В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Бродяги (часть вторая) Назад
Бродяги (часть вторая)
Что связывает вокзалы, бомжей, доктора Лизу, "Живой Журнал" и нашего обозревателя Зою Ерошок

Продолжение. Начало см. "Новая" N 15.

По милицейской логике: бомжи - ненормальные, и жизнь у них ненормальная. А те милиционеры, что их бьют, просто так, проходя мимо, дубинками, электрошокерами, петардой в лицо, - нормальные? Те, что швабру засовывают женщине во влагалище, - нормальные? Они приходят домой, чай пьют, с женой общаются, детей своих по головке гладят. У них все хорошо. А потом идут на работу - исполнять свой профессиональный долг: бить бомжей. За то, что они - бомжи. И потому что знают: им за это абсолютно ничего не будет.

Лена Никульникова, помощница Лизы Глинки*, объясняет мне: "Из ментов зверствуют и издеваются над бомжами как раз те, кто сам лимита, только приехал в Москву. Это "низовики", работают "внизу": на вокзалах, на улицах. У них нет никакого образования, платят мало, зато полная бесконтрольность, а бомжи для них вообще не люди. Но и из высших чинов никто и никогда бомжей не защитит".

Лена учится на юриста. Она знает систему изнутри.

* * *

Кстати, ненавидя ментов, к операм бомжи относятся уважительно. Опера убийц ищут, делом настоящим заняты...

* * *

О бродяжничестве - как образе жизни. Когда Есенин разочаровался в советской деревне, да и вообще в деревне, ему захотелось одного - стать бродягой. ("Оттого, что в полях забулдыге/Ветер громче поет, чем кому".) С гнилью, с городскими хулиганами Есенину легче, чем с благополучными мещанами советской России. Ему стали мерзки большевики и те, кто с ними. Опостылели бывшие приятели, занявшие более или менее кровавые, но теплые места. ("Я уж готов. Я робкий./ Глянь-ка, бутылок рать!/ Я собираю пробки/Душу мою затыкать".) Это я не ради идеализации и романтизации бомжей вспомнила. Просто перечитывала на днях у Ходасевича воспоминания о Есенине.

* * *

Вера Миллионщикова, главврач Первого Московского хосписа, в метро на "Павелецкой" пересаживается на другую линию, так она сказала на днях Лизе Глинке: "Заметно меньше стало ссанья на "Павелецкой". Вот! Эффект почти полугодовой работы Лизы Глинки с бомжами.

Вердикт бомжей

- Что вы думаете о правительстве?

Молчат, потом хором:

- Пи-ди-ра-сты.

* * *

Пока на "нычке" Лиза перевязывает руку Тиме, ей звонят помощники. Нагрянула милиция. Бегом к "своему" месту. Как правильно разговаривать с милиционерами? Если начнут бомжей при нас бить или загонять в клетку - что делать?

Короче, прибежали, а милиции уже нет. Оказывается, подошли два милиционера к нашей машине, а там всего один бомж остался, и у того уже на руках был билет домой (Лиза купила). Сказали расстроенно: "Опоздали", - и ушли, разочарованные.

Лиза потом напишет в своем дневнике:

"Да, опоздали. Сегодня нашим больным крупно повезло. Их не били дубинками и не свалили в клетку отделения милиции. Я не знаю, что будет завтра. И послезавтра тоже.

Зачистка Москвы перед выборами, чтобы лучше голосовалось, наверное. Правильному электорату. А у меня - неправильный. Незарегистрированный, и далее продолжать можно бесконечно. Знаете, даже в войну бомбить госпитали и больных считается не по правилам. А сейчас мирное время.

Среди моих бездомных 95 процентов - граждане России. Да, они не так успешны в жизни, как мы с вами. У них нет семей, нет квартир и много чего нет. Но они - люди. В большинстве своем люди больные".

* * *

Лиза говорит, что сначала все бомжи для нее на одно лицо, а со второго раза она их различает.

* * *

Так закончилась моя первая среда среди бомжей на Павелецком. Лиза работала, как всегда, до последнего посетителя.

Моя вторая среда

Моя вторая среда началась с пожара. Иду по Сретенке к метро. Мы договорились с Лизой Глинкой, что не опоздаем на встречу с бомжами, потому что, раз милиция "наше место" на Павелецком вокзале уже знает, может быть облава. Вдруг слышу: гудит машина и меня кто-то зовет. Это Лиза и Лена Никульникова. Взахлеб начинают мне рассказывать, как попали "во взрыв".

