|
|
Алексей Подберезкин: Политические и экономические результаты развития России за последние 25 лет доказывают, что отсутствие идеологии и стратегии дорого обошлись России...
Назад
|
Алексей Подберезкин: Политические и экономические результаты развития России за последние 25 лет доказывают, что отсутствие идеологии и стратегии дорого обошлись России...
|
Политическая практика реализации принципов и норм русского социализма[1]
Важнейшие изменения глобального масштаба,
произошедшие в мировой экономике с конца
1980-х годов... привели к тому, что
социально-экономические модели...
не соответствуют условиям
глобализирующегося мира...[2]
Сегодня в России существует
запрос на человека, мыслящего
категориями будущего...[3]
Политические и экономические результаты развития России за последние 25 лет доказывают, что отсутствие идеологии и стратегии дорого обошлись России. Результаты, политическая практика, как известно, являются критерием оценки идеологической теории. Применительно к идеологии русского социализма, ее отдельным аспектам (стратегическому прогнозу, планированию, эффективности использования ресурсов) результаты являются критериями как адекватности избранной стратегии, так и эффективности управления.
Практические экономические и социальные результаты к 2011-2012 годам стали таковы:
1. Стало ясно, что либерально-государственная экономическая модель, господствовавшая 2000-2011 годы, себя исчерпала: даже фантастический рост цен на нефть в 2011 году не привел к адекватному росту экономики. По оценке М. Делягина, "...промышленный рост 1 квартала замедлился в 2011 году по сравнению с прошлым более чем на треть - с 9,5 до 5,9% (в том числе в марте - с 9,8 до 5,3%). Сельхозпроизводство так и не оправилось от засухи: его увеличение в I квартале составило символические 0,7% по сравнению с прошлогодними 3,6% (в том числе в марте - 0,7% против 4,1%). Грузооборот транспорта вырос в I квартале лишь на 3,7%, в том числе в марте - на символические 1,4% (по сравнению с весомыми 11,6% в I квартале 2010 года, в том числе 12,2% в марте).
Реальные доходы населения также снижаются, причем их отставание от прошлого года нарастает: за I квартал в целом оно составило 2,9%. (против прошлогоднего роста на 7,3%), а за март - 3,4% (против прошлогоднего роста на 4,4%).
При этом обнародованный уровень инфляции вызывает некоторые сомнения"[4].
2. Также стало ясно, что сложившаяся политическая модель не устраивает большинство игроков - от лояльных парламентских партий до либералов, коммунистов и националистов.
3. Очевиден стал огромный разрыв между декларациями и результатами. Особенно в связи с признанным провалом "Стратегии-2020".
Но идеология русского социализма как система не использовалась в политической практике современной России, где последние десятилетия безраздельно господствовала либеральная идеология. Поэтому мы не можем сегодня говорить о ее практических результатах, разве что лишь в отдельных ее проявлениях в прошлом. Так, сравнивая десятилетие между 1930 и 1940 годом и между 1990-2000 годами, можно сделать однозначный вывод, что практические результаты - не в пользу последнего десятилетия. СССР, например, превратился в ведущую в экономическом и военном отношении страну Европы всего за 10 лет. Россия за те же 10 лет даже не восстановила своей экономики, так и не достигнув уровня РСФСР 1990 года.
Можно констатировать, что две разные идеологии дали в итоге две разные стратегии и два разных практических результата. В первом случае - рост экономики в разы, а во втором - стагнацию и инфляцию.
Применительно к неудачам развития современной России это свидетельствует как минимум о следующих аспектах:
Во-первых, намеченная стратегия и лежащая в ее основе идеология неверна. Что, на мой взгляд, очевидно. И что надо менять идеологию в интересах практического развития.
Во-вторых, методы и способы реализации избранной стратегии неэффективны, что также во многом можно отнести к неверной идеологии, которая должна определять методы реализации стратегии, в т.ч. выступать в качестве инструмента управления нацией.
В-третьих, национальные программы развития и инноваций основываются, как известно, на национальных инновационных системах (НИС), где центральную роль играют национальные школы, география, система образования и пр. национальные и социальные факторы[5].
В-четвертых, удачная стратегия развития - это стратегия, прежде всего, национального развития, которая преодолевает негативные последствия глобализации и ведет к укреплению национальной идентичности. В противном случае, как справедливо заметил А. Торкунов, "...это ведет к тихому исчезновению этносов и групп, а где-то (как в России - А.П.) к сепаратизму...>>[6].
В качестве примера можно привести китайский опыт реализации избранной стратегии, основанной на специфической - национальной и социальной - идеологии, которая обеспечила рост ВВП КНР за последние 20 лет в 20 раз и решила многие задачи модернизации. Как подчеркивал Ху Цзиньтао на XVII Всекитайском съезде КПК 15 октября 2007 года, "...разработка программы на 11-е пятилетие, достижение цели гармоничного развития социалистического общества и реализации концепции его развития... позволили добиться новых огромных успехов... Экономика сохраняла ровные и быстрые темпы развития, среднегодовые темпы роста ВВП превысили 10%, ощутимо возросла экономическая эффективность, заметно растут финансовые доходы, цены остаются стабильными"[7].
