Приехала сравнительно молодая пара, редактор или автор сценария Лариса и оператор Олег. У Ларисы оказалось довольно большое досье из того, что когда-либо я говорил о Е.А. Все, по ее словам, было из Интернета. Опираясь на мои высказывания, Лариса довольно ловко вкручивала мне вопросы. Здесь было и о его энергетике, и о дипломе, и о женщинах, которые что-то значили в его жизни. Я назвал двух: Ахмадулину, как духовно образующий центр, и последнюю жену Машу, принесшую в жизнь поэта русское умиротворение. Говорил еще и о чувстве некоторой зависти, которую его сверстники испытывали к нему. Оказалось, что я помню многие этапы жизни Евтушенко. Мой разговор имел еще ту особенность, что в известной мере я подобрел к нему, и что-то после нашей встречи 6 августа во мне к нему изменилось.
Во второй половине дня в институте состоялось собрание "трудового коллектива". Народа по обычаю собралось немного. Тарасов довольно долго говорил о тех денежных прибавках, которые дают вузу по гранту министерства культуры. Если бы я все это, или почти все, не слышал уже в третий раз, я бы многого не понял. Как деревенский кулак, желающий получить наибольший доход, БНТ все напирал, что кафедры должны проводить больше каких-то публичных мероприятий. Некоторое ощущение батраков, работающих на барина. Касается ли это его кафедры с совершенно застоявшимися просветителями, чем те порадуют нас? Тем не менее своих кафедральных я буду подбивать на какие-то подвиги и более тесные контакты со студентами. Но настоящий мастер всегда работает на пределе сил. Не все наши сотрудники поняли, что грядет некоторое сокращение зарплаты преподавателям. На нее раньше шли деньги от коммерческого обучения. Теперь происходит перераспределение коммерческих денег в пользу технического персонала. Это опять наползание уравниловки и решение экономических вопросов привычными и удобными начальству методами. Снимается с преподавателей коммерческая надбавка, которая всегда и для всех была равна второй зарплате. Почему одним много?.. А потому. При этом сам БНТ несколько раз возвращался к тому, что его зарплата определена Минобразом. Занятно, что А. Н. Ужанков, наш проректор по науке, немедленно, когда запахло грантовскими деньгами, принес свою трудовую книжку в институт. До этого он два года работал совместителем. Точно так же поступил и мой милый В. С. Модестов.
Вечером немножко посмотрел телевидение, где по первому каналу показали Саяно-Шушенскую ГЭС. Постепенно стали отказываться от всех предыдущих версий. Уже ушла версия гидравлического удара, ушла версия и теракта. Станция все время наращивала мощность для увеличения прибыли, а для уменьшения расходов свои ремонтные и обслуживающие цеха передала особым компаниям. Руководство этими компаниями работало чуть ли не в Москве. Об этом говорил кто-то из рабочих. Министр Шматко, конечно, эту позицию выставлял как прогрессивную.
Оказалось также, что вибрация была зафиксирована несколькими днями раньше катастрофы, а "новая" автоматика, которая должна была в случае аварии автоматически опустить затворы, не сработала. Я лично полагаю, что ее монтировала такая же фирма по получению прибыли.
Прочел в девятом номере "НМ" статью Елены Римон, доцента-литературоведа из Израиля, о Мишеле Фуко. Вся статья - это некоторый иной, чем у нас, уровень литературоведения, где все завязано на полноте знания о предмете. Очень здорово и абсолютно раскованно. Буржуазия бунтует против себя, но одновременно показаны игровые и бесчеловечные основы этого бунта призывов. Я выбрал из большой статьи самый для себя понятный и доступный абзац, где вдобавок ко всему сказано то, под чем могу подписаться и я сам.
"История как театр. Политика как театр. Спрашивается, чем были недавние путешествия европейских интеллектуалов с Кипра в Газу, как не театром? Они же не рассчитывали всерьез "прорвать блокаду" и дать возможность безработным "азатим" вернуться на стройки в Ашкелоне? Помитинговали и вернулись в Европу, ободрив красивых безумцев, а те остались со своим безумием, со своими проблемами, со своими касамами и со своим Хамасом. Вот как хотите, а мне эти интеллектуальные игрища в аутентичных кровавых декорациях кажутся омерзительными. На европейские правительства такой театр действует довольно слабо. Но с еврейским государством это как раз оказалось очень эффективно, потому что евреи, сами будучи маргиналами, очень чувствительны к чужому взгляду (это замечательно описывает Сартр в своих рассуждениях о еврейском вопросе) и сильно нервничают, когда их насильно вытаскивают на сцену и делают фигурами на сцене традиционного мифологического театра (замученные от евреев христианские либо мусульманские младенцы и прочее)".
Вечером ходил дышать воздухом, стараюсь по возможности двигаться, но жизнь такая пустая! Завтра надо начинать читать работу к семинару.
4 сентября, пятница. Не вставая с постели, принялся за девятый номер, за главу из книги, которую Вл. Новиков написал о Блоке. Та же тема: жизнь как театр. Пока очень и очень нравится. Я все-таки всегда симпатизировал Вл. Ивановичу, В. С. говорила, что он сыграл определенную роль в моей жизни, когда в дни путча вытащил меня с дачи и заставил выступить на митинге в институте 1-го сентября. А жизнь развела! Это было одно из первых больших моих публичных выступлений. Помню также, что надо бы еще прочесть и главы о Леонове Захара Прилепина.
После завтрака быстренько прочел небольшую книжечку Маргариты Сосницкой - "Притчи". Она окончила Лит, и есть в книге фотография - молодая женщина в солнечных роскошных очках - не узнал. Милые, неплохо написанные сказки и нравоучительные рассказы. Первый: как споили в городе замечательного молодого мастера-умельца. Последний рассказ - о живом зеркале и судьбе поэта. Это, конечно, и своя тема, и своеобразный жанр, правда, многое по посылу, как литература, - вторично.
И вот еще один дамский сборничек с конкурса. Это "ДРУГИЕ рассказы" Маргариты Озеровой". Начинается все с Фей и Алхимиков, возвышенного дамского всхлипа, который мы обычно отбраковываем на вступительном конкурсе в институт. Все, естественно, о любви, о ее загадках, но в таком невероятно красивом обрамлении, что начинает напоминать дешевый провинциальный торт с контрастными розами из маргарина. Правда, почти в самом конце сборничка что-то появляется, некий рассказ сначала о дружбе, а потом духовном соперничестве двух девочек, ставших молодыми женщинами. Здесь тоже есть занятное обрамление, но уже буржуазного толка, есть Париж, машина, у которой сорвано боковое зеркальце, но есть и пластмассовая дешевая сумка и подкрашенные волосы. Бедность из дамского романа, но все же щемит. Хотелось бы и поцитировать, но, предвидя, что опытное перо может сотворить с отдельными фразами и картинками сборника, воздерживаюсь. Идательство "Вагриус" предусмотрительно пригрозило. "Запрещается полное или частичное использование и воспроизведение текста в любых формах без письменного разрешения правовладельца". Правда, на последней обложке есть сведения об авторе, почти совпадающие с тем его обликом, который я нарисовал себе при чтении. Ресницы, кудряшки, карие глазки и красиво очерченный рот. По американской традиции хорошие зубы. "Это вторая книга Маргариты Озеровой - журналиста, писателя и главного редактора "Эгоист generation"". Кстати, каким-то занятным дизайнерским способом последняя обложка вдруг превращается в рекламную листовку журнала. Это - "журнал для тех, кто себя любит". Можно подумать, что 5 тысяч экземпляров тиража будут раздаваться спонсорам и передовым читателям журнала. Умиляет, конечно, такая поразительная вера в собственную литературную одаренность у главного редактора - сразу на международный литературный конкурс.
Вручение премий Москвы в этот раз прошло несколько быстрее и без традиционного фуршета: дали только по бокалу прекрасного шампанского. По вкусу это было такое же шампанское, которое в Кремле давали на вручении орденов, я узнал его вкус. Само отсутствие фуршета, не очень дорогого, которым всегда потчевали лауреатов, делая этот день для них запоминающимся и давая возможность перезнакомиться между собой, мне показалось несколько наигранным: дескать, кризис. Это такое же лицемерие, когда где-то на зарубежном правительственном саммите вместо морепродуктов подают курицу, а пресса об этом с воодушевлением трубит. Но в принципе все прошло удачно, мэр, которого я в этом зале слушаю уже второй десяток раз, не повторился. На сей раз он говорил о социальных обязательствах перед пенсионерами. Неработающим пенсионерам к пенсии московский бюджет добавляет еще 150 %, но с нового года вроде бы собираются, несмотря на кризис, размер дотации довести до 200%. Это очень существенно. Надо отдать должное, эта социальная инициатива выросла в том числе и из обостренного чувства советского человека у Лужкова. Это я пишу на внутреннем фоне только что переданных по радио сообщений о доходах нашего мэра за прошедший год. Декларацию он подал в связи с выборами в Городскую думу. У Лужкова, коли я вообще интересуюсь собственностью и богатыми людьми, - 7 миллионов рублей дохода и в собственности одна четверть квартиры, четыре участка земли в Калужской, не Московской области, и, кажется, старая "Волга". В связи с выборами на церемонии присутствовал и Женя Бунимович, и спикер Платонов. В своем докладе Лужков немножко говорил о кризисе, в том числе рассказал, из каких двух понятий состоит китайский иероглиф "кризис": опасность и возможность.
Главное и, может быть, для меня самое важное: поговорил с Людмилой Ивановной относительно издания моих книг. И, кажется, на время успокоился.
Весь этот день был без машины, ездил в метро, в том числе и на станцию "Кунцевская". Возвращался на автобусе до Киевского вокзала: как же мощно Москва разрослась, как много в ней красивых людей! Но как трудно в рамках одного города увязать все интересы и снабдить всех норой, подстилкой и миской с едой.
5 сентября, суббота. Уехали той же компанией на дачу в час дня. До этого выспался, нажарил кабачков с собственными, с огорода, помидорами. Аврал пришлось объявлять, потому что помидоры начали портиться. Утром довольно много читал. Еще позавчера начал смотреть главы из новой повести Саши Осинкиной, она потихоньку становится лидером семинара. О ней напишу попозже, когда все дочитаю и обмозгую. Пока наслаждаюсь своим чувством любознательности и любопытства. Несколько дней назад я поцитировал что-то в дневнике из художественной прозы по статье Станислава Куняева. Потом решил, что надо бы посмотреть первооснову этого цитирования, и взял в институтской библиотеке 10-й номер за 2003 год с повестью Маргариты Волиной "Бродячие артисты". Ну, чего можно ожидать от прозы артистки! Заинтересовало, конечно, что артистка - выпускница нашего института. Почти сразу, когда сел читать, обомлел.
Куняев писал, что в повести сильна компонента документальности. Одни герои - вокруг артистки крутятся все "наши", все родная московская богема - выступают под своими именами: Леонид Мартынов, Ярослав Смеляков, Илья Эренбург, Александр Фадеев, Борис Тенин. Другие - это знаменитый актер и режиссер Дикий под псевдонимом Лихой, прозрачным, как кисея. Под псевдонимами укрыты другие наши "светила" - звезда кино Марина Ладынина, в будущем народный артист СССР Георгий Менглет. Так вот, эта поразительная документальность и цепкость памяти делает сочинение Маргариты Волиной поразительным документом.
Пишу с полной ответственностью, потому что сам принадлежу к этому времени и многое помню. В отдельных мелочах могу сомневаться, но есть вещи, меня поразившие. Если говорить о быте и правде времени, то здесь и точный портрет Смелякова в пору окончания войны, и портрет Межирова, для меня очень неожиданный. Здесь Красная площадь 9 мая сорок пятого, в День Победы. Из всех "картинок", которые я читал об этом, у Волиной живее и патетичнее. Но здесь же и поразительные сцены военной и послевоенной жизни. Я выписываю лишь то, что более или менее для меня актуально, что поворачивает мое представление о времени.
В день окончания войны в одной из центральных московских гостиниц "Европа" идет пьянка. Здесь и иностранцы, и русские, и даже горничная с этажа. Ее фразочки становятся основой в "картинке":
"- А я вам поновей скажу! - с неожиданной злобой выпалила коридорная. - Вы немцев, где не видели, там убивали! А наших сколько легло? Я со своим мужем месяца не прожила... И где зарыт он, ни одна собака не знает...
Глаза Уклейкова налились слезами.
- И бабушку, и всех моих в Киеве... тоже не найти...
- Еще анекдот! Почему у нас бутылки с горючей смесью на вооружении числились? А потому, что стеклотару на пункт сдать не успели!
- Мы победили высочайшим мужеством и высочайшей техникой! - крикнул капитан. - А если у тебя муж погиб, я не виноват!
- "Майн либер Гитлер"! - вот какие слова шестнадцатого октября заучивали командированные, что в "Европе" застряли. Все унитазы засорили партийными билетами! Рвали и спускали! А обложечки картонные застревали! А на улице Немировича-Данченко? Еще анекдот! Артисты, лауреаты сталинские, классиков марксизма-ленинизма из окон выкидывали! Во дворе так штабелями и легли!
- Заткни пасть! - крикнул капитан. - Заткни, Манька!"
Этот маленький эпизод очень корреспондируется с поразившим меня когда-то рассказом моего покойного отца. Он вспоминал, как в конце октября на шоссе Энтузиастов он вместе с работниками военной прокуратуры с револьверами в руках стоял, чтобы как-то сдерживать и контролировать поток машин, на которых драпала из Москвы наша сиятельная номенклатура. Эти господа, по рассказам отца, забивая служебные машины не детьми и людьми, которых необходимо было вывезти из города, а своим мелким вонючим барахлом. По рассказам отца среди таких машин была и машина с барахлом и прислугой Берии.
Вторая картина посвящена войскам генерала и предателя Власова. Здесь я невольно вспоминаю ту борьбу, которая наша либеральная интеллигенция предпринимала, чтобы обелить это имя. Но, видимо, обелить его трудно, ибо есть другая, народная оценка, которая лежит у нас в инстинкте и памяти.
"Держась в районе вокзала, я увидела на путях два бесконечных состава. В одном везли раненых в госпитали, в другом власовцев в лагеря. В Курске эти составы встретились и задержались - линии в обоих направлениях были повреждены.
Раненых строем начали водить на привокзальную площадь в уборную. Загаженный вокруг и около, чудом не разбомбленный "объект" был невелик, раненых - тьма-тьмущая. Шествие их продолжалось долго, и запертые в вагонах власовцы начали колотить в двери, прилипать к решеткам окон, вопить, умолять, требовать, чтобы им тоже дали возможность оправится по-человечески, а не валить под себя.
Конвой сжалился. Двери теплушек раздраили, власовцы и прочий сброд высыпал из вагонов. И сейчас же на пути их следования возникли стены из увечных тел. Ненависть цементировала этот живой коридор.
"Власовцы - хуже немцев зверье!" - "Дать бы по ним очередь, чтобы не встали!" - "Мы без рук, без ног, а они морду нажрали на гитлеровских харчах!" - "По нужде сволочей ведут? А их бы в дерьме топить!" - "Щира Украина! За сколько карбованцев советскую власть продал?"
