Стать космонавтом. Хрестоматийная мечта не одного поколения мальчишек. Мальчишек советских. Мечтают ли сейчас о полетах в космос, не туристом, а для серьезной мужской работы? Не знаю. Сбываются ли мечты? Сбываются. Но только у тех, кто не изменяет своим мечтам. Сегодня мы беседуем с летчиком-космонавтом, Героем России Юрием Батуриным.
- Юрий Михайлович, вы сейчас себя с какой профессией ассоциируете? Юрий Батурин в данный момент кто - журналист, космонавт, общественный деятель?
- Вы знаете, этот вопрос задают достаточно часто, и я всегда нахожусь в затруднении: как на него отвечать? Есть ответ формальный - сейчас я работаю в Российской академии наук. Следовательно, сейчас я - ученый. Это формальный и простой ответ.
- А ответ неформальный, что называется, для себя?
- А для себя мне не требуется определения, кто я сейчас. Для чего мне как-то себя называть? Зачем? Я не слишком много думаю о себе, чтобы решать, кто же я такой. Для моей практической жизни, для работы этого не требуется. Я не сторонник такого подхода, когда на визитке человека ниже фамилии начинается длинный столбец из званий и должностей. Предпочитаю иметь несколько визиток по разным поводам. Если где-то я выступаю как журналист, значит - журналист, если как ученый - соответственно, ученый.
- Как вы, признанный мастер журналистики, который сам преподает это ремесло, сам много пишет, в конце концов, секретарь Союза журналистов России, относитесь к берущим у вас интервью менее опытным коллегам?
- Для меня есть несколько очевидных вещей. Например, и в законе прописано, и негласным журналистским кодексом предусматривается: делаешь интервью - пришли текст на согласование. Потому что человек, который делает интервью, может неточно уловить фамилию, какое-либо название. Получатся ошибки, которые будут приписаны мне. Поэтому я всегда прошу, чтобы мне присылали текст на сверку. К сожалению, этого большинство журналистов не делает. Для журналиста человек, у которого он берет интервью, это материал. Он его выжал и забыл. Я уже не говорю о том, чтобы прислали готовую публикацию. По этим причинам я не люблю давать интервью. Я очень мало даю интервью. В Москве практически никогда.
- Будем считать, что нам повезло.
- Не в этом дело. Я сейчас у вас в гостях. Кроме того, в провинции (это слово я не считаю обидным, русское хорошее слово) я с большим удовольствием даю интервью. Просто потому, что здесь подходят к своему делу честно. А в Москве это конвейер. О чем можно говорить, если журналисты начинают разговор с вопроса "Скажите, а как вас зовут?". Ему дали задание взять интервью у Батурина, а как его зовут, он даже не удосужился узнать. В интернете это занимает пять секунд. Это простая лень.
И второе, если говорить конкретно об интервью. Существует "малый джентльменский набор" вопросов, которые задают обязательно, и на которые я не хочу отвечать. Я не хочу казаться попугаем. Об этом меня спрашивали много раз, и я много раз уже отвечал на эти вопросы. И люди, встречая одни и те же ответы на одни и те же вопросы в разных изданиях в разное время, будут думать, что я - попугай. Мне это неприятно.
- Надеюсь, что сегодня мы избежим вопросов из этого набора.
- Собственно говоря, таких вопросов два. Первый: как вы, будучи помощником президента, пошли в космонавты? Второй: как вы там, в космосе ходите в туалет и видели ли вы зеленых человечков и НЛО? Все. Больше ничего никого не интересует.