Как видно из доклада китайского лидера, практические результаты реализации идеологического курса, как правило, совпадают с намеченными целями.
В России же, наоборот, политическая практика реализации идей опережающего развития катастрофически отстает от темпов выдвижения таких идей Д. Медведевым и В. Путиным. Разрыв измеряется годами, иногда десятилетиями. Конечно, сильна инерция, но основная вина за это лежит на отсутствии внятной идеологии, которая могла бы стать инструментом управления огромным аппаратом власти, обществом и всей нацией. Но, так как ее нет, то, как оказывается, нет и эффективного управления, которое заменено "ручным управлением". Часто - рефлексией власти на возникающие проблемы, но очень редко - сознательным долгосрочным планированием, стратегическим прогнозом, которые могут основываться только на внятной идеологии. Другими словами, практические результаты деятельности власти зависят прежде всего от наличия внятной идеологии, вытекающей из этой идеологии стратегии и идеологической системы управления миллионами людей для достижения поставленной цели. Особенно важно это при переходе нации и государства от стадии кризиса, восстановления (хотя и в бурю нужен компас) к стадии развития. Тем более ускоренного развития. Идеология русского социализма предполагает, что практические общенациональные результаты являются следствием не простых благих пожеланий (типа "достойной жизни"), а сознательно сформулированной долгосрочной цели и приоритетов развития. В 2007 году я писал на этот счет: "Но развитие, в отличие от стабилизации, диктует новые правила игры, включая правила управления экономикой, когда от антикризисного, "ручного управления" обязательно необходимо переходить к определению (причем точному, безошибочному) приоритетов развития и стратегии"[8].
Таким образом, вновь возникает противоречие: ручное управление, предназначавшееся для острого кризиса, должно быть заменено на идеологическую систему управления, предназначенную, во-первых, для долгосрочного, а во-вторых, национального и социального пути развития.
Но такая система управления, в свою очередь, должна основываться на общепризнанной идеологии. Общепризнанной прежде всего правящей элитой. Идеологии, которой нет. Точнее - вместо которой есть эклектический набор идей, концепций, не являющийся устойчивой системой взглядов. Ни элиты, ни общества. Отсюда - отсутствие стратегии.
Так, например, существуют искусственно созданные нормы потребления, (а также стипендии, пенсии и т.д.), которые абсолютно не соответствуют реальной действительности. Единственно, чему они соответствуют, так это представлениям либеральной элиты о финансовой стабильности, макроэкономическим показателям и другим либеральным представлениям о социально-экономическом развитии страны. Для примера можно использовать так называемый минимальный набор продуктов питания, стоимость которого в России в 2010 году составила 2272 рубля на месяц[9].
Стоимость минимального набора продуктов питания, по предварительным данным, в среднем по России в конце марта 2010 г. составила 2272,7 рубля в расчете на месяц. По сравнению с концом февраля его стоимость увеличилась на 1,4% (с начала года - на 6,2%).
Если исходить из этого критерия, то на 400 рублей в месяц (?) один человек потребляет мясо и мясопродукты, (т.е. примерно 1 кг) или на 40 руб. яиц (т.е. 10 штук в месяц) и т.д. Назвать это "минимальным набором" - издевательство. Но - такова практика, вытекающая из макроэкономической идеологии финансовых властей. Эта практика, идеологический результат либерального подхода к развитию страны.
Примечательно, что в неолиберальной программе ИНСОРа "Обретение будущего. Стратегия-2012" заявлен "стратегический вектор" социальной модернизации: от борьбы с бедностью - к росту среднего класса или от тактики выживания - к стратегии развития. В ней, в частности, предполагается создание "институтов поддержки", в функции которых входит "регулирование" таких вопросов, как минимальный размер оплаты труда, государственные пенсии и т.п. Полагается, что будут созданы основа для "локализации бедности" (!) и условия для эффективного труда "тех социальных групп, которые обладают высоким образовательным, социальным и трудовым потенциалом"[10].
Другими словами, для одни социальных групп - создание "институтов поддержки", которые бы "локализовали" нищету и бедность, т.е. создание для части нации гетто. Для других - создание условий для развития. Не понятно, правда, как и кто будет отделять одни социальные группы от других.
Подобные "ножницы" между политико-идеологическими декларациями и реальной действительностью мы видим повсеместно, что, конечно же, заставляет нас не верить подобным декларациям. Реализация принципов русского социализма на практике предполагает, что, во-первых, нации говорят правду, как бы тяжела она ни была. А во-вторых, показывают реальные перспективы и задачи, выбирают реальные методы их достижения, которые должны стать нормой в отношениях элиты и общества. Так, для начала хорошо бы, чтобы кто-то из чиновников Минфина или Росстата попытался прожить на этот "минимальный набор". Кстати, в Великобритании некоторые парламентарии и даже члены королевского двора это пробовали.