Словно не слыша издевок и проклятий, власовцы - чубатые, мордатые, все в немецкой "зелени" - шагали молча, их здоровенные кулаки были заведены за спину".
Внезапно героиня видит среди строя власовцев знакомого человека.
"- Золотая артистка! - раздалось вслед за "сестрицей". Отодвинув гипсовые руки, вылезла из "увечной стены" в коридор и побежала за тяжелой спиной в стеганке.
- Макарыч!... Макарыч!... - кричала я. Макарыч оглянулся.
- Не виноват! Светлым образом матушки твоей клянусь - не виноват!
- Вы видели мою мать? Где? У партизан?
- Не виноват я!
- Все они, гады, не виноваты! - Солдат, прыгая на одной ноге, ткнул Макарыча костылем в спину. Макарыч пошатнулся, толкнул в плечо беззубого, тот упал.
- Бей их, гадов! - завопили раненные. - Бей, чтоб не встали!
Стены коридора сомкнулись, и все смешалось. Костыли молотили по коленкам, гипсовые руки растрескивались на затылках. Власовцев сбивали с ног, топтали. Поверженные матерились, огрызались, вопили...
Конвойные начали стрелять в воздух. Хрипы, стоны, яростный мат - не утихали".
Теперь, собственно, еще один эпизод, уже относящийся к "творческой деятельности". Актриса и будущая студентка Литинститута мастерит драматическую композицию из "Молодой гвардии" Фадеева. Это материал для драматического коллажа, который будет разыгран на сцене. Какая жалость, что эти строчки не попали мне в руки, когда я весною писал предисловие к роману. Если будет возможность, обязательно вставлю этот фрагмент в материал, который Максим Лаврентьев обещает напечатать в "Литературной учебе".
"... Я взяла ножницы и не клей, а иголку и белые нитки. Листы своих сочинений и монтажи из чужих я не склеиваю, а сшиваю белыми нитками.
Что можно выкроить и сшить из "Молодой гвардии"? То Гоголем пахнет, то Львом Толстым, то... Лидией Чарской, а то... газетой. "Разгром" и "Последний из удэге" (начатый и неоконченный) по своим литературным достоинствам несравненно выше "Молодой гвардии".
Это все, несомненно, однако прочитав роман в первый раз, я была потрясена. Я злилась на Фадеева за "руки матери", о которых слагает стихотворение в прозе Олег Кошевой. Меня возмущал предсмертный монолог Олега. Мальчика автор поставил в позу оратора. И где? В фашистском застенке!
Но, дойдя до перечисления имен замученных и растерзанных, я плакала. Олегу было шестнадцать лет. Как он руководил подпольной организацией, я не представляла. И по роману этого представить нельзя. Я думала, что убили не отважного руководителя, несгибаемого подпольщика, а ребенка-заику. И это было страшно. Но, вообще-то, конечно, Фадеев с ужасами перехватил.
"... Опасаясь, что не все погибнут в шурфе, куда одновременно сбросили несколько десятков тел, немцы спустили на них две вагонетки. Но стон из шахты слышен был на протяжении нескольких суток..." Но смерть нескольких десятков ребят, школьников седьмых-десятых классов, - это не вымысел.
...Напыщенный слог. Чрезвычайно длинные периоды. Пока Уля Громова лилию сорвет, она полчаса декламирует. Обойдемся без лилий! А сразу! С разгона! "Девушка бежала по выжженной степи..."
Ножницы заработали, белые нитки сшивали то, что им следовало сшивать".
Из чего же состоит литература?
6 сентября, воскресенье. Вчера вечером плохо себя чувствовал, но выпил "Терафлю", попарился немножко в бане, а главное, отоспался и утром уже делал зарядку. Как ни странно, собрал в теплице еще полведра огурцов, которые, возможно, превращу в малосольные; погода не солнечная, но теплая. Мне иногда кажется, что нет смысла сидеть на своих дневниках и ждать, когда их напечатаю год за годом. Возможен такой вариант - "Маркиз" и дневник этого года, когда я роман, собственно, и дописал. Год, кажется, получится сильный и содержательный по событиям. Кстати, для книги название "Россия в 2005 году" совершенно не годится. Особенно рядом с дневниками. Может быть, что-нибудь коммерческое вроде: "Маркиз Астольф де Кюстин: "Алло, Москва!" Переложение на отечественный Сергея Есина"
Возможен и вариант "Астольф де Кюстин. "Алло, маркиз!" А так: "Алло, 2005-й"?
Начав впадать в небольшую панику после первых чтений на конкурс "Москва-Пенне", я вдруг взял книгу Ярослава Шипова, и такой чистотой, такой подлинностью на меня дохнуло, что я просто поразился. Я предполагал, что Шипов, которого я прекрасно помню по доперестроечным временам, пишет по-русски и пишет неплохо. Но ожидал ли я от него такой истинности и душевности? Книжка называется "Райские хутора" и состоит, собственно, из небольших рассказов: и случаи из жизни, и житейские истории, и послевоенное детство. Я опять удивляюсь, я ведь свидетель всего этого и войну мог бы помнить получше, ибо старше Ярослава на семь лет. Вот она, истинная наблюдательность, и вот он, истинный талант. А не просто ли грамотный человек и внимательный наблюдатель я сам?
Когда ехали домой, то "Бизнес-ФМ", постоянно включенное у меня в машине, так называемое "Деловое радио", несколько раз повторило информацию об имущественной декларации Ю. М. Лужкова. Не могу мимо этого пройти еще и потому, что только что его видел и написал об этой встрече. Оказалось, у Лужкова существует две декларации. Одну он подавал три месяца назад, когда президент начал бороться с коррупцией в высших эшелонах власти, а другую только что, когда это потребовалось для включения его в список на выборы в Мосгордуму. Между этими двумя декларациями разница оказалась существенной. Дополнительно возникли чуть ли не 12 банковских счетов, на которых до 30 миллионов рублей, четыре земельных участка в Калужской области общей площадью в 1 миллион квадратных метров, жилой дом и какие-то акции. Выступающие по радио иронизировали, что, возможно, все это нашему мэру завещал кто-то из родственников.
7 сентября, понедельник. Спал довольно долго и лег не очень поздно, но все равно настроение сонное - наступает осень. Но, впрочем, температура сегодня за окном около двадцати градусов, и обещают опять несколько дней тепла. Встал через силу и сразу вспомнил, что надо солить огурцы и перетирать помидоры на аджику. Каждый год я делаю такой аджики -- помидоры и чеснок с солью -- три трехлитровых банки, но в этом сделаю, наверное, только две. После того как большой холодильник я отдал Вите, надо экономить в холодильнике маленьком место. Во время утренних хозяйственных работ все время слушал "Эхо Москвы". Сегодня "Эхо" радовало небольшим комментарием Бастрыкина об аварии на Саяно-Шушенской ГЭС и родным голосом Евгения Киселева.
Прав был "наш новый Гоголь" Михаил Жванецкий, что каждый имеет то, возле чего и живет: Киселев очень интересно говорил об одном из героев прошлого режима Науме Эйтингоне- генерале и организаторе убийства Троцкого. Среди прочего было сказано, что все работники ГБ еврейской национальности перед войной сменили свои имена и отчества на русские, - почти цитирую, -- чтобы не привлекать дополнительного внимания осведомителей из бывших дворян и начавших сотрудничать с новой властью белых офицеров, среди которых традиционно был распространен антисемитизм.
Все это пишу для того, чтобы сообщить маленькую детальку. Прокуратура не так уж охотно реабилитировала всех, а пользовалась законом о реабилитации, который запрещал это делать, если человек совершил преступное деяние, противоречащее Конституции. Убийцы и отравители даже по политическим мотивам в категорию оправданных не попадали.
Наш герой подавал документы на реабилитацию несколько раз, но только когда пришел Ельцин, так сказать, насупротив советской власти, прокуратура это сделала.
Что касается изложения интервью Бастрыкина о ГЭС, то речь шла о том, что компания не совершала необходимых профилактических ремонтов и не соблюдала правил безопасности. Прибыль вершит всем.
Был Витя. Собственно, он приехал в Москву по предварительной договоренности с моим соседом Жуганом, чтобы поработать у него до весны шофером и что-то заработать. У них в Перми, в деревне, несмотря на предприимчивость Витька, работы никакой. Привез мне две банки меда, которые они с Леной купили мне в подарок. Мне его жалко, но селить у себя я его на сей раз не буду, это связано с двумя обстоятельствами: во-первых, пусть немного поживет в иных, нежели у меня, полутепличных условиях, конечно, он и у меня кое-что делал, но ведь просыпался после часу дня, а иногда и после двух. Во-вторых, мне жалко и себя, я все принимаю близко к сердцу, страдаю, начинаю заниматься чужими проблемами и т. д. Буду пока жить один, так, кстати, и свободнее, и дешевле.
С Витей довольно долго и хорошо поговорили, сварили вместе с ним суп из банки консервированной горбуши, поели. Живет он на квартире, куда устроил его Игорь, кажется, пока не платит. Вика в деревне уже ходит в детский сад, Лена пока не работает, да и негде.
8 сентября, вторник. Наконец-то я услышал то, что и хотел услышать. Как надо доверять своей интуиции, а не дрожать, трусить, бояться высказаться. Итак, по радио сегодня объявили еще один диагноз Саяно-Шушенской ГЭС. На этот раз провидцем оказался Сергей Вадимович Степашин. Еще два года назад Счетная палата сообщила правительству и послала соответствующие бумаги в прокуратуру, что оборудование Саяно-Шушенской ГЭС изношено на 85%. В ответ Степашин получил, кажется из правительства, бумагу о том, что Саяно-Шушенская ГЭС - это акционерное предприятие, так вот пусть акционеры по этому поводу и думают. К этой информации у меня и собственные размышления. Акционеры, так ловко и быстро захватившие бывшую всесоюзную стройку, думали только о доходах. Настоящая жизнь мерцала им из-за рубежа. Люди правительства обладают своеобразным менталитетом: пограбить и смыться!
На семинаре, как и всегда, отбивал талантливую часть, которая много и ярко работает, от той его части, которая очень хорошо знает правила и примеры, но пишет слабее. Саша Осинкина представила на обсуждение десяток глав новой повести. Здесь еще не очень ясен общий сюжет, но отдельные фрагменты наполнены своеобразной и хорошо прописанной жизнью. Не очень прописано одно: столичная это окраина или глубокая провинция. Действие: школа с неким учителем-нимфоманом, две сестренки, занимающиеся колдовством и волхвованием, соседские судьбы, мальчики, в которых эти сестрички влюблены. Все это, безусловно, подлинно, но не всегда отчетливо. По всем этим мелочам и шел разговор.
В начале семинара я довольно много говорил об интуиции писателя и о необходимости новизны в его взглядах на мир.
9 сентября, среда. Днем покрутился немножко, пару часов, в институте. Писал ли я, что вместо очень милой и прагматичной Лизы - у нее все и всегда, пожалуйста, Сергей Николаевич - взяли другую девушку, Ксению. Милое, хрупкое и обаятельное существо. Ксения не принадлежит к той группе образованных девушек, которые лидируют в академических знаниях, в оценках, общественной работе, полагая, что они главные и основные. Естественно, есть преподаватели, которые поддерживают эту своеобразную генерацию. В этом смысле очень показательна защита двух наших драматургинь, о которых я писал весной. Ну и что же, одна из них, просто из-за моей с А. М. Турковым доброты, в этом году окончила институт, уже работает в деканате, потом поступит в аспирантуру, потом станет поддерживать умных и аккуратных девушек.
Кроме этих уже отмеченных русской литературой свойств, подобные девушки обладают еще и редкой настойчивостью и пробивной силой. Ну да ладно, маленькая, как птичка, Ксения мила, самоотверженна и очень исполнительна. Главное, она откровенна. Мне с ней легко, по крайней мере, мои цитаты она печатает, а просьбы выполняет мгновенно.
В среду, кстати, Вл. Ефим. уже повесил мою выставку фотографий. Сделал это быстро, но, как всегда, без вкуса и воображения. Я разозлился.
В три часа пошел в минкульт на экспертный совет. Мне нравится, что совет все больше и больше настраивается на объективность. Но вот что интересно: как мало заботятся о себе люди, которые что-то по-настоящему стоvят в искусстве. Я и Масленников буквально взбеленились, когда увидели, что знаменитого режиссера Глеба Панфилова представили на "Дружбу". После определенных баталий все же сумели перевести в список, где значатся претенденты на орден "За заслуги перед Отечеством". По мелочи кое-что потрясли в народных и заслуженных артистах и очень сильно, буквально на две трети, вычистили "Заслуженных деятелей искусств". При награждении этим званием возникает сложная ситуация. Все неопределенно, и начинает казаться, что сюда можно подогнать любую персону. Но: деятель не одного искусства, а искусств. Не администрирование искусством, а участие в самом процессе, так сказать, на передней линии огня.
После комиссии от министерства до Бронной шел вместе с Юрием Мефодиевичем Соломиным. У нас много совпадений во взглядах на театр и на жизнь. В начале октября в театре начинается сезон, предложил походить неделю в театр: "будете сидеть на моем месте". К моему удивлению, он оказался, как и мы все, очень незащищенным от чиновничьего аппарата. Невероятный его авторитет как артиста, невероятная к нему любовь народа - все это для чиновников не имеет никакого значения.
Среди прочего говорили о том, с каким воодушевлением наш молодой зритель слушает в театре классические тексты. По мнению Соломина, для зеленой молодежи подобное - как весенняя трава для животных. У них дефицит простого и ясного слова. У людей старшего поколения другое -- они снова хотят в свою среду. Также говорили о среднем поколении, в том числе и об артистах. Ю. М. вспомнил и своего брата, и Абдулова - они перенапряглись. Им хотелось всего: и работы, и устраивать свою жизнь, и строить дома, и играть в театре, и сниматься в кино, и все с полной отдачей... Жизнь и желания их съели.
Снова заглянул в институт. Те фотографии, которые я принес еще во вторник, уже висят. Команда В. Е. оформила все небрежно, по-деревенски. Фотографии, в основном портреты, сделанные еще в "Кругозоре" сорок лет назад, заняли целую стену. Эту маленькую выставочку я назвал "Моя молодость..."
10 сентября, четверг. С большим трудом поднялся, съел позавчерашнего супа, который в холодильнике, к счастью, не прокис, и поехал в "Терру". В плане - поговорить с Сергеем Кондратовым, все-таки он мой издатель. В метро и в электричке читал.
Утром по радио, со ссылкой на "МК", передали, что на Саяно-Шушенской (за новейшей историей я внимательно слежу) будто бы нашли еще один труп, который, по чьей-то версии, принадлежит террористу. Ранее след террора был категорически опровергнут. Я почти уверен, что слух вброшен, чтобы как-то отвести ответственность от сегодняшних владельцев-акционеров и от дирекции компании. Тут же возникла мысль, как повезло Чубайсу, что он вовремя ушел из энергетики. Ты ушел, но цветы, посаженные тобой, остаются.