А ведь я принял решение стать космонавтом еще в начале 1970-х годов, я много работал, работал именно в этой профессии. Потом оказалось так, что пришел к Ельцину. Был у него, кстати, очень недолго - чуть больше четырех лет. Потом, когда решил оттуда уходить, вернулся обратно в космонавтику. Это вызвало дикое удивление. Между тем, никто бы и глазом не повел, если бы я стал, не имея финансового образования, скажем, вице-президентом какого-то банка. Посмотрите, как называется сегодняшняя встреча со зрителями. " От Ельцина к космосу". Это не я придумал. Если уж идти по аналогии, то название должно быть таким: "От космоса к Ельцину и обратно в космос". Но первая часть этого пути не интересна никому. Там нет жареного. Это характеристика современной журналистики. Все предпочитают начинать с Ельцина. Своих студентов я стараюсь учить другому подходу к профессии журналиста.
- Все ли мы сейчас знаем о первом полете Юрия Гагарина? Все ли материалы рассекречены?
- Я много занимался первым полетом Гагарина и могу сказать, что о том, как проходил полет, известно все. Все нештатные ситуации, которые там были, рассекречены и, более того, опубликованы. Другое дело, что меня, например, интересуют вопросы расчета надежности. Как они делались тогда, откуда появились эти цифры?
- Эти расчеты вообще были?
- Были, конечно, были. Эти материалы есть в отчетах.
- Они недоступны?
- Я не говорю, что они недоступны, просто я заинтересовался этой проблемой только в этом году. Мне интересно будет узнать не только голые цифры, но, прежде всего, схемы расчетов, принципы.
- Насколько, по вашему мнению, имя Юрия Гагарина в сознании россиян связано со Смоленском? Есть ли прямая ассоциация "Гагарин - Смоленск"?
- Мне кажется, что в Смоленской области работали над этим так много, что имя Юрия Гагарина прочно связывается с городом Гагарин, а не с городом Смоленск. Здесь у вас вышел небольшой перекос в сторону "Гжатск, Гагарин, Клушино". Хотя это объяснимо. Там работает много энтузиастов, и им помогают еще и космонавты-энтузиасты во главе с Алексеем Архиповичем Леоновым. Все мы знаем про ежегодные гагаринские чтения, которые проходят 9 марта, и на которые с каждым годом приезжает все больше и больше интересных людей.
- Насколько много художественного вымысла в написанной вами книге "Досье разведчика. Опыт реконструкции судьбы"? Это ведь биография вашего отца, который был советским разведчиком.
- Книга вышла в 2005 году. Писал я ее три года исключительно по материалам архивов. Эта книга документальна на 99 процентов. Художественного там очень немного. Старшая сестра отца рассказывала о его детстве. У меня сохранились записи, которые я делал еще школьником. Да, в школьные годы я собирался быть писателем. Но у меня, естественно, были совершенно неправильные представления о работе писателя. Я считал, что прежде нужно стать журналистом. Пробовал писать рассказы, и мне казалось, что сюжеты, связанные с детством моего отца - это 1918 год, Баку, 26 бакинских комиссаров - чрезвычайно увлекательны. Я записывал воспоминания в блокноты, которые пролежали почти сорок лет, прежде чем записи из них вошли в книгу. Если вы обратите внимание на количество указанных в книге архивных ссылок, то поймете, почему многие, говоря об этой книге, спрашивают меня: "Ты диссертацию писал?" Я писал не диссертацию, писал даже не для нынешнего читателя. Писал для своих внуков и правнуков, которые просто должны знать, кто был до них. Им-то уж точно никто не сможет рассказать об этом.
- Если уж мы заговорили о диссертациях, то, как вы считаете, почему ваша работа по компьютерному праву остается, по сути, единственным серьезным трудом в этой отрасли и поныне?
- На эту тему вышло довольно много книг, но все они описательного характера. И я, прямо скажу, горжусь тем, что моя книга стала первой фундаментальной работой по компьютерному праву в нашей стране и остается таковой до сих пор, хотя она теперь уже библиографическая редкость. Я ее сканировал для студентов, которые по ней учатся и сейчас. В 1996 году мной была организована первая в России кафедра компьютерного права. В МИФИ, в техническом, а не юридическом вузе.