Стоит напомнить, что политическая власть в России персонифицирована. В данном случае с В. Путиным и Д. Медведевым. Политика у большинства граждан воспринимается как единое целое, без специфики, причем, как справедливо полагают эксперты "Левада-центра", в большей степени как "политика Путина"[11]. Поэтому неудачи либеральной экономической политики больнее всего отражаются на правящей элите. И, наоборот, рост ВВП, например, рассматривается обществом как самый главный критерий в оценке действий власти.
Объективные тенденции глобализации, с одной стороны, и результаты развития России - с другой, остро поставили на повестку дня российской политической жизни вопрос об идеологии опережающего развития и, как следствие, о долгосрочной стратегии, прямо вытекающей из такой идеологии.
Решающее значение в формировании основ идеологии социального консерватизма в России приобрела реальная политика В. Путина, те практические шаги, которые предпринимались. Они расценивались как прагматизм, "лишенный идеологии". Так оно и было. В результате сложилась эклектическая, субъективная очень коррупционная система управления, которую можно назвать системой управления "по понятиям". Она может быть заменена, как утверждают некоторые, системой "правового государства". На мой взгляд, без идеологического базиса такого правового государства быть не может. Как и его системы. Вопрос, таким образом, стоит принципиально, а именно: чтобы повысить эффективность управления и реализации поставленных задач требуется общепринятая элитой идеология. Такой идеологией в нынешних российских условиях, на мой взгляд, может быть только идеология русского социализма (социально-консервативная идеология). Общая тенденция такова: политическая практика, реальные действия В. Путина в 2000-2007, а затем Д. Медведева в 2008-2010 годы определяли не только развитие социально-экономической и общественно-политической ситуации в стране, но и ход идеологических дискуссий[12]. Которые так и не привели к созданию устойчивой системы взглядов (идеологии) и, как следствие, - эффективного управления.
Вместе с тем нельзя сказать, что политическая практика В. Путина и Д. Медведева была вне идеологии, а тем более абсолютно "деидеологизирована". Всячески дистанцируясь от обсуждения мировоззренческих проблем в первый президентский срок, более того, инициируя компромиссы - с КП РФ, "почвенниками", правыми, В. Путин отнюдь не выглядел беспринципным, "деидеологизированным" политиком (в чем его все время обвиняли). Его "идеологией" изначально был прагматический поиск выхода из кризиса, внутриполитическая стабилизация, возвращение государству его управленческих функций, наконец, освобождение от унизительной внешней зависимости, т.е. налицо все признаки государственнической идеологии. У такой идеологии в 90-е годы было вполне конкретное название - государственный патриотизм, которую, напомню, В. Путин легко перехватил у НПСР благодаря недальновидности Г.Зюганова. Это название идеологии ассоциировалось с идеологией КПРФ и деятельностью Народно-патриотического союза в 1996-1999 годы, что изначально делало эту идеологию неприемлемой не только для либералов, но и для более широких кругов граждан, а главное, эта идеология была пригодна в качестве идеологемы. альтернативной неолиберализму.
Международный опыт наиболее успешных в модернизации стран подтверждал роль государства в этом процессе[13]. Что, естественно, не могло не остаться незамеченным российской элитой. Этим, в частности, объясняется феномен популярности идей "государственности" во второй половине 90-х годов, когда появилось немало идей, предложений, концепций и людей (в т.ч. в правящей элите), которые заявляли о необходимости усиления роли государства, а также о необходимости разработки такой стратегии развития государства в рамках некой идеологии. В конце 1999 года, например, я писал: "При формировании своей стратегии будущему президенту придется столкнуться прежде всего с острейшей мировоззренческой проблемой - отсутствием у нации сколько-нибудь общих представлений об обществе и государстве, целях и средствах внутренней и внешней политики, единых приоритетах и ценностях"[14].
Все 2000-е годы власть игнорировала, пыталась уйти от ответов на эти вопросы, прикрываясь "прагматизмом", а на деле делегировав реальные рычаги влияния либеральному истэблишменту. Что привело, как известно, не к стратегии национального развития, а к "стратегии" социально-экономической стагфляции. Политические результаты в начале второго десятилетия (в отличие от макроэкономических) оказались... на уровне 2000-го года. Разве что за исключением войны на Кавказе и фронды регионов. Как справедливо заметил в 2011 году С. Магарил, "...макросоциальные стратегии основных групп современного российского общества вновь направлены на его дезорганизацию, а потому и дезинтеграцию"[15] (выделено мною. - А.П.). Это означает полный крах социальной и политической стратегии власти, стратегии, в основе которой не было идеологии. Взяв у государственного патриотизма и русского социализма риторику, флаг и гимн, власть не захотела сделать эту идеологию своей стратегией развития и системой управления. А ведь могла. Так, безусловные успехи к началу столетия в развитии Финляндии, которая, как и Россия, оказалась в начале 90-х годов в тяжелейшем кризисе, объяснялись, по мнению американских экспертов, той ролью, которую играло государство в процессах модернизации. Американские авторы, в частности отмечают[16]:
- развитие национальной инновационной системы требует долгосрочной и последовательной государственной политики;
- федеральная и местные инновационные политики должны усиливать друг друга;
- инновационные инициативы должны основываться на существующем технологическом потенциале;
- государственное регулирование и прямое вмешательство в экономику может способствовать инновациям;
- инновационная политика и финансовые решения должны основываться на анализе рыночных тенденций;
- естественные конкурентные преимущества - природные ресурсы и географическое положение - нужно использовать для развития инновационной экономики;
- воссоздание компании "Nokia" демонстрирует роль правительства в создании среды, благоприятной для развития высокотехнологичной компании;
- ориентация на экспорт технологий оказалась удачной для страны с небольшим внутренним рынком. При этом поддержка оказывалась как местным, так и международным компаниям при условии создания рабочих мест внутри страны;
- научные и технологические парки могут быть самоокупаемыми и в то же время способствовать инновациям.
