Конференция по международному гуманитарному праву в КазаниНазад
Конференция по международному гуманитарному праву в Казани
3 декабря 2010 года в г. Казани прошла международная научно-практическая конференция "Современные тенденции развития международного гуманитарного права". По приглашению организаторов, которыми стали Юридический факультет Казанского (Приволжского) федерального университета и Международный Комитет Красного Креста, в конференции приняли участие и представители МГИМО-Университета.
Конференция проводилась в историческом здании одного из старейших университетов страны. В ее работе участвовали представители 10 стран, а также ряда ведущих учебных заведений Российской Федерации, в том числе МГИМО-Университета.
Конференцию открыли Президент Казанского (Приволжского) федерального университета М.К. Салахов, Глава Региональной делегации Международного Комитета Красного Креста в Российской Федерации, Беларуси, Молдове, Украине Кодерке Гальиго (Coderque Galligo) и декан юридического факультета Казанского (Приволжского) федерального университета И.А. Тарханов, которые приветствовали ее участников.
Работа конференции была организована в рамках четырех последовательных секций. В ходе нее вниманию участников были представлены научные сообщения по большому кругу проблем современного гуманитарного права, которые представляют интерес не только для участников конференции, но и для широкого круга научной общественности.
Заседание первой секции "Международное гуманитарное право и права человека" с сообщением о взаимном влиянии международного права прав человека и международного гуманитарного права открыла доктор права, исследователь в Университете Женевы и профессор Католического Университета Лиля (Франция) Глория Гаггиоли (Gloria Gaggioli). Она отметила, что длительное время международное гуманитарное право (МГП) и международное право прав человека (МППЧ) длительное время развивались независимо друг от друга. Примерно с конца 1960-х годов прошлого века эти две отрасли международного права стали серьезно сближаться и развиваться во взаимном влиянии друг на друга. На сегодняшний день одной из самых распространенных и соответствующих практике теорий такого взаимодействия является теория взаимодополняемости. В соответствии с ней нормы МГП и МППЧ при правоприменении взаимно дополняют друг друга. Докладчик остановилась на проблеме отношения к МГП как к lex specialis, которое сформировалось на основе консультативных заключений Международного суда ООН (относительно законности угрозы ядерным оружием и его применения 1996 г. и законности стены на оккупированной палестинской территории 2004 г.). По ее мнению во многих случаях не только нормы МГП являются lex specialis по отношению к нормам МППЧ, но и нормы последнего могут носить характер lex specialis по отношению к МГП. Последовательно возрастает число применения норм МГП в деятельности международных судов, принимающих решения по делам о нарушениях МППЧ. И наоборот, международные суды уголовной юрисдикции, рассматривающие дела о военных преступлениях, представляющих собой грубейшие нарушения МГП, все чаще ссылаются в своих решениях на МППЧ (дело Кунарача, рассмотренное МТБЮ, и другие).
В сообщении "Вооруженные конфликты и международно-правовая защита лиц от насильственных исчезновений" доктор юридических наук профессор кафедры международного и европейского права Казанского (Приволжского) федерального университета Р.М. Валеев отметил, что насильственные исчезновения по большому счету являются проявлением крайних форм нарушения прав человека. Хотя МГП и не содержит норм, регулирующих противодействие насильственным исчезновениям, тем не менее, его документами урегулирован общий порядок, по большому счету, позволяющий избежать произвольных задержаний и насильственных исчезновений в зонах вооруженных конфликтов. В целом защита лиц от произвольных задержаний - одна из проблем, обуславливающих постепенное сближение МГП и МППЧ.
Кандидат юридических наук доцент кафедры международного права Московской государственной юридической академии Н. А. Соколова посвятила свое сообщение проблеме соотношения МГП и МППЧ в немеждународных вооруженных конфликтах. Она отметила, что одной из современных тенденций является углубляющееся взаимопроникновение МГП и МППЧ при правоприменении в рамках вооруженных конфликтов немеждународного характера. При этом, данный процесс носит прогрессивный характер, несмотря на отдельные проблемы.
