2010-11-17 13:16
КПРФ.ру. По страницам газеты "Правда".
Выдающийся литературовед, критик и публицист Михаил Петрович Лобанов отмечает 17 ноября своё 85-летие. Фронтовик, ушедший на войну семнадцатилетним и тяжело раненный на Курской дуге, он и в последующей жизни остался настоящим солдатом-патриотом. Публикация в газете "Правда".
Особенно проявилось это в трагическое для нашей Родины время, когда, уничтожив Советский Союз, враги стремятся духовно сокрушить Россию. Автор замечательных книг об А.Н. Островском и С.Т. Аксакове, Михаил Лобанов составляет вдруг интереснейший документальный сборник "Сталин". Профессор Литературного института имени А.М. Горького, занятый преподаванием и академическими исследованиями, он одновременно выступает в "Правде" с острыми статьями и беседами на самые злободневные темы.
Одна из этих тем - Солженицын и его отношение к советской истории. Вот сейчас "Архипелаг ГУЛАГ" вводят в школьную программу, что у многих вызвало искреннее возмущение. А Михаил Петрович еще несколько лет назад дал исчерпывающую оценку этому труду антисоветчика да и всей его деятельности в большой беседе с обозревателем "Правды" Виктором Кожемяко.
Публикуем некоторые высказывания Михаила Лобанова из этой беседы, не только не утратившие своей актуальности, но и ставшие, пожалуй, еще более насущными сегодня.
СВОЕЙ ГЛАВНОЙ ЗАСЛУГОЙ Солженицын считает то, что он, по его словам, "прокричал правду о нашей послереволюционной истории". Прокричал - это, пожалуй, верно. Только вот насчёт правды... Вадим Валерианович Кожинов приводил в беседе с вами, Виктор Стефанович, примеры, как "без должной ответственности" Солженицын может обращаться с фактами, цифрами. Речь шла, в частности, о наших невероятно преувеличенных им потерях в годы Великой Отечественной войны. То же самое, но в еще большей степени, относится к его оценкам "жертв коммунистического режима".
Откройте его недавно вышедшую "Публицистику" в трех томах. Там то и дело встречается: "Мы потеряли 40-45 миллионов только на Архипелаге ГУЛАГе"; "уничтоженных 30-40 миллионов на Архипелаге ГУЛАГе"; "беда России, где уничтожено 66 миллионов"; "Более 60 миллионов погибших - это только внутренние потери в СССР. Нет, не войну имею в виду, внутренние потери" и так далее, и так далее. И когда получает разнообразные премии, напирает всё на те же ужасы.
Вроде бы сдерживающая политические страсти Темплтоновская премия, которая дается за "прогресс в развитии религии"... Странный, конечно, прогресс, но и тут, при получении ее, Солженицын вещает миру об "истребительной революции, сглодавшей у нас до 60 миллионов людей". Даже прощаясь с жителями городка Кавендиш, где жил этот "вермонтский затворник", Солженицын считает нужным попугать американских обывателей разгулом зла в той стране, куда он возвращается: "Только от террора коммунистического режима против собственного народа мы потеряли до 60 миллионов".
Откуда же берутся эти цифры?
Сам Солженицын так комментирует свои "открытия". В беседе со студентами-славистами в Цюрихском университете он поясняет, почему его "Архипелаг ГУЛАГ" - это не историческое, не научное исследование, а "опыт художественного исследования": "Художественное исследование по своим возможностям и по уровню в некоторых отношениях выше научного... Там, где научное исследование требовало бы сто фактов, двести, - а у меня их - два! три! И между ними бездна, прорыв. И вот этот мост, в который нужно бы уложить еще сто девяносто восемь фактов,- мы художественным прыжком делаем, образом, рассказом, иногда пословицей. Я считаю, что я провел самое добросовестное исследование, но оно местами не научное... Конечно, кое о чем надо было и догадаться".
Вы понимаете? Не историческая достоверность, опирающаяся на фундамент фактов, а некая литературщина с ее "тоннелем интуиции", "художественным прыжком", "догадкой" и прочим! И вот из этой игры воображения и возникают ошеломительные, ничем не доказанные цифры. Характерно, что даже на Западе многие считают "Архипелаг..." с его гипертрофированной политической тенденциозностью оскорблением для России, превращенной бывшим зеком в сплошную универсальную зековщину. Так, Солженицына очень задело, когда он, проживая в Цюрихе, получил извещение, что в Женеве, на территории ООН, властями её запрещена продажа "Архипелага..." на английском и французском языках, как книги, "оскорбляющей одного из членов ООН".
Любопытна история распри Солженицына с западногерманским журналом "Шпигель", напечатавшим сообщение о том, что "высланный с Родины Солженицын не хочет удовлетвориться только писанием книг, а хочет непосредственно делать политику, для этого он организует Международный трибунал против своей Родины - Советского Союза".