- Связаны ли вы сейчас какими-то официальными связями с космонавтикой? Несколько Ваш уход из отряда космонавтов, где вы были заместителем командира, был связан с вашими, отличающимися от официальных, взглядами на состояние дел в современной отечественной космонавтике?
- Проходила организационная реформа, Центр подготовки космонавтов перестал быть воинской частью. Раньше у него было двойное подчинение - Министерство обороны и Роскосмос. Там были порядки, которые мне нравились, и к которым я привык. Потом Министерство обороны сказало, что ему Центр подготовки космонавтов не нужен, и началась реформа. Шла она два года и до сих пор не закончилась. В этот момент было технически удобно уйти. Прошло прощание со знаменем части, и на следующий день я забрал трудовую книжку и ушел оттуда. Конфликта не было. И ушел я не по состоянию здоровья. Мои соображения были такими - нужно уходить самому. Может быть чуть раньше, но, не дожидаясь намеков окружающих, что, мол, пора уже. Впрочем. Уйдя из космонавтов, я остался там на полставки научным сотрудником.
- Не было совсем никакой острой ситуации?
- Острая ситуация была в том, что прежний руководитель Роскосмоса А.Н.Перминов очень негативно реагировал на мои публикации в "Новой газете". Например, на интервью с летчиком-космонавтом Михаилом Тюриным.
- Помню этот нашумевший материал. Он, кажется, назывался "В космосе мы никому не нужны".
- Да. "В космосе мы больше никому не нужны. Время взглянуть правде в глаза". Это было в ноябре 2009 года. А перед этим была еще маленькая заметка "Командиры не пришли". О том, что на церемонию прощания со знаменем части не пришли ни представители ВВС России, ни Министерства обороны, ни Генштаба, ни Роскосмоса. Но были представители Национального аэрокосмического агентства США (НАСА) и Европейского космического агентства. После выхода этой заметки Перминов вызвал меня и сказал: "Вы не понимаете ситуацию". Далее началось давление на руководство Центра подготовки космонавтов с тем, чтобы от меня избавиться. Я принял решение уйти, чтобы не подвергать этих людей начальственному давлению и стрессовым нагрузкам.
- Юрий Михайлович, какими словами нужно объяснять людям необходимость полетов в космос? Трудно возразить против того, что сейчас есть другие более острые, с точки зрения большинства населения, места для приложения сил и средств. В Швейцарии в космос летают меньше, и ничего, нормально живут.
- Любой стране нужно делать то, что она умеет делать лучше других. На этом страна может зарабатывать деньги, и люди будут жить лучше. Швейцария лучше всего ведет банковские дела, в космос не летает. А у нас наоборот. Пока мы можем делать это лучше других, нужно извлекать из этого пользу. И прибыль, и деньги.
- Вы считаете, что мы до сих пор делаем этот лучше других?
- Да, но люди уходят. Кадры уходят, потому что этим вопросом не занимаются. Серьезной стратегии нет. У нас нет задачи, которую мы должны решать в космосе. Эту задачу не может поставить Роскосмос, и "Энергия" не может поставить. Эту задачу должно поставить правительство. Не просто "полетим на Луну или на Марс", а понять, каково должно быть космическое комплексирование в ближайшие годы. Те, кто в прошлом веке понял, что космос необходимо было развивать в комплексе со связью, заработали огромные барыши. И зарабатывают до сих пор. Сейчас необходимо понять, что должно войти в комплекс с космосом в следующие 10-20 лет. И, исходя из этого понимания, ставить задачи. Понимания пока нет.
Юрий СЕМЧЕНКОВ
Источник: "О чем говорит Смоленск" Независимое общественно-политическое издание. N 16, 19 сентября 2011.
http://www.smolensk-i.ru/view_article.php?news_id=421
Док. 642610
Перв. публик.: 05.09.11
Последн. ред.: 11.09.11
Число обращений: 0
Интервью с Батуриным
|