В состоявшейся дискуссии профессор кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики МГИМО-Университета доктор юридических наук А.Г. Волеводз отметил, что современное взаимодействие норм МГП и МППЧ характеризуется не только взаимопроникновением. Порой на практике возникают конфликты норм МГП и МППЧ. Во многих вооруженных конфликтах принимали, да и сейчас принимают участие наемники, которые исходя из норм МГП не вправе без каких-либо правовых оснований присваивать себе публичные функции, связанные с применением вооруженной силы. Понимание этого привело к разработке и принятию Резолюцией 44/34 от 04.12.89 Генеральной Ассамблеи ООН Международной конвенции о борьбе с вербовкой, использованием, финансированием и обучением наемников. Она признала наемничество одним из тягчайших преступлений международного характера. "Классические" наемники предавались суду и осуждались за преступное поведение лишь в нескольких случаях. Один из них особенно печально известен и связан с вынесением обвинительного приговора израильскому наемнику Яиру Клейну судом Колумбии за подготовку нескольких членов колумбийских военизированных группировок и вооруженных формирований наркоторговцев в 80 х и 90 х годах прошлого столетия. Яир Клейн был осужден в феврале 2001 г. Уголовным судом округа Манисалес (Колумбия) за инструктаж и профессиональную подготовку по вопросам применения военной и террористической тактики, методов и процедур с использованием наемников и пособников и был заочно приговорен к 10 годам лишения свободы. Колумбийское правительство неудачно пыталось добиться его экстрадиции из Израиля. В марте 2007 г. Интерпол выдал международный ордер на арест Я. Клейна, который в августе 2007 г. был арестован в московском аэропорту и заключен под стражу до передачи Колумбии, которая потребовала его выдачи. Несмотря на выданное российским судом разрешение на выдачу Я. Клейна в Колумбию, Европейский суд по правам человека принял решение о приостановлении процедуры экстрадиции и 1 апреля 2010 г. постановил, что выполнение решения об экстрадиции повлечет за собой нарушение ст. 3 Европейской конвенции о правах человека. Тем самым, лицо, совершившее нарушение норм МГП, фактически не было привлечено к ответственности. Основу для преодоления таких противоречий необходимо закладывать на уровне нормотворчества. Именно на международном нормотворческом уровне необходимо стараться обеспечивать совокупный учет норм МГП и МППЧ при формировании новых правовых инструментов.
Вторая секция конференции рассмотрела тему "Международно-правовые проблемы борьбы с международным терроризмом и МГП".
Выступивший в рамках секции профессор международного права Университета Тарту (Эстония) доктор права Мялксоо Лаури (Lauri Malksoo) обозначил тему своего выступления, как "Терроризм и права человека в начале XXI века". Он отметил, в частности, что терроризм серьезно изменил отношение к международному праву. Международный терроризм негативно влияет на реализацию прав человека и их международно-правовое обеспечение, а также на применение МГП.
Доцент кафедры международного права Института Международных отношений Киевского Национального университета им. Тараса Шевченко (Украина) кандидат юридических наук Н. Гнатовский в выступлении "Вращающиеся двери" защиты гражданских лиц в международном гуманитарном праве: проблемы теории и правоприменения" вел речь о концепции "вращающейся двери", когда гражданские лица по МГП, в силу обстоятельств превращаются в лиц, на которых допустимо нападение согласно нормам МГП в рамках вооруженных конфликтов, если они "взяли в руки оружие". Классическое МГП касается защиты участников и жертв вооруженных конфликтов. Принцип различия между ними объединяет "женевское" и "гаагское" право. А МППЧ не терпит какой-либо дискриминации в принципе. Именно это различие между МГП и МППЧ является базовым. Речь, по большому счету, идет о двух самостоятельных правовых режимах индивида. На практике возможны две ситуации, которые урегулированы нормами МГП. В первой, когда поведение гражданских лиц достаточно непредсказуемо, они могут периодически лишаться защиты по МГП (взяв в конкретном случае в руки оружие), и вновь получать такую защиту, прекратив участие в боевых действиях. Во второй, гражданское лицо может стать участником вооруженной группировки и на постоянной основе участвовать в ней, в т. ч. принимать участие в военных действиях. В этом случае такое лицо постоянно принимает участие во "враждебных действиях", в силу чего теряет защиту МГП. Кроме пределов действия МГП, в таких случаях одной из сложнейших проблем является решение вопросов о привлечении к ответственности за содеянное таким гражданским лицом. Одновременно встает вопрос о том, по уголовному праву какого государства будет привлекаться в ответственности такое лицо. Судебные органы какого государства будут осуществлять правосудие по таким делам?
Не менее важно по мнению докладчика решение вопроса о возможности отнесения гражданских лиц к т.н. "привилегированным комбатантам". Этим термином отдельные исследователи называют гражданских лиц, принимающих участие в боевых действиях без наличия на то правовых оснований. По мнению выступающего, нужно избегать применения этого термина и понятия. Но нужно определить статус таких лиц, пределы их защиты МГП. На сегодняшний день нет концепции "незаконного комбатанта", и вряд ли стоит говорить о том, что такая концепция нужна. Близко к этому стоит и проблема наемничества.