В "Российской газете" сегодня небольшое интервью Натальи Дмитриевны Солженицыной. Паша Басинский ее ответственно и верно пасет. Н. Д. рассказывает, что по совету Путина "Архипелаг ГУЛАГ" теперь будет входить в школьные программы, и она готовит усеченное "школьное" издание. Я полагаю, что это не лучший совет, который дал образованию В. В. Путин. А что будет в этой программе еще из советского периода?
Если уж говорить о ГУЛАГе, то по ассоциации с ним я все время думаю о навсегда, видимо, ушедшей советской цивилизации. Она сейчас видится мне замечательным островом. Остров этот ненадолго вплыл из тумана на пути корабля современной цивилизации. Поймет ли когда нынешняя молодежь, как мы жили, в каком внутреннем покое за свою судьбу. Если бы Бог отпустил время, я мог бы, пожалуй, написать эту роскошную утопию ушедшего. Сейчас в моих планах книга о Вале, которую я буду делать постепенно и клочковато. Бросить дневник и написать настоящие мемуары. И еще бы написать роман о трансвестите, по рассказам моего ученика Ярослава.
В "РГ" также еще небольшая заметочка об одной старой истории. О том, как бывший премьер-министр Касьянов по дешевке купил себе какие-то дачи. Я, честно говоря, помнил об этом, но думал, что все как-то заглохло. В подобных случаях Путин гонит своего врага, как гончая.
Доехал быстро, практически за час, даже успел на электричку, которая уходит в 10 с Рижского - две остановки. Сережа бережет время, у него всегда работа, но на этот раз поговорили долго и обстоятельно. Самое главное, я отдал ему рукопись романа, рассказал, что у меня есть еще неизданная книга о крупнейших деятелях искусства - мои газетные очерки, и сказал, что неплохо бы сейчас напечатать "Ленина". Во время разговора все время терлась у моих ног его замечательная собака шарпей, и я сразу вспомнил Долли. Похоже, что его квартира соединяется с рабочим кабинетом. Сережа напоил меня каким-то замечательным чаем. На книжной выставке чай подарил знакомый коллега-японец. Поговорили о прошедшей книжной ярмарке, о начальстве, о читателе, о мэре и его декларации, о его старой машине и прицепе, чтобы вывозить на природу ульи. Сережа рассказал мне об обстановке в отдельных департаментах мэрии. Возле кабинета Ресина пост милиции. Я подумал, что, пресмыкаясь перед начальством, что всегда бывает видно по телевидению, эти начальники второго эшелона устраивают потом дворцовый княжеский этикет у себя в офисах. Сережа дал мне новый экземпляр письма к Л. И. Шевцовой. Посмотрим.
Весь день в промежутках между готовкой борща читал роман Николая Климонтовича "Скверные истории Пети Камнева", кстати, вещь необычная: весь довольно обширный роман помещен в одном номере журнала. Я прочитал это произведение. Хоть как-то идея выруливает только по прочтении всего романа. Современный грустный и интеллигентный Казанова. Старый любитель этой темы Климонтович не был бы Климонтовичем, если бы писал о чем-либо другом. Надо отдать должное, написано очень неплохо, со всеми интеллигентскими онёрами вроде цитат из классиков от Жуковского до Пастернака. Порнографии нигде нет, просто история пустой души и пустоватого наблюдателя прописана через бесконечные влюбленности героя. Но тоже не просто -- за этим и время, искусственно несколько растянутое, и ряд событий: от похорон Сталина до расстрела Белого дома. Умирает герой на пляже где-то в Китае во время туристической поездки. Профессия? Между журналистом и рантье. Естественно, подпущено диссидентство. Тот слой молодой и старой публики, которого, понимая его бессмысленность и пустоутробие, я всегда сторонился. Конечно, все это еще сдобрено интеллигентным пьянством. Здесь Климонтович, как обычный писатель пускает на распыл свою биографию и свои наблюдения. Написано, повторяю, местами не без блеска, много точных наблюдений. Из романа хотелось бы выписать лишь один эпизод, вернее, сентенцию героя. Дело происходит во время так называемой "осады" Белого дома. Герой разглагольствует среди проституток, которым спиртное для подогрева демократических настроений подвозят бандюки. Такую сцену невозможно не "сфотографировать".
"Дело шло к полуночи. Фонари не горели, поскольку в результате революционных дел их больше не было. Но до баррикад доносились отсветы горящих окон Белого дома. Выпивка сближала. Вопреки моим предрассудкам, проститутки оказались просты и доверчивы. Правда, в их глазах была какая-то тусклость, будто их затягивала тонкая пленка. Наверное, это было от непривычки думать. Происходящее они воспринимали вполне определенно: они верили, что если завтра придет свобода, то начнется счастье и справедливость восторжествует. Справедливость они видели в том, чтобы этим козлам надавали по жопе, под козлами они разумели ментов, погонял в погонах. Та, что лежала у Пети в ногах, мурлыкала:
- Скажи, скажи, ведь это хороший дядечка, который речь толкал?
- Такой же комедиант, как они все, - отвечал Петя, - только хитрее. Он сегодня на наших глазах кинул своих подельников. Он был с ними в сговоре, а потом их кинул.
- Зачем так говоришь? - укорила его Мария. - Он хороший дядечка, видный. Седой такой. Правда, девки?
- Угу, хороший, -- подтвердила Марфа, очищая откуда-то взявшуюся у нее воблу.
Над толпой довольно низко барражировал вертолет, изредка включая прожектор. Сильный луч выхватывал из темноты то одну группу бунта?рей, то другую. Скорее всего, кому-то надо было оценить число людей на площади". (Выделение курсивом - это один из приемов Климонтовича, должный подчеркнуть некую интеллектуальность текста.)
11 сентября, пятница. Утром ходил в магазин "Журналист" на проспекте Вернадского, чтобы купить ящик для картотеки и кое-что из канцтоваров. Потом собирал и просматривал нечитанные газеты. Естественно, все официальные статьи пропускаю - меня всегда интересуют только мелочи, здесь труднее обмануться. Их, собственно, я и фиксирую. В "РГ" - в дело столичного председателя по рекламе включились депутаты во главе с Иосифом Кобзоном. Суть дела - Макаров, именно такова фамилия председателя, надавал скидок до 50 процентов на размещение наружной рекламы аж на 131 миллион рублей. Я отчетливо представляю, кому эти скидки были розданы и кто поживился, и даже представляю возможную благодарность, выраженную в разных или необычных формах. Любопытно, что всегда и везде, -- сужу в первую очередь по наградам, которыми занимаюсь в минкульте, - что почти всегда, когда соискатель не дотягивает до планки, обязательно следует или звонок начальству от Кобзона, о чем, как правило, начальство с чувством удовлетворения докладывает, или от Кобзона письмо. У него, кстати, сегодня или на этих днях день рождения - дай Бог ему добрых дней.
Вечером около пяти пришли Володя и Маша, я прихватил их и поехал в театр Гоголя. Там сегодня премьера спектакля по пьесе В. Шукшина "А поутру они проснулись". Пьесу я хорошо помню -- это про утро в вытрезвителе с дюжиной персонажей, каждый из которых рассказывает историю своего пьянства. Сергей Петрович подъехал прямо в театр попозже. Пока я наверху разговаривал с С. И. Яшиным, который был уже готов к приему гостей, -- чашки и печенье у него в кабинете на столе, паровал чайник - внизу компания, кажется, неплохо выпила. Не пил наверняка только один Володя - он сегодня за рулем. С. И. жаловался, что его замучили вводы в спектакль новых актеров. Это неизбежно в начале сезона. Мужчины уходят сниматься в сериалах, молодые женщины беременеют. Собственная работа С. И. - пьеса про сына М. Цветаевой, - стоит.
Спектакль на этот раз поставил Вася Мищенко, актер театра "Современник", с которым я встречался когда-то в гостях у Андрея и Лены Мальгиных. Еще раньше С. И. рассказывал, что это и предложение Васи, и некий его же спонсор, который должен оплатить какие-то расходы по оформлению. Народу было довольно много, по фойе бродили не узнанные мною, но, по словам Иры, завлита, присутствующие VIP`ы. Вася сам оформлял и спектакль, который закончился довольно неожиданно.
Сама идея постановки и как бы новое в ней заключались в том, что социолог, пришедший в камеру вытрезвителя, - это некий ангел (в прологе у него есть и крылья, по примеру тех, что в средневековой польской армии носили за плечами конники). Ангел - ловец душ, который дает всем возможность искупления своего греха через исповедь. В конце спектакля всех как бы отпускают на волю, и тут поворачивается на сцене задник, на котором был изображен городской пейзаж, и появляется икона. Возникает ощущение, что в принципе неплохие люди наконец-то обрели через исповедь свою подлинную правду. Да и какие все они грешники, это жизнь грешна и перед ними в долгу. Безусловное достоинство спектакля -- он в одном действии и идет 1 час. 45 минут.
На банкет, который устраивает Вася и театр, мы не остались, а в 12. 30 с заездом ко мне домой и к С. П. были уже на даче.
Спектакль, конечно, получился. В этом смысле - это победа Мищенко. Пьеса Вас. Шукшина, конечно, простовата по ходам и характерам, но гениальна по подлинности русской жизни и русского сюжета. Я уж не говорю о некоторых абсолютно фантастических, вызывающих восторг у зрителя, репликах. Актеры с наслаждением играют. Есть несколько просто концертных номеров. Скажем, - беспроигрышный урка, которого играет Андрей Зайков, или тракторист в исполнении Олега Донцова. И, конечно, невероятно глубоко сделал свой кусок Олег Гущин. Это даже и не роль, а эпизод, но как полно Гущин его творит, как замечательно работает "на фоне", пока действие идет с другими героями. Как он напивается, пьянеет и демонстрирует спесь среднего советского начальника. Актерская работа, которую можно показывать студентам как учебный образец.
12 сентября, суббота. Еще в четверг позвонила Г. А. Ореханова - о том, что у Т. В. день рождения. Как хотелось бы на нем побывать, но я уже твердо договорился ехать с С. П. на дачу. Теперь вот блаженствую, но сердце, что не выполнил свой долг, подтачивает.
Когда проснулся, погода великолепная, и летом таких дней не было. Единственная трудность - отчего-то болит правая нога, стопа. Я думаю, что это мне ночью свело ногу. А вчера я еще добавил. Когда я заснул, а ребята сели играть в карты, что, кажется, делали до пяти утра, то мне приснился какой-то страшный сон, я кричал, и С. П. прибежал смотреть, не случилось ли что-нибудь со мною. Кажется, мне снились Валя и мама, и то ли я их хотел покинуть, то ли они меня, вот я и закричал. Возможно, тогда же мне еще раз свело ногу.
Провел ревизию участка. Во-первых, прекрасно идет дайкон, который я высадил в конце лета на новую грядку. Вытащил один корень, и он сегодня же пошел в дело. С. П., который сегодня дежурный по кухне, замечательно, натерев на терке, соединил его с укропом. Во-вторых, наконец-то высунулся зеленый лук, который две недели назад посадил на освободившейся грядке. День начался... Последние огурцы в теплице, новые кабачки. Съездили в город за желобом для крыши. Большая и славная баня. Сидел и рисовал дневник, прочел еще одну книгу на конкурс "Пенне".
Это довольно большое сочинение Галины Щербаковой "Яшкины дети". Приманивающая читателя своей неумеренной лестью аннотация книгу, как правило, дискредитирует. "Перед вами -- образец современной русской литературы высочайшего уровня, книга-явление, книга-событие, претендующее на то, чтобы стать современной классикой". Я тут же заглянул, какое же издательство так анонсирует своих авторов и разводит "современную классику"? "Эксмо". У гиганта и преувеличения подобные.
Книга, в общем-то, неплохая, но какова самооценка автора. Кем пишутся подобные аннотации? Только автором. За свою творческую жизнь все аннотации к моим книгам писал я сам, редактор только правил.
"Новая книга Галины Щербаковой - это прямой и откровенный диалог с Чеховым. Его она словно призывает в свидетели нашей современности... Используя названия знаменитых чеховских рассказов, Щербакова каждый из них наполняет новым содержанием и смыслом. Ее "Ванька", "Дама с собачкой", "Душечка", "Смерть чиновника" "Спать хочется" и другие миниатюры -- это истории жизни простых..."
Все вполне справедливо и находка счастливая, рука чувствуется, но без самого Чехова, без ореола литературного мифа, которым окружен каждый рассказ, все это не существует, а лишь демонстрирует бездуховность и жестокость нашей собственной жизни. Тогда зачем?
Уехали с дачи в три, значит, чем-то еще займусь дома.
13 сентября, воскресенье. В писании дневника есть не слабый прием. Когда нет времени, чтобы все подробно записать, то можно внутренне напрячься, сделать мозговое усилие и запомнить в комплексе, без разборки на детали, ситуацию. Ситуация возникнет, когда начнешь вспоминать. Так я иногда в университете ходил сдавать экзамены: всю ночь читаешь, данные учебника касаются лишь поверхностного сознания, а потом, сохраняя в себе состояние прочитанного, идешь на экзамен. Все заканчивается, рассыпается, когда выходишь из аудитории. Память высвобождается для новой порции информации.
Сейчас заполняю отдельные лакуны в дневнике, оставленные, когда не мог полно писать о Италии. Еще там я пометил эпизоды и уже решил, какие книги я посмотрю в Москве. Каким-то образом я все это удержал в памяти. Сейчас сижу над пометками в компьютере и вспоминаю детали. Отчасти пользуюсь и дополнительными материалами, потому что хочу придать итальянским впечатлениям литературный оттенок.
Всем этим занимался с утра и почти до самого отъезда. Покопался еще у себя на чердаке в архиве и откопал уже целую выставку моих вьетнамских фотографий. Они так долго у меня хранятся, что пора и с ними что-то сделать. Где-то ведь есть еще и вьетнамские мои газетные репортажи в "Московском комсомольце". Может быть, соединить? Пока план - еще одну выставку "Моя молодость" открыть в институте, другой ее край.
Весь день отчего-то и без видимых для меня причин хромаю. Начал опять фантазировать. Очень боюсь остаться при нашей медицине один на один с болезнью. Но ведь и уход из жизни неизбежен, но, дай Бог, чтобы он случился внезапно и по возможности, чтобы не беспокоить и не тревожить посторонних людей, а близких-то, на которых можно было бы возложить заботу, пожалуй, и нет. Я все-таки думаю, что той ночью, когда я кричал или за ночь или две до этого, у меня очень сильно -- смутно я что-то припоминаю, свело ногу, и от этого повредились связки на правой ноге. Теперь хромаю и хожу медленно. В принципе, готов к старческим потерям.
14 сентября, понедельник. Утром делал шарлотку, добил аджику из помидоров и чеснока, возился по кухне. Созвонился с Витей Перегудовым, так как мне надо отнести в мэрию бумагу, чтобы там мне выделили экземпляры моей книги "Далекое как близкое. Дневник ректора". С этой книгой какая-то напасть, она почти не попала, в отличие от предыдущего тома, в свободную продажу, а распространялась по школам и библиотекам. Не очень это, правда, школьное чтение. Тарасов подписал мне письмо, попытаемся хотя бы два десятка экземпляров отбить из запасов издательства и мэрии.
