В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Хрюкин против Сорокина Назад
Хрюкин против Сорокина
автор: Хаим Соколин

Юре Кислякову

Есть у меня знакомый писатель Веня Сорокин. Ну, может не вполне писатель, а так -пишущий. Прожил он долгую жизнь вне литературы, много поездил, повидал, встречался с интересными людьми, побывал в разных переделках. И настигла его распространённая болезнь - выйдя на пенсию, занялся он воспоминаниями. Не в том смысле, чтобы сидеть в саду под яблоней и вспоминать. А в том, чтобы все эти прошлые встречи, переделки и всякие любопытные истории изложить на бумаге и непременно опубликовать. Одним словом, сделать общим достоянием. Поскольку профессия его была далека от литературы, то печататься под своим именем стеснялся. Придумал неброский псевдоним и дело пошло. Газеты и журналы охотно помещали на последних страницах его бесхитростные тексты, что поощряло Сорокина писать ещё и ещё.
    
Одно удручало - не было обратной связи с читателями, не мог он понять, как его творчество воспринимается. Знакомые не знали, кто скрывается под псевдонимом, и поэтому впечатлениями о прочитанном с ним не делились. А незнакомые читатели так и оставались незнакомыми. Оказался он как бы в литературном вакууме - пишет, но откликов не получает. А это, как известно, для пишущего главное. Тогда решил он выведать мнение друзей и знакомых способом тонким и провокативным, без раскрытия псевдонима. После выхода очередного рассказа, брал он газету и, помахивая ею перед собеседником, говорил: "Читал Хрюкина? Опять воспоминания тиснул. По-моему, довольно скучно..."
    
- Абсолютно согласен, - отвечал ничего не подозревавший собеседник. - Язык неплохой, но пишет скучно. Нет интриги, занимательности, изюминки.
    
Такие высказывания убивали Сорокина. "Как же так, - думал он, - все истории подлинные, взяты из жизни. Не позволяю себе ни малейшего вымысла, ни искажения фактов, ни фантазирования. И язык хороший, это все признают. Да я и сам знаю. Почему же скучно? Жизнь, она ведь лучший автор. Что же им надо - читать о том, чего не было? Липу вместо правды жизни? Странные люди эти читатели, однако". И задумал он разыграть их, загнуть что-нибудь такое, чего вообще не было и быть не могло. И опубликовать это под собственным именем, чтобы не надо было потом хитрить и выведывать впечатления. "Они сами мне скажут, что думают. И убедятся, что Хрюкин - автор серьёзный, основательный, каждому слову которого можно верить. А у Сорокина всё построено на вымысле и обмане читателя".
    
...Вспомнилась ему одна дорожная встреча ещё в студенческие годы. Соседкой в купе оказалась молодая женщина необыкновенной красоты и довольно общительная. Рассказала она Вене, что муж её дипломат, подолгу бывает заграницей. Вот и сейчас возвращается она домой, в большую отдельную квартиру, а её даже встретить некому. Будь он тогда смелее и сообразительнее, понял бы что к чему... Но оказался лопухом, даже телефон не взял. Только помог чемодан вынести на перрон и попрощался. Потом долго вспоминал ту попутчицу... И решил Сорокин домыслить этот сюжет, дать волю воображению, задним числом исправить промах. Понеслось его перо на крыльях фантазии. Сочинил историю такую захватывающую, с такими пикантными и драматическими подробностями, что самого сладостная дрожь охватила. А финал сделал и вовсе оглушительный. Не такой, как в избитых анекдотах, где муж неожиданно возвращается домой из какого-нибудь Парижа и застаёт жену с бедным студентом. Такой банальный финал убил бы рассказ. Вспомнил Сорокин слова одного революционного писателя: "В сочинениях, как и в мятежах, всего труднее придумать концовку. А без неё сочинение не сочинение, и мятеж не мятеж". И решил - придумывать так придумывать, к чёрту условности и правду жизни.
    
Короче, превратил он дипломата в военного атташе, то есть в разведчика, и, прошу заметить, не советского, а ... бельгийского. А жену его сделал дочерью русских эмигрантов, настоящей Мата Хари времён холодной войны. Пыталась она завербовать Сорокина, но влюбилась в него, ушла от мужа, по настоянию возлюбленного явилась с повинной "куда следует", получила прощение и стала работать в библиотеке иностранной литературы. Они поженились, родилась дочка Анечка. Однако брак оказался недолговечным и через год распался. Вскоре жена с ребёнком покинули Россию, и Сорокин ничего не знал об их дальнейшей судьбе. Спустя 25 лет поехал он туристом в Бельгию и вдруг увидел по тамошнему телевидению интервью с молодой писательницей, чей первый роман сразу стал бестселлером. Была она необычайно красива. А звали её Анет Сорокин-Бернар. Ну, дальше сами понимаете... А если учесть, что рассказывалась история от первого лица, то можете представить реакцию читателей. Да что читатели... У Сорокина самого слёзы навернулись, когда описывал, как увидел свою Анечку по телевизору. А дойдя до встречи в её двухэтажной вилле на берегу моря и своей фотографии в рамке из слоновой кости на её письменном столе, так разволновался, что выкурил штук десять сигарет...
    
Звонки начались сразу.
    
- Веня, поздравляю. Потрясающая история, - услышал он отрывистую скороговорку Кима Ермолкина, филолога, специалиста по античной литературе. - Ирина моя даже всплакнула. Образный язык. Герои живые, яркие. Точные психологические штрихи. Каждый эпизод дышит подлинностью. Даже такая деталь, что Анет твои литературные способности унаследовала, о чём ты скромно умалчиваешь. Но это и так понятно... Неужели всё так и было?
    