Взяв за основу такую идеологию, В. Путин вместе с тем не мог (да и не должен был в интересах стабильности) политически ассоциироваться с ней в свой первый президентский срок. И здесь он показал себя блестящим тактиком, который ставит государственные интересы выше политических и личных. Напомню, что идеология государственного патриотизма в 90-е годы (т.е. незадолго до прихода В. Путина к власти) была идеологией оппозиции, причем оппозиции непримиримой по отношению к либералам и лично Б. Ельцину. Идеология эта, кстати, победила на выборах в Госдуму в декабре 1995 года, когда формально КПРФ, а на деле широкая оппозиция получила большинство мест[17]. Сегодня уже мало кто помнит, что полученное в результате выборов в Госдуму 1995 года большинство КПРФ партийным большинством было только формально. Тем более, что регулярно побеждавшие на выборах губернаторов кандидаты от НПСР редко ассоциировали себя с КПРФ. Только недальновидность и нерешительность Г. Зюганова развалила НПСР и помешала победе оппозиции в 1996 году.
Другая объективная причина заключалась в том, что, занимаясь выходом из кризиса, нельзя было себя идеологически ясно позиционировать. Это означало бы появление идеологических (и политических) противников, которые объективно мешали бы сугубо прагматической политике стабилизации и политической практике "ручного управления". Весь первый президентский срок, работая на укрепление государства, В. Путин шел путем идеологических компромиссов. Таким образом, у новой идеологии, которая стала оформляться после 2004 года, были вполне обоснованные предпосылки исторического и прагматического характера.
Более того, мировой опыт подтверждает, что опережающее развитие возможно только как самостоятельное (а не заимствованное) идеологическое развитие, когда происходит синтез традиционных ценностей и национальных интересов и инноваций. Об этом я не раз писал в 90-е годы[18]. Продолжаю считать так и теперь, хотя ясно, что процесс такого синтеза далек от завершения. Как справедливо считает профессор МГИМО(У) С.В. Чугров, "...несмотря на то что в Японии сформировался синтез традиции и модерна, соотношение культурфилософской традиции и актуальной реальности - одна из проблем японского общества, которая не нашла окончательного решения"[19].
Вместе с тем этот вывод не отрицает общих для всех стран закономерностей появления, развития и исчезновения идеологии. Так, известно, что несоответствие новых социально-экономических и социокультурных условий старым политическим и идеологическим моделям - объективная причина кризиса классических идеологий. В полной мере это относится к нашей стране, где в период 2000-2007 годов (до кризиса 2008-2010 годов) стремительно менялись базовые социальные и экономические условия существования для значительного числа граждан. Иногда настолько стремительно, что мы сегодня еще не в полной мере отдаем себе отчет в масштабе перемен.
За 2000-2007 годы страна в своем развитии прошла несколько этапов. Приведу лишь ряд примеров. Так, за эти годы произошла фактическая дедолларизация экономики: напомню, что после кризиса 90-х, и особенно дефолта 1998 года, основной валютой в стране был доллар. По оценкам ЦБ, на руках у населения находилось до 60-80 млрд долл. К началу июля 2007 года - уже чуть более 10 млрд, а к концу года, по оценкам экспертов, как ожидалось, долларов "в чулках" почти не останется[20].
За эти же годы количество личных автомашин выросло более чем в 6 раз, а основную массу продаваемых средств стали составлять уже не отечественные машины и потрепанные зарубежные, а новые иномарки. За это же время в несколько раз выросла средняя зарплата и пенсии, что привело к тому, что существенно изменилась социальная структура общества. Все эти изменения происходили в результате антикризисного управления, предпринятого властью, тех конкретных мер, которые получили название "политика стабилизации".
Вместе с тем не удалось радикально изменить соотношение бедных и богатых в стране, преодолеть растущий разрыв между ними.
Социальное расслоение в России в результате социально-экономических перемен выразилось в быстром росте крупных и очень крупных состояний при относительном и абсолютном обнищании основной части населения. Если принять во внимание общее падение всех экономических показателей в первый период реформ, то, как писала Н.М. Римашевская, "проблема бедности как самостоятельная исчезает. Бедной становится как бы страна в целом"[22]. Однако при этом происходит перераспределение активов и при бедности страны на основе бывшей "общенародной собственности" возникает частная собственность, требующая государственной защиты.