Короче, пьют они чай у Лизы дома на Сретенском бульваре, и вдруг за окном что-то как рванет... Думали, машину какую-то взорвали. Оказалось, дом напротив (Рыбников переулок) горит. Выскочили на улицу, а там уже толпа зевак собралась, смотрят, фотографируют беспрерывно. Горит весь третий этаж, пожарные выносят из здания раненых, бросают прямо на асфальт, бегут внутрь за следующими. Лиза - почему-то оправдываясь: "Знаешь, я бы не стала ввязываться, но одна женщина рядом так кричала: "Там - ребенок, мой ребенок, спасите...>>. Я - к пожарному: "Там ребенок...>>. Пожарный мне - очень мрачно: "Это х...ево>>. Тут другая женщина, похожая на киргизку (дом выселенный, там, похоже, жили нелегалы): "В квартире, кажется, еще один газовый баллон остался, на 50 литров". Значит, один на 50 л уже взорвался, черный дым вовсю валит, раненых человек двенадцать вынесли, и еще один баллон должен взорваться? Пожарный мне так же меланхолично: "Сейчас так е...нет, никого здесь не останется", но побежал вовнутрь и вынес тот баллон".

И тут Лиза (пересказываю ее рассказ своими словами) видит женщину на земле, всю обожженную, которая буквально криком кричит, но до нее никому нет дела, пожарные - внутри здания, "скорая" стоит довольно далеко на углу, а толпа зевак все фотографирует и фотографирует. Лиза кричит толпе: "Помогите мне кто-нибудь, я одна ее не донесу до "скорой". Никто в толпе не реагирует. Все заняты: фотографируют. А надо сказать, что Лиза Глинка - маленькая, хрупкая женщина, она и поднять-то раненую не может, не то что нести. Наконец один мужчина вызвался Лизе помочь. Он с соседней мойки прибежал, там работает. Вдвоем с Лизой они хотели на матрас положить женщину, но матрас сам по себе тяжелый, поэтому на одеяле понесли. Вначале им вообще никто не помогал. А толпа стояла огромная, весь Рыбников переулок заняла и пол-Сретенки. Врачи из "скорой" даже не вышли, и в машину раненую женщину Лиза с тем мойщиком впихивали сами. С мойщиком Лиза еще двух раненых женщин в "скорую" перенесла. И всё это время кричала своей помощнице Лене: "Маску марлевую надень, отойди, не дыши дымом". Лена - беременная.

Мало того что Лизе вначале, кроме мойщика, никто не помогал. Так один мужик еще запихивал ее в горящее здание, вопя: "Там моя женщина осталась! Иди спаси ее!". Лиза долго потом недоумевала: если это его женщина, чего это она ее должна спасать, а не он?!

Из дома в Рыбникове переулке на Лизиных глазах человек шестьдесят выскочили, все с огромными полосатыми сумками. "Все - нелегалы?" - спрашиваю я. "Да у нас все нелегалы, кто не в Москве родился, - отвечает Лиза. - Но знаешь, что я еще запомнила: все, кто не очень сильно раненный был, разбегались врассыпную. И от помощи медицинской отказывались. Обожженные, полуголые - они не только милиции и депортации боялись, но и нас с вами. С бомжами - то же самое".

Пока мы едем на Павелецкий, к "своим" бомжам, у Лизы беспрестанно звонит телефон: "Ты жива?". Оказывается, зеваки на пожаре уже выставили свои фотки в интернет, и везде там, в эпицентре событий, - маленькая Лиза в большой синей куртке с надписью "Скорая помощь". "Жива, жива!" - смеется Лиза. И, помолчав, - мне: "Знаешь, самое страшное - орать о помощи, когда тебя никто не слышит. Мы еле-еле с мойщиком заставили еще пару мужчин из зевак носить раненых к "скорой".

* * *

Приезжаем на Павелец?кий вокзал. Туда пришли Лизины друзья и волонтеры фонда "Справедливая помощь". С цветами и подарками. Оказывается, у Лизы сегодня - день рождения. Бомжи тоже поздравляют. А "свеженький" бомж (всего полтора месяца бродяжничьего стажа) Саша из Волгограда (в прошлой жизни - музработник) с выражением читает Лизе длинное стихотворение-поздравление. Растроганная Лиза его целует.

