Додик Перельман, по прозвищу Нехмад*, вошёл в Первый киббуцный банк за четверть часа до закрытия. В это время посетителей там бывает немного, и он расчитывал, что дело не займёт у него больше десяти минут. А дело было простое - снять со счёта девятьсот шекелей, чтобы уплатить за ремонт автомобиля.
Прозвище Додик получил ещё в молодости, когда промышлял мошенничеством и грабежами. Пользуясь привлекательной внешностью, он знакомился с одинокими женщинами, работа которых была связана с деньгами, такими как кассиры крупных магазинов или бухгалтеры торговых фирм. Остальное было, как говорится, делом техники. При этом, несмотря на сомнительность своего ремесла, Додик придерживался твёрдого правила - он никогда не опустошал кассы и сейфы полностью, а довольствовался разумными суммами, что спасало его подружек от сурового наказания. Додик называл это правило Принципом Высшей Добродетели и считал, что оно способствует укреплению общественной морали, которая, по его мнению, находилась на опасно низком уровне.
Погорел Додик на банковской операции. К тому времени он уже два месяца встречался с Офрой, девушкой на редкость женственной и обаятельной. Несмотря на то, что она работала в банке, их отношения с самого начала приняли чисто романтический характер. После недолгих колебаний Додик решительно отбросил мысль использовать знакомство с ней для своего бизнеса. Впервые в жизни он был по-настоящему увлечён и даже подумывал о том, чтобы сделать предложение. Помешала
ему профессиональная жилка...
Однажды он зашёл к Офре в банк за пару минут до закрытия и увидел, как она перекладывает толстые пачки денег в сейф, а затем набирает код. Додик машинально, без всякого злого умысла, взглянул на цифры, которые на мгновение высветились на маленьком табло, и запомнил их. На следующий день, потерпев очередное поражение в борьбе с настойчивым внутренним голосом, он незаметно проскользнул в банк перед самым закрытием и спрятался в туалете. Когда все ушли, он покинул своё убежище и привычно приступил к делу. Но сработала сигнализация, и Додик отправился за решётку на долгих три года. Офра была вынуждена оставить работу и устроиться официанткой в дешёвом ресторанчике. Все эти годы она преданно ждала его, и по окончании срока они поженились. Додик завязал с прежним ремеслом и стал преуспевающим страховым агентом. Справедливости ради надо сказать, что отказ от ремесла не был лёгким и безболезненным. Так же как человека, бросившего курить, долго ещё будоражит запах табачного дыма, так и Додик не раз испытывал волнение при виде денежных купюр, находившихся в одном месте в товарном количестве. В такие минуты внутренний голос снова пытался соблазнить его. Но он был слишком занят постоянными разъездами и встречами с клиентами, чтобы прислушиваться к нему. Дом и работа стали теперь главными в его жизни. Офра родила двух очаровательных девочек, в которых Додик души не чаял. За супругами Перельман с детьми установилась заслуженная репутация добропорядочной умеренно религиозной семьи.
...Минуло двадцать два года. Дочки выросли, обзавелись собственными семьями, а родители скромно жили на небольшую пенсию и сбережения. Забот у Додика теперь стало меньше, а свободного времени больше. Праздность тяготила его деятельную натуру, навевая воспоминания и размышления о превратностях жизни. И как это нередко бывает, прошлое виделось ему сквозь дымку ностальгии и упущенных возможностей...
* * *
Итак, Додику потребовались девятьсот шекелей, и он зашёл за ними в Первый киббуцный. Как он и предполагал, народу там было немного, человек пять-шесть, не больше. Додик встал в очередь к кассиру, и в этот момент к нему обратился невзрачный старичок, одетый в традиционное облачение ортодоксального еврея. В руке у него был сотовый телефон.
- Простите великодушно, адони**, - сказал он извиняющимся тоном. - Не могу ли я воспользоваться вашим телефоном? В моём разрядилась батарейка, а жена очень волнуется, что я опаздываю к обеду. Видите ли, у неё больное сердце. Буду бесконечно признателен...