Что, естественно, сохраняло настроения в пользу социальной справедливости. Примечательно, что в 2007 году даже среди сторонников "Единой России" 44% предпочли бы президента-социалиста, а 43% выбрали бы социалистическую модель развития[23]. Это объясняет то обстоятельство, что считающаяся правоцентристкой "Единая Россия" объективно остается базой для социально-консервативной идеологии.
Вполне динамично развивающаяся в 2000-2007 годы Россия добилась безусловных успехов, которые привели к появлению нового качества социального запроса. Запроса на прогноз, стратегическую идею развития, наконец, запрос на идеологию развития. Россия к 2008 году, по образному замечанию Д. Медведева, стала "другой страной". В своем развитии за семь лет она перешла от стадии нищей неуправляемой страны, зависящей - экономически и политически - от МВФ, к бедной, но независимой стране-кредитору.
Соответственно это не могло не сказаться и на общественном восприятии России, ее места в мире, самооценке граждан: в большинстве своем для граждан стало ясно, что неолиберализм и коммунизм - две главные политические силы и противники 90-х годов - себя изжили. Остается то, что дает некий позитивный результат - политика В. Путина. Именно этим и объясняется огромная и устойчивая поддержка на протяжении всех лет не только В. Путина, но и ассоциируемой с ним "Единой России". При всем их видимом идеологическом нигилизме и прагматизме.
В эти же годы, важно подчеркнуть, - развитые страны в полной мере использовали колоссальные заделы научно-технической революции 80-90-х годов - периода упущенных возможностей СССР и России. Первое десятилетие нового века стало временем реализации в экономике и общественной жизни этих результатов: экономика, общество, государство перешли в постиндустриальную стадию развития, когда прежние экономические и социальные модели и идеологии претерпели решительные изменения.
Таким образом, подтвердилось старое марксистское правило: базовые изменения в социально-экономическом укладе общества - как негативные, так и позитивные - неизбежно сказываются на формировании новых идеологических и политических моделей. Это характерно не только для развитых стран в последнее десятилетие, но и для России, которая оказалась перед идеологическим выбором.
Для России объективная тенденция идеологического выбора была отложена в связи с системным кризисом 90-х годов. Возможность эволюции политических и идеологических моделей была исключена. Если развитые страны могли в эти годы модернизировать существовавшие идеологические и политические системы постепенно - "социализировать либерализм" и "либерализировать социализм", то в России после кризиса 90-х приходилось прагматически, практически вводить "ручное управление", не задумываясь особенно об идеологических обоснованиях. В результате к 2006-2007 годам в России сложилась система (которую пробуют критиковать как авторитарную) - подчеркну - система политического управления, а не ее полное отсутствие, характерное для России 90-х годов. Можно (и надо) спорить о ее качестве, но уже нельзя говорить о ее отсутствии. В этом смысле можно согласиться с суждением, высказанным в редакционной статье журнала "Эксперт" в марте 2007 года, о том, что "нынешняя система - это система, а не хаос 90-х и начала 2000-х". Это, кстати, отметили и рейтинговые агентства, которые были вынуждены признать, что качество госуправления хотя и остается низким, но повышается, т.е. тенденция роста управляемости налицо. Другое подтверждение - рост доходов в регионах, который за первую половину 2007 года превысил 25%.
Напомним, что к приходу В. Путина не существовало даже иерархии политических институтов, мало-мальского контроля власти. И одно это ставило под сомнение устойчивость политического строя в целом и целостность страны. Тогда происходила постоянная конкуренция между институтами власти: при формальном верховенстве института президентства с ним постоянно конкурировал парламент, сенат и крупный капитал. Сегодня президент, безусловно, находится на вершине иерархии, что, на наш взгляд, с учетом духа и размера страны - наиболее эффективный способ контроля за политическими рисками[24].
Другими словами, в условиях кризиса в России в первом десятилетии XXI века сложилась сначала политическая система, а потом уже стала складываться идеология, а не наоборот. Сначала было антикризисное управление, "вертикаль" и т.д. - все то, что называется политической практикой режима В. Путина, а уже потом ее идеологическое обоснование.
Если говорить о пропорциях между политической практикой и идеологией за 2000-2007 годы, то очень условно их можно выразить следующим образом: в 2000 году - 10% идеологии и 90% прагматизма, рефлексии, даже конъюнктуры, а в 2007 году - 50% - 50%, т.е. политическая практика стала идеологизированной, а в некоторых случаях (как, например, в вопросах отношения к соотечественникам, демографии) политическая практика стала уже производной от идеологии. Таким образом, в 2000-2007 годы мы наблюдаем эволюцию от рефлекторного принятия политических решений в условиях жесточайшего системного кризиса к осознанной идеологической и политической системе, основанной на базовых принципах и ценностях, имеющей очевидно долгосрочный и идеологический характер. Происходит очевидный процесс "идеологизации" политики, процесс, имеющий противоположное направление запущенному М. Горбачевым и А. Яковлевым разрушительному процессу "деидеологизации". Круг замкнулся. Для того чтобы признать ошибку, потребовалось 20 лет. Потребность в ускоренном формировании идеологии становилась все очевиднее по мере приближения политического сезона 2007-2008 годов, ведь эти публичные кампании не могут не быть идеологизированы.