Весь день планировал заняться перебиранием бумаг и необходимыми телефонными звонками. Собирался весь день просидеть дома и только к пяти ехать в институт, поставить во дворе машину и к семи пойти в театр Маяковского. Сегодня празднуется день рождения Сергея Арцибашева. Я его люблю и как замечательного актера, и как талантливого режиссера. Внезапно раздался телефонный звонок: Маша от Виктора Ерофеева. Смогу ли я сегодня в пять быть на "Свободе"? Я сначала спросил, кто еще будет на эфире, и оказалось, что приедет знаменитый музыкальный критик Артемий Троицкий. С ним я уже был знаком и поэтому согласился. А перед этим задал просто коварный вопрос: а кто не пришел? Естественно, получил своеобразную фамилию не нашего языкового развода. У парня заболел кто-то из близких, родня. Тема передачи - гражданское общество. Сразу же в голове забрезжили слова Цветаевой - "чтобы была жизнь, а не ярем". Чего-нибудь скажем.
О самой передаче чего писать? Текст наверняка вывесят на сайте в Интернете. Кое-что я говорил, о политической воле и о двух мирах, в которых заставляют жить страну: в мире реальностей, где рушатся электростанции, и в благополучном мире телевизионной благости. Что на этот раз поразило, вернее, на что я впервые обратил внимание? В гостевой комнате на стенах висит чуть ли не десяток карикатур Бориса Ефимова на американские средства массовой информации и, в частности, на радиостанцию "Свобода". Все не без таланта, но немудрено. Во-первых, приятна, конечно, такая самоирония, а во-вторых, поразила небрезгливость, с которой брат Михаила Кольцова брался за подобные политические заказы.
Нога, когда вернулся в институт, все же сильно болела, времени до начала спектакля оставалось мало, и я изменил первоначальному плану: поехал на машине. Поставил почти напротив театра на Малой Бронной, и уж оттуда поковылял. Возле театра им. Маяковского, как и обычно, в этот день играл духовой оркестр. Мне каждый раз нравится, с каким энтузиазмом Сергей Арцибашев празднует свой день рождения. И оркестр, и созывает гостей, и тут же подарок от именинника гостям - каждый раз новый спектакль.
Н
а этот раз это был "Пастух", спектакль, сделанный по пьесе Андрея Максимова еще в 1998 году в "Театре на Покровке". Всего два действующих лица -- Ленин и некто Она: и Инесса Арманд, и Крупская, и гимназистка в Симбирске. Переставляльщики мебели названы в пьесе "грузинскими товарищами". Максимов на моей памяти уже расправился с де Садом. Теперь вот Ленин и до смерти, наверное, хочется походить в сапогах И. В. Сталина. Арцибашев играет, как, впрочем, почти всегда, с невероятной страстностью. Образ он здесь лепит редчайший. Но это свидетельствует и о некоторой всеядности актерской профессии. Вполне понятен Максимов с его антисоветизмом, который, по замечательному соображению Вл. Меньшова, почти всегда есть синоним русофобии. Я почему-то вижу этого телеведу?щего в детском пионерском галстуке, потом с комсомольским значком на груди. Что он быстро выстроился и перестроился, вполне понятно, но все же он ведь что-то отвечал на уроке истории в школе и писал школьные сочинения с цитатами и упоминанием. Пьеса-фарс, в которой Ленин - только скрытый честолюбец и садист! Пастух всего человечества.
Максимов, по моде времени и литературы, все ищет душу. Наблюдая за движениями этого честолюбивого литератора, рвущегося в русскую элиту, я давно уже заметил: для него всегда нужно что-то размять и растерзать. Сад ли это, Ленин ли. На собственном масле у этого персонажа мельница не крутится. Сам же Арцибашев - из редкой породы волшебников.
На капустник и пирование не остался, доковылял до машины, которую, к удивлению, нашел на своем месте.
15 сентября, вторник. Естественно, не выспался, встал слишком рано. План у меня такой: до института на машине, а потом уже пешком до Моссовета. Рассчитываю, что идти придется, из-за бессонной ночи и больной ноги, дольше, чем обычно. Пришел вовремя, поднялся на пятый "правительственный" этаж. Здесь я когда-то уже был. Широкие мраморные лестницы, много света, огромные коридоры, просто в царских апартаментах живет городская власть. Витя, которого я раньше держал просто за хорошего и умного писателя, да еще и товарища по астме, теперь уже сделался большим начальником, таким большим, что даже может заходить к мэру. Он, как и я его, - мой читатель. О его рассказах, которые печатались в "Российском колоколе", я писал в дневнике раньше. К счастью, я взял две свои новые книги и том второй части "Дневников". Начальству кланяюсь подарком, но и оно мне подарило свою книжку. Минут десять разговаривали о разном, в основном о литературных делах, а потом Виктор познакомил меня и с Новиковым. Нужны бы инициалы, но не помню. Это еще больший начальник, и он тоже оказался моим читателем, по крайней мере, знает мои дневники и интересы. Иногда очень увлекательно говорить с крупными людьми именно потому, что они еще и очень осведомлены.
Еще один вывод из визита в мэрию. Возможно, московская политика могла быть, в первую очередь это касается пенсионеров, и менее социально направлена, если бы в аппарате не были собраны социально заостренные люди. Сам Новиков - человек, безусловно, ясный и приобщенный к большой культуре, рассказал интересный момент, связанный со знаменитым эпизодом, когда Марк Анатольевич Захаров сжег свой партбилет в пепельнице. Кто уж завел об этом разговор, не помню. Оказалось, что партийный билет, по определению, ни сжечь, ни намочить, чтобы размыть текст, просто нельзя. Он сделан из особой бумаги, которая при горении сначала должна плавиться. Наверное, разговор возник из моих впечатлений от вчерашнего спектакля С. Арцибашева. Тут же было приведено и занятное пояснение директора "Ленкома", защищавшего своего принципала: "Ну, надо было как-то выделиться, отметиться, поставить точку". Какая жалость, что я этого не знал, когда в самом начале перестройки, почти сразу же или, по крайней мере, вскоре после этого демократического аутодафе, встретился с Марком Анатольевичем в особняке МИДа на каком-то приеме. Мы ели казенные деликатесы прямо за столом друг напротив друга. Вот бы здесь спросить о плавкости или горючести бумаги!
Впервые у меня возник некоторый конфликт с семинаром. Виноват в ней, наверное, я сам, потому что не объявил условий игры. Дело в том, что Ю.С. Апенченко отказался еще весною поставить аттестацию Е.Я. Астафьевой, своей студентке. Девочка не очень здоровая, с аллергией, мало к нему ходила, болела. Она внучка М.О. Чудаковой. Я посмотрел ее текст и, зная, что я и зайца научу писать, взял к себе. По традиции, когда я беру к себе кого-то из новеньких, я новенького обсуждаю на семинаре. Очерки Жени при первом чтении мне показались довольно удачными. Но в них были и описки, и другие мелочи, на которые я сам редко обращаю внимание. Но имелось интересное зерно: рассказ о семье самой Жени, в судьбе которой намешано много кровей, были и записи устных рассказов бабки, самой Мариэтты Омаровны. Вера Матвеева, уж привыкшая быть звездой разгромной критики, произнесла большую, как оппонент, речь. Дима Иванов, тоже оппонент, сославшись, что заболел, не стал выступать. Я попытался Астафьеву защитить, но у меня это не вполне получилось. Саша Нелюба, большая, как и все, кто не вполне свободно владеет пером, грамотейка, видя, как я защищаю Женю, - но это мой принцип защищать от толпы слабого студента, - мне надерзила. Дескать, я в ее глазах теряю свой авторитет. Вот так, С.Н.! Требуя "работы" и "художественности", наши девочки теряют главное - смысл. К сожалению, ревнители художественности никогда не станут писателями.
К семи часам поехал на заседание клуба Н. И. Рыжкова. На этот раз - в Московской консерватории. А. С. Соколов, покинув министерское кресло, опять занял пост ректора. Такое положение дает ему стереоскопический обзор.
Тема была заявлена так: "Проблема профессионального музыкального образования в свете общеобразовательной реформы". А.С. просто расцвел после того, как перестал быть министром, как мне показалось, даже помолодел. Большое впечатление произвела Консерватория. Здесь я впервые. Эдакая тьма народу и хозяйство, которое можно сравнить, пожалуй, только с университетом. Тема мне была знакома по коллегиям министерства. А. С. выбирал то, что ему лучше известно. И тем не менее в его докладе было много, мне ранее не знакомого. Московская консерватория была открыта на шесть лет позже Петербургской. Если в северной столице профессура - сплошь иностранная: поляки, немцы, то в Московской профессура - русские. Совсем недаром, только окончив консерваторию, Чайковский стал профессором именно в Москве. Обе эти старейшие консерватории, в отличие от иных высших музыкальных заведений, никогда не создавали филиалов. Отсюда и высочайшая ценность дипломов. Дипломы подразумевают высочайшее качество.
О наших трех степенях в музыкальном образовании. Центральная музыкальная школа при Консерватории. Вся система музыкальных школ по стране. О русской школе. Приблизительно такую же систему создал в Лондоне выходец из России Иегуди Менухин. Теперь мы с помощью новшеств пытаемся эту систему разрушить. Кстати, именно в Лондоне, в Королевской Академии изобрели так называемое интегрированное образование. Вот оно-то прекрасно обходит трудности болонских доктрин.
Наши консерватории повторяют структуру университетов -- здесь учатся музыканты и певцы всех основных специальностей. Отсюда -- взаимовлияния в процессе обучения. За границей композиторов и музыковедов готовят в обычных университетах.
Среди прочего. А. С. не только накормил всех замечательным ужином, но и показал Рахманиновский зал, в котором я никогда не был.
16 сентября, среда. Несмотря на ворох дел, все же решил съездить в Дубну. От Москвы это 125 километров. У больного Анатолия, моего двоюродного брата, я не был с лета. Сейчас, уже у себя в Дубне, его подвергают химиотерапии. Поехали втроем: с Валерием, моим племянником, и его женой Наташей. День выбрали не случайно. Шестнадцатого у брата день рождения.
По дороге в машине довольно долго разговаривали. Мой племянник - отставной полковник, по натуре он мудрец, да вдобавок ко всему мудрец информированный. Уйдя на военную пенсию, работает он сейчас в крутом учреждении. Судя по всему, среди сотрудников постоянно идут разговоры на политические, да и технические темы. Я попросил объяснить мне его версию аварии на Саяно-Шушенской ГЭС. Здесь, оказывается, много чрезвычайно любопытных подробностей. Как я понял, многое из Интернета. Технические детали, расположения агрегатов, заслонок и водоводов я не привожу. Схема такая: о вибрации во втором блоке работники станции знали уже чуть ли не несколько недель. Она, видимо, образовалась, когда агрегат поднимали и меняли крепления, но не вычистили шпильки, на которые навинчиваются огромные гайки. Когда ржавчина облетела, возник люфт. Рабочие несколько раз пытались заглушить генератор - здесь технические подробности, не вполне мне понятные, - но каждый раз, когда уменьшалась частота вращения, вибрация резко увеличивалась. Для решения задачи и ревизии, что же происходит с механизмами, надо было приостановить несколько блоков. Но тогда резко уменьшалась выработка энергии, а значит прибыль. У директора или другого начальника, от которого зависело решение, именно в день аварии, 17 августа, праздновался днем рождения. Начальник этот выехал за пределы станции встречать гостей и, следовательно, был недосягаем для быстрого решения. Рабочие решили так: коли до сих пор ничего не случилось, то ничего не случится, если еще один или два дня турбина поработает. Но именно в этот день и произошла авария.
Высота плотины - 200 метров, это означает, что столб воды, давящей на лопасти турбину, обладает невероятной мощностью. Внезапная авария, вырвавшая из шахты агрегат, срезала все приборы и устройства, которые должны были закрыть проемы наверху. Потом с огромным трудом пятеро рабочих закрыли их вручную.
Все это я описываю, наверное, с техническими ошибками и упуская многие другие трагические детали. Например, в месте аварии должно было, по штатному расписанию, находиться 14 человек, но погибло 75.
Часа три сидели у Анатолия, сознание у него по-прежнему ясное и яркое. Жена и дочь говорят, что после химиотерапии ему лучше, но Валера, на руках у которого умирал его отец, мой брат, настроен менее оптимистично. Я как идеалист надеюсь на чудо, но я ведь верю и в то, что В. С. до сих пор со мною, и не удивлюсь, если откроется дверь и она войдет. "Есин, что у нас на ужин?" С Анатолием связана вся моя юность, его хорошо знала и Валя. Меня растрогало, что у Анатолия большое собрание, хотя, конечно, далеко не полное, моих книг. Есть и книга Вали о Лидии Смирновой с, как всегда у нее, искренним и точным автографом: "Книжку эту я не люблю, а вот Светика, - это жена Анатолия, - ласкового и доброго, люблю".
Теперь, даже уже больной, Анатолий прочел мою книгу, сделанную с Марком, и заметил, что мои взгляды несколько изменились. Посидели пару часиков, поели что-то полупарадное и поехали домой. По дороге завезли дочь Анатолия Татьяну, уже тоже бабушку, в местный университет, в котором она работает, и заехали на берег канала. Здесь кончается или начинается канал, а дальше - уже Московское море. Похоже, это именно то самое место, которое было показано в фильме "Волга-Волга". У входа в канал на просторы Московского моря стоит огромная скульптура, собранная из гранитных блоков, - В. И. Ленин. По монументальности она не уступает скульптурам Абу-Симбела в Египте. На другой стороне пролива стояла статуя И. В. Сталина. Ее после ХХ съезда взорвали. Татьяна рассказывала, что сделали это с большим трудом. Сразу же это красивейшее место здешние бомжи и пьяницы облюбовали для своих встреч. Острые на язык обыватели назвали это место "поминальней".
17 сентября, четверг. Сижу дома. Больная нога делает меня инвалидом. Занимаюсь готовкой и пишу дневник, заполняя пропуски. Днем приезжали из Союза книголюбов, надо было подписать документы на награды к 35-летию организации. К счастью, поблизости оказался Ашот, который большой дока в наградных делах. Основным событием дня стало чтение "Литературной газеты". Во-первых, Боря Поюровский изменил привычке своей юности писать невинные статьи о театре, где никого не обижал. Во-вторых, - событием стало невероятное по глубине и резкости интервью Владимира Меньшова. Здесь много мыслей, с которыми я готов согласиться.
О том, что настоящая литература всегда найдет своего читателя (это моя мысль), как они поступают с конкурентами, совершенно справедлива и находит еще одно подтверждение. Также, что для мести еще важнее, чем состав крови, важнее степень талантливости.
"Самое яркое впечатление за последнее время - "Учебник рисования" Максима Кантора, превосходного художника, который и писателем оказался блестящим. Я увидел в нем собеседника - очень умного, глубокого, саркастичного. Его анализ сегодняшней жизни творческой интеллигенции показался мне чрезвычайно точным и очень смешным. Поражен, что эта книга-событие не оказалась ни в коротких, ни в длинных списках многочисленных наших литературных премий. Так по-прежнему распределяют награды по принципу "свой -чужой". Конкурентов сегодня не хают, опасаясь привлечь к ним внимание. Их просто замалчивают".