- Нет проблем. Успокойте вашу жену, - Додик протянул ему свой сотовый.
Старичок набрал номер.
- Дорогая, не волнуйся, - проворковал он дребезжащим голосом. - Мне пришлось немного задержаться. Но сейчас я уже направляюсь домой. Через пять минут можешь поставить курочку в микрогаль***.
Он вернул Додику телефон, рассыпался в благодарностях и вышел из банка шаркающей старческой походкой.
Налёт начался ровно через пять минут, когда один из кассиров открыл сейф и стал перекладывать в него пачки денег. Трое вооружённых грабителей в масках ворвались в банк, уложили всех на пол, очистили сейф и кассу, и скрылись так же внезапно, как появились. В вечерних новостях сообщили, что ограбление было организовано и выполнено профессионально и что похищена вся наличность - почти миллион шекелей. Узнав об этом, Додик поморщился. "Современная молодёжь понятия не имеет о Принципе Высшей Добродетели", - подумал он с горечью.
* * *
Его взяли в два часа утра и сразу же приступили к допросу.
- Ну что, Нехмад, опять за старое принялся, - укоризненно сказал инспектор Мизрахи. - А мы-то думали, ты поумнел.
- Не понимаю, о чём вы, инспектор? - искренне удивился Додик.
- Не валяй дурака, Перельман. С твоего сотового за пять минут до налёта поступила команда об ограблении Первого киббуцного. Звонок был на телефон Косолапого Бени. У нас есть запись.
- Здесь какое-то недоразумение, инспектор. У меня счёт в этом банке и я, действительно, зашёл туда по делу. Но я никому не звонил. И я не знаю никакого Косолапого Бени.
- Рассказывай сказки своей жене. Косолапый уже раскололся и сказал, что ты спланировал операцию.
- Какую операцию? Что за чепуха? Уверяю, инспектор, я зашёл в банк снять девятьсот шекелей. Правда, там один престарелый ортодокс попросил у меня телефон и позвонил своей жене. Вы можете легко установить, на какой номер он звонил.
- Спасибо за совет. Мы уже установили. Ортодокс звонил Косолапому.
- Этого не может быть! - воскликнул Додик. - Человек опаздывал к обеду и беспокоился, что жена, у которой больное сердце, очень волнуется. Я сам слышал, как он её успокаивал.
- Ты ловкий парень, Нехмад. Но мы здесь тоже не простаки, - Мизрахи устало зевнул и обратился к сидевшему у двери полицейскому: - Гиди, мне надоел этот спектакль. Давай сюда старушку с больным сердцем.
В комнату ввели здоровенного верзилу лет тридцати в наручниках и кандалах, которые ещё больше подчёркивали его медвежью походку.
- Доброе утро, мар**** Перельман, - почтительно обратился он к Додику и отвёл глаза. - Вы уж извините, что так получилось. Мы всё сделали, как вы велели. Но кто мог предвидеть, что у этого старого пердуна сядут батарейки и он попросит трубу именно у вас? Вы же сами сказали, что не должны знать друг друга в лицо. Конечно, не мне вас судить, но все пошло наперекос из-за вашего ностальгического желания подышать воздухом налёта. Вы не представляете, мар Перельман, как я сожалею...
Додик втянул голову в плечи, тяжело вздохнул и горестно развёл руками.
- Все случайности в жизни предусмотреть невозможно, мар Мизрахи, - сказал он, как бы оправдываясь перед инспектором. - Внутренний голос иногда ошибается. У вас ведь тоже бывают проколы, не так ли?
- Ты чертовски прав, старина. Не ошибается только тот, кто ничего не делает, - сочувственно ответил Мизрахи. - К нам с тобой это не относится...
__________________________________________________________________________________
* Нехмад - красавчик (иврит)
** Адони - господин, обращение к незнакомцу (иврит)
*** Микрогаль - микроволновка (иврит)
**** Мар - господин, обращение к знакомому (иврит)