В этой связи целесообразно полнее рассмотреть предпосылки и историю нарождающейся социально-консервативной идеологии, у которой во многом либеральное "экономическое лицо" и патриотическое, даже традиционалистское прошлое как-то соседствуют с сильной социальной риторикой.
Этот нарождающийся синтез внешне противоположных идеологий, как мне кажется, вполне органично может интегрироваться только в рамках общей идеологии социального консерватизма, которая, в свою очередь, является следствием практической, даже прагматической политики В. Путина. Отсюда и эклектика, противоестественные сочетания, но отсюда же и жизненность этой идеологии.
Для того чтобы лучше представить себе ее возможную скорую эволюцию (все процессы резко активизируются в период выборов), необходимо вновь вернуться к корням, истокам социального консерватизма.
В начале 90-х годов две важнейшие идеологические составляющие - социальная, даже социалистическая и консервативная (традиционалистская) - социального консерватизма представляли два лагеря - "левых" и "патриотов", внутри которых существовало множество течений. От "демпатриотов" до монархистов и черносотенцев, с одной стороны, и радикальных коммунистов и социал-демократов - с другой.
Эти разношерстные идеологические спектры составляли два политических лагеря, которые нередко вместе противостояли либеральной "Демократической России". Объединялись они (политически) на платформе этого противостояния, провозглашая ценности сильного государства и восстановления традиций (в т.ч. социалистических). Это аморфное политическое объединение объяснялось идеологией (иногда говорили мировоззрением) государственного патриотизма. По сути дела, эта идеология государственного патриотизма и стала предтечей современного социального консерватизма - того сплава, который вполне органично, даже классически описан современными западными философами, но который практически оказался востребован властью только с приходом В. Путина. Не случайно многие бывшие члены руководства НПСР позже оказались сторонниками В. Путина: А. Руцкой, Г. Наздратенко, А. Тулеев, С. Говорухин, А. Подберезкин, И. Константинов, К. Затулин и многие другие.
Следует также признать, что этой эволюции объективно способствовали два субъективных политических обстоятельства.
Первое заключается в том, что лидеры КПРФ, прежде всего Г. Зюганов, использовав идеологию государственного патриотизма и его политический субъект НПСР, после 1997 года стали искусственно подчинять его организационным и идеологическим установкам руководства КПРФ, "заталкивать" эту идеологию в ортодоксально-эклектическое коммунистическое русло. Это привело к тому, что НПСР прекратил существование, все "несогласные" с Г. Зюгановым оказались вытесненными, а идеологическое пространство осталось свободным для той части российской элиты, которая стремительно уходила от неолиберализма.
Идеологическая площадка оказалась не просто вакантной, но абсолютно соответствующей тому этапу в развитии человечества и России, на котором президентом страны стал В. Путин. Неудивительно, что после его прихода к власти он легко, без напряжения занял пустующую идеологическую нишу, не беспокоясь об ее концептуальном и идеологическом оформлении.
Второе. Российская элита в целом оказалась достаточно умна, чтобы осознать, что неолиберализм себя исчерпал в России, не успев, по сути дела, народиться. Этому способствовало изживание неолиберализма на Западе, где в 90-е годы он стал непопулярной и не господствующей идеологией. Но, кроме того, результаты неолиберальных реформ в России оказались настолько катастрофичными, что это идеологическое течение быстро превратилось в маргинальное.
Надо отдать должное российской элите - как предпринимателям, так и бюрократам, которые в своей основной массе легко восприняли крах неолиберальных идей. Как, впрочем, и неприятие неоконсерватизма, и догматического коммунизма. Традиционализм, прежде всего советский, сыграл определенную роль, но, думается, что основное значение имела общепризнанная практическая бесполезность, даже вредность неолиберальных идей для общества и государства.
Этим также объясняется, на мой взгляд, та идеологическая пауза, которая возникла в идеологических спорах в 2000-2005 годах: либералы были абсолютно дискредитированы после августовского кризиса 1998 года, коммунисты - ускоренно деградировали, а у новой власти не было времени и, главное, крайней необходимости заявлять об идеологических и программных установках. Ей требовалось прагматическое решение кризисных вопросов, а не теоретические споры относительно преимуществ социализма, неолиберализма или консерватизма.
Кроме того, думается, что именно в период 2000-2005 годов все три доминировавшие в мире идеологии так или иначе оказались на излете. Неоконсерватизм и неолиберализм по одним причинам, классический социализм - по другим. В развитых странах все отчетливее намечалась тенденция синтеза социальных и либеральных идей.
Наконец, представляется, что к 2005 году, опять же исходя из практики, российские власти пришли к выводу, о котором говорили уже открыто идеологи и философы: четкий отказ от социализма вовсе не означает радикального ограничения доступа граждан к социальным благам[25]. Социальная политика В. Путина после 2005 года (особенно после декларации о нацпроектах) стала политическим признанием этой идеологемы. На деле эта политика стала фактическим признанием пагубности неолиберализма, не способного развивать экономику знаний, которому был противопоставлен русский вариант социального консерватизма - синтез социальных и традиционных идей и принципов.