О том, что в угоде моде не надо стыдливо оставлять своих кумиров только потому, что они кому-то мешают, и говорят так, как думали.
В поэзии моя первая и на всю жизнь любовь - Маяковский, и меня бесит, что его как-то тихо и целенаправленно выдавливают из общепризнанной на сегодняшний день обоймы больших русских поэтов. Туда даже Есенина, без которого русскую поэзию и представить себе невозможно, но не очень охотно включают.
О том, что все, предложенное модой или общим правилом, все равно любить невозможно, и чтобы сохранить свою индивидуальность надо, быть искренним. Или еще раз о Достоевском.
"У Достоевского никогда не мог осилить больше двадцати страниц за раз. Нарастало раздражение от тех самых психологизмов, которые так восхищают в нем читателя, особенно западного. Женщины его кажутся мне персонажами насквозь искусственными. От всех этих "а вот ручку-то я вам и не поцелую", переходящих из романа в роман, я просто на стену готов лезть. Это не мой писатель. Самым любимым автором был и остается Герцен: обширнейший ум, блестящее владение стилем, "бездна", как он любил выражаться, юмора. "Былое и думы" могу перечитывать бесконечно. Рискну заявить - это лучшее, что было написано на русском языке".
Казалось бы, обычный пассаж о самобытном русском пути или о Западе и Востоке. Здесь примечательно имя Петра Чаадаева, но соль приведенного ниже пассажа в последней фразе, где сформулировано то, что ощущали многие. Цитата начинается с риторического вопроса.
"...может быть, Запад растроганно принял наши извинения и раскаяния и распахнул нам свои объятия, и мы оказались приняты в семью цивилизованных народов, сбылись вековые мечты наших Чаадаевых? Да нет, придерживают нас уже двадцать лет в сенях, а мимо, брезгливо поглядывая в нашу сторону, следуют в светлую горницу куда более цивилизованные румыны, болгары и разные прочие албанцы. Еще один урок преподнесла нам новейшая история: антисоветизм был всего лишь эвфемизмом вульгарной русофобии".
Перед такой ясностью и смелостью можно, как говорится, и снять шляпу.
Во второй половине проковылял в банк. Увеличили платы за охрану. Потом поплелся в парикмахерскую. Здесь плата за стрижку увеличилась на 120 рублей. Возвращаясь обратно, поговорил по телефону с Колей Чевычеловым. Он рассказал, как он почувствовал себя воцерковленным. Оказывается, он только что ездил в Ленинград, чтобы приобщиться мощам Ксении Петербуржской. Я еще раз позавидовал людям, обретающим веру. Дальше, уже подходя к дому, встретил своего соседа Бэлзу. По-соседски довольно долго говорили. "Соседушка" - источник многих и чрезвычайно интересных сведений. В частности, он рассказал о похоронах Василия Павловича Аксенова и о речи Евгения Евтушенко. В известной мере эта речь, оказывается, была вызвана романом Аксенова, который сейчас печатается в журнале "Караван истории". Здесь Василий Павлович вывел многих друзей юности под прозрачными псевдонимами.
Еще более интересно великий мой сосед рассказал о мастер-классе, который вел Ван Клиберн. Американский маэстро, приехав в Россию, забыл прихватить орден "Дружбы", которым в прошлый его приезд наградил В. В. Путин. Бэлза напомнил маэстро об ордене. Тот не растерялся и быстро спросил: "А у тебя такой орден есть?" Конец истории: на своем торжественном мастер-классе кумир щеголял с орденом моего соседа.
Еще утром передали: американское правительство решило не размещать противоракетные системы в Польше и Чехии. Много разнообразных комментариев, кто выиграл и кто проиграл. Мне показалось, что выиграл от этого Обама. Он продемонстрировал нормальное течение логической мысли: а на фига? Поздно вечером говорил с Натальей Евгеньевной, моим редактором в "Дрофе". В разговоре возникла рубрика "профессорская проза" и занятная компоновка новой книги - "Кюстин" и "Дневник за 2009 год". Если бы!
18 сентября, пятница. Снился странный сон, будто бы в какой-то гостинице, похожей на наше институтское общежитие, я вижу, что в разных комнатах, двери от которых открыты в общий коридор, пакуют в дорожные мягкие сумки свои вещи Наталья Дмитриевна Солженицына и Александр Исаевич. У меня складывается впечатление, что они между собой не в ладах. Потом Александр Исаевич исчезает, а за ним вдруг засобиралась Наталья Дмитриевна. Я начинаю волноваться, что она уедет, ничего не поев и не позавтракав. Я вроде бы предлагаю ей сходить в магазин и купить хотя бы сыра и молока. К моему удивлению, Наталья Дмитриевна, которая в представлении моего сна гордячка, вдруг соглашается. Я выхожу во двор и вижу автобус, в который садится народ. Я тоже сажусь, в надежде доехать до какого-то места, где начинаются магазины. Мы едем, мелькают какие-то городки, и потом я замечаю, что весь автобус полон гастарбайтеров, и понимаю, что меня увозят в рабство. Тогда я пробираюсь ближе к кабине за какую-то шерстяную занавеску и вижу там полицейского, которому пытаюсь объяснить, что я русский журналист. В ответ на это полицейский протягивает руку, кладет пальцы мне на веки и отчаянно давит, приговаривая: кричи. Тут я просыпаюсь.
По материалистической привычке искать объяснение для снов понимаю, что сон вызван крошечной информацией в газете. Министр Фурсенко издал приказ, которым в список обязательной литературы для изучения в школе включил "Архипелаг ГУЛАГ". Один филолог, В. В. Путин, предложил, посоветовал, другой филолог, Фурсенко - немедленно выполнил. Кто там шагает левой?
Еще пару дней назад прочел книгу Вл. Личутина "Последний колдун". Здесь его первая знаменитая повесть-открытие "Обработано - время свадеб" и собственно повесть "Последний колдун". Отношение у меня ко всему этому сложное: Личутин, конечно, просто волшебник слов, его фраза вибрирует и светится. Но все это одна какая-то фреска, которую Личутин пишет всю жизнь. Не очень-то это и ясно: существуют ли эти люди, этот язык и эти отношения? Но ведь и мир Фолкнера - тоже придуманный мир.
Написал письмо Марку и, как всегда, еду вечером на дачу.
19 сентября, суббота. Хорошо выспался. Весь вчерашний день, несмотря на то что пытался себя занять, был посвящен чувству удивительной неприкаянности. Все в мире было пусто, целей нет, погода ухудшилась, дождит, похолодало. В Интернете вчера прочел, а потом Ашот опустил мне в почтовый ящик еще и заметку из "Коммерсанта": в короткий список "Ясной Поляны" я не попал. Паша Басинский долго объяснял корреспонденту, будто перед кем-то оправдываясь: "сильный список", "трудный выбор". Оставили троих, Василия Голованова - с нон-фикшен об острове Колгуеве, Романа Сенчина с "крестьянством", о современной деревне, и "ретрорассказ с домовыми" Игоря Малышева. С чувством удовлетворения выписываю имена моих хороших знакомых или даже друзей, входящих в жюри: Лев Аннинский, Игорь Золотусский, Валентин Курбатов, Владислав Отрошенко, Павел Басинский. Председательствует непосредственно граф и помещик Влади?мир Толстой, охарактеризованный в качестве "журналиста, эссеиста и директора". Один из них, выпускник Лита Паша Басинский, в своей жизни все же написал роман, о котором мне так своеобразно говорил Юра Поляков. Никто, конечно, ничего не прочел.
Утром на термометре было ноль градусов, потом засияло солнышко. Надо работать и перестать кукситься. Начал с того, что прочел довольно большой материал Кати Писаревой "Во втором составе". Достоинством является, что Катя пытается, хоть и на примере театра, показать судьбу человека во времени, т. е. целую жизнь, и это мне кажется важным. К сожалению, много рассказано, а не показано, язык почти не держит повествования. Катя не знает реальностей театра, настоящей работы режиссера, актеров, даже уборщицы. Но замах энергичен.
За Катиной работой принялся опять за чтение к конкурсу "Пенне". Здесь - Евгений Скоблов. "Сборник неразрешимых задач. Рассказы" - книжка занимательная по многим параметрам. Во-первых, издание осуществлено Хмельницкой областной организацией Всеукраинского творческого союза "Конгресс литераторов Украины". Во-вторых, я не понимаю людей, заявивших ее на конкурс. Они что, ничего не читают? Язык в лучшем случае областной газеты, содержание - между пошлостью и предельной облегченностью. Как так можно писать и как в этом случае на что-то претендовать?
"- Есть ли у вам чернила? - осведомился он у продавца, - желательно, зеленые, плохо смываемые и подешевле?" - Это почти начало рассказа, а последние слова этой цитаты почти конец этого рассказа. Чтобы читатель не мучился, сразу сообщу, что чернила покупателю нужны для того, чтобы залить ими работу молодого конкурента в рабочей карьере. Но какова аранжировка!
"- Подойдите к вон тому стеллажу, - сказала кассир, - там должны быть чернила, всякие. Наверное, есть и зеленые.
Мужчина долго перебирал пузырьки, внимательно разглядывал этикетки. Один раскрутил и понюхал содержимое.
- Нашел, - сказал он, - вот.
Девушка выбила чек и пошутила:
- Уж не яйца ли собираетесь покрасить? (потом спохватилась и покраснела, Пасху справили полтора месяца назад).
- Нет, - очень серьезно ответил мужчина, до него не дошел ни первый, ни второй смысл шутки, - не для того".
Ах-ах, Евгений Маркович Скоблов, рядом с вами Александр Потемкин, опять осчастлививший нас новым романом, - это просто бог. Кстати, роман рекламируется по "Эху Москвы". Вот какие чудеса делают деньги!
В неровном потоке конкурса все же попадаются и книги, доставляющие тебе удовольствие как читателю и вызывающие восхищение как у профессионала. Это ведь правило известное, профессионал готов учиться до самого последнего вздоха. Вот и я иногда думаю, что я-то так не умею, мне подобного текстового изобилия, как Личутину, или такой стилистической утонченности, как у Рябинина, не добиться. Но, с другой стороны, писатель всегда работает только так, как заведен его биологический механизм. Мама с папой водят его рукой, а он сам лишь пытается усовершенствовать, что ему дано. И я не скажу, что кривая этого усовершенствования очень высока. Графом надо родиться.
"Заговор лилипутов", книгу Юрия Рябинина, я начал читать с некоторой настороженностью. Первая повесть - цепь их создает вязь книги - написана, видимо, довольно давно. В предисловии Владимира Максимова, датированном 1994-м годом, присутствует слово "стилизация". Я её, хотя сам постоянно пользуюсь этим приемом, не люблю, впрочем, у меня скорее театральная демонстрация стиля, за тонкой перегородкой которой всегда красуется автор. Здесь нечто другое, полное вживание в эпоху и аромат не только обстановки ушедшего, но и ощущение людей отхлынувших времен. Очень здорово.
Пока прочел две повести: "Исчезнувшее имение" и "Заговор лилипутов". Последняя - провинциальная жизнь конца ХIХ века, купцы, актрисы, гимназисты, кутежи, сопливые революционеры. Точно, неторопливо, подробно и в конечном итоге грустно. Первая - тот же век, но ближе к 12-му году, здесь крестьянско-помещичья точность, пореформенные мужики, бабы, гувернер, все с ароматом "Войны и мира", но барская охота, лес, лесной мужик- молчальник - почти как у Тургенева. Еще некое обрамляющее предание -- имение, утонувшее в болоте, почти мистика. Истоки такой точности, до которой признанный либеральный специалист по стилизации Вл. Сорокин недотягивает, обнажены - МГУ, филолог. У автора все еще впереди - 1964 год рождения.
Под вечер скоростным чтением я одолел еще одну книгу "Любовь фрау Клейст" Ирины Муравьевой. На обложке, кроме сразу же смутившего заявления "высокая проза" два авторитетных мнения: Миша Шишкин и Александр Кабаков. Кабаков пишет: "Ирина Муравьева - самый, по-моему, интересный русский зарубежный прозаик Новейшего времени. Безупречная память, тонкий слух, высокопрофессиональная наблюдательность и дар сострадания - что еще нужно хорошему писателю? Всем этим обладает Муравьева. Бог ей в помощь". Не очень представляю, чтобы, скажем, Тургенев написал что-либо подобное о Льве Толстом и сразу заглядываю в аннотацию. Дальше - больше: "...это не попсовая песенка-одногодка, а виртуозное симфоническое произведение, созданное на века. Это роман-музыка, которую можно слушать многократно, потому что все в ней - наслаждение: великолепный язык, поразительное чувство ритма, полифония мотивов и та правда, которая приподнимает завесу над вечностью". Не слабо. Мне это отчаянно напоминает аннотацию на книгу моего ученика Сережи Самсонова, кажется, и издательство то же - "Эксмо", поэтому заглядываю сначала в выходные данные - редактор М. Туровская. Имя известное, но думаю, что не та, той, знаменитой, уже так много лет. Это моя привычка книгу сначала обнюхать.
На последней странице обложки молодая дама, очень похожая по стати на Симону Синьоре - родилась в Москве, в 1985 году уехала с семьей в Америку, в Бостон, начинала как литературовед.
На первой же, уже рассмотренной мною странице обложке книги есть, как я уже писал, высказывание Мих. Шишкина. Все свои. "Это проза странная. Издатели пытаются ее упихнуть в жанр "женской прозы", а жанр для нее маловат, трещит по швам". Здесь Михаил выдает желаемое за действительное. Или от долгого житья за рубежом оба уже не понимают, что такое русская проза. Это традиционный и обычный постмодернистский роман, где писатель пишет роман, и одновременно существуют страницы этого же романа и жизненный материал, из которого роман пишется. Кроме романа самой фрау Клейст с ее разными любовями: и юной шестнадцатилетней девушки к семнадцатилетнему мальчику, и сорокалетней женщины к шестнадцатилетнему мальчику, и других любовей и замужеств, есть еще большое количество русских мужчин и женщин, живущих в Америке. Все довольно знакомо и привычно. Но все это типичный, облегченный и женский роман. Самое интересное для меня - это, конечно, атмосфера кафедры славистики, естественно, состоящей из так называемых русских эмигрантов, и невероятные скандалы и интриги на этой кафедре. Здесь я, конечно, вспомнил Анатолия Ливри. Я как-то снисходительно относился к его разговорах об этом. Обязательно ему об этом напишу и даже пошлю ему роман Муравьевой.
Вечером по НТВ шла жуткая разоблачительная передача о московской милиции. Как они только отыскивают такой материал? Было даже сказано, кто из каких начальников какую фирму или магазин крышует - туда милиции входить не следует. Оповестили размер взятки на контрафактный товар, стоимостью в один миллион. Если низовая милицейская структура, то хватит и 20 тысяч, если городская - нужно до 100 тысяч, а вот если нагрянула министерская проверка, то надо выкладывать сумму до 500 тысяч. Возможно, это связано с назначением нового главы московской милиции. Его перевели откуда-то из провинции. Как прокомментировало НТВ, именно он был причастен к "устранению семьи губернатора Строева от дальнейшего разграбления Орловской области". Идеальный, как утверждали патриоты, губернатор, бывший спикер Думы, бывший секретарь обкома, во! Как своевременно дочка уступила ему место в Сенате. Теперь сенатор!