* * *

А ребенок с пожара нашелся живой. Маленький, в синей курточке, в белой шапке, он сидел на другой стороне улицы и смотрел на огонь и дым.

* * *

Сами бомжи могли бы сказать о себе словами поэта: "Кто мы? Так - тень от дыма...>>.

* * *

Ну вот: моя вторая среда среди бомжей. 20 февраля 2008 года. Павелецкий. Семнадцать ноль-ноль.

Из моих знакомых бомжей: Вася, Руслан... Из незнакомых мне: Вера, Галя...

Вера - колоритнейшая дама. В меховой (когда-то была чернобуркой) шапке, в зимнем серо-буро-малиновом старом пальто и с большой яркой (с висюльками!) брошкой поверх пальто. "Лиз, а где Петрович?" - спрашивает Вера. (Петрович - это Сергей Петрович, врач-онколог, помогать Лизе с бомжами начал со словами: "Люблю экстрим".) "Не знаю, - отвечает Лиза, - может, подойдет попозже". "И Колька меня бросил", - говорит Вера и заливается слезами.

* * *

Еще раз про любовь. Лиза - Руфине: "Не пей, а?!" - "Да я совсем немного. И от тоски, Лиз...>> - "А тоска от чего?" - "Ты вот скажешь, что бездомная, да? А я тоскую оттого, что любила знаешь кого?" - "Кого?" - "Ничтожество. Полное ничтожество. Бомжевать - не беда. Любить ничто - страшно".

* * *

Дико холодно. Ветер. Лиза раздает больным бомжам лекарства: ношпу, анальгин, таблетки от кашля. "Лиз, не надо мне так много, - говорит бомж. - В следующий раз еще дашь". "Бери, бери! - говорит Лиза. - Откуда я знаю, приду ли в следующий раз. Может, помру". "Ты че такое говоришь? - возмущается бомж. - Ты, Петровна, того... живи, ты че?!".

Вера плачет навзрыд. Лиза - мне: "Поговори с ней. О любви". Говорим с Верой о любви. Очень долго. При слове "Колька" слезы у Веры падают прямо на асфальт. "Да я б из-за него еще год назад бросила бы бомжевать, уехала бы к себе домой. А он... он... Знаешь, что он мне сказал, когда бросал?" - "Что, Вера, что?" - "Он сказал: "Я знать тебя не знаю". "Вера, успокойтесь, - говорю я. - Ну что вы из-за этого Кольки так убиваетесь? Раз он такой, ну и черт с ним". Сама при этом думаю: что я несу? Мне кто б такое сказал: убила бы! Но Лиза, раздавая лекарства, одобрительно кивает головой.

Расспрашиваю Веру о ней самой. Она явно крутит, темнит. Вроде бы родных нету совсем. Есть дом (?) в Ростовской области. Почему не едет туда? "Как я в таком виде вернусь?". Лена Никульникова - строго: "Ну чего ты врешь? Мы же три раза пытались тебя отправить домой. Тебе даже санобработку сделали. Но ты же сама не захотела". "Так то ж из-за Кольки! Он меня сбил", - опять в слезы Вера. "Ну, хорошо, Кольки уже нет, что сейчас мешает уехать домой?" - "Мне обещали дать поработать. Здесь, на Павелецком вокзале, полы мыть. Моя знакомая в отпуск уходит, а меня на свое место пристроит. Я сама денег на дорогу заработаю", - гордо заявляет Вера. И - с отчаянной решимостью: "И Кольку забуду". Дальше - опять слезы. ("Да не расстраивайтесь вы так из-за Верки, - говорит мне пожилой бомж. - Это всё пьяные слезы. Пройдет".)

Проходит очень быстро. Появляется Петрович, покупает в соседнем ларьке Вере бумажный стаканчик горячего чая, сосиску. Они разговаривают. Я вижу спину Петровича и счастливо-кокетливое лицо Веры. Она показывает ему брошку. Сияет. Наверное, Петрович похвалил. Ест Вера медленно, аккуратно. Бумажный стаканчик из-под чая относит в мусорный бак, а не бросает себе под ноги. Бомжует семь лет.