Это же объясняет и потребности развития и модернизации российской экономики. Как справедливо отметил А. Владиславлев, "...нынешняя модернизация в отличие от предыдущей имеет принципиально иной характер. Она не может использовать те средства и методы, которые были прежде. Современная экономика - это не экономика "угля и стали", а экономика высоких технологий, наукоемких производств, экономика знаний. Главным образом поэтому отличие нынешней модернизации от предыдущих состоит в том, что она может быть осуществлена только в условиях свободы, приумножения демократических ценностей, формирования гражданского общества"[26].
Дискуссия по поводу идеологии развития современного общества возобновилась в 2004 году и особенно усилилась в 2005-2006 годах, после некоторого идеологического затишья 2000-2003 годов. Уже не только интеллектуалы или узкий слой способной самостоятельно мыслить политической элиты, но и сама власть стала стороной этой дискуссии. Более того, власть сама, как оказалось, и инициировала эту дискуссию. Если до этого власть практически создавала предпосылки для новой идеологии, то в 2004 году она стала сама субъектом этого процесса.
Объяснений несколько. Во-первых, был преодолен хаос и системный кризис, когда не до идеологических споров, ведь речь шла в прямом смысле о выживании - конкретного человека, семьи, наконец, всего государства. Режим "ручного управления" требовал дисциплины, исполнительности и особенно лояльности, которая не предполагала "принципиального" выяснения отношений и кликушества. Когда же удалось добиться внутриполитической и макроэкономической стабилизации, то появилась возможность для дискуссии, в т.ч. внутри власти. Примечательно, что наиболее конструктивная и острая дискуссия наблюдалась (благодаря прямому телеэфиру) на заседаниях правительства и в общении президента с представителями власти.
Во-вторых, изменились социально-экономические условия существования, о чем, к сожалению, мало говорится. Представление о таких изменениях дают данные роста душевого дохода, которые изменили положение основной части населения от уровня катастрофического до бедности[27].
За последние годы существенно изменилась и структура занятости в России, что свидетельствует о массовой переквалификации граждан и их переходе из традиционных секторов экономики. На фоне восточноевропейских стран и даже Германии Россия выглядит вполне развитой с социальной точки зрения страной[28].
Таким образом, под необходимость и поиск новых идеологических решений в России существуют вполне конкретные и объективные условия, связанные с возможностью перехода к новой экономической и социальной модели развития. Пока (без идеологического обеспечения) этот процесс идет спонтанно и хаотично, что, конечно же, сказывается негативно на стратегическом планировании. А главное - непоследовательно. Так, после определения в мае 2006 года В. Путиным приоритетов социально-экономического и демографического характера, правительство, безусловно, скорректировало свой курс. Но в главном, стратегическом направлении - бюджетном планировании - сохранилась инерционность. Это наглядно видно из проекта трехлетнего бюджета на 2008-2010 годы, предложенного весной 2007 года правительством[29].
Как видно, даже по сравнению с 2007 годом инвестиции в человека снижаются, а не растут. Это свидетельствует о том, что политические решения еще не стали практикой.
В то же время очевидны позитивные тенденции, связанные, прежде всего, с изменением отношения правящей элиты. Эти идеологические сдвиги заметны, например, в изменении роли стратегических прогнозов, которые "перестают играть утилитарную роль - помогать рассчитывать бюджетные показатели"[30].
Как справедливо отмечает Ф. Лукьянов, "что касается идеологии, то считается, что запрос на нее в обществе должен появиться. Речь, естественно, не о придуманных наверху конструкциях, призванных обозначить наличие идеологической надстройки, а о подлинном стремлении к идейной самоидентификации. Трудно представить себе возврат к либеральной системе взглядов, которую пытались внедрить на заре реформ. Соответственно, вряд ли появятся и "общие ценности", способные стать основой для настоящего партнерства с Западом.
Более вероятен противоположный вариант: формирование консервативной идеологии, построенной на отрицании западных постулатов. В процессе создания государства-нации, а именно это пытается делать Россия, традиционализм и обостренное внимание к национальным особенностям естественны. Правда, многообразие и достаточно высокая степень открытости современного российского общества, скорее всего, в силах ограничить консервативный тренд.
Как бы то ни было, доведенный до абсолюта прагматизм, который служит основанием нынешней политики России, очевидно, имеет свои пределы. И окончание переходного периода потребует формулирования целей более масштабных, чем получение моментальной выгоды везде, где только возможно"[31].
______________
[1] Впервые я написал об этом в 2007 году в главе 4 моей книги: "Человеческий капитал", которая так и называлась // Политическая практика. См.: Подберезкин А. Человеческий капитал. М.: Европа, 2007. С. 417-449.
[2] Мир вокруг России: 2017. Контуры недалекого будущего. М.: ВШЭ - РИО-Центр. 2007. С. 11-12.
[3] Красилова Н. Таких не берут в депутаты // Новые Известия. 2007. 29 июня. С. 4.
[4] Делягин М. Нефть уже не выручает // Известия. 2011. 27 апреля. С. 6.
[5] НТР и мировая политика / под ред. А.В. Бюрикова, А.В. Крутских. М.: МГИМО-Университет, 2010. С. 33-34.