20 сентября, воскресенье. Утром, не вставая с постели, как показывает опыт, пока не ввязался в хоззаботы, еще можно что-то сделать для души, принялся читать рассказы Сергея Михеенкова в "Роман-газете". Все-таки молодец Юра Козлов, подваливает, в пику и вопреки "букерам", другую литературу. И немалым для нашего времени тиражом. Пять с половиной тысяч экземпляров. Это не менее интересно, чем рассказы Ярослава Шипова и, конечно, здесь та же неторопливая русская школа. Школа, имеющая в своем основании веру в немеркнущие отечественные ценности. Если об этом так упорно пишут писатели, значит - она существует и еще не выкорчевана до конца. Значит, не перевелись люди, которые свою жизнь и рождение воспринимают, как миссию и службу перед лицом жизни вечной и Бога. Значит, не исчезли те, кого издавна называли праведниками.
Рассказы Михеенкова (он, кстати, окончил ВЛК) более жесткие. В них чаще возникают фигуры военных, сюжетно они точно выстроены. Это читается совсем не в тягость. Здесь другой батяня-комбат, нежели у Расторгуева: комбат привозит гроб сержанта в деревню, к матери. Мужественно и трагично. Впрочем, иногда Михеенкову изменяет вкус, я не думаю, что комбата надо было хоронить во сне на постели убитого сержанта, в доме его матери. Стоит отметить и густой подлинный мужской дух. В собрании много и небольших рассказов. Скорее зарисовок, но написанных писателем. Иногда в них дышит искусственностью - женщина приезжает в Москву, чтобы петь в переходе. Так она зарабатывает, чтобы продолжал учиться сын-студент. Мне, правда, все это близко, потому что Михеенков калужанин, и здесь часто возникают Таруса, Малоярославец и другая калужская география.
Вечером прочел "Российскую газету" за субботу. Александр Терехов все же, наверное, получит за свой "Каменный мост" премию "Большая книга". Я помню, что довольно много народу говорили мне, что читать книгу трудно и скучновато. Не знаю, но помню, что Поляков ее хвалил и лоббировал, он в этом году сопредседатель конкурса. А вот интервью, которое газета взяла у Терехова, необыкновенно интересно. Мне показалось, и сюжет - убийство из ревности, и сама влюбленность двух молодых людей из кремлевского окружения --все это дает возможность писателю развернуться. Я уж не говорю о редком интервью, которое умница Саша дал газете. Я выписываю фрагмент, который касается журналистики: "Журналистика, даже если это расследование, это письмо на туалетной бумаге. Это жизнь охотничьей собаки: свистнули, сбегал и принес. Это способность легко возбуждаться на то, что не возбуждает. А книга - это такая ровная, спокойная, сама по себе возгорающаяся и сама по себе затухающая бытовая одержимость, чем-то похожая на одержимость распространителей посуды "Цептер" и вообще менеджеров по продажам, что ходят с клеенчатыми сумками по офисам и верят, что все миллиардеры начинали именно так".
21 сентября, понедельник. Утром успел поймать по радио сообщение о том, что акционером одной из компаний, в последнее время работавшей на Саяно-Шушенской ГЭС, был нынешний министр энергетики. Успел записать название компании -- "Союзгидроспецстрой". Но вчера, уже перед сном, где-то в эфире поймал заседание госкомиссии в Абакане. Председатель сообщил более экстравагантные данные. Ремонтом на агрегате ГЭС и, кажется, именно на втором, давшем "старт" к остановке всего комплекса, занималась компания, зарегистрированная в Москве. Именно она принадлежала руководителю ГЭС. Председательствующий на госкомиссии зам. премьера Сысоев иронизировал: начальник сам у себя принял работу, сам подписал акт, а главный бухгалтер станции, видимо, она же и главный бухгалтер компании, сама себе и своему начальнику выписала деньги за работу.
Утром не стал восставать, не дочитав начатую вчера небольшую книжку Валерия Хатюшина "Не изменяй себе". Здесь несколько рассказов, повесть и публицистика. Публицистика и ее запал привычны. Практически нового ничего, хотя боевито, часто по делу и пафосно. Но ничто так быстро не стареет, как именно публицистичное начало, остается только "художественное". Лучший пример - "Божественная комедия". Комедия, т. е. "земное" - ушло, божественное - осталось. Прочел также два рассказа: "Дневник солдата" и "Перед уходом"; основное достоинство обоих - искренность и подлинность, все это имеет значение как безусловное свидетельство жизни. Книжка В. Хатюшина издана, как объявлено, "К 60-летию выдающегося писателя современности", а для прозаика подобной зрелости 240 страниц "прозы и публицистики", пожалуй, маловато. Но кое-что серьезное в этой книжке есть. Мысли человека, уже ощущающего дыхание смерти:
"Скажу сразу, выводы эти - печальные, более того - очень и очень печальные. Нет, не потому, что жизнь человеческая трудна, трагична и в основном грустна. В этом-то как раз есть высшая логика. Но потому, дорогой друг, что сам человек оказался мелок и недостоин того предназначения, какое замысливалось для него свыше. Вернее, природа человека, изначально Божественная и прекрасная в своей духовной высоте, в конце концов, выродилась в нечто эгоистичное, тупое, приземленное, в нечто не желающее даже думать о своем предназначении и отказывающееся помнить о высоком происхождении".
С самого утра поехал в институт. Написал достаточно толковый план работы кафедры на 4 месяца, еще раз обнаружив, что даром хлеб не едим. Звонил Юре Козлову, он жалуется, что у "Роман-газеты" из-за кризиса резко снизилась подписка, журнал становится нерентабельным. Но все же попросил почитать "Кюстина", отдельные главы он уже видел, и, возможно, роман можно будет пристроить и в "Роман-газету".
Сегодня так уж получилось, что я не смог пойти на встречу с Зюгановым в Союз. Лариса Георгиевна Баранова-Гонченко передавала: дескать, что же Есин давно не появляется? Зюганов спрашивал персонально. Но внезапно объявили заседание экспертного совета. Зюганов, информированный человек, многое, наверное, мог бы от него услышать.
Вечером был Игорь Пустовалов с Леной, много рассказывали забавного и о театральных, и о московских нравах. Игорь только что приехал с гастролей в Армении. Принимали хорошо.
22 сентября, вторник. Утро началось с трагической ноты: позвонил Юра, сын моего двоюродного брата Анатолия - папа скончался. Я подумал: как хорошо, что я попрощался с братом еще живым. Теперь до конца дней буду помнить его лежащим в солнечной комнате и разговаривающим со мною. Все это я воспринял так трагически еще и на фоне собственного нездоровья. Уже полторы недели сильно болит нога, прямо в стопе и на большом пальце появилась крошечная язвочка, не самый лучший предвестник. Наверное, в четверг поеду на похороны.
В одиннадцатом часу поехал на работу. Подвозил мой сосед сверху, Москва полным-полнешенька, машина продиралась через Садовое кольцо. Если говорить о Москве, сейчас идет жуткий напряг вокруг московского мэра Лужкова. Главный козырь у оппонентов даже не он сам, а его жена, которая застроила чуть ли не тысячу с лишним драгоценных московских гектаров и считается самой богатой женщиной Восточной Европы. А наш скромный пасечник здесь ни при чем. Богатые растут невесты. У меня, кстати, лежит еще не читанная "Правда" с каким-то аншлагом о коррупции в Москве.
Власть, чувствуя растущее недовольство, дала команду и спустила собак не только на московского мэра. Судя по Интернету, в поле зрения властей попал и другой, считающийся благополучным "объект" - Российская почта. Здесь уже поработала прокуратура и немедленно нашла: "расходование денежных средств на оплату услуг, не имеющих отношения к целям и действиям, перечисленным в уставе". Например, 15 миллионов рублей было израсходовано в 2007 и 2009 годах на проведение конкурса "Мисс Почта". Но "Мисс Почта" в 2009 году еще и хорошо попировала: на банкет железные дороги бросили 2 миллиона рублей. К сожалению, в документе прокуратуры ничего не сказано, сколько украли. Но зато как развлекались высокопоставленные железнодорожники! Например, 2 миллиона потратили на проведение семинара в отеле "Гелиопарк", где жили в номерах категории "люкс" и даже в "апартаментах", как кинозвезды. И это при том, что средняя заработная плата основного почтового работника - оператора и почтальона - немногим более 7 тысяч рублей.
Из мелочей: отослал "Кюстина" Ю. Козлову, написал и сдал план в ректорат, провел семинар. Во время семинара, когда обсуждали Катю Писареву, достаточно критично, но все же без, как в прошлый раз, оглушительной предвзятости, я вдруг начал рассуждать о возникновении художественного образа. Надо бы сравнить мою "теорию" с Выготским. Импульс, первый образ-видение, образ-фантазия, когда все время, имея перед собой первоначальный, самый первый проблеск, художник дофантазирует и дорисовывает картину. Дальнейшая разработка уже с применением технологических средств: там нужен разговор, там пейзаж, там описание действия. Не забыть бы это и постараться написать. ЕБЖ становится моим постоянным девизом. С каждым днем я начинаю чувствовать себя все хуже, это общая слабость, плохой сон, начали болеть ноги ...
23 сентября, среда. Попытался утром посидеть дома, чтобы продвинуть свои обязательства, но практически не получилось. В три часа Ученый совет, потому что БНТ уезжает в отпуск. В институте тревога, "Росимущество", борясь с взятками и коррупцией, изменило правила сдачи в аренду помещений. Теперь в обязательном порядке конкурс, а помещение за два месяца до конкурса должно быть свободным от арендатора. Для нас это означает, даже если удастся не менять привычных и порядочных наших арендаторов: их надо куда-то на два месяца прятать. А как спрячешь столовую? Возможно, до конкурса Альберт Дмитриевич закроет свое кафе, а значит, мы прекратим бесплатно кормить студентов. Представляю, чем это может обернуться для института. Трапеза вообще цементирует все человеческие действия.
Совет прошел живо, отчитывалась Оксана Павловна о приеме, который в этом году прошел удачно. Радость, которую по этому поводу выразил БНТ, я не вполне разделяю. Все творческие вузы были и так, в смысле желающих в них поступить, полны, но вот и университеты(МГУ и РГГУ), якобы от демографической ямы, пострадали. Наша жизнь и наши средства массовой информации сделали технические специальности неперспективными. Разве в наше время в политику, на высокие посты попадают инженеры и врачи? Разве когда-нибудь по ТВ говорили добрые слова об инженерах-металлургах или наших инженерах-автостроителях? Хорошие инженеры остались за бугром, где строят "Ламборджини" и проектируют "Боинги". Наши кумиры - актеры сериалов, Андрей Малахов и юристы. От президентов до Жириновского. Вот с кого писать жизнь!
После Ученого совета довольно долго говорили с Камчатновым и Михальской о необходимости менять учебный план. Надо ориентировать его на практику, выстраивая таким образом, чтобы постепенно закрывать лакуны средней школы.
Теперь если не о самом главном и гадком. Снова получил письмо из Замоскворецкого суда. Ваня Переверзин все же хочет стать честным, порядочным и пушистым. Его адвокат подал кассацию в Городской суд, мне предстоит снова оказаться подсудимым. Все, как прежний раз: и отпущенный из "виноватых" Гусев, и прежняя демагогия. Но полагаю, что Ваня на этот раз не рассчитал свои силы. Не стоит ли мне написать небольшую заметочку "Хочу стать порядочным и честным"?
Вечером начал читать роман А. Курчаткина "Цунами". Кажется, это не так хорошо, как я думал.
Госкомиссия отложила вынесение вердикта по аварии на Саяно-Шушенской ГЭС, тем временем возникают научные гипотезы о смещении земных пластов. Не думаю, что за эти гипотезы заплатили, но сами по себе они занятны. Тогда не будет никого виноватого. Завтра похороны Анатолия, моего двоюродного брата.
24 сентября, четверг. Я опять утром совершил прежний маршрут: двумя пересадками на метро до "Сходненской", а там меня уже ждал Валера. На его машине поехали в Дубну. Если можно назвать похороны близкого человека мероприятием, то главное и основное в нем - наконец-то видишь почти в полном сборе свою родню. У Анатолия много родни; уже шесть внуков и даже правнучка. У всех, даже у не вполне русского мужа одной из его внучек, Рустама какая-то общая генетическая "мордатость". Все очень похожи друг на друга. Анатолий умер во вторник, через неделю после того, как я у него побывал. Оправдались трагические предположения моего племянника Валерия, а не моя вера в чудесное.
Покойного отпели в морге больницы, куда его после смерти забрали. Потом уже другой священник провожал на кладбище. Хоронили не в Дубне, где Анатолий много лет жил, а на городском кладбище в Дмитрове. Здесь похоронены родители его жены Светланы. С тайной грустью наблюдал я за всем этим. Какое родовое гнездо, как сердечно и достойно похоронили, какое замечательное и сухое место на самом кладбище, почти у самых ворот. У меня-то такого уже не будет, да и горевать обо мне будет некому.
Ценность для меня всего этого обряда заключалась в том, что на этот раз я стоял близко от священника и мог отчасти распознать высокие и справедливые слова, которые он говорил. Главное - не просить прощения у покойного и не искать в себе к нему сочувствия, а, выказывая любовь к нему, просить прощения за него у Господа. Постоянно во время этих похорон вспоминал Валю; с ее уходом буквально погибаю и я.
Еще в машине по пути в Дубну Валера, который вообще любит поговорить, очень умно пересказывал мне некоторые соображения, касающиеся экологии веры нынешнего Патриарха. В частности, мысль о многочисленных суевериях, которые порой царствуют в нашей повседневной жизни. Где и в каких древних книгах написано, что надо занавешивать зеркала, когда в доме покойник? Сегодня священник сказал, что и верующим и неверующим, крещеным и некрещеным Господь даровал после смерти жизнь бессмертную, но по делам его. Кстати, я где-то читал, что именно православная религия определяет человека не по вере, а по делам. Это тоже вроде бы говорил Патриарх.
После похорон пришлось снова вернуться в Дубну на поминки. Они проходили на закрытом предприятии, где Анатолий работал. Там делали и создавали приборы для нашего подводного флота. Здесь сегодня тоже грустная статистика: раньше работало 4 тысячи человек, теперь осталось четыреста.
Вернулся в Москву и принялся продолжать читать роман Курчаткина. Дочитал до середины и заглянул в конец. Проза эта, как и сам Курчаткин, очень важная и одновременно расслабленная. Все растянуто и с каким-то длинным, многообещающим, но не проявленным смыслом. А практически - о жизни верхних этажей нашего безумного общества, которой Анатолий Николаевич не знает. Не Бальзак. Поначалу все как-то резво начиналось, и даже вдруг проявился не свойственный Курчаткину, как известно, пострадавшего от покойного Осташвили, мотив. Это буквально на второй странице, когда автор описывает билетную мафию, существовавшую в Москве, в театры и на концерты. "Во главе спаянной команды, отхватившей себе три четверти билетов, поступивших в продажу, стоял ясновельможный пан Ян (впрочем, спустя несколько лет, уже в новые времена, оказавшийся будто бы евреем и слинявшим на социалку в Германию)..." Да, как он такое посмел... Однако...