В МГП и МППЧ на сегодняшний день существует множество других неразрешенных проблем, которые требуют серьезных дискуссий, а также толкования с точки зрения взаимопроникновения МГП и МППЧ. Докладчик обратил внимание, что на сегодняшний день в международном праве уже имеются достаточные данные позволяющие определить понятие и понимание терроризма. При этом МГП также внесло определенный вклад в это. Есть 3 признака, позволяющих говорить о терроризме в условиях вооруженных конфликтов: (1) выбор жертвы - случайность, деперсонализация, (2) цель - запугивание определенных социальных групп, (3) направленность на изменение государственной политики, а не на достижение конкретных материальных результатов. В силу этого возникает вопрос о том, как оценивать действие гражданского лица, совершившего террористический акт в условиях вооруженного конфликта.
В сообщении "Международно-правовые механизмы противодействия терроризму в контексте обеспечения глобальной безопасности" кандидат юридических наук заведующий кафедрой права, истории и политологии Академии государственного и муниципального управления при Президенте Республики Татарстан М. Андреев отметил, что в правовом обеспечении противодействия терроризму имеются нерешенные до сих пор проблемы. Прежде всего, речь идет об отсутствии единого общепризнанного определения понятия "терроризм". Отсутствуют международно-правовые институты воздействия на террористов. В силу этого большинство государств рассматривают силовое воздействие в качестве основного средства против терроризма. Не урегулирован порядок превентивных, упреждающих мер, в том числе в соответствии со ст. 51 Устава ООН. В заключение докладчик отметил, что в условиях падения экономических показателей, зачастую война становится лучшим способом получения прибыли. В том числе и война с терроризмом. Но борьба с терроризмом не должна быть делом только военных. Это дело всего международного сообщества.
Выступивший в дискуссии ректор Института прокуратуры Уральской государственной юридической академии доктор юридических наук профессор Л.А. Лазутин обратил внимание на то, что связывать МГП и борьбу с терроризмом вряд ли можно обосновать как теоретически, так и на практике. В результате получается искусственное образование. Дело в том, что борьба с терроризмом - это компетенция международного уголовного и национального уголовного права. А увязка терроризма и МГП косвенно оправдывает проведение военных (боевых) действий в отношении террористов отдельными государствами и, как следствие, вмешательство во внутренние дела суверенных государств. С другой стороны, такая смычка является препятствием при проведении внутригосударственных антитеррористических операций, когда на членов незаконных вооруженных формирований пытаются распространить действие МГП. В реальности - они бандиты, обычные преступники, в связи с чем, нормы МГП вряд ли должны распространять на них свое действие.
В рамках третьей секции конференции рассматривались современные тенденции в отношении ограничения средств и методов ведения вооруженных конфликтов.
Почетный президент Международного общества военного права и права войны (Кельн, Германия) доктор права Флэк Дитер (Diter Fleck), освещая современные проблемы МГП применительно к средствам и методам вооруженной борьбы, отметил, что международное право значимо с точки зрения мировой политики. Его развитие носит прогрессивный характер. Но при этом, как международное право в целом, так и МГП в частности, развивается медленнее, чем совершенствуются средства и методы ведения вооруженной борьбы. Юристам не удалось выработать нормы, которые могли бы в достаточной степени регламентировать и ограничивать применение военной силы, разрушительных средств и методов ведения войны. Докладчик высказал мнение о том, что МГП развивается постфактум, со значительным запаздыванием формирует правовое регулирование уже имеющихся явлений. Например, правовое положение партизан, действия которых были широко распространены еще во времена Второй мировой войны, было урегулировано спустя длительное время в Женевских конвенциях. Ныне требуется решение сложных юридических вопросов в связи с концепциями ассиметричного применения военной силы, сетецентрических войн, войн в компьютерном пространстве, большой активности в военной сфере негосударственных акторов, таких как частные военные компании. С точки зрения развития технологий, по мнению докладчика, юристы должны особое внимание уделить формированию правовых ограничений для применения кассетных боеприпасов, систем вооружений с большим радиусом действия, беспилотных летательных аппаратов, а также в отношении кибервойн. Вместе с тем, представляется необходимым в дальнейшем правовом регулировании обеспечить соблюдение основных принципов МГП, а именно: проводить различия между комбатантами и гражданскими лицами; запрещать причинять чрезмерные страдания; обеспечивать правовую защиту участников вооруженных конфликтов. Как при применении институтов современного МГП, так и в перспективе важно помнить, что вряд ли право сумеет предусмотреть и урегулировать все возможные средства и методы ведения войны. В силу этого до сих пор актуальна "оговорка Мартенса". Именно поэтому все шире и шире стандарты МГП распространяются для учета за рамки вооруженных конфликтов международного характера. В завершение докладчик отметил, что МГП и другие отрасли международного права подвержены взаимовлиянию. В силу усложнения отношений, регулируемых международным правом, существенно осложняются и отношения, связанные с попытками ограничить средства и методы ведения вооруженных конфликтов на правовом уровне.