[6] Торкунов А. По дороге в будущее /сб. ред.-сост. А.В. Мальгин, А.Л. Чечевишников. М.: Аспект Пресс, 2010. С. 33.
[7] Ху Цзиньтао. Доклад на XVII Всекитайском съезде КПК 15 октября 2007 г. [Эл. ресурс]. URL:http://russian.china.org.cn/china/archive/shiqida/2007-10
[8] Иванов А. (псевдоним Подберезкина А.). У России есть стратегия развития // Национальные проекты: первый год реализации / сост. И. Константинов, М. Сангулия. М.: СГУ, 2007. С. 112.
[9] Информация о социально-экономическом положении России. Январь-март 2010 года. Росстат, 2010. С. 73.
[10] Обретение будущего: "Стратегия-2012". Конспект. М.: Экон-информ, 2011. С. 54-55.
[11] Сергеева Л. Тандем в полном согласии // Ведомости. 2011. 27 апреля. С. 2.
[12] Так, попытки Д. Медведева внедрить энергоэффективные технологии вылились в идеологическую кампанию, в ходе которой был принят в 2009 году федеральный закон об энергосбережении, а затем фактически план по снижению энергоемкости ВВП на 40% до 2020 года, т.е. конкретные прагматические меры по энергосбережению стали фактически формировать идеологию и стратегию, вполне укладывающуюся в стратегию долгосрочного развития со всеми ее элементами - стратегическим прогнозом, планированием, законодательным обеспечением и административным управлением (поэтапным запретом на оборот ламп разной мощности). См. подробнее: Медведев в Набережных Челнах обсудит энергоэффективность экономики. 25 октября 2010 г. [Эл. ресурс]. URL:http://www.mgimo.ru/news/press/document/167186.phtm
[13] См., например: Подберезкин А., Булатов Ю. Россия в глобальном мире: некоторые теоретические аспекты исследования. М.: Научная книга, 2003. С. 268.
[14] Подберезкин А., Макаров А. Стратегия для будущего президента России / Русский Путь. М.: РАУ-корпорация, 2000. С. 3.
[15] Магарил С.А. Поиски социального качества // НГ-наука. 2011. 9 февраля. С. 12.
[16] Ярославский план 10-15-20: 10 лет пути, 15 шагов, 20 предостережений: доклад нью-йоркской академии наук // The New York Academy of Science. 2010. August, 20. P. 22.
[17] На основе этой идеологии было подготовлено несколько программ. См., например: Концепция национальной безопасности России в 1995 году / под ред. А.И.Подберезкин [и др.]. М.: РАУ-корпорация, 1995. С. 221.
[18] См., например: Подберезкин А. Русский Путь. М.: РАУ-корпорация, 2000.
[19] Чугров С.В. Япония в поисках новой идентичности. М.: Восточная литература, РАН, 2010. С. 85.
[20] Шишкин М. и др. Население обосновалось в рублевой зоне // Коммерсант. 2007. 10 июля. С. 2.
[21] Российский статистический ежегодник: стат. сб. / пред. ред. кол. В.Л. Соколин. М.: 1998. С. 207, 223; Российский статистический ежегодник. 2002: стат. сб. / пред. ред. кол. В.Л. Соколин. М.: 2002. С. 171, 187; сайт Федеральной службы государственной статистики. [Эл. ресурс]. URL: http://www.gks.ru/dbscripts/Cbsd/ DBInet.cgi
[22] Цит. по: Дука А.В. Властная элита и социальный класс в России: становящаяся определенность // Элита и общество. С. 299. [Эл. ресурс]. URL:http://www.nemchenko.ru/book_podberezkin/
[23] Виноградов М. Заботливая сильная рука // Газета. 2007. 4 сентября. С. 4.
[24] Гурова Т., Полунин Ю. Кто следующий? // Эксперт. 2007. 26 марта. С. 19.
[25] Быков П. Перспективы либерального консерватизма в России // Эксперт. 2007. N 3. 2-8 апреля. С. 69.
[26] Владиславлев А. Забытый урок // Стратегия России. 2005. N 12 (24). С. 50.
[27] Российский статистический ежегодник. 2006: стат. сб. М.: Росстат. 2007. С. 188.
[28] Человеческий капитал России: эволюция, структурные особенности, будущие вызовы. Вып. 22. Ч. 1. Никитский клуб 2005 г. С. 13. [Эл. ресурс]. URL:http://www.nikitskyclub.ru/publications.php
[29] Доброхотов Р. Жизнь по средствам // Новые Известия. 2007. 27 марта. С. 3.
[30] Смирнов К. Призрак Госплана // Газета. 2007. 6-8 апреля. С. 1.
[31] Лукьянов Ф. 2008 - не проблема // Ведомости. 2007. 1 февраля. С. А4.
Алексей Подберезкин - профессор МГИМО
24.09.2011
podberezkin.viperson.ru
Док. 643193
Перв. публик.: 24.09.11
Последн. ред.: 25.09.11
Число обращений: 0
Подберезкин Алексей ИвановичБыков Павел Юрьевич
|
|
|