Сорокин был доволен. Замысел удался. Здорово он разыграл этих любителей занимательных историй с изюминкой. Но в душе оставался он тем же честным Хрюкиным, которому претил всякий обман, будь то в жизни или в литературе. Поэтому теперь, когда цель достигнута, можно и позабавиться.
- Ну, а ты сам как считаешь? - с усмешкой спросил он.
- Считаю, что выдумать такое невозможно. Во всяком случае, тебе это не по плечу. Не твой уровень.
- Вот как. А кому же по плечу?
- Как кому? Разумеется, какому-нибудь известному. Искандеру, например. Или Войновичу.

Сорокина это задело.
- Понятно. Ну что ж, спасибо за откровенность. Так вот знай - всю эту историю я придумал от начала до конца, - торжествующе провозгласил он.
    
Эффект получился обратный тому, который Сорокин ожидал. Вместо одобрительного возгласа "молодец, Веня, ты настоящий писатель!", Ким вдруг обиделся и холодно сказал: "Придумал? Ну, тогда это меняет дело. Тогда это просто туфта, лапша на уши. Извини, Веня, но таких историй я могу наклепать сколько угодно".
    
- Почему же не клепаешь?
- Не хочу репутацию портить. Не серьёзное это дело.
    
Сорокин был взбешён. Он, конечно, сделал глупость, раскрыв Ермолкину правду. Но какова логика! Нет изюминки - плохо. Есть изюминка - тоже плохо. Больше он не даст втянуть себя в такие дурацкие разговоры. Интересно, у Чехова они тоже стали бы выяснять - было это или не было?
    
Как-то попалось ему эссе одного известного литературоведа. Автор для подкрепления своих мыслей постоянно призывал в свидетели древних. И это не только показывало его невероятную эрудицию, но и придавало мыслям особую убедительность. Каждый раз, когда глаз нарывался на слова: "Ещё Вергилий писал... Ещё Катулл указывал... Ещё Овидий говорил..." - возникало какое-то интуитивное доверие к тому бреду, из которого состояло эссе. Сорокин понял, какое магическое воздействие на подсознание читателя производит это короткое словечко "ещё". Ведь не скажешь "ещё Аксёнов" или "ещё Акунин". Звучит смешно. И задумал он разыскать для своих нужд какого-нибудь надёжного классика, которому подходил бы ранг "ещё". Я забыл упомянуть, что после рассказа об Анет решил Сорокин покончить со своими прежними правдивыми воспоминаниями и перейти на новый жанр, в котором крупицы правды перемешаны с вымыслом. Примерно в соотношении один к десяти. "Хорошо бы, - подумал он, - сослаться на какого-нибудь древнего авторитета, чтобы избавить себя от глупого вопроса - что здесь правда, а что нет?"
    
Вскоре был готов сборник новых рассказов, который он украсил эпиграфом из Горация:
    
Пишущий, по силам предмет выбирай,
Истине следуй или выдумывай сходное с нею,
Вымысел в правду вплетая искусно,
Признаньем и славою будешь отмечен...

Эти слова как бы честно предупреждали читателя, чтобы он не искал в рассказах то, чего в них нет, и не пытался отделить правду жизни от правды литературы... Сборник имел успех. По поводу выхода его состоялась дружеская тусовка. Выпивали, закусывали, хвалили рассказы. Сорокин чувствовал себя знаменитостью.
    
- Веня, - сказал Ким Ермолкин, - я тогда погорячился насчёт бельгийской истории. Признаю, что был неправ. Твои новые рассказы читаются на одном дыхании. Ирина то плакала, то смеялась. А там, где герою по ошибке яйца ампутировали, от смеха чуть не описалась. Чёрт с ним, с вымыслом. Главное - захватывающе. И знаешь, что меня окончательно убедило в легитимности твоих литературных опытов? (Ким имел слабость к красивым академическим выражениям). Стихи Горация! Говорю как специалист по античной литературе. Я их хорошо помню ещё с университета. Они уже тогда поразили меня какой-то особой грубоватой мудростью, свойственной древним римлянам. Это не просто эпиграф, а сверкающий бриллиант в оправе твоего сборника. Ты молоток, что раскопал эти строки. Ещё Овидий говорил "Verba volant, scripta manent" - слова улетают, написанное остаётся.
    
Сорокина возмутил этот снобизм. При чём здесь Гораций и Овидий, если рассказы хороши сами по себе? Каждый норовит выпендриться, показать свою образованность. Горация он помнит! То ли Сорокин выпил лишнего, то ли чувство справедливости потянуло его за язык. Ему бы промолчать, но снова проснулся в нём честный бескомпромиссный Хрюкин.
-Побойся Зевса, античник, - сказал он и положил в рот кружок лимона. - Ты помнишь Горация так же, как я "Капитал" Маркса. Эпиграф я сам сочинил, чтобы бросить кость всяким литературным снобам...
- Врёшь! - Ермолкин побагровел.
- Зуб даю, - Сорокин сделал убедительный жест большим пальцем.
- Фальшивомонетчик! Сочинитель хренов! Ты меня подставил! - завопил Ермолкин и залпом выпил фужер коньяка. - Эвтуш сразу сказал, что никакой это не Гораций, а сам Сорокин. А я, дурак, поспорил с ним на тыщу баксов. Где я такие бабки возьму? Меня Ирина убьёт...

* * *
На днях Сорокин заходил ко мне и взял сто долларов взаймы на два месяца. "Для Кима собираю, - сказал он. - Верну с гонорара за сборник". Помолчал и добавил: "Хрюкин меня погубит".

viperson.ru

Док. 640180
Перв. публик.: 22.06.11
Последн. ред.: 16.09.11
Число обращений: 0

  • Соколин Хаим Герцович

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``