Первый проректор Международного института трудовых и социальных отношений кандидат юридических наук доцент А.Л. Козик в сообщении "Компьютерные войны и применение МГП" отметил, что ныне в науке и практике появился термин "компьютерные войны" (Cyberwars). Он не является однозначным. Но сообщения о реальных проявлениях таких войн (использование специально созданных компьютерных вирусов, атаки на информационные системы органов управления различных стран и т. д.) поступают постоянно. Потенциальная уязвимость компьютерных сетей - одна из причин широкой распространенности таких проявлений, в первую очередь различного рода компьютерных атак. Результаты таких атак могут носить управляемый отсроченный характер. Каскадный эффект кибератак просчитать фактически невозможно. Возникают вопросы: можно ли применить силу в ответ на такие кибератаки, можно ли считать их применением силы. И соответственно, допустимо ли использование МГП в этой сфере. Отвеыт на такие вопросы пока не найдены. Но проблемы могут быть обозначены. И главная: что делать, если компьютерная атака будет ограничена только военными объектами и будет осуществлена военными (комбатанты против комбатантов). Может ли быть такая ситуация рассматриваться как основание для применения МГП. Этот и другие подобные вопросы ждут своих исследователей.
Профессор кафедры международного права Московского городского университета управления Правительства Москвы кандидат юридических наук профессор В.А. Батырь обратился к новейшим проблемам ограничения средств и методов ведения вооруженной борьбы. В частности, он отметил, что открытие новых физических явлений, законов функционирования материи, постоянно порождает появление новых средств ведения вооруженной борьбы. Несмотря на их техническую классификацию, в праве порой весьма сложно дать определение конкретным видам оружия, а тем более четко урегулировать ограничения на его использование. Применение различных видов оружия (особенно оружия массового уничтожения) ограничено широким кругом международных договоров. Однако разовое его использования террористами, незаконными вооруженными формированиями и отдельными лицами вполне возможно вне рамок правового поля. К примеру, отдельные факты биотерроризма зарегистрированы и известны. В XXI веке во многих странах, особенно с нестабильной политической ситуацией, весьма остро стоит проблема обеспечения сохранности обычных вооружений. Эти и многие другие факторы по мнению докладчика свидетельствуют о необходимости разработки всеобъемлющей универсальной конвенции, направленной на ограничение обычных вооружений, обеспечение контроля за их распространением и максимальное сокращение доступа к нему негосударственных акторов.
Завершающая конференцию четвертая секция была посвящена рассмотрению и обсуждению современных тенденций развития международной уголовной юстиции.
Глава Кабинета Председателя Специального трибунала по Ливану доктор права Актавива Гуидо (Guido Acquaviva) в выступлении на тему "Нападение на гражданских лиц и террор как военные преступления в международных уголовных трибуналах" остановился на материально-правовых аспектах применения МГП в деятельности органов международного уголовного правосудия. Он отметил, что учредив Специальный трибунал по Ливану международное сообщество впервые в мировой истории передало преступление терроризма под юрисдикцию органа международного уголовного правосудия. Но вопрос о соотношении понятий "терроризм" и "военное преступление" по МГП в деятельности органов международного уголовного правосудия встал достаточно давно. Дело в том, что не всякое преступление, совершенное в военное время, является военным преступлением, которое совершается в отношении лиц, защищаемых МГП, и связано с военными действиями. Именно с учетом этого, Международный трибунал по бывшей Югославии (МТБЮ) в ряде своих решений дал толкование по вопросу разграничения военных и иных преступлений. В частности, в решении Судебной камеры МТБЮ по делу Кунарача, указано, что главное отличие военного преступления от деяния, которое является преступлением исключительно по национальному законодательству, состоит в том, что военное преступление определяется средой, в которой оно совершается, или зависит от нее, - т. е. от ситуации вооруженного конфликта. В силу этого конкретное деяние может быть квалифицированно как военное преступление лишь тогда, когда оно совершено против лиц, пользующихся защитой согласно положениям МГП. А также, если оно является следствием вооруженного конфликта, который создал соответствующую ситуацию и условия для совершения преступления. Кроме того, подобное деяние должно быть совершено для достижения целей конфликта или, как минимум, совершаться одновременно с ведением военных действий.