Помимо "страсти к политическим выпадам" (его слова), есть у Солженицына и ещё страсть - видеть в своих соотечественниках-современниках желанных ему смертников, поголовных "жертв коммунистического режима". Это, можно сказать, я испытал на себе. В своем "Бодался телёнок с дубом" он приводит несколько цитат из моей статьи "Просвещенное мещанство", напечатанной в журнале "Молодая гвардия" в начале 1968 года, и заключает: "В 20-30-е годы авторов таких статей сейчас же бы сунули в ГПУ да вскоре и расстреляли". Но дело в том, что были уже другие годы, другое время и Россия была другой...
ЕСТЬ У БЕЛИНСКОГО сравнение двух современных ему писателей: у одного ум ушел в талант, а у другого - талант в ум. О Солженицыне можно сказать так: у него и ум, и талант целиком ушли в злобу, в ненависть к Советской власти, к "коммунистическому режиму". По накалу ненависти к нашему государству советского периода, к Сталину как великому руководителю этого государства Солженицына можно сравнить только с Троцким. Кажется, что этой энергетикой питаются и те его бойцовские качества, которые он сам считает определяющими в своих сочинениях. Так, о "Бодался телёнок с дубом" он говорит, что это "не мемуары, а репортаж с поля боя". Свою нобелевскую речь он заканчивает призывом к писателям мира "выйти на бой!" Против чумы лжи, рассадник которой в мире, разумеется, всё тот же "дракон". Левиафан, как он постоянно именует свою страну. И здесь уместно перефразировать выражение самого Солженицына: "антисемитом не может быть художник" - не может быть художником ослепленный маниакальной идеологией человек...
Солженицын любит называть себя не политиком, а художником. Но даже лучшая вещь его прозы - рассказ "Матренин двор" - из "чистой литературы", по словам автора, не обошлась без расчетливой политики...
Идеология, как поистине дракон, крепко держит в своей пасти и самого писателя, и его героев. Если уж "Раковый корпус" - то, считай, всё в обществе, в государстве поражено раковой опухолью сталинизма, террора. Если "В круге первом" с его шарашкой, то это только начало тех Дантовых кругов ада, из которых и скроена система "совкового" общества. Надо сказать, что есть своя прозорливость в выборе писателем любимого героя. Вот "В круге первом" мечется по центру Москвы, по Арбату дипломат Володин, чтобы забежать в телефонную будку и позвонить оттуда в американское посольство, передать, что в Нью-Йорке советскими агентами готовится похищение секрета атомной бомбы. И какое авторское сопереживание: как бы не попал предатель в лапы КГБ! Ведь ему ненавистна сама мысль, чтобы его страна имела атомную бомбу.
Так любимый герой Солженицына открыл путь в святилище будущим "демократам". В американское посольство побежит потом Гавриил Попов, чтобы сообщить о готовящемся "путче" ГКЧП. Бывший вице-премьер России Полторанин вспоминает, как "сразу же после заседания правительства некоторые его участники бросились наперегонки в американское посольство, чтобы первыми донести информацию". И уже как бы нет ныне предателей! Осуждённых за шпионаж оправдывают, делают из них героев. Солженицын здесь и в самом деле открыл путь "новому мышлению".
УДИВИТЕЛЬНОЕ СВОЙСТВО есть у русской литературы - с нею нельзя играть. Она оказалась искусительной даже для такого лютого врага русского народа, русской культуры, как Троцкий. Кстати, любимца, идола Солженицына в его молодые, да и в зрелые годы. Рассказывая о своих мытарствах с женой по свету после изгнания из России, этот перманентный революционер вдруг вспоминает тяготы гонимого протопопа Аввакума, его разговор с верной протопопицей: "Долго ли муки сия, протопоп, будет?" - "Марковна, до самыя смерти!" - "Добро, Петрович, ино еще побредём". Лев Давидович рассчитывает, видимо, на такую же доходчивость своих страданий, но эффект получается обратный. Не бредущих по сибирской обледенелой дороге видишь измученных людей, а что-то вроде того, как несется в бронепоезде с боевой подругой главный комиссар, весь обвешан револьверами, на остановках расстрелы "своих же" красных... "Долго ли муки сия, Давидыч, будет?" - "До самыя мировой революции, комиссарша!"
Подобного рода обратные эффекты получаются и в "Очерках изгнания" Солженицына - "Угодило зёрнышко промеж двух жерновов". Конечно, изгнание есть изгнание - бытовой переворот, разрыв с близкой средой... Но читаешь его "Угодило зёрнышко...>> и улавливаешь какую-то торжествующую ноту сбывшегося, несмотря на позу гонимого. Изгнанник буквально упивается своей всемирной известностью, как его узнают повсюду, не дают проходу. "На железнодорожных станциях Германии и Швеции узнавали меня через окно с перрона, на иных станциях успевали встретить делегации... духовой оркестрик играл мне встречный марш". Странно, но Солженицын как будто не понимает, что вся эта феерия вокруг него - результат оболванивания средствами медиа обывательской массы. И что не сам по себе он интересен. Ну кому нужны сейчас на Западе солженицыны - после того, как не стало великого нашего государства?..
http://kprf.ru/rusk/84693.html
viperson.ru
Док. 643868
Перв. публик.: 18.10.10
Последн. ред.: 29.02.12
Число обращений: 0
Кожинов Вадим ВалериановичСолженицын Александр ИсаевичЛобанов Михаил Петрович
|
