Опустив плуг, я вдруг почувствовал, как окреп и похолодал ветер, дувший мне в спину. Трактор на этот раз двинулся медленно, осторожно, будто его ктото придерживал сзади: это плуг наконецто погрузился в землю. Я прибавил газу. Трактор пошел быстрее. "Слава богу!" - обрадовался я и вгляделся вперед, выискивая сквозь пыль, которую нес шальной ветер, ориентир - тюбетейку брата на куче травы.Подбежал Ялкин и, энергично шагая, еле поспевая за трактором, радостно смеялся:
- Хорошо берет! Смотри, и глубина нормальная! Но направление, направление держи точнее! Слышишь?
Да, я, конечно, все слышал, и все видел, и радовался вместе с братом. Но у пропашного трактора нет штурвала, руль связан с рычагом, поэтому водитель, если все время сосредоточенно не контролирует себя, рискует сбиться с верного направления.
Я на радостях еще чуть прибавил скорость, и разрыхленная плугом сухая земля взвилась пылью, плотно, окутывая со всех сторон кабину. Наверное, именно в этот момент я потерял ориентир и взял чуть вправо. Ялкин тут же закричал:
1. Смотри, Турсун, ты ушел правее! Разве я не предупреждал тебя, чтобы ты держал прямо?!
2. Ничего не вижу! Пыль! - пожаловался я брату и потянул другой рычаг.:
- Да. что ты делаешь? Теперь влево забрал больше чем надо!.. Останови!.. Останови!..
Я остановил машину, спрыгнул на землю. Ялкин взобрался на мое место, и, пока не осела пыль, он не двинулся с места, хорошенько высматривая свою отметку. Потом, прищурив один глаз, поставил трактор так, чтобы крышка радиатора находилась на одной линии с его тюбетейкой. Меня это очень рассмешило. Но вслух, конечно, я не засмеялся - момент был самый серьезный, и я в душе посетовал на свое легкомыслие. Прошло несколько минут, прежде чем Ялкин двинул трактор с места. Предательская пыль тотчас отозвалась на это движение - и заклубилась, завертелась вокруг машины. Я пошел рядом, но почувствовал, что Ялкин очень скоро тоже перестал видеть свою вешку впереди. Однако борозда шла прямая, словно струна. Ялкин не менял позы, не шелохнулся, - вижу, не менял он и положений рычагов. Мне даже казалось, что если ему завязать глаза, он, как канатоходец в цирке, выполнит свою программу без сучка и задоринки - проведет трактор как надо, не свернув ни на миллиметр: на то они и существовали, двадцать лет накопленного опыта и мастерства. Да, это и в самом деле истинное искусство, которое нельзя наблюдать без восхищения. И я глядел не отрываясь, я даже забыл огорчиться, что не мне пришлось провести первую борозду. Восхищение переполнило меня, когда я увидел, как Ялкин до самой отметки довел прямую, как линия в тетради, борозду.
Брат сошел с трактора. Мы вместе подошли туда, где я сбился. Мой зигзаг выглядел словно след споткнувшегося вдруг о неровность карандаша.
Ялкин подбодрил:
1. Ничего, не горюй! Не все сразу дается в жизни! Поправишь на обратном пути! Только теперь уж держись этой первой борозды, всю землю распашем, ориентируясь по ней. Помнишь, какие неровные лоскутные земли были у нас в кишлаке? Помнишь, как мы мучались с ними при вспашке, объезжая на тракторе каждый тутовник?
2. Да что там говорить, конечно, помню, не работа- мученье одно!..
3. А на этих землях работать механизаторам - одно удовольствие... Вон и Байзак подъехал, давай садись.
Рядом с бороздой Ялкина я провел свою. За мной - Байзак. Потом снова я.
Тысячелетняя степь, так упорно сопротивлявшаяся человеку, превращалась в пашню.
17
Таков уж порядок: выращенный нашей бригадой хлопок в тем, прежнем совхозе, куда мы сначала переехали из родного кишлака, мы должны были собрать сами и сдать. Поэтому в начале сентября Ялкин отправил меня домой. Дома все было в порядке. Все очень скучали по Ялкину. Особенно Мунира, которой доставалось, конечно, больше всех - и хозяйство, и дети, и работа.
Четырехрядный комбайн, подготовленный к страде еще летом, перешел теперь ко мне. И все было так, как все последние годы при Ялкине - в один из дней уборки в совхоз понаехала целая армия теле, фото и радиокорреспонДентов из Ташкента, из области. Все они хорошо знали Ялкина, не раз снимали его, записывали. Не зная заранее, что брат теперь на новых землях в Джизакской степи, все они были несколько разочарованы: еще бы - ехали в такую даль, а репортаж об известном хлопкоробе, Герое Труда срывался.
Ялкина не было в поле, и они принялись пытать меня:
- Вы родной брат Ялкина Атаджанова? Почему не видно вашего брата? Давно он в Джизакской степи? Вы не можете дать его координаты? Каковы его планы на будущее?..
Мои терпеливые ответы прервал наш директор совхоза:
- Вы не зря ехали к нам, товарищи корреспонден ты! Турсун Атаджанов не только ученик своего зна менитого брата, он его последователь. Я очень верю, что пройдет немного времени, и он, как Ялкин Атад жанов, станет знаменитым механизатором. Не смотри те, что он молод!
Корреспондент радио сориентировался очень быстро, подошел ко мне и вдруг заговорил в свой микрофон, сделав предварительно несколько решительных взмахов рукой, чтоб создать хоть относительную тишину. Его речь была похожа на торжественное выступле` ние перед большим собранием, да и сам он словно был в президиуме, настолько значительны были его жесты и движения.
- Сейчас мы находимся, - вещал он, - у голубо
vvло корабля руководителя передовой комсомольскомолодежной бригады Турсуна Атаджанова. Он последователь Героя Социалистического Труда, покорителя, целины, известного всем Ялкина Атаджанова. Турсун взял На себя обязательство ссыпать из железного фартука своего комбайна на общенародный хирман триста шестьдесят тонн белого золота. Верный своему слову, молодой механизатор с честью выполнил к середине октября свое обязательство. Послушаем теперь, что расскажет нам по этому поводу сам Турсун Атаджанов, Пожалуйста, Турсун!
От волнения я сначала не мог и рта раскрыть, но, понимая, что говорить обязательно надо, что выхода другого нет, я заговорил, сначала сбивчиво, потом все увереннее, потому что говорил я не о себе, а о моем брате Ялкине. И это помогло мне справиться с непосильной, на первый взгляд, задачей.
На следующий день я взял с собой в поле свой маленький транзистор, подаренный мне еще перед армией Ялкином. В обеденный перерыв я настроил его, долго слушал, но того, чего я ожидал с таким нетерпением, так и не передали. Ну, наверное, завтра или послезавтра передадут... "А может, он просто дурака валял и не делал никакой, записи?"- подумал я с огорчением.
На другой день мой племянник Тулкун принес мне в поле горячий обед. Я снова, как вчера, поставил транзистор на грядку и начал есть, внимательно слушая радио. И вдруг чуть не подавился лепешкой: моим и в то же время совершенно чужим, какимто гнусавым, тонким фальцетом после голоса корреспондента, сказавшего: "Пожалуйста, Турсун!", были произнесены слова: "...Мой брат... Ялкин Атаджанов - мой учитель..."
Потом уж дело пошло лучше. Мой голос стал похож на мой... "Он научил меня профессии механизатора. Сегодня он в Мирзачуле, директорствует в новом совхозе. Он все любит начинать сначала, мой брат Ялкин. Когда целина освоена и дает хороший урожай, когда плодоносят фруктовые деревья, которые он очень любит сажать, - в таких местах ему уже не живется. Ему нужна целина, где все еще не обжито, где с землей надо еще повозиться, прежде чем соберешь с нее первый
хлопок. Не преувеличу, если скажу: Ялкин Атаджанов там, где трудно, где нужны его руки, не знающие отдыха... В прошлом году он на этом поле вот этой же caмой машиной собрал пятьсот тонн хлопка... Мне еще очень далеко до этой цифры, .но я буду очень стараться. Дополнительно к обязательству в этом году я соберу еще сорок тонн..."
Нежный голос дикторши тут же после меня сказал: "Слушайте, дорогие покорители целины, наш концерт - специально для вас. Слушайте и вы, Ялкин Атаджанов и Турсун Атаджанов, современные песни и мелодии!"
Я забыл об обеде, обо всем на свете, у меня даже мурашки побежали по коже от волнения, а душа пела: "Слушайте и вы... Турсун Атаджанов..."
После этой передачи я решил, что мне нужно работать еще лучше, больше прежнего. В теплые осенние вечера я собирал хлопок своей четырехрядной иногда до полуночи, утром же вставал чуть свет. В пять часов, как я помнил, всегда вставал и брат. От постоянного шума машины у меня пухла голова, а дышать целый день пылью, смешанной с мельчайшими волокнами хлопка, было очень трудно. Мучил кашель, казалось, у тебя в бронхах застряла пыльная кошма. Мама после работы отпаивала меня горячим молоком.
Наступил наконец день, когда уборка закончилась. Придя домой, я очень обрадовался: приехал Ялкин!
1. Ну, какой же ты молодец! - хвалил меня брат, когда я подробно рассказывал ему обо всех своих де лах. - Будьте уверены, мама, в этом году ваш малень кий сынок получит орден, помяните мое слово!
2. Э, пусть он сначала получит жену! - недоволь но проворчала мама. - Тогда мы так и не доехали до родителей девушки, Ялкинджан, не заручились их со гласием. Может быть, теперь, когда вы все наконец по свободнее, съездим? А то ведь так недолго и невесту потерять, не век же она будет ждать нашего Турсуна!
Ято знал, что у брата в новом совхозе дел невпроворот, и хорошо, если изредка ему удается вырваться., домой на денекдругой. Остальное время он в степиу в своем вагончикевремянке. Поэтому я нерешительно попросил маму:
- Не беспокойте его, у брата нет времени.
vv- Ну как это не найти времени для такого дела? Обязательно найдем! - твердо пообещал Ялкин.
И в самом деле нашел, больше того - все хлопоты, связанные со свадьбой, взял на себя, ни разу не даз мне почувствовать, что у нас нет отца. В дни праздника урожая - в декабре - Ялкин и мама поехали з кишлак и обо всем договорились с родителями Халимы. Потом по обычаю зарезали барана и раздали плов всему кишлаку - так полагалось. Два автобуса и несколько легковых машин с людьми из нашего кишлака, сердечно проводили невесту в Мирзачуль. Из Ташкента приехали трое музыкантов и певцов специально на свадьбу, и веселье продолжалось до утра.
Совхоз дал нам квартиру на втором этаже дома, где жил Ялкин. Мы с Халимой стали жить рядом с семьей брата.
...Конечно, пока готовились к свадьбе, а это отняло много времени, дел у Ялкина накопилось по горло. И, уехав сразу же после свадебных торжеств, он две недели у нас дома не появлялся. А между тем уже наступили зимние холода, пронизывающие ветры Мирзачуля задули еще сильнее. Наша мать от постоянного беспокойства за Ялкина не находила себе места, то в дом зайдет, то на улицу выглянет, все ждет брата и боится, не случилось бы чего с ним там, на новых зем
лях.
Однажды ночью, когда все мы уже ложились спать,
неожиданно приехал Ялкин. Лицо усталое, брови побелели от инея, чуть жив. Но ничего, посидел в тепле, отошел. Мама обрадовалась, не знает, чем кормитьпо
ить. Потом, не выдержав, спрашивает укоризненно:
- Почему ты не знаешь покоя, сынок, объясни мне? Может, я чегонибудь не понимаю? Ведь зимой у нас
обычно все отдыхают.
Ялкин, сев с краю сандала1, который мама соорудила для себя, попытался объяснить:
- Понимаете, мама, хлопот многовато. Если техни ку не приготовить с зимы, весной этим заниматься бу дет некогда, весной подопрут другие дела. Людей у нас очень не хватает, мало кто соглашается работать в глухой, необжитой степи. Людей найти надо самому,
1 Сандал - теплый очаг, наирытый сверху одеялом.
все добыть тоже самому... Воду возим знаете за сколько километров? За двадцать! Вся техника - тракторы, машины - на станции Обручево, а она от нас в восьмидесяти километрах, шутка ли! Поезди ка каждый день туда да обратно...
1. Господи, это в такойто холод! горестно взды хала мама. - За что тебе такие мучения и забота? Ты Сказал нам: "Мирзачуль!" - вот мы все и собрались с тобой здесь, вся твоя семья. В этом совхозе как бы ло хорошо, и Героя получил...
2. Что же, мама, так мне и сидеть на одном месте? Стал Героем - и все? Теперь всегда, всю жизнь дол жен быть там, где труднее всего... Так обещал, когда вступал в партию.
3. Разве нет таких, у кого это только на словах?
4. Что мне до них, мама? Вы же сами меня так воспитали, чтобы слово с делом у меня не расходилось. Ведь так? Скажите! Что же вы молчите?
5. Возьми меня завтра с собой, Ялкинака, ты гово рил, людей не хватает у вас. Я готов! - попросил я.
6. Ну что ты спешишь? - перебила меня мама. - Пусть хотя бы сорок дней пройдет, как жену привел в дом..
7. Ну что мне эти сорок дней, мама? Халима пре красно понимает меня: надо, значит, надо! Утром и по еду вместе с братом. Ну как я могу остаться дома и предаваться безделью, когда он так надрывается? Раз ве это дело, посудите сами?!
Ялкин ничего не ответил. А Халима, хотя и знала и была согласна со мной, выглядела грустной. Видели это и мама, и Ялкин, и Мунира. Поэтому на следующее утро брат чуть свет уехал, нарочно не разбудив меня.
Перед самым Новым годом начался обильный сне гопад. И я понял, что в открытой степи, оказывается, бывает еще холоднее, чем в долине. Перестает падать снег, и тут же, смотришь, навострил свое пронизыва ющее до костей жало янгиерский ветер. Дороги скольз кие. То и дело только и слышишь: этот попал в ава рию, тот сбился с дороги и замерз в степи. А снег всё идет и идет, и мороз все усиливается. !
1 Сорокодневье - по узбекскому обычаю молодожены первые сорок дней после свадьбы не должны расставаться друг с другом.
vv- Небо изрешетилось, что ли, что за напасть!- сетует мама. - Уже пятнадцать дней все сыплет и сыплет! Интересно, идет ли на земле сейчас еще гдени будь снег или бог весь его высыпал на Мирзачуль. а,
невестушка?
1. Что вы, мама, расстраиваетесь! Газеты пишут, го сейчас всюду так, - успокаивает Мунира.
2. Наш Ялкин и сегодня не приехал, - грустно
`
амечает мама. - Что поделаешь, - ровным голосом говорит Муира. Она только внешне спокойна, а сама волнуется ольше нас всех. - Плохо, что телефона у нас нет, перезванивались бы хоть изредка...
Я больше этого не выдерживаю. Утром, одевшись потеплее - шерстяные толстые носки, под пальто теп лый свитер, на голову меховую шапку, - попрощав шись с домашними, выхожу к большой дороге, ведущей в Джизакскую степь. -
* * *
Это была знаменитая небывалыми в наших краях лютыми морозами и снежными заносами зима шестьдесят девятого года.
На попутном грузовике, с колесами, обмотанными цепями, я отправился на поиски Ялкина. С трудом добравшись до нового совхоза, вернее, до места, где должен быть в будущем этот совхоз, я едва нашел его. Поле, где мы прокладывали первую борозду, и строительные площадки - все было под снегом, Вагончик -o временный дом Ялкина - теперь был уже не один рядом с ним пристроились несколько таких же. С наветренной стороны снега намело до самых окон, колес вообще не видно, и на железных крышах громадные снеговые, шапки.. Я прошел несколько метров по следу, проложенному машиной, и услышал звук работающего мотора. Жилые дома еще не были достроены, но место, предназначенное для. машинного парка, огорожено цементными плитами. Под навесами, крытыми шифером, уже выстроилось множество грузовиков, хлопкоуборочных агрегатов, тракторов, сеялок, чуть в стороне - токарный станок.
"Ну и брат! Ну и молодец! - подумал я. - Же лезная дружина готова к бою!"
Едва я так подумал, как увидел Ялкина. Он оживленно разговаривал с людьми около того самого крытого" грузовичка, на котором постоянно ездил. Ктото из собеседников обратил его внимание на меня, он оглянулся, и глаза его радостно заблестели. Однако при посторонних он лишь сдержанно поздоровался со мной, коротко расспросил о домашних делах, заботливо посоветовал:
- Отдохни с дороги, потом поговорим. Но я был нетерпелив:
- Э, ведь я с отдыха! Какое дело мне поручишь? Брата не пришлось долго уговаривать.
- Ну, хорошо, полезай тогда с Байзаком в кузов. По маленькой железной стремянке я влез в кузов
машины, где на мягкой соломе было разложено несколько матрацев. Мы с Байзаком на них и устроились.
Так как брат не сказал, куда мы едем и зачем, я осведомился об этом у Байзака,
-o На станцию Обирчуп (так он назвал Обручево). Говорят, прибыл наш бульдозер, вот мы с тобой и пригоним его сюда.
И вот мы на пути в Обручево. На колесах нашей машины тоже гремят цепи, они громко и ритмично погромыхивают, сливаясь в сплошное тарахтенье. Говорить почти невозможно. Мы едва слышим друг друга. Едем небыстро, по снегу не разгонишься. До станции добирались два часа. Бульдозер и в самом деле прибыл, но в каком состоянии он находился! Мы нашли его полузанесенным снегом, под открытым небом! Рябой кладовщик с хитроватой усмешкой, чрезвычайно вежливый, предупредил:
- Если можете забрать, берите! Но потом -` ника ких претензий: на нем нет электропроводов и динамо!
Мы в недоумении переглянулись с Ялкином и Байзаком.
1. Ом хоть новый? Тогда почему без деталей? - спрашивает в сердцах Ялкин.
2. Не знаю, - отрезает кладовщик, - мое дело маленькое: к нам поступил в таком виде. Открытая платформа, подолгу стоит на станциях, мог и снять
vvктонибудь... Не хотите брать - не берите! Ждите следующего поступления!
1. Да вы что! Мы ждали его, как манны небесной, целых три месяца! По енегу ходить просто невозмож но! Нам он нужен сейчас! Ялкин провел рукой по горлу. - Бот как!..
2. Тогда о чем разговор? - Кладовщик поплотнее запахнул шубу на лисьем меху. - Берите как можно скорее! Воля ваша!
Мы с Ялкином подошли к нашему бульдозеру, аккуратно смели с него снег, заглянули под капот; в самом деле, динамо не было, чья то безжалостная рука вырвала его вместе с проводкой.
- Ну что это за люди такие бессовестные! - сокрушался Ялкин. Потом, обратившись к нам с Байза ком, добавил: - Вы тут постойте, я сейчас. На стан ции есть гараж, я попробую разузнать там! - И он вскочил в свой грузовичок.
Через полчаса Ялкин вернулся в сопровождении шофера, который нес в руках старое динамо. Вместе с проводами. Любезности кладовщика не было предела, он даже дал нам подогретую воду, которую мы залили в радиатор, заполнили баки горючим и запустили стартер. Ротор старого динамо работал елееле. Мотор завелся с большим трудом.
Ялкин забрался со мной в кабину, я осторожно вывел бульдозер со двора склада. В армии мне много приходилось работать на таком тракторе, и еще на "Беларуси", тракторе канавокопателе с маленьким ковшом.
- Идет ничего! - сказал я Ялкину. - Мы сами доедем, а ты поезжай домой и успокой маму и Муниру!
Ялкин глянул на небо - оно было сплошь закрыто тучами. Падал редкий снег, ветер пронизывал до костей, не спасала никакая теплая одежда. Еще не было и четырех часов, а казалось, что наступил вечер.
- Динамо чуть дышит, - озабоченно проговорил Ялкин. - Да и провода мы присоединили кое как, боюсь я за вас, скоро ведь стемнеет...
- Да поезжай спокойно! Что у нас, фар, что ли, нет? - Я включил тусклый свет. - В кабину идет тепло от мотора, ты же видишь. Не надо беспокоиться, тише едешь - дальше будешь! - пошутил я, чтобы окончательно успокоить брата.
- Ну, глядите в оба! - еще раз предупредил Ялкин. - Будьте осторожны! Я к утру обязательно вернусь в, совхоз! До утра!
Ялкин у развилки пересел в свой грузовик и свернул направо, а мы с Байзаком поехали прямо. Впереди нас, словно щит, огромный нож бульдозера. Снег снова на чал сыпать вовсю. Кончились пристанционные построй ки, мы выехали в открытую пустынную степь. Гусени цы бульдозера проворачивались медленно, порою ка залось, что мы вовсе не движемся, а стоим на месте. В сумерках мы увидели машину, груженную сеном: она соскользнула задним колесом в кювет и. прочно увязла. Колеса крутились, сама же машина - ни с места.
Наш бульдозер легко преодолел сугробы, я высоко поднял его нож, приставив к заднему борту машины, и осторожно выжал газ. Сначала как бы нехотя, раз и другой качнувшись, машина выкатилась на дорогу.
- Сам бог послал нам вас, спасибо, ребята! - благодарили нас шофер и старый чабан, который сидел с ним вместе в кабине.
Старик, расчувствовавшись, даже благословил меня на дорогу:
- Пусть вам все идет впрок, сын мой1 Если мы вовремя не привезем это сено, наши бараны погибнут в степи от голода.
Машина ушла, и мы опять остались на дороге одни. Поменявшись с Байзаком местами, я передал ему рычаги управления.. Сам же устроился в другом углу кабины и попробовал немного вздремнуть. Но ничего из этого не получилось.
Уже совсем стемнело. Слабый свет фар едва освещал дорогу. Мы остановили бульдозер и сошли на землю. Мне показалось, что стекла фар грязные, я их тщательно протер тряпкой. Но нет, яркости не прибавилось. Свет слабел буквально на глазах, готовый вотвот совсем угаснуть. Мы снова залезли в кабину.
Не зря, выходит, беспокоился Ялкин о динамо. Может быть, во всем виноваты старые провода, которые мы подключили столь небрежно? Как назло, снег повалил пуще прежнего. Мы с Байзаком во все глаза гля
vvдим на дорогу, ветровое стекло забивает снегом. Уже не видно "ни самой дороги, ни следов ушедшей вперед машины. Я почувствовал, что Байзак нервничает и сбивается с пути.
- Останови! - попросил я и, выйдя из кабины, зажигая одну спичку от другой, загораживая тоненький язычок пламени ладонью, с трудом отыскал дорогу. Хорошо, что еще не очень отклонились от нее! - Давай сменю тебя! - предложил я Байзаку.
Не знаю, сколько прошло еще времени, но в какойто момент я почувствовал, что мы снова сбились с пути. Снега намело" выше колен, и, когда я снова вышел из кабины поискать дорогу, вдруг услышал, что мотор заглох вовсе. Предчувствие не обмануло меня, я не ошибся: действительно, дорога оказалась шагах в ста левее того места, где мы остановились; я нашел ее, идя наугад..
Между тем Байзак все дергал и дергал шнур пускача, силясь завести мотор: у бульдозера ведь нет ни аккумулятора, ни стартера, и пускач включается непосредственно от тока динамо. Мы по очереди, сменяя друг друга, дергали шнур, но все напрасно. Спички кончились, я в темноте начал ощупывать части двигателя, пытаясь найти причину неисправности. Когда, сняв рукавицу, невзначай дотронулся до гусеницы, меня обожгло ледяным холодом. Руки отказывались действовать. Я снова полез в кабину, чтобы хоть чуточку отогреться. Но впопыхах мы, оказывается, не закрыли дверцы кабины и теперь жестоко расплачивались за свою оплошность..
Ничего не оставалось делать, как сесть спиной друг к другу и так коротать ночь. Но через какойнибудь час от мороза свело руки и ноги. Я почувствовал, как холодпроникает под куртку, свитер, пробираясь к плечам, пояснице, спине. Вокруг нас сплошное железо, и нам стало казаться, что в кабине холоднее, чем снаружи.
- Если будем так сидеть, - стуча зубами, еле проговорил Байзак, - замерзнем. Вставай, пошли!
Мы выбрались из кабины. Пытались бегать, прыгать, чтобы хоть капельку согреться. Но мало что получалось из нашей затеи, потому что снег был настолько глубок, что мы в нем увязали до колен. Костер бы
сейчас помог, но из чего развести его? Я намочил в солярке тряпку, навернул ее на железный ключ и поджег, - у Байзака, к счастью, нашлось несколько спичек в коробке. Когда огонь с трудом занялся, его почти тотчас же погасила метель. Мы совсем упали духом.
У меня подкашивались ноги. В голову лезли разные . истории о замерзших, заблудившихся в непогоду. Вспомнилась и только вчера услышанная история, которая потрясла меня до глубины души. По дороге на дальнее пастбище шофер с чабаном, как и те, которых мы сегодня вытащили из кювета, везли корм для своих баранов. У них сломалась машина, и они ночью, в буран, оказались одни в степи. Взяли запасной баллон, облили его бензином и подожгли. Этого хватило ненадолго. А буран крепчал. Несчастные обнялись, согревали дыханием друг друга... В таком положении, замерзших, их и нашли через несколько дней... Да, все, что вспоминалось, настроения не улучшало.
Мы еще раз попытались завести мотор, но динамо выдохлось окончательно. Я уже давно не чувствовал ни рук, ни ног, все тело окоченело. А Байзак предложил шепотом:
- Давай поспим немножко...
Но в этот миг я огромным напряжением воли сбросил с себя оцепенение и что есть силы закричал:
1. Не смей спать! Не смей! Ты не хочешь спать! Идем, шагай! Двигайся! Ну, идем же! - Я непослуш ными руками схватил товарища за плечи, встряхнул и потащил. Мы пытались коекак двигаться, неуклюже толкали друг друга, стучали по спине, шее, рукам... Не знаю, уж сколько так прошло времени, только вдруг мы оба увидели свет фар, движущийся нам навстречу. Мы бросились по направлению к ним с поднятыми руками, чтото пытались кричать от радости, но из горла выры вались лишь какието невнятные хрипы. Но вот маши на уже рядом, вот она останавливается, ктото выска кивает из кабины, и я слышу родной голос, от которого мне хочется плакать и смеяться одновременно.
2. Турсун! - зовет меня этот голос. - Турсун!
В голове моей происходит чтото невообразимое, я уже не понимаю, явь это или сон, но отчетливо слышу слова, произнесенные Ялкином:
vv
- Говорил ведь я, говорил! Кто сказал, что пред. чувствие - это чепуха! Приехал домой, никак не могу уснуть, хоть и устал зверски. Крутился, крутился, не идет сон, все думаю об этом ненадежном динамо. Вска киваю посреди ночи и еду обратно... Вот, пожалуйста! Хорошо, что приехал! Урманджан, - обратился он к своему шоферу, - дайте спирт!
И брат, и Урман действуют быстро и сноровисто, будто всю жизнь только и занимались тем, что приводили в чувство замерзающих: натерли нам спиртом лицо, шею, руки. Воды не было, растопили немного снега в стакане,` добавили спирта и дали нам обоим по полстакана. Я почувствовал, как мгновенно у меня обожгло все внутри. Байзак поперхнулся было, но проглотил. Только после этого мы пришли немного в себя и рассказали Ялкину все, что произошло с нами после отъезда его домой.
Оказывается, Ялкин еще с вечера раздобыл новое динамо для нашего бульдозера. И сейчас, при свете карманного фонаря, он заменил старое. Но мотор почемуто сразу не заработал. Тогда брат открыл и прочистил медную трубку, подающую горючее. Бульдозер заработал, и ярко зажглись фары. Начало рассветать. Значит, мы пробыли здесь, в степи, целую ночь!
Мы тронулись в путь и до совхоза добрались лишь к полудню.
18
У Ялкина - большое хозяйство, больше сотни людей у него в подчинении и заместитель есть. Но все еще нет конторы.` Все разместились в вагончиках, крытых железом. Человек, который искал Ялкина, мог найти его либо в поле, либо в его крытом грузовике, - иногда он и ночевал в нем. Помню даже такой случай. Весной, в разгар сева, наиболее отличившимся решило правление вручить премии. Но неожиданно пошел дождь, и Ялкин вручал эти денежные награды прямо в крытом кузове машины. Увидел это начальник строительства, который в этот день оказался по делам на землях нового совхоза и сказал:
- В первую очередь вам, товарищ Атаджанов, мы должны были построить контору. Но вот все время бо
***!
лее важное выплывает на первый план... Уж не сетуй те, вы понимаете, как нам трудно!..
- Олег Михайлович, я все понимаю, но нам го раздо нужнее, чем контора, жилье и школа! Пока лю дям не дадим жилье, не переселим их `сюда с семьями, с: детьми, сами знаете, до тех пор настоящей работы не будет.
Пpав он был, Ялкин. И я об этом тоже думал, это было теперь моим единственным желанием, чтобы Халима была тут, со мной, А то что это за жизнь - жена, мама, невестка с детьми все еще были в тридцати километрах отсюда, а мы с Ялкином словно холостяки неприкаянные.
Дни становились все жарче и жарче, подходило время полива хлопчатника, но цементные трубы в полях до сих пор стояли сухие: местный канал все еще был недостроен.
Бетонные плиты для облицовки ложа канала везли на огромных машинах за девяносто километров из Джизака. Строители начали бетонирование с задержкой, и теперь, когда уже нужно было приступать к поливу, бетоном оставалось покрыть километра два, на что требовалось самое меньшее дней двадцать. Но хлопку не объяснишь, почему его не поливают, а если не полить вовремя, он засохнет на корню. Четыре тысячи гектаров хлопчатника оказалось в опасности.
Бесполезно было тратить теперь время на выяснение отношений с Джабиром Ташбековым, и Ялкин решил просить помощи в обкоме партии. Поделовому быстро и четко решили там этот вопрос, помогли с механизмами. К берегам канала бульдозерами нагребли земли. Специальными машинами земля была утрамбована, укреплена. Теперь по временному каналу можно было пустить воду, но вода не смогла сама пойти по цементным лоткам, так как они располагались выше уровня воды в канале. Время не ждало, и Ялкин решил использовать опыт работы на адыре Волчьи холмы. Достали насосы "Андижан", завезли в совхоз`, но установить эти насосы на рыхлых берегах канала было невозможно. Думалигадали, как поступить, и решили установить их в дренажных канавах. Канавы эти пятиметровой глубины, широкие, словно хауз, мы наполнили водой, беспрерывно поддерживая ее на нужном уров
vvне, и тогда насосы стали работать Мы поставили двенадцать насосов "Андижан" и только благодаря им полили всю эту колоссальную, в четыре тысячи гектаров, плантацию хлопчатника. Неожиданное осложнение чуть не испортило всего дела: на временном канале вода размыла дамбу, и человек пятьдесят совхозных рабочих целый день с помощью тракторов и бульдозеров заделывали место прорыва. Три с лишним недели все было спокойно, грунт выдерживал нагрузку воды, а жара, от которой люди искали спасения и прохлады, для нашего хлопка была только благом.
Как приятно было вспоминать в такие дни наш полевой стан в старом совхозе! Мы уже называли его "старым" - ему десяток лет исполнилось. Выросли деревья, посаженные нами, и уже давали тень, о которой здесь, на новых землях, можно было только мечтать: укрыться от палящих солнечных лучей было совершенно негде. Крохотные деревца здесь толькотолько прижились, их нежная зелень радовала глаз, но как далеко было еще то время, когда в их спасительной прохладе будет отдыхать человек.v Все время хочется пить, а вода, доставленная сюда на водовозе, теплая, как остывший суп, отдает ржавчиной. Жажда не проходит. Стараешься не думать о воде, приучаешь себя к мысли, что пить нужно как можно меньше. Не всегда получается. Трудно порой дышать, и как о спасительном времени думаешь, о ночи, когда жара хоть немного спадает и можно вдоволь надышаться свежим воздухом.
Спасение пришло неожиданно. Калибекака, усатый бригадирказах из соседней бригады, на одном из совещаний предложил вырыть несколько землянок.
- Человека в эту адскую, немыслимую жару сохранит сама земля! - сказал он.
Все одобрительно отнеслись к этому предложению, и уже на другой день я вывел экскаватор "Беларусь" и выкопал несколько ям глубиной в тричетыре метра. Ялкин подослал на машине доски и камыш для перекрытий. Входы в землянки, стены, полы разровняли кетменями и лопатами. Крыши покрыли досками, а на них положили толстый слой камыша, завалив землей.
Век живи, век учись... Только теперь узнал я, как землянка спасает от зноя и жары. Кажется, все огнем горит на поверхности земли, а заберешься в наше ук
рытие на часок в обеденный перерыв, завесишь вход, чемнибудь и, честное слово, подремав немного в полумраке, снова чувствуешь себя человеком.
Да, не зря люди говорят: матьземля... Она и кормит, и поит, и жизнь тебе сохраняет- не раз на ум приходила эта мысль. Вот так однажды, зайдя немного передохнуть, я вдруг услышал отрывистые гудки машины и крик Ялкина:
- Вставайте, вставайте, затопило!
Все мы, как по команде, вылетели из землянок, подбежали к крытому грузовику Ялкина. Он стоял на подножке, зацепившись согнутой рукой за полуоткрытое стекло машины, готовый в любую минуту сорваться с
места.
1. Где затопило? Где? - закричали мы все разом.
2. Канал снова размыло!.. Полезайте все, кто есть, быстро! - командовал Ялкин. - Может быть, чтото сумеем еще предпринять!
С тех пор как наступила жара, и хлопок приходилось поливать чаще. Уровень воды временного канала пришлось увеличить почти вдвое. Это был риск, конечно, и все понимали, что земляные дамбы могут не выдержать такого напора воды. Поэтому вблизи канала постоянно дежурил бульдозер, который мы с Байзаком пригнали зимой. Егото и велел мне поскорее гнать к месту прорыва Ялкин. Остановив на дороге проезжавшую машину, он посадил в нее Байзака, отдав распоряжение:
- Быстро поезжай и из соседнего совхоза звони в Учтам дежурному: пусть на головном узле перекроют воду, идущую в наш канал! Торопись!
И тотчас грузовик Ялкина вместе с ребятами рванул с места.
Бульдозер, как известно, ползает как черепаха. Подобравшись близко к месту прорыва, я увидел, что обезумевшая вода успела затопить добрую половину огромного поля. Хотелось вопить от такой несправедливости, немедленно чтото делать, чтобы не погиб урожай. Бульдозер увязал в глине. Глина в Мирзачуле какаято особенно вязкая, того гляди, застрянешь и не выберешься. Я стал отыскивать островки посуше и по ним обходить наиболее опасные места. . Люди, увязая по колено, с какимто остервенением
vvзабрасывали место прорва глиной, ветками, травой, но это, я видел, - был напрасный труд, все размывала вода. Ялкин тоже, как и мы все, босиком, штаны закатаны выше колен, рубашка насквозь пропитана потом. Подбежал ко мне, влез в кабину.
- Давай вон туда! - скомандовал брат. - Видишь кучу хвороста? Постарайся захватить его вместе с землей! Не спеши только! Осторожно с глиной, сам знаешь!
Я потянул на себя один из рычагов, другой - ослабил и, сделав все, как говорил Ялкин, двинул бульдозером землю в направлении, где была размыта дамба. Уже почти удалось заделать промоину, но я почувствовал вдруг, что гусеницы бульдозера забуксовали и стали медленно оседать.
- Довольно, не газуй! - закричал Ялкин. - Стой, стой неподвижно! - и он спрыгнул прямо в грязь.
Придвинутая мной земля хоть и не закрыла всю промоину, но частично загородила доступ к потоку. Люди торопливо бросали ветки, дерн - вода теперь их не смывала. А вскоре воду перекрыли на головном канале, это стало сразу заметно: поток, уменьшаясь на глазах, все слабел, а через некоторое время иссяк.
Теперь надо было вытаскивать увязший в глине почти до самой кабины бульдозер. Пригнали трактор и стали с его помощью вызволять машину. Не заметили, как к полю подкатила зеленая "Волга" товарища Ташбекова. Стараясь не запачкать свои блестящие ботинки, он, неуклюже перескакивая с кочки на кочку, добрался до места прорыва дамбы и подошел к Ялкину.
- Не уставать вам, Ялкин Атаджанович! Давайте хоть поздороваемся!..
Брат весьма неохотно протянул ему перепачканную глиной руку, Ташбеков с энтузиазмом потряс ее.
1. Я ведь предупреждал вас, что во временный ка нал воды надо подавать меньше, но ваши люди...
2. Не сваливайте вину на людей! - перебил его Ялкин. - Вы. еще весной, помните, должны были забе тонировать и сдать нам этот канал. Так?
1. Ну, не берите воду недели две, и мы все забето нируем, ручаюсь!
2. А разве за эти две недели наш хлопчатник не
превратится в хворост? Как вы считаете, товарищ Ташбеков?
Джабир, неуверенно, хмыкнув, покашлял.
1. Тогда что же, Ялкин Атаджанович, придется, до осени подождать! - неуверенно констатировал он.
2. Ах, теперь уже до осени! Вы же нас уверяли, что закончите бетонирование до сезона поливки!
3. Мы не успели... дорога дальняя, разве легко во зить бетон, сами посудите... - неуверенно возражал Ташбеков.
4. Проще простого, товарищ Ташбеков, все свалить на дальнюю дорогу. Мыто вот успели? Пока вы езди ли купаться на море, в Сочи, мы подняли пять тысяч гектаров целины! Понимаете - пять тысяч! - Ялкин энергично покрутил в воздухе пятью пальцами руки и, горячась все более и более, очевидно, решил выложить Ташбекову все накипевшее. Голос его охрип, но он про должал говорить громко: - Пока вы сидели o в теплом кабинете после отпуска, мы тут по снегу и льду перетас кивали, дада, именно перетаскивали волоком технику, строительные материалы. Уверяю вас, если бы вам очень хотелось успеть сдержать свое слово, вам бы ничто не помешало, товарищ Ташбеков!..
Чувствуя себя, наверное, очень неловко от такого натиска, Ташбеков все же не сдавался.
1. Вы, пожалуйста, не демонстрируйте здесь свою самоотверженность, товарищ Атаджанов! Мы приехали в Мкрзачуль пораньше вашего и трудностей видели по больше, чем вы!
2. Это все одни лишь красивые слова! Я теперь окончательно убедился: у некоторых людей слово и де ло не живут в согласии! - подытожил Ялкин.
3. Товарищ Атаджанов, а у вас, оказывается, па мять короткая! Кто добился того, что вас послали на курсы механизаторов? Кто, как не я, способствовал ва шей славе? Кто, наконец, из безвестного хлопкороба превратил вас в маяк? Это все вы не считаете делом, а? - горячился Ташбеков.
4. Не знаю, право,- несколько опешил от этих слов Ялкин. - Но с тех пор то ли вы сами изменились, то ли и тогда были таким же и стремились сделать кого нибудь, как вы выразились, маяком - чтобы в его све
vvтe самому выглядеть лучше. Не знаю, - еще раз усомнился брат. - Вот вы, что ни слово, повторяете без конца: "Хлопок - наше богатство, хлопок - наша гордость!" А взгляните хорошенько на этот затопленный хлопчатник! Если бы это и в самом деле было вашей гордостью, разве бы вы допустили, чтоб такое случилось?!
1. За это поле отвечаете вы, дорогой товарищ Атад жанов!- развел руками в притворном недоумении Таш беков. - Не мое это поле, ваше, ваше...
2. Э, да вы стали непревзойденным мастером пере валивать собственную вину на чужие плечи! - не вы держал Ялкин. - Но теперь вам это не пройдет, будьте уверены! За то, что не кончили вовремя канал, за то, что дома стоят до сей поры недостроенными, и еще за многоемногое другое! Обещаю вам: вы ответите спол на в обкоме.
3. Да не пугайте вы меня обкомом! Я с самой Моск вой разговариваю запросто! Моя компетенция - целых три республики, вам это известно? - с явным вызовом спросил он у Ялкина. - Мы подчиняемся только об щесоюзному министерству! Не забывайте этого!
4. Хорошо, не забуду! - спокойно пообещал Ял кин. - И даже напомню при случае, товарищ Таш беков.
Недели через две после этих событий в Гулистане предполагалось провести областной актив. Ялкин должен был на этом активе выступать. Ему советовали серьезно подготовиться, потому что ждали приезда самого секретаря ЦК компартии республики и республиканского министра. Ялкин, человек добросовестный и на редкость пунктуальный, чтобы не ударить лицом в грязь, просидел несколько ночей, готовя свое выступление.
Актив и в самом деле был очень представительный: в президиуме сидело много известных руководителей, людей с именем. Ялкина тоже избрали в президиум. Когда пришла его очередь выступать, он вышел на три буну и начал с того, что, по обыкновению, вызывает аплодисменты: взял большие обязательства на бу дущее.
Дело в том, что для вновь освоенных земель плановое задание в первый год обычно дается небольшое:
считается вполне достаточным, если с гектара будет собрано десятьпятнадцать тонн хлопка. Однако Ялкин, в правилах которого всегда было не довольствоваться малым, доложил на активе, что хлопок на новых землях развивается хорошо и что он дает слово: выполнить план года на сто пятьдесят процентов.
- Партия и правительство оказывают всемерную помощь освоителям Мирзачуля. Большие искусственные каналы, современные поселки городского типа известны сегодня всей нашей стране. Действительно, в Мирзачуле совершаются нынче великие дела. Государство не жалеет для нас средств, выделяет миллионы, обеспечивает всем необходимым. И за это мы благодарны от души!..
В зале одобрительно улыбаются, ктото в знак согласия кивает головой, подтверждая справедливость сказанного. Во втором ряду, совсем близко от президиума, сидит и Ташбеков. Ялкин видит его непроницаемое лицо, на котором ни одобрения, ни возражения прочитать невозможно. Встретившись с ним глазами, Ялкин продолжает невозмутимо:
- Но здесь, в строительных организациях нашего Мирзачуля, есть, к сожалению, товарищи, которые не прочь спрятаться за широкой спиной республиканского министерства, когда от них требуются какието кон кретные дела. Не буду голословным. Посудите сами, а я приведу только факты...
И Ялкин рассказал о невыполненных обещаниях Ташбекова, о неоднократных срывах сроков сдачи в эксплуатацию жилых поселков, о том, как несколько раз размывало дамбу изза нерадивости строительного руководства.
- Товарища Ташбекова, - заключил Ялкин,- я знаю с детства. Когдато он был очень скромным чело веком. Но со временем его будто подменили. Когда дало требуем от него выполнения обещаний, то всегда слышишь: "Я подчиняюсь только союзному министерст ву, я разговариваю только с Москвой!" В конце концов возникает резонный вопрос: зачем министерство держит Ташбекова на этом месте? Разве не для того, чтобы он заботился о нуждах освоителей Мирзачульской степи?
Док. 635005
Перв. публик.: 27.12.00
Последн. ред.: 27.12.10
Число обращений: 0
Наследие
|