Буквально в самом начале Курчаткин представляет и знакомит всех своих героев в консерватории. В качестве еще одного представителя специфической интеллигенции здесь выступает даже покойный Андрей Миронов, но это частность.
"Обладатель толстого кошелька, с застывшим выражением похмыкивания на лице... представился:
- Андроник. Имя такое. Уж извините.
- Ничего. Бывает, - милостиво простил ему Рад. - Мы с вами, можно сказать, одного помёта: Радислав.
- Радислав, Радислав, - размышляюще произнес их неожиданный сотрапезник. - Чех, что ли?
- Еврей, конечно, - сказал Рад, отнюдь не горя желанием углублять общение с этим случайным типом, у которого вдруг оказался кошелек, набитый дензнаками.
- Бросьте, бросьте, бросьте, - с видимым удовольствием заприговаривал, однако, их сотрапезник. - Чтобы еврей - и Радислав? Так не бывает.
- Бывает, - отрезал Рад".
Радислав и Андроник с прекрасной фамилией Цеховец так потом и будут действовать во всем романе. Мне кажется, что это новый вид беллетристики для класса, который чуть выше читателей Донцовой. Жизнь здесь хотя и не без опасности, но красивая. Естественно, есть атрибутика благородной рекламы - роман вошел в Лонг-лист премии "Русский Букер" за 2007 год. Это тоже надо взять на вооружение, я всегда расценивал подобное место в конкурсе как поражение. Я ведь тоже со своим "Марбургом" сидел в Лонглисте, но приемов, чтобы понравиться смелому жюри, не предъявлял. Хороша и аннотация. Я ведь люблю печатать чужие аннотации.
"Цунами" - выразительный и динамичный рассказ о времени и о судьбе человека, роман-аллегория, роман-предупреждение. Герою, математику по образованию, мечтавшему в юности об университетской преподавательской карьере, в новое время (девяностые годы ушедшего века) приходится стать предпринимателем. Но карьера не складывается, столкнувшись с бандитами, он оказывается на краю гибели. Справиться с этой ситуацией сам он не может, надеется на помощь друзей. А друзья не спешат... Действие романа происходит в России и Таиланде, куда поиски помощи забрасывают героя..."
Таиланд, где я побывал несколько раз, меня совершенно не вдохновил, а вот собрание диссидентов где-то в Москве, где они образовывали новую партию, - это, пожалуй, интересно. На какое место в списке рейтинга мне ставить этого известного мастера прозы, я просто и не знаю. По крайней мере, за заслуги он должен войти в короткий список "Москва-Пенне".
25 сентября, пятница. Моя двухнедельная командировка в Ленинград окончательно решена. Это особенность нашей системы: выделены деньги на повышение квалификации преподавателей. Деньги надо истратить. У начальства теперь забота, как бы отправить меня подороже и пороскошнее, чтобы истратить деньги. Я настаиваю на удобном и демократическом поезде: сразу во вторник после семинара, сидячее место, но чтобы приехать в Питер в одиннадцать ночи. В любой поездке самое главное для меня - собраться, все продумать и ничего не забыть: одежда, лекарства, компьютеры, книги.
В связи с отъездом стал запасаться лекарствами. В Ленинграде может и не быть: оксис купил пару дней назад, а сегодня дозванивался до справочной и поехал в аптеку на угол Нахимова и Профсоюзной, где есть бенакорт. Лекарства все время дорожают. Больше всего боюсь, что во время кризиса эти два необходимых мне препарата против астмы исчезнут. В свое время, когда оксиса еще не было в Москве, им меня снабжала Барбара.
В связи с поездкой день разбит. А сегодня вечером надо ехать в зал Чайковского на концерт ансамбля "Гжель". Здесь начинает танцевать мой внучатый племянник Алексей. Здесь нельзя никого обидеть, тем более что в семье я считаюсь кем-то вроде эксперта. Решил так: на машине до института, а там пешочком на концерт. А уже после концерта с недолгим заездом домой махну в Обнинск. Ребята уже должны быть там. Они поедут на машине, которую С. П. купил, чтобы ездить на ней в Дзержинск, где он читает лекции в местном университете. Но, видимо, танцы в этот день должны были меня преследовать.
Выехал рано, позвонила Ирина из "Колокола" - до отъезда мне надо прочесть верстку последней главы, надо было за нею заехать. А вот по дороге вдруг раздался звонок от Николая Чевычелова, премьера балетного театра Касаткиной и Василёва: "Сергей Николаевич, напишите на меня характеристику". Характеристика ему нужна на представление к званию. Писать надо от имени руководителей. Николай уже десять лет танцует в театре, но с давно заслуженным званием тем не менее возникли трудности. Везде своя очередь. Парень он безответный, радуется жизни и танцует. А более ловкие и пробивные хлопочут за себя. И вот - это по рассказам - он выставил ультиматум: или представляете на звание, или перехожу в другой театр. Я понимаю, что написать такую характеристику руководителю или даже кадровичке в балетном театре - целая проблема, тут Николай, видимо, вспомнил, что два раза организовывал мне пропуск в театр.
Весь разговор проходил по сотовому телефону. Я ехал по Садовому кольцу в институт, вдобавок пошел дождь с градом. Долго не мог сообразить, как мне выкроить часик времени. "Если ты, Коля, недалеко и, если можешь, приходи в институт".
Заехал в "Колокол", взял у Иры верстку, приехал в институт, сделал кое-какие дела, и тут входит будущий заслуженный артист. Продиктовал характеристику Ксюше, новой лаборантке. Николай в качестве ответного жеста пригласил Ксюшу в театр, он танцует в "Жизели". Эту характеристику заношу в дневник, потому что очень уж любопытна судьба.
"Представляя к высокому званию Заслуженного артиста России солиста Государственного академического театра классического балета под руководством Народных артистов Россия Н. Д. Касаткиной и В. Ю. Василёва" Николая Николаевича Чевычелова, 1980 года рождения, хотелось бы отметить следующее:
Во-первых, необыкновенно быстрый профессиональный и духовный рост артиста. Придя в театр в июне 1998 году, после окончания "Школы классического танца Г. В. Ледяха", на должность артиста кордебалета, уже в феврале 1999 года Николай Чевычелов, недолго задержавшись на исполнении партий второго плана, станцевал партию Принца в балете П. И. Чайковского "Щелкунчик" на сцене Кремлевского Дворца съездов.
Второе, что хотелось бы отметить, до того, как мы перечислим все ведущие балеты мировой классики, которые в нашем театре танцевал Н. Н. Чевычелов, это некий социальный феномен. Премьер нашего театра отнюдь не из театральной семьи, не из театральной "династии", а с московской окраины. Мать Николая - медсестра, а отец - разнорабочий на одном из московских заводов.
За время работы в театре Н. Н. Чевычелов, как мы уже сказали, наработал значительный репертуар главных партий классического балета: Принц ("Щелкунчик" П. Чайковского), Принц ("Золушка" С. Прокофьева), Зигфрид ("Лебединое озеро" П. Чайковского), Базиль ("Дон Кихот" Л. Минкуса), Граф Альберт ("Жизель" А. Адана), Иван-царевич ("Жар-птица" И. Стравинского), Принц Дезире ("Спящая красавица" П. Чайковского), Франц ("Коппелия" Л. Делиба), Ромео ("Ромео и Джульетта" С. Прокофьева), Красс ("Спартак" А. Хачатуряна), все три главные партии -- Бога, Адама и Черта в балете "Сотворение мира" А. Петрова.
Николай Николаевич Чевычелов - не только талантливый артист классического репертуара, обладающий для этого всеми первостепенными качествами, включая самые необходимые: энтузиазм, настойчивость, умение работать и самоотверженная любовь к профессии. Он также и замечательный характерный артист, умеющий средствами классического и народного танца выразить порою целую гамму чувств. Таковы его характерные партии -- Эспадо в "Дон Кихоте", Шут в "Лебедином озере", Дроссельмейер в "Щелкунчике", а также Маугли в балете "Маугли" А. Прайера, одной из последних премьер театра, нашедшей широкий отзыв в прессе.
Н. Н. Чевычелов вместе с театром и в качестве приглашенного солиста неоднократно гастролировал в Англии, Бразилии, Испании, Аргентине, Италии, Китае, Турции, на Мальте (вместе с ведущими артистами Большого театра), Тайланде, Японии, Индии, Португалии, Мексике, Америке, танцевал на самых знаменитых сценах мира.
В человеческом плане Н. Н. Чевычелов не типичный "премьер", высокомерием охраняющий свое достоинство, а чуткий, отзывчивый человек, верный друг и хороший товарищ.
Все изложенное дает нам безоговорочное право ходатайствовать о присвоении Н. Н. Чевычелову высокого звания Заслуженного артиста России именно тогда, когда его мастерство достигло своей высшей точки.
................ . Народная артистка России,
Руководитель театра Классического балета
................ . Народный артист России,
Руководитель театра Классического балета"
Что касается второго балетного аттракциона, то он тоже прошел весьма успешно. Алексей, самый молодой в ансамбле, еще будучи студентом балетной школы, выдержал темп, который не всегда выдерживают и взрослые мужчины. За год, когда я видел его последний раз, он сильно вырос в артистическом плане. Судьба мальчика только начинается. Данные к исполнению молодых мечтаний, кажется, есть. Как во время концерта переживали его отец и мать! Каким-то чудом немедленно отыскивали своего ребенка среди десятка одетых в одинаковые костюмы артистов. Я ждал номера с участием Дениса Родькина, который так мне понравился в прошлый раз, но здесь он был слишком манерным. Зато другой "классический" мальчик, Урусов, и девочка с испанским именем меня просто покорили.
В половине двенадцатого уехал из Москвы, из дома, а в час уже был на даче. Тишина, покой, моя комната, какое блаженство, утром начну читать верстку. За стеной ребята чуть ли не до трех резались в дурака.
26 сентября, суббота. К одиннадцати уже выправил все ошибки в верстке, их немало, но в целом все, кажется, получилось. Удастся ли теперь напечатать роман книжкой? Вместо повести Георгия Севрукова в журнале пойдет роман Лилии Проскуриной. Будет ли это на пользу журналу?
Первой изо всей компании, пока я еще читал, проснулась Маша и сразу по крестьянской привычке занялась огородом. Немедленно вовлекла в свою деятельность и меня. Посадили тюльпаны, чеснок на новую грядку. Потом до обеда я занимался уборкой хозяйственных завалов в сарае и перед зимой покосил всю траву на участке. К обеду проснулся Володя и, пообедав, принялся вешать второй сливной желоб на фасаде. Я тем временем занялся чтением.
Как все же не хочется читать то, что я читаю, какие приходится делать усилия, как разжигать себя, чтобы окончательно не озлобиться. Почему, в общем-то, так все скучно? Иногда я думаю, что попал в тот возраст, когда художественная литература вообще перестает действовать на человека. Иногда - что просто завидую энергии и времени у молодых. Я должен сказать, что старый писатель, как правило, все же плохо относится к молодой прозе: и не так, как писали мы, и не про то, и сразу начинает брюзжать что-нибудь о традициях. Вот так же я взялся за толстую книгу Андрея Геласимова "Степные боги".
В первую очередь смутила, конечно, реклама. Я всегда стараюсь обходить то, что усиленно рекламируют. А здесь прямо на обложке: "Глубина Толстого, психологизм Достоевского, патриотизм Шолохова" -- на все вкусы. Я уж не говорю о сериальном названии "Лауреаты литературных премий" и "крике" на переплете: "Новый роман, который вы держите в руках, -- возрождение великой русской литературы в России". Вот такую услугу оказывает издательство "Эксмо" своим авторам. С подобной рекламой я бы никогда книжки не купил. Но здесь я радуюсь, что после прочтения роман останется уже в моей библиотеке, радуюсь, что на ближайшем семинаре о книге расскажу ребятам. В общем, когда принялся читать, то оторваться уже не смог. Действительно ново, ясно, почти традиционно и увлекательно. А увлекательно, когда есть в первую очередь характеры, а не поддерживающие конструкции сюжета.
По всем современным параметрам Андрей Геласимов вплотную, казалось бы, идет за модой и современным романным сложением. Русский мальчик и некий потомок чуть ли не японского самурая. Разве это не некая желанная перекличка с возможным западным читателем? А так как дело происходит сразу после войны, то можно поглумиться и над голодом и порядками в стране, и поёрничать над "товарищем Сталиным", и над порядком в лагерях для военнопленных. А потом такой надоевший прием, действительно найденный Толстым, все описывать глазами маленького деревенского подростка. Но это, оказывается, не имеет значения, когда рождено и собственным сердцем, и точным знанием. Геласимов как настоящий писатель не только, так сказать, вскрывает свои истоки, но, как мне кажется, и пишет свое литературоведение.
Это на первой странице: Автор выражает глубокую признательность: Костромитину Ивану Александровичу за его устные воспоминания, с которых началась работа над этим романом. Павлу Быстрову за его познания и глубочайший интерес к истории Второй мировой войны. Своей маме Геласимовой Ларисе Ивановне за ее удивительные устные рассказы. Своему деду Геласимову Антону Афанасьевичу за смешную частушку, за переход через Хинган в августе 1945-го, за то, что выжил и победил, и за то, что много рассказывал внуку.
Собственно, полагаю, здесь очень многое из источников, кроме, конечно, таланта, действительно неординарного. Чтобы уже окончательно закончить с этим романом, вернее, двумя повестями, выписываю и фразу из аннотации: "Пронзительная история дружбы забайкальского мальчишки, современника Великой Отечественной войны, и пленного врача Хиротаро неожиданно превращается в историю отношений поколений, культур, ценностей".
Дача - это единственное место, где я после бани высыпаюсь. Ехать в Москву решил завтра утром.
27 сентября, воскресенье. В шесть встал, попил чаю и в восемь выехал. Домчался за два часа, в десять я был уже дома за компьютером. По дороге подвозил довольно пожилого, уже вовсю поседевшего мужика, он назвал меня "батяней". В отместку решил "заняться бессмертием", записать два эпизода, которые раньше умостились у меня в памяти, но то ли вчера, то ли позавчера, когда суждения возникли, в дневник не попали. Но и то и другое казалось мне достаточно важным.
Во-первых, все время по радио говорили об огромном сокращении на ВАЗе, но тут же было высказано и недоумение: дескать, как же так, если весь мир в связи с кризисом переходит на автомобили такого же типа, как ненавистные нашим средствам массовой информации и нуворишам "Жигули"? Я, например, всю жизнь езжу на машине этой марки.
Во-вторых, дня два или три назад я видел по "Дискавери" замечательную передачу о Рауле Валленберге, и тут же, или в другой передаче, было рас?сказано о сопротивлении датских властей немецким требованиям о выдаче евреев, о желтой звезде, о солидарности народа с еврейским населением. Ес?тественно, стала виднее личность Валленберга и его очень богатых родичей, которые сотрудничали с немецкой промышленностью. Существовали, оказывается, даже некоторые сношения с Эйхманом. Но рухнул миф о том, что когда в Дании немцы все же ввели звезду, то вроде бы сам король наколол себе на грудь желтый шестиугольник. Как раз этот эпизод так поразил меня в фильме Рязанова об Андерсене. В Дании евреи никогда желтую звезду не носили.