В различных вооруженных конфликтах распространены нападения на гражданских лиц и террор против гражданских лиц. А это противоречит нормам МГП, поскольку ст. 51 Дополнительного протокола I установлено, что: гражданское население как таковое, а также отдельные гражданские лица не должны являться объектом нападений; а также запрещаются акты насилия или угрозы насилием, имеющие основной целью терроризировать гражданское население. Статьей 85 превращение гражданского населения или отдельных гражданских лиц в объект нападения рассматриваются как серьезные нарушения Дополнительного протокола I (военные преступления), если они совершаются умышленно и являются причиной смерти или серьезного телесного повреждения или ущерба здоровью.
С учетом этого, подобные действия решениями органов международного уголовного правосудия, например, МТБЮ, при установлении взаимосвязи с военными действиями, квалифицируются в качестве военных преступлений. Такая квалификация применена более чем по 10 делам (по делу Галича от 5 декабря 2003 г., по делу Кордича и Черкеза от 17 декабря 2004 г., по делу Блашкича от 29 июля 2004 г., по делу Драгомира Милошевича от 12 декабря 2007 г. и др.) при расследовании которых были собраны доказательства неправомерных нападений на гражданское население, основной целью чего являлось терроризирование гражданских лиц и их запугивание. Такие нападения были осуществлены без настоятельной военной необходимости путем заранее подготовленных артиллерийских обстрелов, снайперских обстрелов и т. д.
Доцент кафедры МП Уральской государственной юридической Академии кандидат юридических наук И.В. Федоров посвятил свое выступление структуре системы международной уголовной юстиции (правосудия). Он отметил, что данная система в настоящее время находится в процессе формирования, который пока еще не завершен.
Кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой международного права Академии управления "ТИСБИ" (г. Казань) А. Б. Мезяев в своем выступлении отметил, что деятельность органов международного уголовного правосудия как по применению и толкованию норм международного права, так и по созданию основ современного международного уголовного процесса требует своего критического анализа. В значительной своей части эта деятельность противоречит нормам действующего международного права и даже общим принципам права в целом. В ряде случаев, особенно применительно к деятельности МТБЮ, необходимо предпринять определенные усилия для противодействия созданных им стандартов применения норм международного права. Судебный процесс, в том числе международный, может быть законным и справедливым, как минимум, если обеспечено соблюдение всех соответствующих норм права, включая принципы уголовного судопроизводства, одним из которых является, как известно, презумпция невиновности. Презумпция невиновности является базовым принципом не только во внутригосударственном уголовно-процессуальном праве, но и в современном международном уголовном процессе. Практика же применения этого принципа на международном уровне весьма различна. Например в международных судах уголовной юрисдикции обвиняемый порой должен сам доказывать свою невиновность в случаях заявления ходатайства о временном освобождении из-под стражи. Как правило, в международных уголовных судах, сложилась практика обязательного ареста обвиняемого до суда, которая противоречит обычному толкованию принципа презумпции невиновности. Если обвиняемый заявляет о даче показаний под давлением, то вопреки презумпции невиновности, он обязан доказать это давление. И, наконец, прокуроры международных судов уголовной юрисдикции вправе приостанавливать исполнение решений об освобождении обвиняемых из-под стражи, в то время когда сами судебные палаты принимают решение о таком освобождении из-под стражи. По мнению докладчика, этот и другие примеры прямо свидетельствуют, что такая реализация принципа презумпции невиновности и других принципов уголовного судопроизводства в международном уголовном процессе свидетельствует о необходимости формирования действенного механизма их реализации.
На конференции были сформулированы основные направления, по которым целесообразно проводить дальнейшие научные исследования проблем взаимодействия международного гуманитарного права и международного права прав человека.
В перерывах работы секций и после завершения их заседаний участники приняли участие в культурной программе, подготовленной организаторами конференции: экскурсии по музею Казанского (Приволжского) федерального университета, посещении Казанского Кремля и ряда достопримечательностей тысячелетней Казани.
Конференция была подготовлена и проведена на высоком организационном и научном уровне. Ее участники высказали большую благодарность и признательность за это профессорско-преподавательскому составу кафедры международного и европейского права юридического факультета Казанского (Приволжского) федерального университета и сотрудникам Региональной делегации Международного Комитета Красного Креста в Российской Федерации, Беларуси, Молдове, Украине.
Александр ВОЛЕВОДЗ,
профессор кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики
