Андрей Нещадин: Внеэкономичесие факторы торможения модернизации: мешающие стереотипыНазад
Андрей Нещадин: Внеэкономичесие факторы торможения модернизации: мешающие стереотипы
Осмысление и попытки решения проблемы российских моногородов показали, что на примерах этих городов, как под увеличительным стеклом, фокусируются и выпукло, до очевидности ясными, предстают все главные проблемы российской экономики и общества, связи, механизмы и процедуры взаимодействия бизнеса, науки, государства, организованной и неорганизованной общественности. И в этом, наверное, и заключается важность и поучительность как возникновения проблем, так и их развития, и, особенно - путей решения, поиска способов, алгоритмов таких решений.
Осмысление этого опыта важно и для преодоления сложившихся стереотипов, несостоятельность и бесперспективность, а то и опасность которых становится также очевидной именно на примере моногородов.
Феномен российских моногородов. Разумеется, в той или иной степени, монопрофильные города присутствуют в экономике любой страны, особенно - обладающей большой территорией, богатой различными природными ресурсами. Однако такого количества монопрофильных городов, как оставшегося Российской Федерации в наследство от советского прошлого, больше нигде в мире нет. Моногорода производят четверть российского ВВП, в них сосредоточено также около четверти всего городского населения. Этим Россия радикально отличается от сопоставимых с нею по территории, плотности населения, богатству недр Канады, Австралии, Бразилии, США. В этих странах концентрация населения в мегаполисах на порядок больше, чем в России. И это общецивилизационный тренд - индустриализация - урбанизация - формирование массового информационного общества в мегаполисах, обеспечивающих концентрацию квалифицированного человеческого капитала, финансов, транспортной и информационно-коммуникативной инфраструктуры. Свыше 99% патентов в США получено именно в мегаполисах. Можно сказать, что количество моногородов, доставшихся в наследство России, - следствие недальновидной политики советского руководства, приведшей к распылению основных фондов и человеческого капитала. Причем, политики сознательной, строившейся на мифологии "политэкономии социализма" и "научного коммунизма" с их установками на стирание граней между городом и деревней, равномерного распределения производительных сил и т.д. Процесс градообразования и роста городов за весь период советской власти достаточно жестко регулировался государством. До начала 60-х годов ограничивалась свободная миграция сельского населения через механизм отсутствия паспортов у сельского населения. Там, где это считалось целесообразным, действовали механизмы общественных призывов - форма организованной миграции в города-новостройки. Одновременно ограничивалась прописка в крупных и крупнейших городах. Эта система дополнялась пенитенциарными формами миграции - высылкой отдельных категорий населения из крупных городов, организацией спецпоселений и другими.
Под влиянием регулируемых государством миграционных процессов складывалась достаточно неестественная и слабо функциональная структура городского расселения, а вместе с ней неестественный характер приобретал и процесс урбанизации. Важнейшие характерные черты и противоречия этого процесса: высокий темп роста городского населения, повлекший изменение городской среды, а в социологическом контексте - маргинализацию социальной структуры; незавершенный, ущербный характер урбанизации; низкое качество городской среды; наличие острых экологических проблем в развитии городов; асимметрию городского расселения между Европейской и Азиатской частями страны; деформацию функциональной структуры городов.
Одной из наиболее характерных особенностей в этот период было доминирование монопрофильных городских образований, небольших городов и поселков городского типа, жестко привязанных к предприятию или ряду предприятий какой-либо отрасли. Можно полностью согласиться с тем, что административное ограничение роста агломераций и крупных городов в период советской власти имело негативные социальные и экономические последствия.
Формирование и развитие рыночной экономики в современной России все быстро поставило на свои места. Рынок (инвесторы, финансовый и человеческий капитал) быстро выбрали мегаполисы. Это наглядно иллюстрируют динамика строительства, развитие отечественного автопрома, в том числе - формирование "российского Детройта" в Санкт-Петербурге и Калуге. Инвесторы не хотят начинать с нулевого цикла в степи или тайге, а идут туда, где есть развитая образовательная, научная и инженерная инфраструктура.
Не менее опасна инерция идеи второстепенности, вторичности социальной политики по отношению к экономике. Между тем, весь зарубежный опыт успешного решения проблемы моногородов (только за последнее десятилетие - города Рура в Германии, города провинции Рон-Альпы во Франции, ряд портовых городов Японии и Великобритании) свидетельствует о том, что ключом к реализации проектов и программ их реструктуризации и развития является особо кропотливая работа с их человеческим потенциалом. Это лишь подтверждает простую истину: люди не просто человеческие ресурсы, а источник, механизм и результат экономического развития. Это наглядно продемонстрировал опыт успешной модернизации практически лишенных природной ренты экономик (Япония, Сингапур, Тайвань). Да и большинство нобелевских премий в области экономики последних десятилетий получено за разработки именно социальных и социально-культурных факторов экономического развития.