Начал читать очередную конкурсную книжку -- это повести и рассказы Александра Файна "Мальчики с Колымы". На сей раз это не всесильное "Эксмо", а довольно скромный сейчас "Советский писатель". Из предисловия Арсения Ларионова становится ясно, что А. Файн не профессиональный писатель, и эта книжка -- его дебют в 70 лет, рассказы из стола. Это, судя по всему, очевидец, может быть, и участник событий. Ларионов пишет: "Алексадр Маркович долго служил науке, в разных ее ипостасях. А с наступлением новых времен в Отечестве оставил ее ради внедрения в бизнес. И весьма преуспел за последние двадцать лет на этом поприще". Из этого можно сделать вывод, что книга, скорее всего, издана за счет писателя.
Не знаю, насколько это высокая литература, но читаются рассказы и повести с жадностью, как и любая для русского человека литература о лагерях, тюрьмах и ссылках. Опыт и сидеть, и страдать за близких у нас большой. В основном это именно истории, переплетение обстоятельств и судеб с типовыми русскими характерами. Все это рисует не художественную, а в первую очередь документальную картину нашего недавнего прошлого. Неиссякаемый источник сюжетов. Из особых свойств - здесь есть довольно подробные, а местами и не очень известные примеры "блатной музыки".
Вечером вместе с С. П. пошли на спектакль в театр Ермоловой "Перед заходом солнца" Герхарда Гауптмана. Любопытно, что пьеса приобрела совершенно новое, почти современное звучание. Раньше это была пьеса о гримасах капитализма, а вот теперь просто о наследстве и хищничестве поколения. Как замечательно Андреев играет Маттиаса Клаузена! До него на нашей сцене играли эту роль и Астангов, и Якут. Какой кудесник! Сам спектакль, в котором больше десятка действующих лиц, и каждый с заметной ролью, знаменателен тем, что в нем участвуют ученики Владимира Андреева многих лет. По программке я насчитал 17 человек. Представлена школа, и поэтому в семье старого Клаузена все дышат как бы единым дыханием. Это, конечно, повод написать большую статью об учениках и мастере вообще.
28 сентября, понедельник. Начну прямо с праздничного меню. Помню, был такой случай: Максим Лаврентьев как-то даже меня упрекнул: куда, дескать, Сергей Николаевич, из ваших последних дневников исчезла пища, еда? Да просто поводов, Максим, не было. Понятно, почему я в самом начале управления Ельцина приводил меню кремлевских приемов, а вот меню торжественного обеда, который дал белгородский губернатор по случаю 85-летия сенатора Н. И. Рыжкова от Белгородской области в районном центре Прохоровка:
Овощи натуральные свежие
Сало с чесноком и горчицей
Конвертики из баклажанов с сыром, зеленью и цветной капустой
Рулеты из сельди с зеленым луком и грибочками из картофеля
Студень из гусиных потрошков с хреном
Ассорти рыбное с маслинами и имбирем
Ассорти мясное с аджикой
Форель озерная, фаршированная морской форелью с грибами
Ушица по-царски
Судак морской
Филе индейки в беконе
Пирожки сдобные в ассортименте.
Об остальном и не говорю, все остальное было тоже по-русски: морс, водка, особенно хорош был самогон.
Еще месяц назад меня спросили, полечу ли я в Белгород на день рождения Николая Ивановича Рыжкова, и я твердо сказал, что полечу. Много я в этой жизни пропускал, но только не здесь. Здесь легенда, один из наших сокровенных мифов.
Николай Иванович не был бы Рыжковым, если бы и организовано все не было бы с такой невероятной точностью.
Я, как всегда в подобных случаях, проснулся на час раньше. Минут на со?рок раньше приехал и Александр Яковлевич, шофер ректора. Кстати, маши?ну мне дали, чтобы отвезти на аэродром, без единого слова. На этот раз это было место, для меня совершенно неизведанное - Внуково-3. Это уже после правительственного Внуково-2, почти под Толстопальцевом. Я-то всегда, когда ездил по Киевскому шоссе, поражался каким-то очень уж масштабным работам и дорожным грандиозным развязкам в этом районе. Власть не только выстроила роскошный аэродром для частных самолетов, но и позаботилась подвести к нему дороги. Но хватит злобствовать, все было прекрасно. А если на летном поле стоит самолет Абрамовича, ну и пусть стоит. Может быть, мне описывать это интереснее, чем ему летать.
Я ведь всегда не отличался памятью на лица, да и не стремился всех знать. Поздравления начались уже в небольшом зале в аэропорту, тут же громоздились и подарки - бесконечные коробки и парадные упаковки. Потом всеведающий Юра Голубицкий мне сказал, что вывезли подарков большую грузовую тележку. Но мне показалось, что моей книжке Николай Ивановича радовался не меньше, листал, разглядывал. Народу в зале набралось человек семьдесят. Совершенно точно я определил адмирала Касатонова, мы и приехали с ним самые первые и долго разговаривали. Потом приехал А. С. Соколов, был Альберт Лиханов, сенатор Глухих, совершенно точно я опознал и сегодняшного министра культуры Авдеева. Потом, когда все перемешалось, а Соколов, Авдеев оказались в общем разговоре, я подумал: вот стоят два министра культуры, а третий работает у меня на кафедре.
На самолете в Белгород - взлететь и сесть. И уже на месте я понял удивительный план Рыжкова отпраздновать юбилей в местах, где сумел дать реванш судьбе.
Во время обеда в одной из речей прозвучало: как же сразу после падения СССР пресса и "общественность" накинулась на Рыжкова! Эпоха разрушения действительных ценностей истории. Вот тогда-то этот деятельный человек, наверное, возможно, волей случая попавший в Белгород и на Прохоровское поле, что-то для себя и решил. Нужна была большая идея и непреодолимая, как он привык, задача. Собственно, именно его волей и настойчивостью Прохоровское поле превратилось в третье ратное поле России: Куликовское, Бородинское и Прохоровское.
Экскурсия, осмотр Прохоровского поля, монумента, митинг у библиотеки.
29 сентября, вторник. С предотъездным синдромом я никогда справиться не мог. Чемодан у меня не собран, я только решил для себя: брать как можно меньше. Но и так книги, два компьютера и пр. До начала одиннадцатого позавтракал и погладил белье, которое валялось на кресле с лета, еще раз просмотрел верстку последней главы "Кюстина", написал рейтинг книги для конкурса. Здесь отчасти воспользовался советом В. Н. Ганичева больше "интуичить" - написал Мише Семернякову записку, перечитал рассказы Жени Максимович к семинару.
К обеду пришел Петрович. Все же всучил ему бумагу, на которой я еще позавчера, когда вернулся из театра, написал завещание. Чувствую себя с каждым днем хуже, в моем возрасте все может случиться. Объяснил ему, что все вообще может достаться дворникам или потребуется куча усилий, чтобы что-то спасти. С. П. категорически от всего отказывается.
В институте тоже надо сделать кучу дел. Получить деньги и билет, купить еще один том с "Твербулем", отослать его с Ксюшей А. С. Соколову, сбегать к Харлову, и наконец провести семинар.
Семинар сегодня я начал в час, чтобы спокойно уехать в 16. 30 в Ленинград. Для разминки я прочел один рассказик Галины Щербаковой и поговорил о вторичной и коммерческой литературе. К сожалению, оказался в своем репертуаре, забыл книгу Андрея Геласимова, из которой собирался прочесть отрывок. Ну, да ладно, в следующий раз, когда вернусь.
У Жени Максимович сильные короткие рассказы с плотным внутренним действием и притчевым выходом. По неопытности, желая эти десять-двенадцать страниц превратить в некое целое, она снабдила все какими-то фантазиями по мотивам рун. Это оказалось мелким и безвкусным.
Сюрприз ожидал меня в конце семинара, когда встал Антон Яковлев и не без пафоса сказал, что вот, дескать, вы, Сергей Николаевич, все рассказываете нам о Саяно-Шушенской ГЭС, а ничего не говорите, о том, что у нас закрывается столовая. Тут же Антон сказал, что студентам ведомо и о гранте правительства институту с "восемью нулями". Насколько я понял, студенты застоялись и готовы к волнениям. К этому приводит атмосфера таинственности, которая последнее время царит в институте. Я ведь и сам о сложившейся ситуации, если бы не какие-то доверительные рассказы, ничего не знал. Не говорили об этом и на недавно состоявшемся Ученом совете.
Ребят я постарался успокоить, объяснил, что дело здесь не в воровстве и не в стремлении их как-нибудь ущемить, а в бюрократической неразберихе, которая скоро, как я надеюсь, рассеется. Сказал и про грант, сказал, что их стипендия, ее размер - это дело государства и правительства.
На вокзал мою сумку и рюкзак тащили Дима Иванов и Володя Репман. Позвонил Вася, он меня встретит.
30 сентября, среда. Валерий Сергеевич был прав, когда сказал, что надо переезжать из этого отеля. Внешне, казалось бы, комфортно, и вроде умывальников достаточно, и комнаты чистые, а у меня требовательность небольшая. Все, правда, наталкивается на параноидальную слышимость, на затаившуюся скученность. Чистить зубы надо рядом с кем-то, как в армии, в трусах даже ночью в уборную не выйдешь. Но все по порядку.
Приехал на вокзал почти за час до отхода поезда. Комфорт на железной дороге вслед за ростом цен на билеты вырос. В поезде предлагают, кроме обычной коробки с пакетиком сока, колбасной нарезкой и булочек, еще и горячий завтрак: рыба, птица или мясо? Словно на самолете в бизнес-классе, кормят на фарфоровых тарелках и с металлическими приборами. Правда, лихие официантки норовят вместе с тарелками быстренько унести и все, что лежит на подносе. Так у меня - старый дурак растерялся и не дал соответствующего отпора - утащили коробку с закусками и пакет сока.
Всю дорогу на маленьком компьютере что-то записывал, читал "Комсомольскую правду". Она тоже вошла в "пакет" уже оплаченных с билетом услуг.
Встретил меня Вася и донес мою тяжелую сумку до "мини-отеля" на 7-й Советской. От вокзала минут десять. Это новая форма ленинградского гостиничного обслуживания. Огромная квартира в когда-то доходном доме, поделенная на клетушки, а может быть, так оно и осталось после расселения - отель. Правда, сантехника и все бытовые приборы - новые. Посредине квартиры просматриваемый коридор; у дверей сидит девушка-администратор. Перед нею телевизор, на котором все уголки и закоулки и четырнадцать клетушек с легкими, скорее декоративными дверьми. Есть общая кухня с посудой и плитой, холодильник, на котором висит призыв: не бери из холодильника чужого!
Валерий Сергеевич предупредил меня по телефону, чтобы я не распаковывал чемоданы, я так и сделал. И утром мы переехали в гостиницу "Таврическая", которая расположена рядом со Смольным монастырем. Со временем, наверное, все опишу подробнее. Можно задохнуться от восторга, когда не торопясь обходишь собор и разглядываешь детали. Занятия в одном из монастырских флигелей.
Первая лекция, которую я услышал, была по делу и довольно интересная. Рассказали о требованиях Болонской декларации, их практически десять пунктов. Хартия зла. По своей привычке я все записал. Здесь много нужного и много для нас совершенно невыполнимого. Хотя бы пожелание, чтобы студент хотя бы один семестр учился в другом университете, и желательно в другой стране. Но от Бонна до Парижа -- это, я думаю, ненамного дальше, чем от Москвы до Белгорода. Примем во внимание, что транспортные расходы по сравнению с советским вре?менем выросли во много раз.
Рассуждения по поводу Болонского процес?са почему-то у меня в памяти вызывают госпожу Гейз из "Лолиты" Набокова. Она прекрасно знала все мелкие правила этикета, но сама была бездушна и эгоистична. Сама Болонская декларация связана с принципами Европейского Союза о свободном перемещении труда и капитала. Теперь необ?ходимо, чтобы так же свободно перемещался и интеллектуальный труд. За этим видно стремление Европы конкурировать с США, хотя бы объединенными силами.
Единая Европа объединяет 25 стран. Декларация - это не конвенция и не соглашения, которые подразумевают санкции за невыполнение условий. Из моего конспекта:
1. Системы легко читаемых символов. Магистр, бакалавр.
2. Система образования, базирующаяся на двух циклах. Нигде о точных сроках. В Средние века, например, юристов готовили 5 лет, а теологов - 15 лет.
3. Системы кредитов. Этого я не до конца понял, но будто бы это помогает учиться в другом вузе.
4. Мобильности. Об этом писал выше. Раньше, в Средние века, студент перемещался по всей Европе, но был единый язык науки - латынь.
5. Развитие сотрудничества в обозначении качества образовании. Мысль лектора, о том, что работодатель должен оформить свой профессиональный статус, т. е. сформулировать требования, предъявляемые к профессии. Какими качествами должен обладать инженер-гидролог, еще неизвестно, а вот рестораторы, объединившись, сказали, что должен знать, например, официант.
6. Развитие европейского измерения в оценке высшего образования. Акцент на получение образования всю жизнь. Здесь я посмотрел на себя и внезапно обнаружил, что я за жизнь получил три диплома и шесть (если включить сюда диплом кандидата, доктора наук и профессора) дипломов. Не говоря уже о навыках - от фотографа до оценщика, идеолога, практика и теоретика образования. Чего Европе нужно от меня еще?
7. Роль студента в получении высшего образования. В составе всех делегаций, приезжающих на обязательные двухлетние сборы по Болонскому процессу, обязательно есть студент. У нас нет Союза студентов - нет и делегата.
8. Чего-то я здесь пропустил, не знаю, может быть, позже спрошу.
9. Достижение привлекательности европейского образования. Хотим мы или не хотим, но все рвутся в Гарвард и в Силиконовую долину.
10. Докторантура и взаимодействие между европейским пространством высшего образования и современным исследовательским пространством. Докторантура, в том числе и как лаборатория.
Естественно, здесь ничего не было сказано об обязательности ЕГЭ, это уже чуть ли не наша собственная угодливая инициатива.
После лекции ходили с Валерием Сергеевичем на вокзал менять мне билет, чтобы уехать на сутки раньше. Устал страшно, ноги я, видимо, совершенно запустил, но на то и командировка, чтобы расхаживать. По дороге и в гостинице прекрасно разговаривали, у Валерия Сергеевича масса разных случаев из жизни и баек. Как интересно слушать чьи-то простые истории из жизни!
Номер теперь у меня прямо напротив монастыря, спокойно, тихо. Завтра в нашей гостинице в одном из залов соберется государственная комиссия по Саяно-Шушенской ГЭС. Вот бы попасть на нее вместо наших лекций.
Привез с собою материалы по Италии, чтобы закрыть лакуны в дневнике поры моего путешествия и кое-какие недочитанные книги по конкурсу "Пенне".
viperson.ru
Док. 643990
Перв. публик.: 21.04.11
Последн. ред.: 21.10.11
Число обращений: 0
Дневник. 2009 год
|