* * *

Из Лизиного дневника: "Бездомный киевский больной. Пролежал у нас в хосписе три недели. С документами, отсидевший в тюрьме, после тюрем мотался по городам, так и не найдя себе пристанища. После смерти - позавчера - стали искать хоть кого-то из родственников. Они ведь есть почти у всех. Подняли всех - участкового милиционера, отдел по работе с осужденными и так далее. Нашли. Больной отсидел за убийство своей жены. Четверо его детей воспитывались в детском доме. Старший сын будет хоронить".

* * *

Галя бомжует со взрослым сыном. Сын пьет, а Галя - нет. Но вот однажды, в январские холода, Лиза устроила Галю на ночь в автобус "Милосердие".** Так Галя с подружкой на радостях открыли чекушку - и давай из горла... Священник звонит Лизе: "Ваши пьют!". Лиза: "Галя? Не может быть". - "Галя. Пьет. Шумит". Лиза: "Может, это не водка, а вода? Вы посмотрели бутылку?". Священник: "Посмотрел. Водка. Я их высаживаю". И высадил. Вот что с людьми радость делает.

* * *

Лена Никульникова в фонде "Справедливая помощь" с августа прошлого года. А до этого пять лет работала в крупной газовой компании. Пять месяцев, каждую среду, Лена приезжает с Лизой на Павелецкий.

Что было за это время в общении с бомжами самое неожиданное?

Лена задумывается: "Ну, во-первых, я не знала, что они будут такими разборчивыми. Когда роются в принесенных вещах, выбирают себе строго по размеру, подбирают по цвету, эта куртка нравится, эта - нет, сам(а) может в такой дранной шубе быть, но абы что не возьмет. Нет, это не хамство, не капризы, не то, что на шею нам сели, а именно: разборчивость. Во-вторых: они - не злые. Может, это только наши, павелецкие, такие, я за всех не скажу. Но наши точно - не злобливые, не агрессивные, безобидные и воспитанные. И каждую среду нас ждут, как маленькие дети. И, в-третьих, они много врут. Причем не бьют на жалость, не прибедняются, нет, жаловаться не любят. Врут, что у них все хорошо. Или: что им некуда возвращаться, никто и нигде их не ждет. На самом деле им просто стыдно. Они скрывают от своих родных, что бомжуют. Поэтому, когда телевидение приезжает, они разбегаются, прячутся, боятся, что их в телевизоре на родине узнают".

* * *

Сашка - женский вожак среди бомжей. Она - философ. Очень разбирается в людях. Про прежнего Лизиного водителя сказала: "Плохой он. Жадный и злой. Не нужен тебе. Подведет". Лиза тогда отмахнулась. А оказалось - правда.

Философу Сашке принадлежит фраза: "Лиз, ты чё, в натуре, честного бомжа от ё...ного наркомана отличить не можешь, а мента от опера? Не разбираешься ты в жизни и людях, что с тобой делать?". Кодекс!

Блиц-опрос: шесть коротких вопросов Лизе Глинке - восемнадцать коротких ответов.

1. Три вещи, которые мне непонятны:

- Отчего происходит жестокость?

- Зачем люди лгут?

- Мир.

2. Три вещи, которые меня пугают:

- Ездить на машине по мосту.

- Любой обман.

- Смерть.

3. Три вещи, которым бы я хотела научиться:

- Не реагировать на плохие запахи.

- Отключать телефон.

- Научиться говорить НЕТ.

4. Три плюса моего характера:

- Жалость.

- Терпение.

- Упрямство.

5. Три минуса моего характера:

- Жалость.

- Терпение.

- Упрямство.

6. Три вещи, которые я делаю чаще всего:

- Работаю.

- Люблю.

- Люблю.

(Окончание следует)

* О том, кто такая Лиза Глинка (В "Живом Журнале" ее знают как доктора Лизу), - читайте в предыдущем номере.

** Автобус "Милосердие" в холода собирает бомжей на улицах Москвы и возит их всю ночь - чтобы отогрелись.

Зоя Ерошок
обозреватель "Новой"

http://www.novayagazeta.ru/data/2008/16/29.html

Док. 641144
Перв. публик.: 22.07.10
Последн. ред.: 22.07.11
Число обращений: 0

  • Глинка Елизавета Петровна ( Доктор Лиза)

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``