С этим стереотипом связан и другой - о возможности решения проблемы инновационного развития экономики страны в целом. Следует различать "инновационное развитие" и "развитие инноваций". Инновационное развитие - некая внятная политическая стратегия модернизации общества, его экономики . Ярким примером такой стратегии является постколониальное развитие Сингапура. "Из третьего мира в первый" - как назвал книгу своих воспоминаний автор и реализатор этой стратегии Ли Куан-ю - глава правительства этой островной республики, за два десятилетия вышедшей к фронтиру мировой цивилизации.
Развитие инноваций - связано с освоением новых технологий, дающих качественно новый уровень продукции и услуг, производительности труда и качества жизни. Полноценное развитие инноваций - проблема (а скорее - задача) микроэкономическая. Инициатор нововведения, просчитав риски, консолидировав возможные средства, имеет возможность реализации своего проекта. И за последствия своей инициативы он, как собственник, несет ответственность. В связи с этим, роль государства - поддержка реализации инноваций.
В этой связи, в дополнение к предыдущему - стереотип, а точнее - иллюзия изначальной инновационности бизнеса - мол, бизнес, в силу своей рыночной конкурентности, по самой своей природе ориентирован на инновации. Очень романтичная иллюзия. Бизнес затевается и ведется отнюдь не ради участия в конкуренции. Он ведется с целью получения - хотя бы временного - монопольного преимущества, чтобы за счет то ли качества продукта, то ли каких-то тонких отношений с властями, то ли за счет чего еще, но из конкуренции выскочить. Даже развивающая бизнес-навыки известная многим с детства игра так и называется - "Монополия". Поэтому, когда временное монопольное преимущество дает не развитие инноваций, а связь с административным ресурсом, мотивация у бизнеса в развитии инноваций весьма ослаблена.
В этих условиях становится понятна и роль государства, задающего правовые рамки, обеспечивающего ПОЛИТИЧЕСКУЮ стабильность, охрану прав собственника, создавая равные условия ведения бизнеса, пресекая нечестную конкуренцию. Тем самым создаются условия формирования конкурентной среды, стимулирующей бизнес к инновациям. Если государство само начинает выступать в роли собственника, или создает преференции для "правильного" бизнеса доверенных лиц, бизнесу заниматься инновациями ни к чему. Наоборот, он оказывается заинтересованным в сохранении своего монопольного статус-кво, что с неизбежностью ведет к экономической стагнации. Исторических и современных примеров тому множество. Задача государства подобна хозяину, выгуливающему свою собачку. Та может рыскать в разные стороны, но общий курс, в т.ч. с помощью поводка, то удлиняемого, то укорачиваемого, выдерживает хозяин. Иначе говоря, речь идет о создании условий и рамок ДЛЯ модернизации, инновационного развития. Эта роль государства особенно важна в стадии перехода, трансфера экономики и общества.
Показателен в этой связи проект иннограда в Сколково под Москвой (что хорошо), с привлечением иностранного капитала и специалистов (что тоже правильно), но в проект закладывается принцип экстерриториальности, причем, как главное условие его успешности. Там будет действовать особый правовой, таможенный, налоговый режим. Для резидентов иннограда ведены нулевые налоги на имущество организаций, на землю, транспорт, НДС, на прибыль. В Сколкове будет своя, отличная от общероссийской, милиция, ЖКХ будет заниматься специально создаваемая управляющая компания. При всей важности этого проекта нельзя не признать, что он ставит диагноз российскому государству, неспособному создать условия эффективного развития инноваций больше нигде, кроме как в этом небольшом кампусе.
Не менее искажает реальность и "демократический стереотип", бытующее среди демократической и либеральной оппозиции мнение, будто для инновационного развития России необходима демократизация общества. Примеры Германии, Японии, Кореи, Чили, Испании, еще более ранние исторические примеры убедительно показывают, что нигде и никогда модернизация общества не осуществлялась за счет демократизации. Даже из теории и практики менеджмента хорошо известно, что любая реорганизация предполагает централизацию полномочий для реализации идеи проекта. Демократия, делегирование полномочий, являются результатом, в некотором смысле - итогом, продуктом создания рыночной экономики , конкурентной среды. Нужно только понимать, что такая стартовая централизация не может быть самоцелью, а тем более - использоваться в целях захвата и передела собственности, что, собственно, и происходит в России. Таким образом, проблема не в централизации, а в отсутствии "длинной воли" и "длинных мыслей" российского правящего класса, заигравшегося в собственность. Власть ради власти порождает коррупцию, невостребованность, а то и отторжение любой модернизации.
В этой связи, можно говорить о неадекватном отношении к имперскому опыту и наследию. Речь даже не о изучении успешного опыта модернизации России в петровских реформах. Эта модернизация дала такой импульс развития России, что плодами этого опыта мы пользуемся до сих пор. Петровские реформы - хороший пример "длинной воли". Они строились на основе заимствования передовых практик, ставке на науку и образование, формирование на этой основе новой в том числе и властной элиты. Дело даже не в этом. Почти отсутствует само понимание исторической роли и значения, потенциала постимперской культуры, создающей качественно новый человеческий капитал, закладывающей основы открытого общества. Мы гордимся именно имперским прошлым, апеллируем к этому прошлому - уже нереализуемому, вместо того, чтобы опираясь на социально-культурный потенциал, выработанный этим прошлым, строить уже новое общество (1).
Малоконструктивными является и попытки решения проблем исключительно на основе государственно-частного партнерства. Подавляющее большинство отечественных наработок и рекомендаций по решению проблемы моногородов, в конечном счете, сводят эти решения к реализации тех или иных форм партнерства государства и бизнеса. Однако ограничение только взаимодействием власти и бизнеса напоминает "диалог" двух глухарей на току, не замечающих, что за ними пристально наблюдает третий. В данном случае - общество. И обращение к российскому историческому опыту убедительно демонстрирует опасные последствия такого развития ситуации.
Ergo, роль социальной политики: институты и культура
Поэтому проблема модернизации и в том числе моногородов, особенно в российских условиях - не столько экономическая проблема подтягивания государством определенных ресурсов. Это, прежде всего, проблема реализации внятной социальной политики, системно развертываемой на корпоративном и региональном уровнях. Причем, в данном случае (в масштабе моногорода) корпоративная социальная политика - как внутренняя, так и внешняя - оказывается практически в полном объеме социальной политикой региональной. И наоборот.
Оценка эффективности корпоративной социальной политики, в конечном счете, должна соотноситься с реальными потребностями общества, с социальным заказом. Иначе социальны инвестиции могут быть нецелесообразными - по номенклатуре и по объему. Выработка такого социального заказа - дело диалога бизнеса с местными властями и общественностью. Наличие такого социального заказа позволяет говорить об эффективности социальной политики как изменении реальных проблем ее породивших, а также вычленять долю (соотношение) целевого использования средств и организационных расходов. В регионах накоплен такой опыт (проведение слушаний, ярмарок идей и т.п.). Этот опыт нуждается в обобщении до выработки методики процедуры и механизма принятия социальных заказов и контроля их реализации.
Этот момент представляется особенно важным применительно к реструктуризации и развитию моногородов. Поэтому чрезвычайно важным оказывается разъяснительная, образовательная работа, создание активной, конструктивно настроенной позиции местного сообщества, его готовность к инновационному развитию, требующему зачастую серьезных личных усилий. Речь идет об использовании комплекса информационно-коммуникатиных технологий по формированию ориентации населения на создание нового качества жизни. Социальные инвестиции в этом плане становятся точечным вливанием, инициализирующем запуск процесса развития, а точнее - саморазвития региона.
Важно понять, что речь идет не просто о пиаре в смысле пропагандистской накачки и манипулирования, а о реализации именно PR как Public Relations и Public Responsibility - взаимно-ответственного социального партнерства. Пренебрежение такой работой, с одной стороны, отношение к населению как ренте (человеческим ресурсам), помноженное на боязнь социального взрыва, как раз и чревато возможностями такого взрыва.
Важнейшими задачами являются привлечение внимания широкой общественности к наиболее эффективному опыту социальных инвестиций и социального партнерства; налаживание конструктивных социальных связей и отношений бизнеса с различными социальными группами рыночной и внерыночной среды; оптимизация отношений с местными органами власти и общественностью; создание предпосылок конструктивного общественного диалога, консолидации общества на конструктивной основе. Несомненный интерес, в этой связи, представляет опыт корпорации СУЭК, фонда Евразия в ряде городов Сибири, когда социальные инвестиции по обеспечению занятости направляются не в бизнес, а на развитие человеческого капитала, ориентированного на поиск новых точек роста.
Обобщение такого опыта дает методическую процедуру, конкретную технологию, выявляющую возможных участников социального диалога и партнерства, их операционализации, создавая, в конечном счете, некоторые условия наращивания тканей реального гражданского общества.
Таким образом, становится ясным, особенно на примере моногородов, что главной проблемой их модернизации и инновационного развития, как и всего российского общества, является вопрос о социально-культурных институтах.
_________________________________________________________________________________
1. Подробнее см.: Тульчинский Г.Л. Постимперская культура как ресурс и барьер инновацилнного развития. // Философские науки. 2010, N 1, с.51-72, а также материалы Круглого стола "Культура как ресурс и барьер инновационного развития" в этом же номере журнала (сс.13-83).
Социальное партнерство: Опыт, технологии, оценка эффективности. /Под ред. А.А.Нещадина и Г.Л.Тульчинского. СПб, 2009.
А.А. Нещадин - к.с.н., профессор Московского государственного университета прикладной биотехнологии
Тульчинский Г.Л. - д.филос.н., профессор НИУ-Высшая школа экономики (СПб)
